— А что здесь можно неправильно понять, фитюлька? — Брет снова скривил губы в улыбке, хотя от этого тон его не стал менее угрожающим. — Или ты хочешь в чем-то признаться?

— Не будьте идиотом, — Кайла не дала сорваться с языка тому, что она хотела бы высказать Брету, помимо этих слов. Не следует подвергать риску цыган, которые никому здесь не причинили вреда. Брет был вполне способен сделать вид, что он что-то неправильно понял. Разве не так он обычно ведет себя с ней?

С трудом выдавив улыбку, Кайла лишь слегка пожала плечами:

— Я всего лишь танцевала.

— Это я видел, фитюлька.

Более резко, чем ей бы того хотелось, Кайла огрызнулась:

— Не называйте меня так!

— Как — фитюлькой? — Брет оттолкнулся от дерева и спокойным, грациозным шагом направился к ней, что заставило Кайлу вспомнить о вышедшей на охоту и подкрадывающейся к добыче пантере. Он взял ее за запястье, поднес руку ко рту и холодными губами прижался к горячей ладони. — Это всего лишь ласковое обращение. Оно раздражает тебя?

Почувствовав себя неловко, Кайла смогла лишь коротко кивнуть. Все теперь уставились на них. Молодой цыган — партнер Кайлы по танцу — выпал из поля всеобщего внимания, напряжение как-то разрядилось, люди стали потихоньку расходиться. Уголком глаза Кайла заметила, что Годфри остался на прежнем месте.

— Но почему ты злишься, когда я называю тебя фитюлькой? Вероятно, есть и другие, более подходящие слова, но это мне кажется вполне безобидным.

Кайла вырвала руку.

— Я не фитюлька, не безделушка и не хочу, чтобы на меня смотрели как на безделушку или называли так.

— Ну, в этом ты ошибаешься. — Брет взял ее под руку и повел с поляны, освещенной вечерним светом и кострами, мимо Джованни, мимо разрисованного фургона с огромными колесами.

Кайла увидела взмыленную лошадь, ожидавшую поодаль, и нисколько не удивилась, когда он двинулся в ту сторону. Повернув Кайлу к себе лицом и прижав спиной к вздымающемуся влажному боку животного, Брет посмотрел ей в глаза.

— Фитюлька — это симпатичная игрушка или малоценная безделка. Вроде тебя, Кайла. Славная, красивая, которую всегда можно заменить другой. — Он провел пальцем по щеке и дотронулся до дрожащих губ девушки. — Так что, как видишь, вполне подходящее имя.

Кайла ударила его по руке и, задыхаясь от гнева, прошипела:

— Будь ты проклят!

— Меня проклинают уже много лет, фитюлька. Так что не ты первая шлешь проклятия на мою голову… Поехали, иначе скоро станет темно и не будет видно дороги.

Не дав ей времени возразить, он обнял ее за талию и посадил на лошадь. И так же быстро, не позволяя ей опомниться, вскочил в седло и потянулся за поводьями. Продолжая клокотать от гнева, Кайла откинула прядь волос, упавшую ей на глаза, и увидела стоящего неподалеку Годфри, который все так же безмолвно наблюдал за ними. У нее шевельнулась слабая надежда.

— Годфри…

— Я увижусь с вами обоими дома, мисс Ван Влит.

Это был отказ, своего рода умывание рук, и Кайла отступила. В какой-то момент она даже подумала, что этот высокий словоохотливый индеец, поначалу так ее напугавший, примет в ней дружеское участие. Теперь стало очевидным, что она ошиблась.

Годфри что-то сказал Брету на своем странном языке — должно быть, это был язык команчей. Ответ Брета, резкий и гортанный, походил скорее на рычание, чем на человеческую речь. Затем он направил лошадь по тропе, которая вилась среди деревьев. Между стволами темнел молодой подлесок, и если раньше молодые деревца казались нежными и дружелюбными, то сейчас в них было что-то пугающее. Кайла всем телом ощущала близость Брета, исходящий от него жар, чувствовала взгляды, которые он то и дело бросал на ее ноги, выглядывающие из-под короткой цыганской юбки. Проклятие! Ее одежда осталась в большом деревянном фургоне, в котором пахло специями и дымом, а она едет сейчас в короткой широкой юбке и тонкой кофточке, едва прикрывающей грудь.

