Воспевая утреннюю звезду

      Лицо Адама утратило свое бесстрастное выражение. Теперь оно отражало холодный яростный пламень. Примерно это он и предполагал, но наконец получил подтверждение, что его брата убили, чтобы заставить молчать. Вот почему Уилфрид был в шоке, когда Адам появился и заговорил о письме Элфрика, именно это побудило епископа подослать к нему убийц.
      – Епископ, принц и приближенный короля, которому доверено присматривать за принцем, а также две друидских колдуньи, – Адам перечислял заговорщиков, сдерживая отвращение и удивляясь странной компании, которую собрала вместе жадность.
      Мрачное выражение лица золотоволосого лорда не испугало Мейду и она быстро добавила:
      – Но все они – маленькие ручейки, и только слившись, они образуют большой поток, который, в свою очередь, сольется с другими потоками, чтобы превратиться в океан неодолимой силы.
      – Что же это за реки, которые должны слиться, чтобы образовать океан?
      Этот спокойно заданный вопрос не вязался с пламенем, бушевавшим в глазах Адама.
      – Захватив Трокенхольт, они хотели присоединить его земли к монастырю Уинбюри, а это уже было бы серьезной основой для их будущего могущества. – Мейда старалась подбодрить себя, представляя поражение Саксбо и его сторонников. – Епископ Уилфрид говорил, что если захват Трокенхольта пройдет успешно, то в этом случае король Мерсии поклялся оказать ему поддержку в борьбе за корону у короля Эсгферта.
      Лицо Адама было холодным и бесстрастным, оно ничем не выдало его удивления. Он предполагал, что младший принц может предпринять попытку захватить корону, хотя вряд ли станет править сам, но он никогда не думал, что один из пяти саксонских королей присоединится к заговору. Это был очень зловещий признак. В таком случае было особенно важно, чтобы конфликт разрешился прежде, чем он перерастет в войну между королевствами. Он понимал, как понимали это епископ и Хордат, что если начнется подобная война, Нортумбрию раздерут на мелкие кусочки.
      – Они никогда не захватят Трокенхольт. – В словах Ллис была непоколебимая уверенность. – Принц Талачарна Кай – верный союзник Вулфа, и он настороже. Если он услышит о том, что соседу, граничащему с ним, что-то угрожает, он спустится с гор со столь значительными силами, каких епископ и его заговорщики не ожидают. – Она слегка тряхнула черными кудрями. – Силы кимвров и фрид Вулфа смогут противостоять Саксбо и епископу, и изменники никогда не достигнут желанной цели.
      Несмотря на многочисленность врагов, в этом Ллис была уверена. Действительно ли силы кимвров окажутся столь многочисленными, как думала Ллис, выяснится, если ситуация станет настолько опасной, что придется прибегнуть к их помощи. Если то, что говорила Мейда, было правдой, – а Ллис была уверена, что девушка не выдумывает, – то ситуация уже опасна. Именно ее и предсказал Глиндор, когда говорил о сгущающейся тьме в момент, когда силы природы находятся в беспокойном состоянии.
      Ллис взглянула на Адама, чтобы понять, была ли хоть какая-нибудь польза от ее попытки его ободрить. Но в его лице она видела удивление и подозрительность. Золотистые брови нахмурились, и она поняла, что Вулф предпочел не рассказывать ему о договоренности с принцем Каем, достигнутой во время долгих совместных поездок по лесам. Но учитывая нежелание Вулфа полагаться на обещания, данные не ему самому, а Глиндору, и не следовало этого ожидать.
      – По настоянию Ивейна и Глиндора Кай из года в год публично подтверждал свою клятву прийти на помощь Вулфу, когда эта помощь потребуется. – Ллис верила, что принц Кай сдержит данное слово, но она предпочла бы, чтобы Вулф сам рассказал об этой договоренности Адаму. Она сомневалась, что он поверит ее словам, если они не будут ничем подтверждены. – Уэльсцы серьезно относятся к своим клятвам. Если Кай откажется от данного обещания, под угрозой окажется его трон, потому что в этих краях принц занимает трон не только благодаря своему происхождению, но и по воле свободного народа. Поэтому ты понимаешь, Мейда, – Ллис ласково улыбнулась девушке, чьи нахмуренные брови свидетельствовали о ее смущении и о том, что она пытается понять сказанное, – что земли, о которых ты говорила, никогда не будут объединены.
