- Он не знал, что ты была беременна, - произнесла она полувопросительно.
      На лице Аманды появилась страдальческая гримаса - от обвинения, прозвучавшего в голосе дочери, и от нового приступа боли, пронзившего все тело.
      - Нет, тогда не знал, - решительно ответила она. - Никто не знал, иначе меня бы не взяли на работу. Тогда было другое время, и беременную незамужнюю женщину на сто миль не допустили бы до такого места, где отдыхали обеспеченные люди.
      - Ты играла с ним в любовь и не призналась, что у тебя должен быть ребенок, - осуждающе бросила Шаннон, не поворачивая головы.
      "И этим ребенком была я", - мысленно добавила она с горьким изумлением.
      Тщетно стараясь поймать взгляд дочери, Аманда заговорила вновь еще медленнее, с еще большим трудом:
      - Я росла и становилась женщиной, не зная любви. Ни родительской, ни мужской. Томас был первым лучом в этой непроглядной тьме. Но луч мелькнул, словно молния, и погас. Однако его блеск все еще слепил мне глаза, когда я встретила Колина. Слепил и не давал видеть никого другого. Чувства, которые я испытывала к Томасу, перешли на ребенка, зачатого нами вместе. А Колин... Тогда я была просто благодарна ему за доброе отношение. Но потом, вскоре, я поняла: между нами что-то большее.
      - И позволила ему полюбить тебя? Аманда глубоко вздохнула.
      - Наверное, я должна была остановить его. Остановить себя. Не знаю... Он стал присылать цветы мне в комнату, пытался встретиться, когда у меня выпадала свободная минута. В общем, я наконец поняла, что дело тут не просто в хорошем отношении, в доброте, а в том, что он пытается "серьезно ухаживать за мной", как раньше говорили. Это испугало меня, и тогда я подумала: ведь этот добрый человек не знает, что я ношу в чреве ребенка от другого хорошего человека. И рассказала ему все... Конечно, я была уверена, что на этом наше знакомство окончится, и заранее горевала, потому что так нуждалась в друзьях. Он выслушал меня, не прерывая, не задавая вопросов, не выражая осуждения. Когда я замолкла и дала волю слезам, он взял меня за руку и сказал... До сих пор помню слово в слово. "Будет лучше, Мэнди, - сказал он, - если ты выйдешь за меня замуж. Я смогу позаботиться о тебе и о ребенке". Такими были его слова.
      Слезы беспрерывно текли из глаз Шаннон, когда она повернулась к матери, лицо которой тоже было в слезах. Но в голосе дочери по-прежнему звучало холодное недоверие, когда она спросила:
      - Все было так просто, как ты говоришь? Это правда?
      - Да, потому что он полюбил меня. По-настоящему. Когда я поняла это, у меня стало еще тревожней на душе. И я, конечно, отказала ему. Думала, он говорит так больше всего из жалости, в силу своей доброты или каких-то еще чувств, которые только в книжках и описываются, а в жизни никогда не бывают. Мелькнула даже мысль: может, он вообще немного того, не в себе. Но он настаивал. Ах, как он настаивал... - Легкая улыбка чуть обозначилась на ее бледных губах. - Даже когда я разозлилась и крикнула, чтобы он оставил меня в покое, он продолжал настаивать. Наверное, я была как скала, а он... он словно волна, которая упорно и настойчиво подтачивает камень, пока тот не поддастся. Он дарил мне детские вещи. Можешь представить себе мужчину, который ухаживает за женщиной, преподнося ей пеленки и соски для ее будущего ребенка?! А в один прекрасный день пришел и сказал, чтобы я отдала ему свои водительские права, он перерегистрирует их. Я сделала это и через два дня обнаружила, что мы с ним состоим в браке.
      Она бросила на дочь острый взгляд, предваряя непременный вопрос.
      - Не стану обманывать тебя и говорить, что любила его. Тогда - нет, просто чувствовала расположение и огромную благодарность, которую этот человек заслужил. Его родители были, конечно, в панике. Так я думаю. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Они погибли, бедные, в автомобильной катастрофе. Мы остались вдвоем с ним. И еще - ты. Я дала самой себе клятву быть ему хорошей, верной женой и перестать думать о Томасе. Но последнего выполнить не смогла. Только через много лет я поняла, что нет никакого греха в том, чтобы помнить первого человека, которого полюбила, и что память о нем вовсе не означает неверность мужу.
