Путешественник явно не понял, что именно он обнаружил, его находки казались ему просто любопытными безделушками. Эти старинные книги были очень пыльные, и, чтобы прочистить от этой пыли горло, я прямо из Королевской библиотеки отправился в ближайшую таверну. - А книги захватил с собой? - поинтересовался Конан. - Видите ли, меня к тому времени уже хорошо знали в библиотеке, и служители мою сумку на выходе не проверяли, да и, в конце концов, к этим книгам по крайней мере лет двести никто не притрагивался, поэтому глупо было бы... - Не беспокойся, книжник, - рассмеялся Вульфред. - Мы тебя в воровстве не обвиняем. Давай дальше. - Вот, а в таверне мне повстречался молодой капитан, наемник, с ним только что рассчитались за последний поход. Молодой красавец был так мрачен, а меня так взволновало мое открытие, что, сидя с ним за одним столом и попивая вино, я не удержался и все ему рассказал. Этого капитана, как я узнал, звали Марандос, он был самый младший потомок одной древней знатной аквилонской фамилии. Видов на будущее - никаких, да и служба наемника казалась ему, как и многим другим благородным воинам, занятием недостойным. И кроме всего, у него была...- Спрингальд в некотором замешательстве взглянул на Малию, - несколько сумасбродная молодая жена. - Это неправда! - с жаром воскликнула Малия. - Это он хотел, чтобы я наряжалась в шелка, он сам дарил мне драгоценности, о которых я и не просила! - Как бы там ни было, - усмехнулся Вульфред, - нашего юного солдата эта идея заинтересовала, да, Спрингальд? - Ты прав. Мы беседовали, вино лилось рекой, и он все больше и больше загорался желанием самому посмотреть на те места, которые так подробно описывает капитан Бельформис. Признаюсь вам, что я сам о поисках сокровищ тогда еще не думал. Ведь я - всего лишь ученый, но он был профессиональным авантюристом. И его вовсе не пугала мысль о том, что за этими богатствами предстоит отправиться в далекое путешествие, полное невзгод и лишений, ведь все это было ему уже знакомо, а в награду за труды он получал самую обычную солдатскую плату. И что такое страх невзгод, да и самой смерти, когда можно заполучить сокровища древнего царства? - Это понятно, - заметил Конан, - но он снарядил целый корабль и набрал команду. Уж наверное, не на деньги, полученные за труд наемника. - Конечно, нет, - сказал Ульфило, - он обратился ко мне впервые за все те годы, что ушел из дома. Мой брат Марандос - очень гордый человек, он придет ко мне за помощью только в том случае, если предприятие сулит выгоду нам обоим. Сначала я был настроен скептически, но когда Спрингальд объяснил все подробно и показал свои находки, я решил, что ради такого дела можно и рискнуть. - Это еще не все, - опять вступила в разговор Малия. - Рассказывайте все до конца! Ульфило подчинился, хотя и с явной неохотой. - Да, речь шла не только о том, чтобы помочь брату. Для нашей семьи настали тогда тяжелые времена. Король Аквилонии Нумедидес к нам не благоволил, наши земли за десяток лет стали уже не столь плодородными. Богатых урожаев не было, войны тоже большой добычи не приносили. И мы решили, что таким образом сможем поправить семейные дела. - Я пыталась убедить их, что это бессмысленно, - заметила Малия, - но ни мой муж, ни его брат не обращали на мои слова никакого внимания. Этот сумасшедший план стал просто навязчивой идеей, они говорили только о кораблях и матросах, о маршрутах и морских каргах. - Вы что-то слишком быстро доверились этому книжнику, которого в пасли первый раз в жизни, - сказал Вульфрсд. - Спрингальд с самого начала предоставил нам залог своей честности, ответила Малия. - Какой же это был залог? - спросил Конан. - У книжников обычно нет ни земель, ни особняков, ни даже скота. - Я заложил единственное, хотя и не очень ценное имущество, которое с полным правом мог назвать своим, - сказал Спрингальд. - Я им пообещал, что если Марандос не найдет того, о чем говорится в переведенной мною книге, то Ульфило получит мою голову. Последовала пауза. - Ты поставил свою голову? - переспросил Конан, не скрывая искреннего изумления. - Должен