На миг Кайла увидела себя со стороны, в этой хлопчатобумажной кофточке, свободно спадающей с плеч, в тоненькой юбке, которая, как живая, вьется при каждом шаге, без нижнего белья. Ну да, на ней были еще ботинки и чулки. Понятно, почему Брет так отреагировал — вырядилась она довольно вызывающе. Хотя, если рассуждать логично, она не дала ему никаких оснований для подозрений. Было бы сущей глупостью затевать флирт под самым носом у Годфри. Это попросту невозможно, хотя Брет, очевидно, счел это вполне вероятным. А может, он просто использует любой повод, чтобы сорвать на ней зло?

Постепенно Кайла укрепилась в правильности своего предположения, почувствовав его затрудненное дыхание. Длинные тени ложились на дорогу. Кайла зажмурилась, когда они выехали из зарослей на свет предвечернего солнца. Она попыталась одернуть юбку и услышала насмешливый голос Брета:

— Слишком поздно играть в скромность, фитюлька.

Кайла дернула за повод, но Брет жестко пресек ее попытку освободиться. Она сердито сверкнула глазами:

— Отпустите меня!

— Нет.

Его руки, словно железные обручи, обвились вокруг ее талии, не давая ей вздохнуть, и она прекратила сопротивление, умудрившись лишь небрежно пожать плечами.

— Должно быть, вы испытываете чувство превосходства, когда ведете себя как настоящее животное.

— За восемь дней я получил о тебе такую любопытную информацию, фитюлька, что уже успел испытать чувство превосходства.

Что-то в тоне Брета подсказало Кайле, что причина его злости кроется не только в ее участии в танце, и она на всякий случай замолчала. Пока она не узнает подлинную причину его гнева, не стоит его злить.

Солнце опускалось к горизонту, свежий ветерок постепенно превратился в холодный, тонкая кофточка и короткая юбка Кайлы плохо защищали ее от холода. Она стала дрожать. Брет негромко засмеялся:

— Трусиха. Неужели тебя не мучает любопытство? Неужели тебе не хочется узнать, что я узнал про тебя? Или ты уже знаешь? Конечно же, ты должна знать. Иначе отчего бы тебе вот так дуться и молчать?

— Предпочитаю думать, что это нечто загадочное.

Ее холодный ответ застал Брета врасплох. Некоторое время он молчал, а затем снова рассмеялся. На сей раз не ехидно, а откровенно весело. Кайла смотрела на его руку, держащую поводья, которая по сравнению с белым манжетом рубашки казалась очень смуглой, даже темной. Умные руки. Сильные руки. Мужские руки. Не такие, как у большинства англичан, — бледные, с гладкой кожей, изнеженными тонкими пальцами. В мужских руках, подумала Кайла, есть что-то красноречивое. Они, пожалуй, хорошо раскрывают характер и натуру. Нежные руки — нежная жизнь, грубые руки — суровая жизнь. Применимо ли это к Брету?

Похоже, нет. Он весьма богат, принадлежит к аристократии, хотя и прожил долгие годы за границей. Если бы он был изгоем, его бы определенно не принимали в высшем свете. Как, например, ее, парию, не имеющую возможности даже выйти замуж.

— Однако ты остра на язык, — пробормотал он у нее над ухом. Горячее дыхание опалило ее щеку и вызвало дрожь в спине. Брет еще теснее сомкнул руки вокруг ее тела, словно желая согреть. — Тебе надо было одеться должным образом. Я знаю, что портниха уже приходила. Где твоя одежда?

— Я… Санчия сказала, что я не смогу танцевать в костюме для верховой езды, и одолжила мне свою одежду. — Все это прозвучало как-то неубедительно и глупо, однако Брет не засмеялся, а лишь недовольно пожал плечами.

— Если ты и впредь станешь обменивать дорогие бархатные вещи на дешевые ситцы, я вынужден буду предложить тебя другому опекуну гораздо раньше, чем планировал.

Раздраженная не столько его словами, сколько спокойной уверенностью в том, что она охотно согласится перейти в руки другого мужчины, Кайла резко повернулась и свирепо посмотрела на Брета.

Предвечернее солнце огнем отражалось в его глазах, делая взгляд похожим на волчий. Рот его скривился в усмешке. Сейчас он выглядел настолько опасным и грозным, что лучше его не провоцировать ни на какие действия, подумала Кайла и ограничилась краткой репликой:

— Ваш намек оскорбителен, сэр.

— Намек на то, что тебе требуется не один тугой кошелек? Красивые женщины редко обходятся дешево, даже начинающие.