      Ллис говорила авторитетно, как человек, хорошо знакомый с принцем Каем. Она хорошо знала, как сильно доверял принц Глиндору после бескровной победы, одержанной над предшественником Кая Вортимером, когда тот попал в очень унизительное положение. Победа была одержана с помощью колдовства, и это событие запомнилось современникам как «великая гибель птиц». И в этом деле Ллис и Ивейн помогали Брине.
      Когда Ллис закончила говорить, Мейда неохотно объяснила, какой ужасный план придумал епископ, чтобы лишить Трокенхольт поддержки Уэльса:
      – В этой части Нортумбрии известно о деле, связанном с «великой гибелью птиц», и, зная о нем, епископ привлек для осуществления своих планов двух колдуний. – Лицо Мейды было мрачно, на нем отражались страх и сожаление. – Гита поклялась, что когда Кай призовет своих подданных к оружию, его призыв не будет воспринят должным образом, потому что Гита разрушит веру народа в могущество Глиндора.
      – Гита не сможет этого сделать! – Ллис спокойно улыбнулась, но на душе у нее было печально. Она понимала, что именно эту битву предвидел Глиндор. Брина сказала, что старый колдун приветствовал эту битву как конец своего земного существования.
      Вера Ллис в своего наставника или же в обещанную помощь принца Кая не успокоили Адама. Независимо от того, какие обряды могут выполнить друидские колдуны, он был совершенно уверен, что предстоящая битва будет выиграна или проиграна силой оружия и хитростью.
      Заметив, что Адам не способен поверить в помощь Талачарна, и не имея возможности убедить его в этом другим способом, Ллис переключила свое внимание на Аню. Девочка опять сидела на матрасе у камина и слушала разговоры о войне. Маленький подбородок был храбро поднят, хотя в широко раскрытых светло-зеленых глазах была видна тревога.
      – Ты поможешь мне поискать? Аня удивленно взглянула на нее:
      – Поискать что?
      – Поискать еды, чтобы накормить двух могучих воинов, которые голодны и поэтому сердиты как волки.
      С притворным страхом Ллис украдкой взглянула на Адама. На губах его была лукавая усмешка, он поддразнивал Аню, изображая хищника, преследующего беззащитную жертву. Он зарычал по-волчьи, но в его голосе чувствовались бархатные ноты.
      Аня хихикала, и от ее смеха у всех на душе стало легче. Дурачество продолжалось: Аня встала на отцовский стул и, изображая хозяина, отдающего указания своим слугам, стала приказывать взрослым, в каких корзинках, стоявших на полках, следует поискать еду.
      Это был поздний обед. Странное общество собралось за столом: ребенок, лорд, колдунья, стражник и рабыня. Доски стола были выскоблены добела, так что не было необходимости накрывать их скатертью.
      Мерцающий свет многочисленных свечей усиливался серебряным блюдом, на которое их поставили. Собравшиеся быстро подкрепились холодным соленым мясом, ярко-желтым сыром и кусками вчерашнего хлеба. Еда была простой, но добрые чувства присутствующих друг к другу придавали застолью теплоту. Все сознавали грозившую им опасность, которую еще предстояло встретить. Влажной тканью они вытерли руки после десерта, завершившего обед – чудесных свежих персиков. Как только с едой было покончено, Ллис подняла Аню, легкую, как перышко, отнесла в крошечную спаленку и уложила в постель.