признаться, такой залог показался мне несколько необычным, сказал Ульфило, - но в этом случае, по крайней мере, не приходится сомневаться в искренности всех его клятв. - Похоже, вы все слегка с приветом! - Вульфред от всей души рассмеялся. Но полет у вас высокий! - Он веселился вовсю. Ванир вообще воспрянул духом, как только произнесли слово "сокровища". - Расскажите еще о письме, которое Марандос послал вам из Кеми, - сказал Конан. Его слова, казалось, слегка смутили аквилонцев. - В свое первое плавание, - начал Ульфило, - мой брат не нашест сокровищ. Но он видел то место, где они спрятаны, только в последний момент обстоятельства заставили его повернуть назад. Вернувшись в Кеми, он искал возможности снова отправиться в путь. Через какое-то время он познакомился с одним знатным стигийцем по имени Сетмес, который и согласился снарядить для него корабль и набрать команду. - Не припомню, чтобы стигийцы в вопросах денег проявляли особую любезность, - сказал Вульфред. - Твой брат ведь, наверное, добрался до Кеми настоящим оборванцем. Как же ему удалось уговорить этого Сетмеса? - Во-первых, - сказал Ульфило, - аквилонца знатного рода другой благородный человек всегда узнает, будь он хоть в лохмотьях. Конан при этих словах едва сдержал улыбку. В наемных армиях разных стран он вдоволь насмотрелся на эту разорившуюся знать, которую в основном отличало только высокомерие и надменность. - Но кроме того, - продолжал Ульфило, - при помощи некоторых сведений мой брат сумел доказать, что на самом деле подошел совсем близко к сокровищам; он принес этому человеку тайные клятвы и получил все необходимое для второго путешествия. Как раз тогда он и послал письмо, в котором звал нас немедленно следовать за ним, снарядив свой корабль и набрав надежную и сильную команду, поскольку тяготы и опасности такого путешествия непредсказуемы, а награда в случае успеха - несметные богатства. - И какие же клятвы он принес этому Сетмесу? - поинтересовался Вульфред. - Это к делу не относится. Это касается только Сетмеса и моей семьи. Будьте уверены, что свою долю вы получите сполна. А Сетмес остался в Стигии и не имеет к нашим делам никакого отношения. По этому поводу у Конана возникли сильные сомнения. Аквилонцы все еще о многом умалчивают. Чего-нибудь от них добиться - это все равно что продираться сквозь многочисленные двери, препоны и ловушки, заграждающие путь к королевской казне. Но Конан твердо решил разузнать все до конца, и в самом недалеком будущем. - Мне кажется, мы уже неплохо здесь отдохнули, - сказал Ульфило. - Думаю, если у вас нет вопросов, можно идти дальше. До наступления темноты мы еще успеем пройти пару лиг. - Нет, вопросов нет, - отозвался Вульфред. - Теперь я знаю, что мы ищем сокровища, и в них есть и моя доля! Радостные восклицания ванира не могли ввести Конана в заблуждение. У него тоже возникли серьезные подозрения, это ясно, но пока он решил оставить все как есть. Гома встретил их усмешкой: - Ну что, белые люди, готовы ли вы увидеть мир таким, каким его создал Нгай? - Готовы, - ответил Конан. В нем заговорило желание увидеть новые земли, что бы ни ожидало впереди. - Покажи нам дикие края. Жду не дождусь, когда над головой зашумят другие деревья. Носильщики взвалили на плечи свой груз, и под предводительством Гомы отряд двинулся в бездорожную глушь неизведанных земель.
      Глава 8. РАВНИНА
      Лес тянулся на много лиг, то густой и почти непроходимый, то открытый и солнечный; но путешественники поднимались все выше по склону, и лес постепенно редел. На пути им встречалось огромное количество лесных жителей, но в основном это были небольшие древесные животные. Поначалу каждый новый экземпляр бесконечного разнообразия птичек, обезьян и диких кошек Малия встречала восторженными восклицаниями, но вскоре само это разнообразие стало утомительным. Множество мелких оленей и лесной птицы давали путникам свежее мясо. Есть обезьян северяне отказывались, зато для туземцев такая еда была настоящим деликатесом. Конан шел впереди, не забывая про свой лук и рогатку, и свою добычу он развешивал на ветвях деревьев, чтобы