— Я так понимаю, что вы не будете возражать, если я найду кого-то другого. Что ж, очень удобно. Возможно, ваша светлость, вы можете указать мне какого-нибудь богача, чтобы я не тратила попусту время на тех мужчин, которые могут позволить себе лишь смотреть со стороны, а не обладать. Во всяком случае, это избавит всех нас от многих неудобств, вы не находите?

— Я нахожу, что ты делаешь все, чтобы создать эти неудобства. Иначе бы не выставляла напоказ свои прелести, танцуя перед мужчинами, которые только и способны наскоро завалить тебя в кустах. Я прихожу к выводу, что после потери девственности ты довольно быстро подошла к тому, чтобы торговать собой.

— Какая же вы скотина! Остановите лошадь и немедленно спустите меня на землю! Как будто такой человек, как вы, способен судить о нравственности! Я не поеду дальше с таким презренным типом, как вы, отпустите меня, иначе…

Рука Брета стиснула ее бедра с такой силой, что Кайла задохнулась, прервав поток гневных слов.

— Довольно!

Это единственное слово было произнесено вполголоса, но прозвучало настолько угрожающе, что гнев ее угас и она тут же вспомнила, что ей следует действовать более осмотрительно. Когда Брет ослабил тиски, Кайла сделала глубокий вдох и прикусила нижнюю губу.

Тихий смех Брета прозвучал над самым ее ухом.

— Оказывается, ты все еще способна демонстрировать характер. А то я уж было решил, что ты разучилась шипеть, как кошка.

— Зато я не забыла, каким невыносимым можете быть вы.

— Осторожно, принцесса. Подумай о том, что ты, возможно, затеваешь нечто такое, с чем тебе не справиться.

— Вы сами затеяли все это, Брет Бэннинг! Вы можете сколько угодно заявлять, что не хотите находиться здесь и вам не нравится быть герцогом, но все ваши действия противоречат вашим пустым словам! Вы обманщик и лжец!

Кайла съежилась, чувствуя, как сжались тиски его рук. Задыхаясь от гнева, она нашла в себе силы повернуться к нему.

Кайла встретила холодный, пронизывающий взгляд Брета. На его скулах играли желваки. Что он представляет собой на самом деле? Кайла почувствовала, что к ее гневу примешивается любопытство. Он нередко приводил ее в ярость, но в не меньшей степени и озадачивал. За последние недели она хорошо изучила его тело, а вот о нем самом знала все так же мало. Она не знала, чего он хочет на самом деле, почему остался в Англии, если ему так не терпится вернуться в Америку. Дело было вовсе не в замужестве кузин. Кайла была в этом совершенно уверена. Брет Бэннинг не такой человек, чтобы его беспокоили подобные мелочи. Он мог бы поручить вдовствующей герцогине заняться всем этим и устраниться от дела. Так почему он все еще здесь?

Однако вместо того чтобы спросить об этом Брета, Кайла сердито сказала:

— Зачем нам так быстро ехать? Вы могли бы позволить мне сесть на мою лошадь…

— Так лишь кажется…

Он не стал больше ничего говорить, а лишь пришпорил лошадь, и беседовать при таком аллюре стало невозможно. Кайлу раздражало, что Брет так мало думает о ней, что он увез ее от Годфри, словно капризную шлюху, хотя сам отсутствовал целую неделю. Он знал о ней все, почти все знал о Фаустине. Не было секретом, что его барристеры выудили о ней всю возможную информацию. Так что нового мог узнать Брет? Что его так ужаснуло?

Да, конечно же, ничего нового. Все объясняется его привычкой бросать злобные реплики, чтобы посильнее уколоть ее, чем бы это ни было вызвано. Он словно пытался возложить на нее вину за то, что похитил ее с бала у леди Сефтон. Но разве у нее нет права желать того, что принадлежит ей? Насколько она поняла, Брет Бэннинг относится к тому типу людей, которые не намерены отдавать то, что считают своим. А почему все должно быть иначе, если дело касается ее? Лишь потому, что она женщина? Кайлу прямо-таки подмывало высказать все это Брету, и было непросто сохранить невозмутимость и самообладание. Когда они подъехали к парадному входу, он буквально стащил ее с лошади и бросил:

— Иди в дом и дожидайся меня.

Было так соблазнительно сказать в ответ что-нибудь отчаянно грубое, вроде той фразы, которую она подслушала у слуг. У Кайлы просто на языке вертелось «А пошел ты!». Вероятно, люди, подобные Брету, только такие слова и способны понимать. Однако это сразу поставило бы ее на ту ступеньку общественной лестницы, где, как он считал, и есть ее место. В ее же задачу входило холодной сдержанностью показать, что она не принадлежит к числу подобных женщин.