      Уход Ани с Ллис послужил для оставшихся сигналом к окончанию обеда, и все встали. Адам отправился к камину. Ему нужно было многое обдумать. Однако постоянно меняющийся рисунок пламени был похож на его мысли, поскольку его терзали сомнения. К тому же он был крайне недоволен собой, потому что не мог выбросить из головы прелестную колдунью, а это мешало ему спокойно все обдумать и взвесить. Тогда он взял длинную палку и с большим усердием, чем того требовало дело, принялся ворошить поленья, стараясь оживить пламя, чтобы угли горели всю ночь.
      Вернувшись в зал. Ллис увидела, что Пип и Мейда удалились в темный угол, чтобы провести еще несколько мгновений вместе. Адам сидел на стуле у камина и помешивал поленья в очаге, полностью поглощенный этим занятием.
      Ллис решила, что сейчас лучше всего будет незаметно проскользнуть в свою спальню, не беспокоя человека, который весь этот долгий день старательно показывал, что у них нет ничего общего. Это разрывало сердце Ллис, хотя и в глубине души она надеялась, что это не так, плечи ее поникли под тяжестью грустных мыслей. Счастье было таким недолгим! Она уже прошла к себе, когда неожиданно услышала обращенные к ней слова:
      – Я умоляю простить меня за все зло, что я вам причинил.
      Слова эти прозвучали рядом с ней и были подобны тихим раскатам грома. Ллис быстро обернулась и увидела, что золотоволосый мужчина, который занимал все ее мысли, стоит в дверях ее спальни. Воспоминания об их близости были для нее драгоценны, хотя и причиняли боль. Увидев его рядом с собой, Ллис ощутила сильное волнение, мысли ее путались, кровь стучала в ушах, и она не понимала, что он сказал.
      Адам заглянул в синие глаза, ставшие почти черными. Понимает ли эта женщина, только что расставшаяся с девственностью, как она обольстительна? Несмотря на проведенную вместе ночь, о которой он заставлял себя не думать, он приказал себе отступить. Вулф оставил эту девушку на его попечение. Адам собирался выполнить долг опекуна, но на самом деле это от него нужно было ее защищать. Он виноват, но больше такого не повторится.
      После ночи, проведенной с Адамом, Ллис уже научилась понимать, насколько сильно его желание, и, когда он отодвинулся, она шагнула к нему. В душе она понимала, что сейчас он пришел не за тем, чтобы провести с нею еще одну упоительную ночь, но она чувствовала, что вот сейчас ей предоставляется может быть последняя возможность провести еще несколько мгновений в объятиях человека, которого она любила. Она уже знала, как легко он может отвернуться от нее – от колдуньи, которой он не доверял. Это мрачное воспоминание добавило ей решимости не дать ему просто уйти.
      Опасаясь, что другой такой возможности у нее не будет, Ллис положила руки ему на плечи и прижалась щекой к широкой груди. Она слышала волнующий звук ударов его сердца – оно стучало так же сильно, как ее собственное. Она потерлась щекой о крепкую стену закрытых шерстяной тканью мускулов и улыбнулась, чувствуя, как его тело ответило на ее объятие. Этот невольный ответ вызвал рой волнующих воспоминаний. Она помнила ощущение его крепкой бронзовой кожи и жестких волос – очень приятное ощущение.
      Стремясь погасить пламя, раздуваемое восхитительным прикосновением нежных грудей к его телу, Адам крепко сжал зубы. Он лгал себе, когда думал, что наедине ему будет легче попросить у нее прощения, и под этим предлогом обнял ее и заставил сделать шаг в маленькую спальню. Оказавшись здесь, он понял, что совершил ошибку. Легким толчком он закрыл дверь, и они остались одни в крошечной комнатке, освещаемой слабым светом свечи.
      Обозвав себя дураком и намереваясь отодвинуть Ллис от себя, он скользнул сильными руками под облако густых черных волос, чтобы обхватить ладонями покатые плечи. Ему удалось откинуть их назад, и, когда она взглянула в его лицо, глаза ее были затуманены желанием, столь же сильным, как и его собственное. Но самую большую ошибку он совершил, опустив взгляд на холмы пышных грудей, такие нежные, такие близкие.