ее подобрали те, кто шел следом. Несмотря на всю непредсказуемость такой жизни, Конану она нравилась. Он уже слишком долго скитался по большим городам. Условности цивилизации всегда его раздражали, а сейчас все складывалось по-другому. Конан первым ступал на неизведанную землю, и в нем просыпалось нечто первобытное и необузданное. Каждый день Гома вкратце рассказывал ему, какой путь им предстоит пройти сегодня, какие ждут препятствия и трудности, и Конан уходил вперед. Настоящая лесная душа, он легко шел и без дороги, преодолевая ежедневно огромные расстояния, часто отклоняясь в сторону от маршрута, разведывая, что таит лес, всегда начеку, готовый к встрече с любой опасностью, особенно к встрече с людьми, которые и были в этих лесах самой враждебной силой. Но на пути ему попадались лишь остатки охотничьих костров. Иногда это были целые очаги, выложенные из больших камней. Конан решил, что такие кострища оставлял после себя Марандос. Насекомых здесь уже не такое множество, как в болотистых джунглях, поэтому на третий день Конан, чтобы двигаться совсем неслышно, отказался от рубашки и штанов. И вот так, облаченный только в набедренную повязку и сандалии, привязав у пояса меч и кинжал, перекинув через плечо лук и колчан со стрелами и взяв в руки туземное копье, он каждое утро неслышно, как дух, исчезал в гуще леса. При виде того, как грозный Конан, суровый воин, превращается в лесное существо, более дикое и первобытное, чем сами туземцы, его товарищи приходили в некоторое замешательство. Чернокожие привыкли к племенной жизни, вдали от своего клана они страдали и чахли, а в лес отваживались выходить только группами. Конан же, казалось, наслаждался одиночеством своей новой жизни. Из всего отряда эти метаморфозы улыбкой встречал только Гома, потому что ему известны были о киммерийце некоторые вещи, которых не знали другие. Но Конан их недоумения не замечал, а если бы и заметил, то не обратил бы внимания. Ему казалось, что впервые за много лет он живет настоящей жизнью. Лес требует от человека предельного внимания и настороженности, и все чувства Конана были напряжены до предела. Информацию об окружающем мире он впитывает всем своим существом, на это не способен никто из его товарищей, потому что их чувства притуплены цивилизованной жизнью. Любой едва ощутимый запах, любой звук, любое незаметное движение, даже колебания воздуха, которые он чувствовал кожей, - все это сообщало ему о жизни вокруг, о том, что впереди, и о возможной опасности. Дети цивилизации научились отгораживаться от всех этих звуков, запахов и ощущений, чтобы они не отвлекали от главной сиюминутной цели. И поэтому люди стали на три четверти слепы и глухи. Конан, хотя и старался подавить в себе такую тонкость ощущений, когда жил в цивилизованных землях, но никогда не терял ее окончательно. Выслеживая лесную лань, он одновременно успевал заметить и полет птицы над головой, и запах травы, примятой пробежавшим зверем, и змеиное посвистывание в десяти шагах, ни на секунду не упуская при этом из виду свою добычу. На девятый день вечером, возвращаясь в лагерь, Конан почуял пряный запах жареного мяса. Увидев неизвестно откуда возникшего киммерийца, часовой, как обычно, подпрыгнул от испуга. - Клянусь Сетом, Конан, - с упреком сказал матрос, который нес в это время службу, - неужели ты не можешь, подходя к лагерю, что-нибудь крикнуть? Носильщики говорят, что ты на самом деле лесной дух в облике человека, и я уже начинаю им верить. - Если тебе нужно предупреждение, значит, ты не справляешься со своими обязанностями, - ответил Конан. Трое аквилонцев сидели у костра, внимательно рассматривая карту Спрингальда. При появлении Конана они подняли головы. Из мешочка, который висел у него на поясе, Конан вынул какой-то предмет и бросил его Ульфило. Тот стал внимательно разглядывать находку, которая оказалась маленькой медной пряжкой со сломанным язычком. - Зингарская работа, - сказал аквилонец. - Да, - подтвердил Конан. - Видимо, сломалась, и ее выбросили. Я нашел ее недалеко от кострища. Может быть, это твоего брата? - Такую мог купить и