      - Мужу да, но не отцу... - выговорила Шаннон омертвевшими губами. - Он всю мою жизнь был твоим мужем, но не моим отцом.
      - Он был твоим отцом! - Впервые с начала этого долгого разговора почти монолога - в голосе Аманды послышались повелительные нотки. - Не смей думать и говорить по-другому!
      - Ты сама только что заговорила по-другому, - с горечью сказала Шаннон. - Открыла мне впервые такое...
      - Он любил тебя, когда ты была еще вот здесь! - Слабым движением руки Аманда указала на свой живот. - Принял нас обеих без колебаний и сомнений. Без попреков или гордости за то, что совершил не совсем обычный поступок. Сейчас она говорила быстрее, насколько позволяла усиливающаяся боль. Словно хотела обогнать ее. - Я уже сказала: меня мучило чувство стыда перед этим человеком, кто чуть ли не в один миг так круто изменил мою жизнь... Нашу с тобой жизнь... Стыда за то, что не могу ответить любовью на его любовь... Потом ты появилась на свет, и я увидела, как он был рад этому, как осторожно, с большой нежностью держал тебя в своих огромных неуклюжих руках, словно ты была сделана из стекла. Я увидела это, и во мне проснулась любовь. Я полюбила его, как только может женщина любить мужчину. И люблю. С того самого дня и до сих пор. Он твой отец. Он тот, кем хотел быть Томас, но не мог. И если мы о чем-то жалели с Колином, то лишь о том, что у нас больше не было детей, которые бы могли принести нам ту же радость, что и ты, Шаннон...
      - Считаешь, мне легко принять все это? - В голосе Шаннон звучала злость, за которой она старалась скрыть истинные чувства: безграничную печаль и горе, охватившие душу. Женщина в постели на какое-то мгновение стала ей чужой, как, впрочем, и она самой себе. - Думаешь, это ничего не меняет в моей жизни?
      - Думаю, тебе нужно время, чтобы понять и принять. Поверить, что мы оба любили тебя. Всегда.
      Тихие слова матери потрясали сильнее грома. От ее привычного мира остались лишь руины. Все, чему она верила сама и говорила другим, все мысли, слова, поступки оказались фальшивыми, мнимыми. Невольный маскарад, нечаянное актерство.
      - Принять?! - почти крикнула она. - Что ты переспала с женатым человеком, забеременела и потом выскочила замуж за первого встречного, лишь бы выкрутиться из положения, в какое попала! Принять обман и ложь, которыми ты окружила меня с рождения?!
      - Твоя злость оправданна, - тихо сказала Аманда, нечеловеческим усилием подавляя в себе боль - телесную и душевную.
      - Злость? Ты считаешь, то, что я услышала сейчас, может вызвать только такое примитивное чувство?! Господи, почему ты так поступила?! Как могла скрывать от меня все эти годы? Заставлять верить, что я та, кем никогда не была?!
      - Ты всегда была и осталась самой собою, - с отчаянием прошептала Аманда. - Колин и я поступили так, как считали лучшим для тебя. Мы ждали... выбирали момент, чтобы сказать, и так и не собрались. Мы...
      - Раздумывали, да? - Она еле сдерживалась, сама в ужасе от появившегося жестокого желания схватить за плечи это слабое, тщедушное существо и основательно потрясти его. - Как удобней - в среду или, может, в пятницу рассказать Шаннон, что она появилась на свет в результате малюсенькой ошибки, произошедшей на западном побережье Ирландии? Открыть эту пустую, ничего не значащую тайну или подождать еще немножко? Раздумывали!
      - Только не ошибка! Никакая не ошибка! Наоборот, чудо! Диво! Черт возьми, Шаннон... я...
      Она не договорила, страшная боль пронзила все тело, прервав дыхание, раздирая в клочья все внутри. В глазах потемнело.