      Исполненная желания, Ллис перестала дышать. Когда золотистые глаза любимого смотрели на нее, она ощущала его взор как жаркую ласку. Он вновь посмотрел ей в глаза, и она утонула в золотом огне, а тепло его тела все больше притягивало ее. Она таяла, как воск тает в огне.
      Адам чувствовал дрожь прелестного тела, прижатого к нему. Он слышал свое прерывистое дыхание и чувствовал, как кипит в нем кровь. Он понял, что взяв ее однажды, он не утолил желания – оно стало еще сильнее. Из груди его вырвался тихий стон.
      Сквозь туман страсти Ллис услышала этот звук и почувствовала, что он готов ее оставить. Чтобы помешать этому, она запустила тонкие пальцы в его золотые волосы. Сама того не зная, она искушала его.
      Адам забыл о своих благих намерениях, когда острый конец языка девушки коснулся его верхней губы. Увлекаемый страстью, он уступил отчаянному желанию еще раз испить нектар этих соблазнительных губ. Сминая ее обольстительное тело, он крепко обнял Ллис и жадно и страстно поцеловал, представив ей еще одно доказательство того, чем она рискует, провоцируя такого опытного хищника, как он.
      Вновь ощутив властные губы Адама, Ллис слегка приподнялась и крепче прижалась к нему, словно проверяя, насколько он владеет собой. Это было уже слишком для его знаменитой сдержанности. Чего он стоит, если колдунье так легко удается его обольстить?
      Резко прервав поцелуй, Адам взглянул на женщину, которую держал в объятиях. Она дрожала, нежные щеки порозовели от страсти, губы были влажными и слегка припухшими от поцелуя. Она была так обворожительна, что он опять подумал, не вызвана ли ее привлекательность колдовством.
      Он понял, что ошибся, уступив желанию побыть наедине в ее обществе, и это было плохо для них обоих. Однако эта мысль не смогла охладить кипение крови в его жилах. И в самом деле, его решение никогда больше не стремиться к близости с этой женщиной только усилило желание в последний раз ощутить ее прелесть. Различие в их духовном наследии было гарантией того, что она никогда не будет ему принадлежать. Этот факт накладывался на многие другие. Ему казалось, что многочисленные темные силы бросают ему вызов.
      И хотя ему страшно хотелось никогда не отпускать эту женщину, он ослабил объятия: если он еще в силах владеть собой, то должен сделать это теперь, немедленно. Он же пришел просить прощения за то, что лишил ее невинности – благое намерение, которое угрожало только усугубить его вину!
      Все еще во власти желания, Адам ласково отпустил Ллис. Она прислонилась к холодной стене и смотрела, как Адам тихо уходит и утешала себя тем, что говорили ей крепко сжатые губы мужчины – положить конец объятиям ему было не легче, чем ей.
      Когда она осталась одна в своей спальне, освещенной мерцающим пламенем свечи, ее густые ресницы упали на нежные щеки, словно были не в силах выносить груз увиденного. Она изо всех сил старалась рассуждать здраво, несмотря на то, что произошло. Она предполагала, что так и будет, но от этого ей не становилось легче. Она решительно напомнила себе, что его уход можно считать благословением. Она должна быть благодарна, потому что теперь вновь в состоянии ясно мыслить, и ясность разума не смущало обаяние мужчины – этого саксонца, который презирал и ее, и то, что было ей дорого.
      Ха! Природная честность Ллис посмеялась над этим самообманом.
      Нет, никогда она не сможет освободиться от воспоминаний о его запахе, о вкусе его губ, о тех ощущениях, которые она испытала с ним. Она была неправа, когда позволила ему стать центром ее вселенной. И как она уже раньше признавала, несмотря на все ее усилия, она не сможет победить эту злополучную любовь. Он стал ее неотъемлемой частью.
      В душе она чувствовала боль и опустошение, в глазах ее стояли слезы.