туземец, - заметил Спрингальд. - Нет, - покачал головой Конан, - ни один туземец не выбросит хороший кусок металла. Он бы сохранил его, чтобы сделать потом что-нибудь нужное. Металл здесь ценится. - Значит, мы на правильном пути, - сказала Малия. При мерцающем свете костра она незаметно рассматривала киммерийца. Он теперь совсем не похож на того грубого пирата, с которым они познакомились в Асгалуне. Это полудикое существо сродни тем рыжеватым пятнистым кошкам, которые в таком множестве рыщут по лесу. Под упругой кожей скользят и перекатываются огромные мышцы, этим он немного напоминает танцора, а бесшумная грация и ловкость делают его похожим на большого сильного хищника. И даже во взгляде его светящихся голубых глаз сквозит какая-то львиная свирепость. - Сколько еще идти? - спросил Спрингальд. - Эти карты несколько туманны, а в описаниях говорится в основном о том, что происходило в пути, и никаких подробностей путешествия нет. Вот, например: "На этой неделе мы заходили во многие деревни, где по очень выгодной цене покупали слоновую кость". Но сколько лиг они прошли - две или сотню, - непонятно, и в каких деревнях побывали - в четырех или в двадцати. - Гома говорит, что завтра мы выйдем из леса, - сказал Конан. - Потом тянется обширная саванна, а за ней - пустыня. Впереди еще долгий путь, а такой большой отряд, как наш, идет медленно, со скоростью самого слабого носильщика. - Будем надеяться, что осталось не очень много, - сказала Малия. Матросы уже начинают роптать. Они говорят, что нанимались не для длительных переходов. - Вот как? - переспросил Конан. - Это они все так говорят или только один, которого зовут Уму? - Он, несомненно, - главный вдохновитель, - сказал Спрингальд. - Не понимаю, как Вульфред все это терпит. - Я тоже об этом думал, - ответил Конан. - В таких местах нельзя иметь рядом ненадежных людей, и если Вульфред не наведет порядка, этим займусь я сам. Конан воткнул копье в землю; сняв лук и колчан со стрелами, он положил их рядом. - И что ты собираешься делать? - в тревоге спросила Малия. - Скажу им пару слов, - ответил Конан. Он не спеша направился к другому костру, у которого, тихо переговариваясь между собой, сидели матросы. Уму бросил в его сторону что-то презрительное, хотя слов разобрать было нельзя, но на лицах его приспешников Конан различил усмешки. Вульфред наблюдал за всем происходящим с холодным любопытством. - Приветствую вас, братья, - обратился к матросам Конан. - Вы всем довольны? - Он не смотрел на Уму. Остальные избегали взгляда киммерийца и молчали. - Смотрите! - взвизгнул Уму. - Этот голый дикарь соблаговолил нас заметить! Клянусь Иштар, этот киммерийский горный козел совсем одичал, еще хуже, чем черномазые туземцы! - Ты плохо следишь за порядком, Вульфред, - заметил Конан. - Слово капитана - закон в море, а не на суше. - Уму стоял, злобно ухмыляясь. - Такая уж у моряков традиция. А тебя-то уж нам чего бояться, киммериец! Ты же варвар без роду и племени. Да и не моряк, потому что какой моряк может, как зверь, жить в лесу? - Он оглянулся на остальных, желая найти поддержку, но люди стояли молча. Конан понимал, что все это значит: они долгое время работали и сражались плечом к плечу, но сейчас, когда речь идет о первенстве, они останутся в стороне и будут ждать, кто победит, если только кто-нибудь не отважится сам бросить вызов сильнейшему. - А ты, гнусная обезьяна, - не остался в долгу Конан, - что ты там замышляешь за моей спиной, зачем подбиваешь моих товарищей на предательство? Безобразное лицо Уму залилось краской. - Я бросаю тебе вызов, киммериец! - Давно пора, - ответил Конан. - Такая свинья, как ты, сколько бы ни пыталась, все равно не заговорит по-человечески. Издав какое-то нечленораздельное рычание, Уму выхватил свой длинный тяжелый нож, на лезвии которого зловеще заиграли отблески костра. Меч Конана тоже был наготове, и два клинка замелькали с такой быстротой, что со стороны их движения сливались в одно огненное мерцание. Носильщики возбужденно переговаривались, а матросы криками подбадривали сражающихся. Такой экзотический вид спорта доставил