      Но она сумела почувствовать, как уверенная рука приподняла ей голову, на языке оказалась таблетка и кто-то голосом ее дочери, добрым и успокаивающим, проговорил:
      - Выпей воды и проглоти. Вот так. Еще немного. А теперь ложись и закрой глаза.
      - Шаннон!
      Рука дочери была на ее руке, она ощутила легкое пожатие.
      - Я здесь, мама. Здесь. Боль сейчас пройдет. Через минуту. А ты постарайся уснуть. Ладно?
      Боль ослабевала, но, словно туман, нахлынуло бессилие, окутало все тело с головы до пят. "Опять не хватило времени, - подумала Аманда. - Почему всегда не хватает времени?"
      - Постарайся не возненавидеть меня, - пробормотала она, исчезая в тумане. - Пожалуйста, не надо меня ненавидеть.
      Шаннон долго еще сидела у постели матери, поглощенная собственной печалью, после того как та уснула.
      Больше Аманда не проснулась.
      Глава 2
      Отделенная всей ширью океана от того места, где одна из дочерей Тома Конкеннана оплакивала смерть своей матери, другая его дочь радовалась рождению новой жизни.
      Брианна Конкеннан Теин держала в объятиях свою новорожденную дочь и с изумлением вглядывалась в огромные голубые глаза с неправдоподобно длинными ресницами; рассматривала крошечные пальчики с такими же крошечными безупречной формы ноготочками, малюсенький ротик, который, она готова была поклясться чем угодно, был растянут в улыбке. Улыбке, адресованной ей, матери этого удивительного существа.
      Всего час назад это свершилось, и она почти уже совсем забыла свои неимоверные усилия, боль и все страхи.
      А теперь у нее ребенок.
      - Она совсем настоящая, - с благоговением произнес Грейсон Теин, осторожно прикасаясь к щечке ребенка. - И она наша! - Больше он ничего не мог сказать от волнения. Кейла, его дочь Кейла! Такая маленькая, нежная. Такая беспомощная. Он ощутил комок в горле и судорожно сглотнул. - Как думаете, я понравлюсь ей?
      Выглядывающая из-за его плеча свояченица хмыкнула:
      - Будем надеяться. - Она обняла Грейсона за талию и наклонилась, чтобы лучше рассмотреть ребенка. - У нее будут волосы такого же цвета, как у тебя, Бри. Сейчас они темнее, но, ручаюсь, вскоре станут рыже-золотистые.
      Брианна просияла: ей было приятно услышать это от своей сестры Мегги, Она погладила головку дочери, мягкую и податливую, как поверхность воды.
      - Зато у нее мой подбородок, - сказал Грейсон Теин с надеждой, но не совсем уверенно,
      - Как это типично для мужчины! - Мегги с улыбкой подмигнула своему мужу Рогану Суини, стоявшему тут же, по другую сторону больничной постели роженицы. - Женщина проходит через муки беременности: ее всю дорогу тошнит, у нее опухают ноги, она месяцами ходит вперевалку, как гусыня. Потом эти страшные родовые схватки...
      - Не вспоминай! Хватит!
      Грейсон содрогнулся, словно сам испытал все то, что перечислила Мегги. Возможно, Брианна уже забыла обо всем, через что прошла, но он не скоро забудет. Просто не сможет. Так он искренне полагал. Впечатления последних недель, и особенно сегодняшнего дня, будут жить в его мыслях и снах долгие годы.
      Рождение... Как писатель он без особого труда мог припомнить однозначные слова: появление, возникновение. Но ни одно не в состоянии вобрать в себя все то, что произошло, что он увидел собственными глазами! Для этого нужен, вероятно, какой-то другой язык - более образный и точный.
      Мегги нравился Грей, и, может быть, именно потому она не удержалась от того, чтобы еще немного поддразнить его, поиграть на нервах.
      - Так сколько же часов продолжались схватки? - с серьезным видом спросила она. - Кажется, восемнадцать? Почти три рабочих дня, Бри. Я верно подсчитала?
      Брианна не могла не улыбнуться, заметив, как побледнел ее муж.