ГЛАВА 15

      Ллис открыла глаза. В ее комнатке без окон было почти совсем темно. Обычно ее освещал только свет нескольких угольков, которые Ллис на ночь складывала в небольшой железный полуприкрытый горшок. От этих угольков она по утрам зажигала свечу, чтобы приготовиться к новому дню.
      Но вчерашний день был переполнен событиями и, отправляясь спать, она забыла принести свежих углей. Однако сейчас горшочек был на своем месте и в нем светились угольки. Это означало, что рабы уже трудятся. Видимо, кто-то из них увидел на полке горшок с остывшими углями и, наполнив его свежими, принес к ней в комнату.
      Было приятно, что кто-то о тебе заботится. Но настроение у Ллис было неважным. Она зажгла свечку от яркого уголька, и в комнатке стало веселее, но на душе лежала тяжесть. Если даже не принимать в расчет боль неразделенной любви, осталась еще тревога за Вулфа и ожидаемое в ближайшее время нападение врагов на Трокенхольт. Оставалась и гораздо более серьезная опасность – темные силы друидов-перевертышей, о которых предупреждали Глиндор с Ивейном. Сейчас эти темные силы обрели конкретные имена, но было совершенно непонятно, как с ними бороться.
      И вдруг Ллис услышала отчетливый упрек, словно сам белый кристалл заговорил с ней: черный медальон! Многочисленные хлопоты и опасности минувшего дня не оправдывали ее забывчивости: она должна была помнить, что присутствие медальона в доме само по себе опасно. Ей следовало отдать его Глиндору, как только Адам привел ее в Трокенхольт. Но отношение Адама к ней после страстной ночи очень обескураживало и отвлекало ее мысли, а потом она была очень обеспокоена конфликтом, возникшим между Адамом и старым колдуном; к тому же вскоре Глиндор с Ивейном молча покинули дом. Позже, когда она переодевалась, чтобы сменить вишневое платье Элис на свое, более простое платьице, она обнаружила свою сумочку и свой кристалл. Она очень обрадовалась, потому что теперь могла спрятать сумочку Элис вместе с медальоном где-нибудь вне дома. Конечно, сделать это нужно было осторожно, убедившись в том, что треугольник повернут вершиной вверх.
      Ллис выпрямилась, и в ее ярко-синих глазах блеснула решимость. Она должна как можно скорее отдать медальон Глиндору. Он знает, как положить конец угрозе, идущей от темных сил друидов-перевертышей. Если бы она только знала, где найти старого колдуна…
      Несмотря на то, что в крошечной комнатке не было окон и Ллис не могла видеть, что происходит за ее пределами, она знала, что солнце уже встало. Она предполагала, что теперь было уже позднее утро, потому что вчера долго не могла уснуть. Забылась уже на рассвете.
      Ллис встала и оглядела свои немногочисленные платья, висевшие на колышках рядом с дверью. Она выбрала свое любимое синее платье, то самое, которое с нее сняли похитители и которое было заменено монашеским одеянием. Именно в нем Элис вошла в Трокенхольт, одетая, как Ллис.
      Ллис хотелось хорошенько помыться, но с этим придется обождать, пока не будет принесена свежая вода из ручья. Понимая, что сегодня она встала поздно, Ллис быстро надела выбранное платье. Продевая руки в рукава, Ллис подумала: в каком платье покинула Трокенхольт Элис? Она еще раз оглядела свой немногочисленный гардероб и увидела, что Элис выбрала платье, которое было тесновато Ллис и поэтому она редко его надевала. Наскоро расчесав спутанные черные кудри, она тихонько вышла в зал, где Пип уже пытался разжечь камин, и услышала хорошо знакомый голос дорогого ей человека, у которого она вчера так хотела получить поддержку, и пошла прямо к нему.
      – Это правда. – Глиндор кивнул и на темной одежде заплясали седые волосы, густые, несмотря на его почтенный возраст. – По нашей просьбе принц Кай расставил в лесу часовых. Они будут следить и немедленно доложат о любом подозрительном движении или появлении вооруженных людей, приближающихся к границам Трокенхольта.