удовольствие всем, кроме аквилонцев. - Неужели их нельзя остановить, капитан? - воскликнула Малия. - А зачем? - отозвался Вульфред. - Если люди жаждут крови друг друга, им лучше не мешать. Меч Конана был длиннее и чуть легче, чем нож Уму, но это неравенство вполне компенсировали длинные руки матроса. Уму был силен и на удивление быстр, чего трудно ожидать от человека его комплекции. Ни один из бойцов не обладал ни особым искусством, ни знанием тонкостей и хитростей. Зато оба не уступали друг другу в силе, быстроте и выносливости. В конце концов благодаря выдержке, быстроте реакции и все той же выносливости равновесие нарушилось в пользу киммерийца. Уму, не имея привычки к подобным упражнениям, уже пыхтел и задыхался. А дыхание Конана было по-прежнему ровным, руки работали четко, и, несмотря на огромные усилия, не было видно никаких признаков усталости или дрожи. Клинок Уму взлетал не так легко и уверенно, как раньше, удары утратили свою смертоносность, и Конан одним резким движением пронзил тело противника. Выдернув меч, он ударил его опять, на этот раз по самому горлу. Острие прошло сквозь язык, вонзилось в мозг, и Уму грузно повалился, как подрубленное дерево. Конан смотрел на матросов, с его меча стекали капли крови. Его кожа блестела от пота, но дыхание было все таким же ровным. - Ну, кто хочет занять место Уму? - спросил он. - Он никогда не был моим другом! - Один из матросов плюнул на мертвое тело. - Не был, - подтвердил другой, - я за тебя болел, Конан! Все остальные тоже поспешили уверить Конана в своей преданности. - Вот и отлично, - сказал киммериец, - мы опять будем друзьями. И никаких больше разговоров о том, что болят ноги. Назад вы вернетесь такими богачами, что до конца дней уже ходить пешком не придется. А теперь оттащите-ка эту падаль подальше. Бросьте где-нибудь в кустах, к утру от него ничего не останется. Вытерев меч о траву, Конан вернулся к своему костру. Ульфило дружески похлопал его по плечу - неожиданное проявление чувств от строгого аристократа. - Великолепная схватка, Конан, - сказал он. - Да! - воскликнул Спрингальд. - Теперь эти мошенники больше не посмеют перечить! - Наверное, - ответил Конан, - пока не появится кто-нибудь другой. А что сегодня на обед?
      Назавтра деревья кончились. Лес оборвался резко и сразу, как заканчивается за забором фруктовый сад. Конан стоял теперь на самом гребне горы. С другого же склона не росло ничего, кроме высокой травы, местность плавно шла под уклон, и до самого горизонта тянулась огромная равнина. Перемена полная и разительная. Среди высокой травы лишь изредка попадаются деревья, да и те не обвитые лианами лесные великаны, а низкорослые, прижимающиеся к земле растения со странно плоскими верхушками. Был и кустарник, но тоже совсем непохожий на лесной. Если там он стелился повсюду, образуя как бы нижний ярус растительности, то сейчас среди травы попадались лишь отдельные островки площадью не более нескольких сотен ярдов. Но не растительность привела киммерийца в полный восторг. Опершись на свое копье, он стоял и смотрел целый час, пока вслед за Гомой на гребень не поднялись аквилонцы и капитан. Несколько минут они лишь молча таращили глаза. Первой пришла в себя Малия. - О Митра! Неужели это не сон? Так не бывает! - Бывает, - зачарованно отозвался Спрингальд. - Я слышал много рассказов, но и представить себе не мог, как на самом деле это великолепно! А открылась им вот какая картина: добрых двадцать тысяч голов диких парнокопытных паслось на равнине. Буквально в сотне шагов мирно щипали траву антилопы с витыми рогами, и до самого горизонта были видны многочисленные стада; издалека животные казались крохотными букашками. Эти созданья удивляли не только своим числом, но и бесконечным разнообразием видов. В Северных и Западных землях все иначе, там в одном стаде пасутся одинаковые животные, здесь же с явным дружелюбием ходят рядом совсем разные. Среди них всевозможные антилопы, от маленьких, нежных созданий с рогами в виде лиры до огромных тяжеловесов размером с боевого коня. Множество самых разных животных, названий которых