      - Да, вроде того, - согласилась она. - Но все уже позади. И мне все время помогали советами, как дышать. Бедняга Грей чуть не поднял целую бурю в палате, показывая, как надо вдыхать и выдыхать.
      - Мужчины делают трагедию из того, что им приходится порою сидеть по семь часов в сутки за письменным столом. - Мегги тряхнула головой, провела рукой по своим огненно-рыжим волосам. - И еще имеют совесть называть нас слабым полом.
      - Ну, тебе я этого никогда не говорил, - с улыбкой сказал Роган.
      Он вспомнил, как Мегги боролась за рождение их сына Лайама. Как настоящий воин. Однако и отцы не всегда остаются безучастными, черт побери!
      - Как твоя рука, Грейсон? - спросил он со значением.
      Тот послушно взглянул на правую руку, поработал немного пальцами, сжимая и разжимая их.
      - По-моему, они целы, - сказал он, вспоминая, как совсем недавно их, словно в тисках, сжимала рука Брианны. И особенно крепко, когда схватки становились почти нестерпимыми. Такая сила могла, наверное, сломать ему пальцы. Но он тогда не думал об этом.
      - Ты был мужествен и ни разу не застонал, - похвалила его Мегги. - Но глаза у тебя начинали косить от боли, я заметила.
      - Зато Брианна ни разу не ругнула его, - рассмеялся Роган и выразительно посмотрел на свою жену. - То, что говорила мне Маргарет Мэри, когда рожала Лайама, было, признаюсь, весьма изобретательно, но абсолютно нецензурно.
      - Тебе бы испытать такое удовольствие, Роган, от которого женщина теряет не меньше восьми фунтов веса, я посмотрела бы, какие ругательства ты бы изобрел. Все, что он сказал, - весело продолжала Мегги, - когда впервые взглянул на Лайама, что нос у мальчика совсем отцовский.
      - Но это и в самом деле так! - воскликнул Роган.
      - Как тебе сейчас? - Грейсон заботливо вглядывался в лицо Брианны. Оно было по-прежнему бледным, но из глаз исчезло выражение сосредоточенной тревоги.
      - Все хорошо. - Она провела слабой рукой по его лицу, которое так ей нравилось. Особенно рот и глаза с золотистыми искорками в них. - И я не буду настаивать, чтобы ты выполнил обещание, которое опрометчиво дал, когда меня мучили схватки.
      - Какое обещание?
      - Никогда не прикасаться ко мне. - Со смехом она снова нежно погладила дочь. - Ты бы слышала, Мегги, как он кричал на доктора. Чтобы они сделали что-то, и я больше не мучилась. "Пускай не будет ребенка! - на полном серьезе вопил он. - Но я не могу смотреть на эти мучения!"
      - Хорошо вам, женщинам, - обиженно сказал Грейсон. - Отмучились, и все. А мы страдаем и до ваших родов, и после. Да еще выглядим в глазах врачей и сестер глупцами и грубиянами.
      - Да, равноправия нам не видать, - притворно вздохнул Роган и протянул руку Мегги. - Пора идти. Нужно сделать несколько звонков.
      - Скоро мы вернемся к тебе, Бри, - пообещала сестра. - Будь молодцом.
      Когда они ушли, Брианна посмотрела на Грейсона долгим взглядом.
      - Вот и у нас настоящая семья, - счастливо прошептала она.
      Вскоре в палату вошла няня и забрала ребенка, что ввергло Грейсона в состояние крайнего беспокойства.
      - Зачем она это сделала? - поинтересовался он у Брианны. - Кроме того, мне не понравилось ее лицо. И выражение глаз. Что-то в них...
      - Не сходи с ума, отец.
      - Ты сказала "отец"! - Он расплылся в улыбке от уха до уха. - Скоро и она будет меня так называть. Отец, папа. Очень легкое слово, правда?
      - Конечно. - Брианна протянула к нему руки, он наклонился и поцеловал ее. - Наша Кейла. Светлая, как солнышко.