      Адам недоверчиво улыбнулся. Ллис не удалось убедить его, что уэльский принц может быть достойным союзником и что можно использовать его силы как дополнительную линию обороны. А если это не удалось молодой и обольстительной красавице, то вряд ли удастся и старому колдуну.
      – Гм, – Глиндор тихо выразил свое возмущение плохо скрытым пренебрежением, проявленным саксонцем в отношении предложенной помощи.
      Хотя он нередко подозревал Вулфа, супруга своей внучки, в таком же недоверии, но у Вулфа для этого все же были кое-какие основания. Некогда Вулфа хотел атаковать уэльский принц Вортимер, который поднял восстание против короля Нортумбрии. У этого же саксонца подобного основания не было.
      Адам спокойно встретил проницательный взгляд из-под густых бровей. Он видел раздражение Глиндора, но не желал вступать в молчаливую битву. Он понимал, что старый колдун ждет, что он проявит свой характер.
      Ллис видела, что назревает новый конфликт между Глиндором и Адамом, сидевшим за большим столом, и тотчас же устремилась к ним. Здесь же сидел и Ивейн, на коленях которого устроилась Аня. Они оба внимательно слушали.
      – Мы узнали неприятную новость о другой опасности, о которой вам следует знать.
      При звуке мелодичного голоса Ллис Адам тотчас же переключил внимание на подходившую к ним изящную фигурку.
      – Я рассказал им о ранении Вулфа и о том, что Брина его лечит, – счел нужным объяснить ей Адам, чтобы ей не было необходимости повторять уже рассказанное.
      – Я не об этом. – Ллис слегка покачала головой, тряхнув массой черных кудрей и глядя на старого колдуна. – Я имею в виду то, что Мейда вчера рассказала нам. – Ллис через плечо взглянула на сидевшую в темном углу Мейду, которая, не понимая языка кимвров, тем не менее внимательно прислушивалась к разговору, и перевела взгляд на Глиндора. – Эта старшая колдунья Тита поклялась епископу, что помешает принцу Каю призвать его народ к оружию, поскольку разрушит веру людей в ваше могущество.
      Несколько мгновений казалось, что это известие не тронуло колдуна, но вот его мрачное настроение сменилось радостным хихиканьем. Потом его голос загрохотал так, словно он собирался разрушить стены:
      – Именно эту битву я и предсказывал! Ученики Глиндора прекрасно поняли таинственное значение этого замечания. Но не Адам. Его все больше раздражали эти разговоры колдуна о непонятной битве в такой момент, когда им угрожала реальная опасность. Тем не менее он постарался сдержать свое раздражение, сказав себе, что может еще немного подождать.
      Ответ Глиндора подтвердил опасения Ллис: так или иначе, но вызов Гиты закончится смертью ее наставника. Глиндор сам давно стремился к такому концу и уже как бы открыл дверь в лучший мир. Он знал, что его уход больно отзовется на его близких, сердца которых будут обливаться кровью от этой потери. Он понимал, что тяжесть этой потери и ощущение пустоты в душе можно было ослабить лишь победой над темной силой Гиты, бросившей ему вызов.
      Ллис поспешила предложить ему помощь, надеясь, что она принесет ему некоторую пользу.
      – У меня есть вещь, которая может быть использована как оружие в этой страшной битве. Я взяла ее в западне, расставленной мне Гитой.
      Глиндор молча поглаживал свою седую бороду. Под его недоверчивым взглядом Ллис слегка нахмурилась. Она быстро пошла в свою спальню и принесла оттуда сумочку Элис. Она села рядом со стариком и, положив сумку себе на колени, извлекла из нее уродливый черный медальон.
      Черные ледяные глаза Глиндора все еще недоверчиво усмехались, когда она протянула ему эмблему.