они не знали, хотя Конану было известно, как их называют туземцы. Высокими изящными башнями возвышались среди них высокие жирафы, они ходили маленькими семейными группками. Не поднимая от земли своих грязных носов, вокруг ходили черные буйволы-тяжеловесы с закругленными рогами, а на их блестящих спинах беспечно резвились мелкие птички, выискивая в блестящих шкурах животных насекомых. В огромном множестве паслись разномастные дикие лошади, но преобладали среди них ослепительно полосатые зебры. Были и другие, у которых полосатой была только задняя часть туловища. Пятнистые карликовые лошади размером не больше собаки не давали прохода мордастым свиньям, а бабуины из враждующих стай кидали друг в друга палками и камнями. Не зная себе равных, медленно двигались огромные, похожие на серые скалы слоны. У некоторых стариков бивни были такие большие, что животным приходилось откидывать назад голову, чтобы не скрести ими по земле. - Как их много! - воскликнула Малия. - И так все спокойно! Как в храме! В отличие от лесных обитателей жители саванны редко давали волю крикам, реву и мычанию. Лишь изредка слышался пронзительный недовольный визг бабуина или птичий выкрик, а вообще все это собрание издавало меньше звуков, чем небольшая группка людей на городской площади. - Сколько же здесь травоядных! - заметил Ульфило. - А где же хищники? - Главные любители мяса - львы и леопарды, - ответил Гома, - но они выходят на охоту ранним утром или же после наступления темноты, некоторые даже ночью. Днем, пожалуй, только быстрый как молния гепард может пуститься в погоню за добычей. А так все звери обычно в это время могут спокойно и мирно пастись. К этому времени подошли и остальные. При виде открывшейся картины матросы не скрывали своего изумления. Им привычнее видеть впереди необъятные горизонты, а не простирающиеся насколько хватает глаз бесконечные стада. Чернокожие недовольно ворчали. Они - жители джунглей - привыкли к закрытым и затененным местам. А эта распахнутая бесконечность, населенная бесчисленным зверьем, вовсе им не нравилась. - Далеко еще вон до тех гор? - спросил Вульфред, показывая туда, где на востоке у самого горизонта виднелись дымчато-серые очертания. - Клянусь Имиром, в этом океане травы нет никаких ориентиров! - Не бойся, белый человек! - ответил Гома. - Я могу провести тебя и не по таким местам. - Он одарил всех еще одной надменной улыбкой. - Зверей вы тоже не должны бояться, у меня есть топор, чтобы защищаться от них. Демонстрируя свое искусство, он прокрутил это орудие над головой с такой быстротой, что показалось, будто на мгновение над ним вспыхнул светящийся металлический круг. Гома двинулся вперед, остальные последовали за ним. - Если бы этот черномазый не был нашим проводником, он бы дорого заплатил за свое нахальство! - ворчал Вульфред. - Что поделаешь, его трогать нельзя, - сказал Ульфило. - Он очень странный, - заметила Малия, - не похож на остальных туземцев, Я имею в виду не цвет кожи и не шрамы. Он - всего лишь дикарь в набедренной повязке, и все его имущество - один топор, но вид у него такой же гордый, как и у тебя, деверь. А может, и больше. - Это обыкновенная наглость, - ответил Ульфило, - но, по своим первобытным понятиям, он, может быть, считает себя знатным и благородным. Спрингальд захотел побеседовать с вожаками отряда экспедиции, но, чтобы не отставать от Гомы и Конана, ему приходилось теперь работать своими короткими ножками изо всех сил. - Скажи, Гома, - спросил он, - а людей мы здесь можем повстречать? Трудно представить, что среди этого травяного царства, да еще в соседстве со всем этим зверьем, могут жить люди. Не обращая никакого внимания на коротышек-людей, мимо них гордо прошествовало семейство жирафов. Такие прежде не попадались, кожа у них цвета сливок, вся в мелких пятнышках. А рога - тяжелые и ветвистые, как у большого лося, а не те, что у обычных жирафов, - маленькие и с шишечками на конце. - Здесь часто пасут свои стада фашода, - сказал Гома. - Они хорошие воины и то и дело дерутся за скот, это их единственное богатство. И бог у них тоже покровитель