      - Кейла Теин. - Он словно пробовал имя на вкус. - Кейла Маргарет Теин. Первая женщина - президент Соединенных Штатов. У вас в Ирландии уже была женщина-президент. Почему бы ей не стать президентом за границей? Если очень захочет. Ты еще больше похорошела, Брианна.
      Он снова поцеловал ее, с некоторым удивлением признаваясь самому себе, что сказал чистую правду: жена выглядела сейчас необыкновенно красивой. Глаза блестели, волосы отливали золотисто-розовым цветом, на бледном пока еще лице уже начал проступать румянец.
      - Я пойду, - сказал он. - Тебе необходимо уснуть.
      - Уснуть? - Ее глаза округлились от удивления, и, засмеявшись, она притянула его для нового поцелуя. - Ты шутишь! Я не буду вообще спать. У меня появилось столько энергии! И я бы сейчас отдала полжизни за хороший сандвич и пригоршню чипсов!
      - Хочешь есть? - Он с восхищением посмотрел на нее. - Что за женщина! А потом небось захочешь выйти и вспахать поле?
      - Можно и поле. Я ведь не ела целые сутки, ты забыл об этом? Пускай они пришлют мне что-нибудь, скажи им.
      - Больничная еда не для матери моего ребенка, нет! - Не привыкший еще как следует к словосочетанию "моя жена", с каким удовольствием он выговаривал сейчас "моего ребенка"! - Да, моя дочь! - Он поднялся с постели. - Сейчас побегу и принесу тебе лучший на всем западном побережье Ирландии сандвич!
      Брианна откинулась на подушки, с улыбкой провожая его взглядом.
      "Что это был за год", - подумала она, прикрывая глаза. Прошло ведь действительно не больше года с того момента, как они встретились, и еще меньше с той минуты, когда она полюбила его. А теперь они - семья.
      Несмотря на свои слова о вечном бодрствовании, она почти сразу погрузилась в сон.
      Когда Брианна открыла глаза, находясь еще в полусне, она вновь увидела Грейсона у своей постели. Словно тот никуда и не уходил, а так вот и сидел, все время глядя на нее.
      - Она тоже спит, - услышала Брианна его слова. - Они разрешили ее подержать, когда я стал настаивать. Сказали кое-что не совсем почтительное об американцах, но все-таки снизошли до просьбы родного отца ребенка. И она поглядела на меня, Бри, клянусь тебе! Прямо в глаза! В ее взгляде было понимание того, кто я такой! А еще пошевелила пальчиками- у нее такие чудесные ручки! - и взяла меня за палец. Да, да! И держала.
      Он замолчал. Выражение счастья на его лице сменилось тревогой, граничащей с ужасом.
      - Ты плачешь? - воскликнул он. - Отчего ты плачешь? У тебя что-то болит? Я сейчас же позову врача. Где тут кнопка вызова?
      - Не надо, Грей. - Всхлипывая, она припала к его плечу. - У меня ничего не болит. Просто я ужасно люблю тебя. И ты говорил так трогательно о ней. У тебя было такое лицо...
      - Никогда не думал, что все будет так, - пробормотал он, гладя ее волосы. - Так значительно, ни с чем не сравнимо. Наверное, я буду неплохим отцом.
      Гордость и в то же время опаска, с которыми он произнес эти слова, вызвали у нее смех.
      - Надеюсь, что так, - улыбнулась она. - Я верю в тебя.
      - Я принес тебе гигантский сандвич и еще кое-какие мелочи. Осуши глаза от слез и взгляни. Можешь еще приподняться?
      - Спасибо, Грей. - Она села, вытерла глаза, взглянула вокруг и снова заплакала. - О господи, какой же ты замечательный дурачина!
      Вся комната была уставлена цветами - в горшочках, вазах, корзинках. Под потолком пестрели яркие разноцветные воздушные шарики причудливой формы. Большая фиолетовая собака, растянув пасть в улыбке, стояла в ногах постели.
      - Собака для Кейлы, - пояснил Грейсон, вкладывая в руку Брианны сандвич и несколько салфеток. - Не воображай, что для тебя. Сандвич, наверное, остыл, а чипсов мало, потому что я не удержался и съел немного. Но зато полностью сохранил для тебя шоколадное пирожное.