      – Это талисман, обладающий недоброй силой, он способен убить. Человека, который его носит, легко выследить. Поразительно, что ты сама смогла преодолеть заклятие этого талисмана!
      Темные глаза колдуна внимательно взглянули на Ллис, которая нерешительно покусывала губы и, видимо, не подозревала, какую большую победу ей удалось одержать.
      – Тот факт, что тебе удалось безопасно пронести эту вещь сюда, означает… – Глиндор произнес эти слова в полной тишине, но на его губах появилась восхищенная улыбка.
      Радость Ллис от похвалы наставника увеличивало чувство облегчения, которое она испытала, поняв, что ее связь с силами природы не была нарушена, несмотря на ее любовь к саксонцу. Она видела улыбку Ивейна, гордого достижением сестры, и в ответ тоже несмело улыбнулась.
      – Пригодится ли вам этот медальон? – спросила Ллис.
      – О да, – кивнул Глиндор.
      Его соперница выбрала для битвы такое время, когда силы природы приведены в беспорядочное движение и когда его собственные силы наиболее ранимы. Обладая этим странным черным медальоном, он сможет контролировать время встречи со своей противницей, а уже одно это доставляло ему удовлетворение.
      Глиндор замолчал, и близнецы, видя, что он не настроен больше ничего рассказывать о неминуемой битве, почли за лучшее не беспокоить его.
      Хотя Адам и был недоволен, но он с уважением отнесся к верованиям окружавших его друидов. Находясь в обществе, довольно странном для сына и брата монахов-христиан, он сумел сохранить внешнее спокойствие. Однако теперь, когда они закончили обсуждать битвы в непонятных ему мирах таинственных сил, Адаму не терпелось обсудить с ними вполне конкретную опасность, грозившую Трокенхольту.
      – Я полагаю, что, покинув нас вчера, вы прошли по окрестным лесам. Так ли это?
      Ответа не последовало. Сильный огонь в камине, разожженный Пипом, бросал отсветы, заплясавшие на волосах Адама, когда он сердито покачал головой, возмущаясь молчанием друидов. Затем, предполагая, что друиды обижены его явным пренебрежением к их заботам и трудам, направленным на обеспечение безопасности Трокенхольта, он перефразировал свой вопрос.
      – Я понимаю, что вы договорились с принцем Каем об организации дозоров, которые будут следить за противником. И я только хотел спросить вас, не встретили ли вы на пути к принцу Каю следов передвижения военных отрядов, особенно ночью?
      Глиндор по-прежнему хранил молчание, но любопытство Ивейна было возбуждено.
      – Ночью? Почему вас беспокоят ночные тени? – ярко-синие глаза Ивейна весело сверкнули. Его позабавило, что столь опытный воин боится темноты.
      – Меня беспокоят не тени. – Полагая, что молодой колдун склонен к таким же изменениям в настроении, как и старший, Адам улыбнулся в ответ на этот выпад. – Несколько дней назад крестьянин рассказывал о темных делах, которые творятся в лесу. Он утверждал, что наши враги предпочитают действовать ночью. Его наблюдение подтверждается тем, что нападение на Вулфа было совершено под покровом ночи.
      Ивейн вскинул голову. Сверкнули черные как вороново крыло волосы:
      – Мы ничего такого не видели. – Это заявление сопровождалось лукавой усмешкой. – Но весьма вероятно, чтобы столь трусливые люди стали обнаруживать свое присутствие при виде двух одетых в черное колдунов, путешествующих ночью при свете кристалла, оправленного в когтистую лапу. – Янтарные глаза сощурились. Адам мог себе представить, какой страх наводило подобное зрелище на Саксбо и его трусливых помощников. – Учитывая, какое впечатление мы производим на подобных людей, я предлагаю дать мне возможность заменить погибшего гонца.
      Адам нахмурился. О да, он понимал, что имеет в виду молодой колдун. Но он не был уверен в разумности такой попытки, особенно потому, что друидскому колдуну придется пройти через саксонские земли ко двору саксонского короля.