Однако когда Кайла гордо поднималась по лестнице, игнорируя удивленные, любопытные взгляды миссис Линч и даже Сюзан, у нее невольно шевельнулась мысль, что, возможно, она и в самом деле стала падшей женщиной. Пускай не по своей воле, а в силу обстоятельств. О Господи, неужели ей постоянно придется опровергать сложившееся о ней мнение? Неудивительно, что бедная мама сбежала из Англии. Жить в качестве прислуги, связанной кабальным договором, показалось ей предпочтительнее, нежели испытывать постоянное презрение со стороны людей, которые некогда были друзьями.

Ситцевая юбка хлопала Кайлу по икрам, когда она проходила мимо мраморных статуй в холле и поднималась по ступенькам лестницы. Шла она, гордо выпрямив спину, словно возвращаться домой в подобном наряде было для нее в порядке вещей. Когда-то тетя Селеста заметила, что леди может пройти почти через все, если делает это элегантно. Пожалуй, сейчас дело обстояло не совсем так, как хотелось бы Кайле.

Однако это вовсе не означало, что она должна позволить Брету запугать ее. Пусть он и герцог Уолвертонский, но у нее есть гордость, и существуют определенные границы, за которые она не позволит выйти.

Когда явился Брет, Кайла сидела у маленького туалетного столика и расчесывала волосы. Она подняла глаза и встретилась с его взглядом в зеркале. Кайла продолжала водить щеткой, прислушиваясь к треску шелковистых волос, механически накручивая прядь на палец. Она старалась не смотреть на его лицо. Почему он так на нее уставился? Почему так холоден? Под его взглядом Кайла почувствовала неловкость. Нужно взять себя в руки и сохранить по крайней мере внешнее спокойствие. Ведь лишь это ее и поддерживало, поскольку она чувствовала себя уязвимой и хрупкой, как пустая яичная скорлупа.

Брет направился к ней, ступая по ковру мягко и неслышно, как кошка, что заставило Кайлу занервничать еще больше. Проклятие, он хочет вывести ее из себя, заставить смутиться. Ну нет, она не позволит проделать ему это! Она будет изображать безразличие, что бы он ни сказал.

Однако все оказалось не так просто, когда Брет, наконец-то поймав ее взгляд в зеркале, произнес негромким хриплым голосом со странным выражением лица:

— Тебе следовало рассказать мне о лорде Брейкфилде, Кайла.

Она непонимающе уставилась в отраженное в зеркале лицо Брета.

— О лорде Брейкфилде?

Брет ухватил ее за волосы и повернул лицом к себе. Теперь перед ней было не его отражение в зеркале, а он сам.

— Да, о лорде Брейкфилде. Графе Нортуикском. Или ты станешь притвориться, будто не понимаешь, о чем я говорю? Господи, неужели ты не понимаешь, что все могло бы быть иначе?

Что-то в его тоне сказало Кайле, как сильно он удивлен и раздосадован, хотя причина тому и не была ей ясна.

— Я припоминаю, что была представлена лорду Брейкфилду у леди Сефтон, но не понимаю, почему это столь важно сейчас.

Брет намотал на руку ее длинный локон и запрокинул ей голову назад. Другая рука погладила ее по шее. Прикосновения грубоватой ладони были мягкими и деликатными.

— Ты должна была сказать мне об этом, Кайла.

— В самом деле, Брет, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. Что я должна была сказать? Что лорд Брейкфилд показался мне довольно неприятным типом с красными глазами и дряблым лицом? Я по-прежнему не могу понять, с какой стати мы должны говорить о нем?

— И все-таки лучше было бы услышать о нем от тебя, чем от людей. — Брет резко отодвинулся от Кайлы, встал сбоку, прислонился плечом к стене и, подняв бровь, посмотрел на нее с издевательской улыбкой. — Я не думаю, что для тебя так важно сохранить внешние приличия.

— В конце концов, о чем вы говорите?! — Недоумение Кайлы сменилось раздражением, она схватилась за щетку и сердито сверкнула глазами на Брета.

— О Брейкфилде и твоей матери Фаустине Оберж, проститутке для богатых… Правда ли, что она продала тебя ему, моя дорогая? Или же это лишь еще один беспочвенный слух — как и слухи о твоей блестящей родословной и твоей удивительной скромности?