скота. Копьем они владеют искусно, а вот танцевать не умеют. Может быть, нам встретятся зумба, те, у которых большие щиты и короткие копья. Они совсем черные. Тоже умелые воины. Еще они пашут землю и разводят коз. Дома у них бедные, однако они любят яркие украшения и прекрасно танцуют. - Как они к нам отнесутся? - спросил Спрингальд. - В этих местах любой чужой - враг, но, если они увидят, что мы сильны и хотим только торговать, они нас не тронут. - Они людоеды? - спросил Конан. - Нет! - Гома с отвращением сплюнул. - Человечину едят только на побережье. А здесь, в землях Нгая, что простираются до самого горизонта, люди - это люди, а не дикие звери! У моря живут такие, как вон те, - он показал на стайку робких пятнистых гиен, - а жители равнины - как львы, смелые и гордые. - Приятно слышать, - заметил Спрингальд, - может быть, нас и убьют, но уж точно не съедят. - Все не так просто, - усмехнулся Гома. - Что ты хочешь этим сказать? - Да, люди вас не съедят, это правда. Найдутся другие охотники. Помнишь того человека, которого убил Конан? Так вот, тела мертвых здесь не гниют в земле и не предаются огню. Их просто оставляют где-нибудь в кустах, а потом они возвращаются во владения Нгая как пища для его зверей. Звери едят траву, люди едят зверей, а потом другие звери едят людей. Так угодно Нгаю. - Это радует, - опять усмехнулся Спрингальд. Чудеса на их долгом пути попадались часто. Среди травы бегали смешные страусы. У них были длинные мускулистые ноги, шарообразные туловища и крошечные головки на длинной шее. Тут и там виднелись твердые как цемент земляные столбики, по форме напоминающие сталагмиты. Малия спросила, откуда берутся такие загадочные постройки. - Это работа термитов,- объяснил Конан.- Они очень прожорливы. Зарой в землю палку толщиной с руку, а через неделю тронь - рассыплется, потому что внутри одна труха. - Удивительная земля, - сказала Малия. - Она напоминает сон. Птицы величиной с пони, а термиты строят замки. А вон чудище, какое и во сне не приснится, щиплет травку рядом с пугливой ланью! Если бы мне рассказали, что такое возможно, я бы не поверила. Невдалеке огромный носорог ощипывал листву с куста, под которым, совершенно не опасаясь его огромного рога, похожего на четырехфутовую косу, паслась крошечная антилопа величиной не больше зайца, ее тонкие ножки-соломинки оканчивались крошечными копытцами размером с самый маленький женский ноготок. - В здешних краях есть вещи и поудивительней, - заверил ее Конан. - И не такие безобидные. Уже вечерело, когда на их пути встретилась стая львов. Огромные звери лениво развалились на траве, зевая и потягиваясь, поглядывая на незнакомцев своими хищными желтыми глазами, впрочем, без особого интереса. Потом животные вставали и медленно брели прочь, не из страха, конечно, а потому, что им, наверное, не понравился человеческий запах. - Внимательно смотрите под ноги, - предостерег Конан. - Особенно сейчас, когда темнеет. - Он наклонился и поднял какую-то веточку. Она вся была усеяна зловещего вида шипами длиной не меньше шести дюймов. - Такие колючки есть везде, на деревьях, на кустарнике. Может вполне ступню проколоть. - Да-а, суровые места,- сказал Спрингальд, - а для тех, кто здесь впервые, в особенности. Когда сгустились сумерки, путешественники развели костры и под руководством Гомы соорудили из колючих веток нечто вроде ограды, которую проводник назвал "бома". - Это защита от львов? - спросил Вульфред. - От больных или раненых. На человека только такие нападают. Человек слишком мал для взрослого здорового льва, не говоря уже о целой стае. Но те, кто не может охотиться на сильных и быстрых, не побрезгуют и человеком. И еще от гиен. - От этих трусливых пожирателей падали? - Вульфред фыркнул. - Да им хватит и горстки камней! - Это днем они трусливы, - возразил Гома, - а ночью у них появляется мужество. Вполне могут схватить спящего, а челюсти у них покрепче львиных, так что один укус - и можно остаться без ноги. - Прямо сухопутная акула, - заметил Вульфред. - Что же, верю тебе на слово. Эта ночь, как и все последующие, была полна звуков. