Про ЛЮБОff/on

У меня никогда не будет детей. Диагноз — аспермия. Не лечится.

Соответственно у Лады никогда не будет детей.

И она никогда не сможет сослаться на беременность во время поста.

Я предупредил ее об этом до того, как сделал ей предложение.

— Это точно не лечится? — Она смотрела на меня с ужасом.

— Точно.

Она сказала, что ей надо подумать. Я согласился.

Она не звонила четыре дня.

Я решил, что никогда уже не увижу ее. Я не выпускал из рук телефон ни на минуту.

Она позвонила ночью, когда я уже спал. Телефон лежал рядом с подушкой.

— Я не поняла, ты вообще сделал мне предложение?

— Пока нет.

— Ах вот как! — И она повесила трубку.

Через полчаса я был у нее. И в моей машине было столько цветов, сколько могло в ней уместиться.

Лада сказала, что мы возьмем несколько букетов, а за остальными спустимся утром.

Утром Ладин сосед, сочувственно наблюдая, как мы таскаем цветы из машины, сочувствующе поинтересовался:

— Что, цветочная палатка прогорела?

Лада собирала вещи.

— Но через неделю — Восьмое марта! Ты хочешь уехать на Восьмое марта?

— А смысл мне оставаться? Ты все равно меня не поздравишь и весь день проведешь в банке.

— А если я обещаю тебя поздравить и вообще не ходить в банк?

— Поздно. На самом деле я думаю, что в душе ты мне благодарен. Я избавлю тебя от огромной головной боли под названием Восьмое марта.

— Спасибо, дорогая.

— Не за что, дорогой.

Сразу же после выборов займусь своей семейной жизнью.

20

— Да?

— Насть?

— О, привет! Как дела?

— Ничего. Сейчас ругалась с домработницей.

— А чего она?

— Да раздражает меня, носки один в другой засовывает! Я ей тысячу раз это говорила! Ужас!

— Во-во. А моя и чулки так складывает.

— Да эта тоже, блин!

— Ты чего сегодня будешь делать?

— Не знаю. У меня машина в сервисе. Надо забирать ехать.

— Лад, а чего ты водителя не заведешь? Я не представляю, как самой по сервисам ездить!

— Ну, я у Влада беру, когда надо.

— А выпивать? Ты же вечно ее бросаешь где-нибудь!

— Зато никто не знает, где я и с кем.

— Тоже правильно. Все-таки они все стучат.

— Ага.

— Тебе массажист не нужен? Клевый!

— Нужен.

— Он делает аюрведический массаж.

— Это как?

— Скраб сначала, потом массаж и растяжка.

— Как тайский?

— Ну, такое — все вместе.

— Мне надо стол купить.

— Ольга купила. За тринадцать тысяч. Он там с подогревом, весь электрический, какие-то валики, еще чего-то.

— Клево.

— Ага. Я возьму у нее адрес.

— Возьми.

— Ну, ладно, заберешь машину, звони, окей?

— Окей.

Я взял Дашу, и мы поехали к Толику на шашлык.

Зима наконец-то закончилась. От нее остались только грязные разводы на когда-то белоснежном фасаде Толикова дома. И утренние морозы.

Пили виски. Пить на улице хорошо тем, что можно выпить много.

И свежий воздух — полезно.

Пели караоке. Я спел всего одну песню — «Орел». Но с душой.

Даша не пела.

Она пила вино и болтала с девушками. Надеюсь, мне не придется нести ее на себе.

В машине начали целоваться. Наверняка утром буду жалеть.

Поднялись к Даше домой.

Она сварила отвратительные пельмени.

Я все их съел.

После длительного препирательства я лег спать в комнате ее подруги.

Когда я проснулся и открыл глаза, то сначала испугался.

Рядом с моей тяжелой гудящей головой лежало несколько розовых подушек-сердечек. На окне стояла нарядная кукла в золотой короне. Одеяло было с кружевами.

Гнетущая тишина давила на уши.

Я подумал, что я в раю. Может, я умер? И это ад? Хотя все указывало на то, что это скорее рай. Для девочек.

Тогда где они?

Открылась дверь, и появилась Даша.

Слава богу, я не умер.

Я искренне обрадовался Даше, и она это оценила.

Утренний секс — обычно лучшее, что случается за весь день. Если, конечно, это — хороший секс.

Но самый главный его плюс в том, что ты думаешь: если уж утро началось так прекрасно, то каков будет день! Обманчивое ожидание.

И сердце прыгает в груди, как мячик во время игры в пинг-понг.

Не вовремя приехала Дашина подруга. И сразу уехала.

На какое-то мгновение мне захотелось остаться в этой комнате навсегда.

Но я не мог. Этот рай был для девочек.

— Да?

— Привет, Валь.

— Привет, моя дорогая. А я как раз собиралась тебе звонить.

— Да?

— Помнишь, тот мужик, который тебе понравился в ресторане?

— Конечно, помню. Разве его можно забыть?

— Это Сашкин знакомый. Если хочешь, он может организовать совместный ужин. И ты как бы случайно появишься.

— Неплохо.

— Правда, Сашка сказал, что он — альфонс.

— Да? Ну тогда я ему точно понравлюсь.

— Ха-ха. Значит, договариваюсь?

— Давай. Только прямо на ближайшие дни, а то я потом в горы улечу.

— Может, вместе и улетите?

— Ха-ха.

— Ну ладно. Позвоню.

— Целую. Слушай, а ты его помнишь? Он ведь и вправду симпатичный?

— Да он офигительный!

— Ну, клево. А то я думаю, может, я просто много выпила?

— Нет-нет-нет. Он — супер!

— Ну ладно.

— И у него, кстати, все друзья клевые.

— Окей!

Если бы моя акула была просто ленивая, она бы не носилась по аквариуму как атомная подводная лодка. Значит, это не лень. Никакого другого объяснения тому, что эти несчастные разноцветные рыбешки еще живы, я найти не мог.

Зашел Димка.

— Слушай, у Зюганова в кабинете портрет Пушкина висит. А ты кого собираешься повесить?

— Мы — за развитой социализм. Мы…

— Брежнева, что ли?

— Брежневым у Ярослава все стены обвешаны и еще на потолке портрет.

— Да, я видел. С нимбом.

— Поэтому у меня будет Ленин.

— Патриотично. И без всякого намека на левый радикализм.

— Энди Уорхолла. У него есть два: один с голубой бородой, другой с красной. Как думаешь, какой лучше?

— С голубой как-то… Тоже, конечно, позиция. И электорат дополнительный подтянется…

— Да, но братву потеряем. Поэтому пусть Ленин будет с красной бородой.

— Аминь.

— Узнай, можно его купить?

— На последнем «Сотби» Уорхолл ушел за десять с половиной. Не помню, чей портрет.

— На правое дело денег не жалко.

— А может, Мэрилин Монро? Мне нравится.

— Вась, мы же не студия звукозаписи! Посерьезней, пожалуйста, с идеологией.

Димка подошел к аквариуму.

— Все филонит?

— Ну да.

— Может, это не акула?

— Акула. Я уже сам проверил. Танька какого-то профессора вызывала.

— Может, болеет?

— Нет, здорова.

— Тогда, наверное, просто дура.

— Посмотрим.

Мы собрали заседание штаба и утвердили характеристики в Центризбирком. В них на каждого кандидата от нашей партии было четко выверенное и со всеми согласованное количество хвалебных слов. И каждый из кандидатов ревниво следил за тем, чтобы другого не похвалили больше.

Утверждение бюллетеня заняло часа два. Причем большую часть совещания Брежнев провел в истерике.

Это был День работников уголовно-исполнительной системы. Я позвонил Мишане и сказал, что заеду за подарком для министра юстиции. Интересно, что он ему подберет? Платиновые наручники? Или ограничится запонками?

Заседание закончилось, и в моем кабинете остались только Лена и Димка.

— Завтра бюллетень будет в Центризбиркоме, — объявила Лена. Она сидела на моем диване и покачивала ногой.

Почему она не берет деньги у отца? Хочет в европейских традициях сама сделать себе карьеру? А может, доказать папаше, что она не хуже его? Вот это у нее вряд ли получится. До папаши ей, конечно же, далеко.

— Какие предложения? — поинтересовался Димка.

— Занести деньги председателю. — Других предложений у меня не было. — Написать заявление и сдать новый бюллетень.

— С развернутой характеристикой Владимира Викторовича, — подхватила Лена.

— Так и сделаем, — согласился Димка.

— Что у нас во вражеских штабах? — спросил я.

— Во вражеских все под контролем, — ответила Лена. — Проблема в школе.

— Мальчики перестали обращать внимание на девочек? — Димка изобразил на лице ужас.

— Ага, — подхватила Лена, — поэтому они раздобыли патроны и начали стрелять в музее из нашей винтовки.

Только этого мне не хватало.

— Боевыми?

— Боевыми. — Лена кивнула. — Но, слава богу, только в потолок.

— Езжай в школу. Хотя это больше вопрос к администрации. Пусть получше следят за боевым оружием. А если бы у них пулемет был? Чапаевский?

— Или танк? — предположил Димка.

— Тьфу-тьфу-тьфу. — Лена постучала по столу.

Потом я поехал в Министерство юстиции, а Лена — в школу.

Приехала Даша.

У нее в телефоне я записан как «вредина». И у нее правда есть отрывной календарь. И она действительно отмечает все эти праздники.

Надо сделать ей подарок на какой-нибудь День народонаселения. Купить квартиру.

Или машину на День работников ГАИ.

Даже поручил секретарше узнать, когда он будет. Оказывается, в июле. Не скоро.

Мы оставались на ночь в «Паласе».

Днем ходили обедать.

Я выучил штук пятьдесят скороговорок.

Она слушала нашу попсу.

Она ела все подряд, вне зависимости от калорий.

В Швейцарии случился снежный обвал. Я посоветовал Ладе не кататься. Она обещала, что не будет, но наверняка катается.

Лада должна была вот-вот прилететь. Домработница накрыла завтрак для нас двоих.

Я стоял перед зеркалом и разглядывал новую морщину под левым глазом. Лада предлагала втирать в нее крем. Думаю, это бесполезно. Хотя почему бы не попробовать.

Она же предложила сбрить бакенбарды. Потому что бакенбарды у меня стали с проседью.

Лада позвонила из аэропорта.

— Дорогой, ты во сколько выходишь из дома?

— Дождусь тебя и сразу поеду, дорогая.

— Ну ты езжай тогда и меня не жди. Я к Ларчику хочу заехать прямо сейчас. А мы с тобой увидимся вечером.

Я повесил трубку. Втер под глаз еще одну порцию крема. Улыбнулся своему отражению, отчего морщины стали похожи на кратеры, если их фотографировать из космоса. Велел домработнице убирать завтрак. Набрал Ладин мобильный.

— Лада, а ты считаешь нормальным общаться с Ларчиком, если я тебя просил этого не делать?

— Дорогой, не начинай. Я считаю, что есть твои отношения с ее мужем и есть мои с ней.

— Но ее муж должен не мне, а нашей семье. К которой ты имеешь непосредственное отношение.

— А она-то тут при чем? Не она же брала у тебя эти паршивые деньги?

Лада орала в трубку, перекрикивая объявления о прилетах самолетов.

— На эти паршивые деньги он покупает ей цацки и шубы! А ты приходишь домой и мне про них рассказываешь! И эти паршивые деньги я, между прочим, зарабатываю! А если бы мне захотелось куда-нибудь деть пятьсот восемьдесят тысяч, я бы придумал что-нибудь получше, чем бриллианты для толстозадого Ларчика!