      Ивейн видел, что Адама что-то смущает, и решил преподнести дело так, что Адаму стало трудно отклонить его предложение:
      – Я поеду к королю Эсгферту, которому помог сохранить жизнь и корону. Я расскажу ему о злых делах, начиная от предательства «праведного» христианского епископа до нападения его младшего сына Саксбо на илдормена Вулфейна.
      – А как же Гита? – Ллис вскочила на ноги. У нее перехватило дыхание при мысли о том, что ее брат подвергнется опасности злого колдовства этой женщины, как и она сама. Те же опасения возникли и у сидевшей на коленях Ивейна девчушки.
      – Не бойся! – Ивейн ласково покачал головой, встретившись взглядом таких же синих глаз, как его собственные. Затем он принялся утешать Аню:
      – Другим человеком, более сильным, может быть наложено встречное заклятие.
      – При этом заклятие, наложенное более могущественным колдуном, приведет к тому, что эта женщина будет вынуждена заниматься другими делами, и ей будет не до Ивейна, – насмешливо произнес Глиндор. Он поднялся. – Таким образом, Ивейн сможет добраться до короля, хотя его враги будут уверены, что это невозможно из-за наложенного ими заклятия.
      Нельзя сказать, что Ллис полностью успокоилась, услышав, что Ивейн сможет невредимым совершить задуманную поездку, но она верила в способность брата управлять могущественными силами природы, как верила в то, что Глиндор сделает все, что обещал. И все-таки она тревожилась, хотя и понимала, что ее опасения вызваны просто любовью к брату.
      Трое друидских колдунов посмотрели на золотоволосого лорда, словно ища его одобрения.
      Поскольку Адам сам был хорошим тактиком, его обеспокоило и одновременно позабавило то, как молодому колдуну удалось заманить его в ловушку и он не смог отказаться от его предложения. Игнорируя удовлетворение Глиндора, Адам уступил в битве, в которой ему не требовалась победа. Приподняв руки над столом он разом опустил их в знак согласия.
      – Чтобы оказать вам ту небольшую помощь и защиту, которую я в состоянии обеспечить, я напишу письмо в поддержку ваших слов, приложив к нему печать, которая покажет королю, кто автор письма, – несколько насмешливо и словно упрекая самого себя, произнес Адам и натянуто улыбнулся.
      Ивейн от души улыбнулся в ответ, подтверждая достигнутое согласие.
      – Пип, – окликнул Адам стражника, – прошу тебя, принеси мои сумки из спальни.
      Будучи господином Пипа, он мог бы просто приказать, но он предпочел изложить это приказание как просьбу, обращенную к другу. Обычно подобные приказания выполняли рабы, а не свободные люди. В обычной ситуации Адам не стал бы обращаться с таким делом к человеку, который занимал достойное положение, но сейчас он преследовал две цели: во-первых, хотел получить сумки, во-вторых, выманить Пипа из темного угла и посмотреть, как Пип пройдет расстояние от угла до спальни, сильно ли он хромает. Адам подозревал, что если бы молодой человек догадывался, какую цель преследует его господин, он постарался бы скрыть хромоту.
      Пип удивился, услышав просьбу, изложенную по-английски. Просьба Адама его не обидела. Он уверенно прошел к спальне Адама и принес сумки. Когда он вернулся, его господин сидел в дальнем конце зала.
      – Благодарю тебя, – с улыбкой сказал ему Адам.
      Он покопался в сумке и достал плотно закупоренный флакон с чернилами, аккуратно сложенный пакет пергаментных листов, гусиное перо и небольшую, изящно вышитую сумочку. Он быстро написал короткое послание, содержащее список злых деяний и их исполнителей, а также вкратце изложил план захвата короны. Сложив лист пергамента несколько раз, он взял с бронзового блюда свечу и, наклонив ее, накапал лужицу жидкого воска на то место, где края письма перекрывали друг друга. Потом он вынул из вышитого мешочка некий предмет и прижал его к расплавленному воску.