      Брианна стерла вновь набежавшие слезы.
      - Хочу сначала пирожное.
      - Уже празднуете?
      В палату ворвалась Мегги с букетом желтых нарциссов. За нею шел Роган, лицо его заслонял огромный плюшевый медведь, которого он держал обеими руками.
      - Добрый день, мать. - Он наклонился и поцеловал Брианну в лоб. Потом подмигнул Грейсону. - И тебе добрый день, отец.
      - Она очень проголодалась, - с улыбкой пояснил Грей.
      - И вам ничего не дам, - проговорила она с набитым ртом.
      - У нас другие развлечения, - сказала Мегги. - Только что видели вашу наследницу. Несомненно, это самый красивый ребенок из всех, которые там были. У нее твой овал лица, Брианна, и твой прекрасный рот, Грейсон.
      - Мерфи Малдун передает вам свои поздравления. - Роган наконец нашел место для плюшевого медведя. - Мы звонили ему. Он и Лайам как раз доедали пирог, который ты испекла перед тем, как попасть сюда, в эту палату.
      - Как мило с его стороны, что он присматривает за вашим ребенком, проговорила Брианна, все еще с набитым ртом.
      Мегги отмахнулась от благодарности в адрес соседа.
      - Ничего героического с его стороны, - фыркнула она. - Мерфи готов проводить с Лайамом целые сутки. Они одинаково довольны друг другом. О своей гостинице тоже можешь не беспокоиться. Миссис О'Малли присматривает за твоими гостями. Хотя лично я не понимаю, зачем ты пускала их все это время, зная, что тебе предстоит?
      - Уж не тебе говорить, Мегги, - парировала сестра. - Помнишь, как мы пытались оттащить тебя от твоего стекла и печей, когда ты ходила беременная? А вообще я таким способом зарабатываю деньги, если помнишь. Как мама и Лотти? Уехали к себе?
      - Да, недавно. - Ради спокойствия Брианны Мегги произнесла это с неким подобием улыбки, что было для нее равносильно подвигу. Их мать оставалась в доме у Брианны и не приехала навестить дочь, потому что боялась подцепить какой-нибудь вирус в родильном доме! Ничего необычного: Мейв Конкеннан в своем репертуаре. - Завтра, надеюсь, она удостоит тебя своим посещением и посмотрит на Кейлу. А сейчас...
      Мегги замолчала, вопросительно взглянула на Рогана. Тот ответил на ее взгляд кивком головы, который мог означать лишь одно: продолжай и скажи о том, о чем хотела. Мегги подошла к кровати сестры, села на краешек, взяла руку Брианны.
      - Хорошо, что сейчас нет матери. Нет, не смотри на меня так, я не имею в виду ничего плохого. Просто та новость, которую я сейчас сообщу, была бы для нее не слишком приятна. Человек, которого нанял Роган, ну, тот детектив, он считает, что на этот раз нашел Аманду. Конечно, может быть, опять ошибка, как уже бывало.
      - Будем надеяться, что нет.
      Брианна утомленно прикрыла глаза. Она вспомнила, как более года назад нашла у себя в доме три письма, присланных намного раньше ее отцу какой-то Амандой Догерти. Письма были явно любовного содержания, они потрясли и огорчили ее тогда. Но самое главное заключалось в том, что в них сообщалось о ребенке, рожденном этой женщиной от их отца, который, судя по всему, любил ее долгие годы. И она его тоже. Тогда Мегги с Брианной и решили начать поиски этой женщины. Аманды. Однако все было напрасно; попытки не увенчались успехом. Неужели так будет и на этот раз?
      Будто разгадав ее невеселые мысли, Грей мягко сказал:
      - Ты ведь знаешь, Брианна, с каким трудом удалось найти хоть какие-то концы. Узнать, что ребенок действительно родился, что это была девочка.
      - Да, у нас есть сестра, - тихо проговорила Брианна. - И нам известно ее имя, а также что ее мать вышла замуж. Но дальше все сведения словно уходят в песок. Их семья так часто переезжает с места на место. - Она крепко сжала руку Мегги. - Все-таки я так надеюсь, что на этот раз...
      - Возможно. - Мегги не исключала этого, но и не слишком полагалась на сообщение их агента из Штатов. Кроме того, она не была уверена, что очень уж хочет познакомиться со своей сводной сестрой. - В сообщении говорится, добавила она, - что этот человек находится теперь на пути в Колумбус. Это столица штата Огайо. Так что вскоре мы должны будем узнать еще кое-что.
      - Отец одобрил бы наши действия. - Брианна уже не первый раз повторяла это. - Он был бы рад, что мы пытаемся их найти.
      Мегги согласно наклонила голову и поднялась.
      - Конечно, раз мы уже начали, то не остановимся на полпути. - "Только бы это не причинило никому лишних бед", - подумала она. - Но ты, Бри, постарайся не думать об этом хотя бы сейчас, когда у тебя появились совсем другие заботы.
      - А ты сообщай мне, пожалуйста, все новости, Мегги.
      - Обещаю. - Мегги окинула взглядом палату, улыбнулась. - Ты разрешишь мне увезти часть цветов к тебе в дом, пока не завяли? Они будут там встречать тебя и ребенка.
      - Конечно, спасибо. Отправляйтесь скорей домой, вам надо выспаться.
      - Мы так и сделаем, - пообещала Мегги. Когда они шли по коридору к лифту, она озадаченно сказала Рогану:
      - Напрасно Брианна возлагает какие-то надежды на встречу с нашими новыми родственниками. Если даже это произойдет, совсем неизвестно, захочет ли вновь обретенная сестра устремиться в ее широко открытые объятия.
      - Но Брианна такой человек, - заметил Роган. - Тут уж ничего не поделаешь.
      - Святая Брианна, - со вздохом, но без всякой иронии сказала Мегги. Мало ей нашей матери. Будет очень печально, если появление на горизонте сестрицы принесет новые неприятности и обиды. О господи, зачем только она обнаружила эти письма!
      - Не ворчи раньше времени! - Роган, нагруженный букетами цветов, вынужден был локтем нажать на кнопку лифта. - Еще ничего не известно.
      - Потом будет поздно, - мрачно изрекла Мегги. - Она останется почти одна со всей сворой, если Грей через пару месяцев уедет на презентацию своей новой книги.
      - Разве он ее не отменил?
      - Хотел, но Бри воспротивилась. Не желает быть никому и ни в чем помехой. Особенно своему Грейсону. - Голос Мегги звучал все более раздраженно. - Воображает, черт ее побери, что вполне справится со всем: с ребенком, с гостиницей, переполненной этими чертовыми гостями, и с драгоценными неизвестными родственниками, если те изволят прибыть!
      - Думаю, ты не ошибаешься, дорогая. - Роган смотрел на нее со снисходительной улыбкой. - Она действительно справится. Так же, как и ты бы на ее месте.
      Мегги виновато взглянула на него.
      - Возможно, ты прав. Дай мне часть цветов, тебя совсем не видно за ними! И вообще, о чем мы говорим, когда свершилось такое чудо, и у нас появилась прекрасная племянница!? Как нам не стыдно?
      - Какие верные слова! А ты заметила, что у ребенка подбородок совсем как у тебя?
      - По-моему, тоже. Не только подбородок. И знаешь что? Мне кажется, что теперь, когда наш Лайам начал уже ходить, мы можем подумать о том, чтобы преподнести ему братика или сестрицу.
      Роган наклонился к ней и с трудом отыскал ее губы среди тюльпанов и настурций.
      - Полагаю, ты опять совершенно права, - улыбнулся он.
      Глава 3
      - "Я Воскресение и Свет..."
      Шаннон знала, что слова, которые произносил священник, предназначены успокоить, облегчить душу, даже, возможно, окрылить.
      Она слышала их сейчас, в этот чудесный весенний день, у могилы матери; слышала в заполненной людьми и лучами солнца церкви во время траурной мессы. Все эти слова были знакомы ей с детства, с юности. Она опускалась на колени, вставала, садилась, отвечала на какие-то вопросы, следуя неизменному, хорошо известному ритуалу.
      Однако ни успокоения, ни облегчения не наступало в ее душе и сердце.
      Все происходящее даже не очень напоминало ей ритуал - оно было чересчур реальным, жизненным. Темное облачение священника, его красивый бархатный баритон; множество присутствующих, пришедших проводить усопшую в последний путь; яркие солнечные блики, сверкающие медные ручки гроба, утопающего в цветах. Приглушенные звуки плача, щебетанье птиц.
      Она хоронила свою мать.
      Возле свежей могилы находился другой, заботливо ухоженный могильный холм, с кажущимся совсем новым надгробием - могила того человека, которого она всю жизнь считала своим отцом. Ни тени сомнения не было у нее и не могло быть почти три десятка лет!
      Ей полагалось плакать. Но она уже выплакала все слезы.
      Ей полагалось молиться. Но молитвы не приходили к ней.
      Она стояла там, слышала голос священника, разносившийся в чистом весеннем воздухе, но опять... в который раз видела себя - как входит в комнату к матери, не остывшая от злости и потрясения, желая задать еще несколько вопросов.
      Она увидела, что мать спит, но оставшиеся невыясненными вопросы так мучили ее, так хотелось поскорее получить ответ, что она решилась разбудить больную.
      Осторожно - о, слава богу, что осторожно, - она прикоснулась к ее руке, но мать не пошевелилась, не открыла глаза.
      И тогда ее охватил панический страх. Забыв про осторожность, она стала трясти неподвижное тело; она кричала и молила ее, не помня себя, ощущая только ужас и беспомощность. Это был настоящий истерический припадок.
      А вслед за этим - неистовый звонок в "Скорую помощь", страшный путь в больницу и ожидание. Жуткое бесконечное ожидание.
      Теперь ожидание окончилось. Еще там, в больнице, как сказали ей врачи, не выходя из коматозного состояния, мать скончалась.
      А после смерти, как говорил сейчас священник, она обретет вечную жизнь.
      Все: медицинские сестры и доктора, друзья и соседи - говорили, что это благо для ее матери. Что смерть оградила ее от еще более страшных мучений и была безболезненной, ибо мозг и тело уже не воспринимали боль.
      "Да, - подумала Шаннон, - страдают только живущие. Только они полны грехов и сожалений, только у них возникают вопросы, на которые нет ответа".
      - Она сейчас с Колином, - услыхала Шаннон чей-то приглушенный голос.
      Она отпрянула назад и поняла, что все окончилось. Взоры людей были устремлены на нее. Сейчас ей предстоит принимать соболезнования, выслушивать утешения и рассказы о чьих-то собственных горестях.
      Многие из тех, кто пришел сюда, на кладбище, поедут к ней домой. Там уже все приготовлено к поминовению. Все как надо, как положено.
      Ее мать не любила никакой помпы, ничего парадного, и Шаннон следовала во всяком случае, так ей казалось - желаниям матери. Простой гроб, цветы и музыка; простая церемония в церкви. В католической, разумеется.
      После похорон дома все было тоже просто, без излишеств. Да у нее не было душевных сил устраивать по-другому. Все разошлись достаточно быстро.
      И вот она, наконец, одна. И не знает, как быть. Чего она хочет? Что было бы сейчас разумным и правильным сделать?.. И по-прежнему нет слез и слов для молитвы. Мысленно она положила руку на гроб, прикоснулась к теплой, нагретой солнцем крышке; вновь ощутила запах роз.
      - Извини, - сказала она, - за то, что я так... Такого не должно было быть между нами. В конце. И я не знаю, как теперь это устранить или изменить. Не знаю. Как проститься с вами обоими?
      Перед глазами у нее возник надгробный камень:
      КОЛИН АЛАН БОДИН
      Любимый супруг и отец
      "Даже это последнее слово, - подумала она с печалью, - вырезанное в граните, оказалось ложью. Как и все остальное. Вся жизнь!"
      Несколько часов назад, когда она стояла возле могилы двух людей, которых всегда любила, она подумала, что, если бы ее сейчас спросили об одном-единственном желании, ответ был бы один: никогда не знать правды о своем рождении.