— Ты все сказал?

— Я буду занят вечером!

— Не сомневалась!

— Давай!

Я вытер остатки крема с лица. Главное — продержаться еще лет десять. А там уже что-нибудь изобретут. Для вечной молодости.

21

Сдохла моя акула.

Этого я меньше всего от нее ожидал.

Валялась на дне аквариума, запутавшись в водорослях, как пустая бутылка в кустах.

Даша сказала — от одиночества. Что знает Даша про одиночество?

Женский ум — это интуиция. На уровне подсознания.

Потому что в сознании женщины бывают редко.

В кабинет ворвалась Лада. Устроила сцену ревности. При Даше.

Видимо, отметили у Ларчика ее приезд. Нет, абсолютно трезвая. Ах да, пост.

Выглядела она отлично. Отдохнула и загорела.

Вообще Лада мало изменилась с тех пор, когда мы с ней познакомились.

Это была единственная женщина, чья внешность производила на меня сильное впечатление всегда.

Хорошо, что она не наговорила гадостей Даше. Почти не наговорила.

Даша вовремя выскочила из кабинета.

Вечером Даша не перезвонила. Она поехала с подругой по магазинам и, видимо, увлеклась…

Мы ужинали с Димкой и Саней.

В «Базаре», в Жуковке.

Между столов бегала Санина собака. Как всегда, собирая для нас девиц.

Почему все девушки так любят этих маленьких глупых собачек?

Вообще-то надо же им чувствовать свое превосходство. Хоть над кем-то.

Я взял ризотто с грибами и белое вино.

— Как ризотто? — поинтересовался Димка.

— То, что надо. Кстати, рис абсорбирует алкоголь.

— Да? Важная информация.

— Запиши.

— А я вообще отказался от хлеба, — сообщил Саня и кинул собаке кусок хлеба размером с ее голову. Она набросилась на него, словно не ела три дня.

Подошла Таня Мелконова, хозяйка ресторана. Возмутилась, почему не покормили собаку. Пришлось заказать собаке мясо в специальной миске.

— И перед едой обязательно съедаю яблоко, — продолжал Саня.

— Зачем? — поинтересовался Димка.

— Расщепляет жиры.

— А я на белковой диете сижу. Только белки. В любых количествах. Уже на три килограмма похудел!

— За сколько? — Я покосился на Димкин живот.

— За восемь дней.

Сомелье принес вторую бутылку.

— А у меня Ладка пост соблюдает. В жесткую.

— Я в прошлом году сладкое не ел. Весь пост. Тоже, кстати, прилично похудел, — Димка задумался, — килограммов на шесть, по-моему.

Собаку поймала девушка за соседним столом. Взяла ее на руки и целовала в мокрый нос.

Саня смотрел на нее с таким выражением, будто сейчас расплачется от умиления. Если бы этот взгляд он не оттачивал при мне еще лет пять назад, я бы в него поверил.

— Как у тебя-то? — спросил я Димку.

— Да… Теперь ремонт надоел, и у нас новая тема.

— Замуж?

— Ребенка. Ей уже столько лет, и все такое, и надо определяться, и я ей обещал…

— Да… Может, сигары возьмем?

Нам принесли хумидор. Я взял Davidoff Grand Cm.

— Сейчас еще с женой на лыжах уедем кататься, вообще такое начнется! — Димка выбрал Cohiba Robustos.

— Так ты ее с подружкой отправь куда-нибудь. На шопинг, в Милан. Или лучше в Лондон, — посоветовал Саня.

— Не хочет. Говорит, что без меня больше никуда не поедет.

— А ты ей сроки определи. Скажи: дай мне год. И я обещаю тебе в течение года развестись.

Димка посмотрел на меня с сомнением.

— Конечно, — поддержал Саня. — А где год, там еще полгода. Итого — полтора года спокойной жизни.

Девушка с пластмассовыми губами диктовала Сане свой телефон.

Собака, уже никому не нужная, одиноко поскуливала под столом.

Лада снова закатила скандал.

Кто-то ей сказал про Дашу. Хотя, может быть, она имела в виду Рыжую. А может быть, радиоведущую?

Она точно знает, когда я бываю в «Паласе» и сколько времени я там провожу.

Откуда?

Я клялся, что все это неправда. Я обвинял ее в том же самом, я обижался, я кричал.

Лада была расстроена. Она потребовала, чтобы мы сейчас же поехали в магазин поднимать ей настроение.

Настроение моей жене поднимали только бриллианты, каратностью от трех.

Поели в новом ресторане ее подруги и приехали домой.

Начали целоваться еще в лифте. Она зажала мне рот рукой, когда я спросил ее про пост. И воздержание.

Мы даже не дошли до спальни.

— Скажи, что у тебя никого нет, кроме меня! — прошептала Лада, сдирая с меня брюки.

Я поклялся, что никого.

— А у тебя?

Она обозвала меня дураком. И я с этим согласился.

Даша привезла стихи.

Так же, как и все, по привычке бросила взгляд на аквариум.

Так же, как у всех, ее взгляд на разноцветных рыбешках не задержался.

Даша выглядела обиженной.

Она язвила и вспоминала Ладу.

Я пытался ее развеселить.

Она, как и все женщины, получала удовольствие от того, что появилось нечто, в чем меня можно упрекать.

И делала это с изощренностью, которая у них у всех, наверное, врожденная.

Надо было в этой книжке, которую она привезла, выбрать стихотворение про любовь. Не сообразил.

Вечером поужинали в «Паласе», но Даша отказалась остаться там на ночь.

Я боялся выяснения отношений: упреков типа «Ты меня не уважаешь», вздохов «Конечно, кто я? Пустое место», вопроса «Ты меня любишь?» и резюме «Ты должен развестись прямо сегодня, или мы больше никогда не увидимся».

Ничего такого Даша не сказала.

Но дала понять. Взглядом и поведением.

Я отвез Дашу домой.

Возвращаться в «Палас» с кем-нибудь еще не хотелось.

Лада была дома и спала.

Я выключил лампу с ее стороны кровати. Поднял с пола журнал Vogue.

Налил себе виски.

Тема по имени Даша закрыта.

— Аллоу.

— Привет, Ларчик. Как дела?

— Ужас.

— А что случилось?

— Помнишь девочку, блондинку, симпатичную такую, вчера в ресторане за соседним столом сидела?

— Ну, так… Не очень хорошо. А что?

— Да у нее с мужем были проблемы. Он в Лондоне живет, его сюда не пускают. Так он хочет ребенка себе забрать. А она не отдает. А он мультик серьезный.

— Ну правильно. А они в разводе?

— Да, года два. Он уже и деньги ей перестал давать, и дом хотел отнять, и чего только не делал!

— Вот урод.

— А вчера она с няней и ребенком в Диснейленд должна была лететь, в Америку. Так ее в аэропорту с какой-то там контрабандой приняли.

— С какой?

— Точно ничего не знаю. Но это муж устроил. Ее закрыли. Он ей адвоката посылал, типа подпиши отказ от ребенка, сразу выпустят…

— Вот гад, а она?

— Она ни в какую. А ей лет пятнадцать светит…

— Ларчик, вот ужас-то. Бедная девочка.

— Да, и Танька Беркович сейчас по всем деньги собирает. Представляешь? Молодец. Мы все только охали, а она что-то реально делает.

— На адвоката?

— Адвокаты отказываются. Понимают, с кем бороться придется. Просто деньги, чтобы хоть в одиночную камеру перевели. Они же там по очереди спят, представляешь?

— Ужас. Я тоже дам. Трешку.

— Хорошо, я ей скажу.

— Блин, Ларчик, страшно подумать!

— Ну да. А мужики не верят — говорят, не мог он такое сделать.

— Да конечно, мог! Откуда тогда адвокат с бумагой взялся?!

— Да там все ясно! Представляешь, сволочь?

— Бедная девочка. Там же такие… Ужас. Представляешь эту тусовку? Унитаз за занавеской!

— Не дай бог!

— Ну ладно. Позвоню Таньке, скажу, еще трешка. У нее там уже где-то сто двадцать тысяч.

— Отлично. Пусть хоть камеру дадут нормальную.

— Ну, целую.

— Целую.

В прессе стала появляться негативная информация. Не о партии в целом, а обо мне.

Я не понимал откуда.

Лена ходила по кабинету и рассуждала на тему, как поднять мой рейтинг.

— Существует несколько PR-технологий, — рассуждала Лена, постукивая пальцем по стеклу аквариума. Рыбы в ужасе жались в угол. — Но главное — о вас должны заговорить. И разговор должен быть позитивный.

— Например?

— Например, Берлускони купил себе футбольную команду «Милан», зная, что итальянцы помешаны на футболе. И это был самый короткий пугь к сердцам избирателей.

— Хочешь, чтобы я купил «Челси»?

— Невозможно. А может, у вас есть внебрачный сын, который стал известным футболистом?

— Лен, ты что — болельщица? Кроме футбола ни о чем говорить не можешь?

— Могу. Кстати, тот же Берлускони очень тщательно готовился к выборам. Даже сделал себе пластическую операцию.

Мне кажется, она покосилась на мой нос.

— А еще Берлускони…

— Лен, прошу тебя о двух вещах: без Берлускони и без леворадикальных глупостей.

— Тогда покушение.

— На кого?

— На вас.

— Ты думаешь?

— Конечно. Это поднимет и ваш личный авторитет, и доверие к партии. И вся шумиха, которая будет вокруг, увеличит электорат еще процентов на тридцать. В итоге мы переходим десятипроцентный барьер на выборах и… И вы поднимаете мне зарплату.

— Пока, если хочешь, я подарю тебе аквариум.

— Давайте. А то у меня в кабинете жизни мало.

— Забирай.

— А что с покушением?

— Подумаем.

— Хорошо.

— То есть ты уверена, что, если проплатить статьи и телевидение, этого будет недостаточно?

— Нет. Только кровь. И чем больше, тем лучше. Хотя в нашем случае неудачное покушение тоже выход.

Лена ушла. Я дал задание демонтировать аквариум.

У меня был день приема избирателей. Приходили бабушки и жаловались на соседей. На цены. На отопление. На детей. На жизнь.

Я внимательно слушал и сочувствовал.

Обещал разобраться. С соседями. С ценами. С отоплением. С детьми. Со всей их жизнью, которую они доживают в старых квартирах, одинокие и никому не нужные старики — основная часть нашего электората. И даже если они не верили во все эти обещания, они говорили, жаловались и уходили довольные — потому что нашелся кто-то, кто их слушал.

Иногда некоторые из них впадали в маразм. Тогда они угрожали, ругались матом и требовали денег.

Мы раздавали продовольственные наборы, успокаивали, на улице становилось все теплей, и весеннее обострение пошло на убыль.

Я разобрался с депутатским наказом по одному из домов нашего округа, где надо было срочно сделать ремонт, и поехал в Госдуму готовить себе кабинет.

Я хотел иметь хороший кабинет, не меньше пятидесяти квадратных метров, на одном из последних этажей. Чем выше кабинет депутата, тем лучше. Меня бы устроил, например, восьмой.

Об этом надо было позаботиться заранее: занести деньги и договориться.

Еще надо было решить вопрос с книгой «Депутаты Госдумы». Иметь там свой портрет меньше чем на полосу я себе позволить не мог.

И этот вопрос тоже надо было решать заранее.

Приехал Брежнев.

С важным видом прошелся по кабинету. — Один меценат… — Ярослав остановился там, где еще недавно белая акула бороздила просторы моего аквариума. — В общем, один любитель искусства… из большой политики…

— Что? — спросил я. Наверное, немного угрожающе.

— …хочет заплатить за одну мою работу… «Рожь» называется… пятьсот шестьдесят тысяч.

— Рублей, конечно?

— Долларов.

Ненавижу идиотов.

— Но он хочет, чтобы я оказал ему услугу — снял свою кандидатуру с выборов.

Без Брежнева как официального лидера нашей партии мы не пройдем.

Нетрудно догадаться, кто этот меценат. Ильин и его партия — наши основные конкуренты на выборах.

— А как же доверие избирателей, Ярослав? — спросил я, еле сдерживая ярость.

— Влад! Я — художник.

— Так вот: как художник художнику я тебе обещаю, что после выборов твоя «Рожь» будет стоить как «Подсолнухи» Ван Гога! И даже больше!

— Да? — Брежнев задумался. — Ты считаешь?

— Я уверен.

— А я вот — нет.

Я встал, подошел к нему, положил руку ему на плечо.

— А ты с самого начала не очень во все это верил. Вспомни!

— Помню. И чего?

— Чего? А разве ты не получил именное приглашение на празднование в Кремль? На правительственное мероприятие? Через неделю?

— Получил.

— Ну? А кто знал о тебе еще совсем недавно? А? Никто! А теперь тебе президент страны лично приглашение шлет! Кстати, не опаздывай. Ни на одну секунду — это очень серьезно. Ты понял?

— Конечно. Зачем ты меня предупреждаешь?

— На всякий случай.

— Я не идиот.

— Я же сказал — на всякий случай.

Мне приснился сон. Холодно, я по пояс в снегу. На меня идет медведь. Тот самый медведь. У меня заклинило ружье. Медведь приближается. Я пытаюсь передернуть затвор. Когда я стреляю, уже нет ни мороза, ни снега. Я стою на арене цирка, а медведь, убитый мной, падает с двухколесного велосипеда, и уже не он, а я сижу на этом велосипеде, крутя педали, а сзади меня едут медведица и маленький медвежонок. Зрители хлопают, и я абсолютно собой доволен.

Димка привез меня в баню к своему соседу.

— Тебе обязательно надо расслабиться хотя бы на пару часов.

Расслабиться помогли ящик пива, сухая таранька и профессиональный банщик по имени Вова.

Он обжигал меня веником, натирал какими-то маслами и скидывал в ледяную купель.

— Как новенький будешь, — обещал Вова, и я ему верил.

Мы сидели, завернувшись в простыни, и обсуждали шаткость мироздания.

— У меня дом есть в Марбелье. На случай, если чего.

Хозяин бани был одним из первых, кто начал заниматься алкоголем, и о «если чего» знал не понаслышке.

— А у меня квартира во Флориде. Но я продать хочу. Если чего — все равно никуда уехать не успеешь. — Димка чистил тараньку так ловко, словно ел сашими палочками.

Поговорили о машинах. Олег, хозяин бани, купил Rolls-Royce Phantom.

— Кич! Самый настоящий кич! Негра в перчатках за руль — и вперед! — так оценил его приобретение Димка.

— Почему это? — обиделся Олег. — Какой кич? Самые что ни на есть английские традиции. Я бы сказал — классика.

— Конечно классика. Нажал на кнопочку — и вылетел зонтик. Так?

— Так! — обрадовался Олег. — Рядом с водительским сиденьем.

— И чего? Ты взял зонтик и пошел?

— Да ладно! Куда я с ним пойду?

— И я про то же. Стеб, но первоклассный! Так что действительно поздравляю с покупкой!

Все оценили мое приобретение — CLS. Черного цвета.

Скоро потеплеет, буду ездить. Ладе не дам.

22

— Аллоу.

— Привет.

— Привет.

— Представляешь, я сейчас так смеялась!

— А что?

— Мне вчера позвонил Малыш. Домой, идиот! И попросил меня к телефону.

— Вот придурок! Не понимает, что ли, что ты замужем?

— Идиот, я же говорю. А домработка у меня — стукачка. Ну, представляешь, мужик какой-то звонит и просит меня к телефону?!

— Ужас.

— Мы посовещались с Валькой, я прихожу домой и спрашиваю: «Что, никто не звонил?» Домработка смотрит на меня и говорит: «Звонил». И тут я начинаю сыпать именами, одно звездней другого. Говорю, что водитель, не знаю, Михалкова пробил колесо, попросил у, не помню, например, Кончаловского мой телефон, а дал мой телефон Эльдар Рязанов после того, как к нему обратился Олег Табаков, потому что только мой водитель знал, где у Михалкова запаска.

— Невероятная история.

— И она под грузом всех этих имен, под явным впечатлением так задумчиво мне говорит: «А по голосу этот водитель на педика похож». Представляешь? Я так смеялась!

— Малышу рассказала?

— Да я его теперь заподкалываю!

— Хотя у Малыша очень приятный голос.

— Конечно! В том-то и смех.

— А если она решила, что звонил педик, то ничего не стала бы докладывать.

— А кто знал-то?

— Ну да. Мы сегодня как?

— В девять, как договорились.

— Но я в джинсах пойду.

— Я тоже. Там не особо пафосно.

— А давай сегодня пить не будем.

— Давай попробуем. Но боюсь, не получится.

— Ну что, без машины мне приезжать?

— Без машины.

— Ну ладно.

— Давай, пока.

В восемь утра в банк ворвался спецназ из налоговой.

Охрана пыталась выиграть время, связаться с руководством.

Они взорвали дверь.

Спецназовцев было человек восемьдесят. По всем этажам банка звучала стандартная в таких случаях команда: «Мордой вниз!»

К тому моменту, как я приехал, они уже отключили сервер.

Я попытался договориться.

Оказалось, это спецгруппа при Минфине: К-90-Ч-30.

У них уже были все наши платежи по обналичке. Из общей массы платежей они выделялись круглыми цифрами.

Просто так Минфин не налетает. Это был чей-то заказ.

Информация о проверке банка Минфином дошла до прессы, и уже к обеду на улице собралась огромная толпа вкладчиков. Они требовали открытия банка, выплаты денег и закрытия счетов.

Вся наличность, которая находилась в банке, была изъята спецназом.

Я был готов отдать ее в качестве взятки.

Проверка длилась три дня.

Людей вокруг банка собиралось все больше.

Как обычно в таких случаях, началась паника.

Люди вывешивали транспаранты с угрозами, устанавливали дежурство и срывали мои портреты с агитационной речью.

Не могло быть и речи о том, чтобы войти в банк через центральный вход.

Паника росла, как ногти у покойника. Непроизвольно.

На третий день мы договорились с Министерством финансов.

Приехал Брежнев.

— Я требую отчета по поводу того, что здесь происходит! — заявил он.

— Все нормально. Скоро начнем выплаты.

— А это что? — Ярослав подошел к окну и сразу отпрянул от него.

— Стадное чувство. Ничего страшного. Пройдет. — Мне меньше всего хотелось объяснять что-то Брежневу.

— А где деньги?

— В надежном месте.

— А я раньше думал, что надежное место — это банк!

— Конечно. Если это твой собственный банк. Так что тебе нечего бояться.

— А с этим что делать? — Брежнев показал большим пальцем на окно за своей спиной.

— С этим разберемся.

— Когда?

— Еще пара дней.

Я вызвал Иваныча. Моего начальника службы безопасности. Иваныч зашел с ярко-оранжевой папкой. Мне всегда было интересно, что он в ней носит.

Он подошел к окну, посмотрел вниз, потом — на небо, как будто собирался составлять прогноз, и уселся на подоконник.

— Выделяйте деньги. Нужно создавать дополнительный штаб.

Я смотрел на него молча, ожидая объяснений. Иваныч объяснил:

— Кое-кто не только сливает наши технологии другим кандидатам от нашей партии, но и работает на главного конкурента — Ильина.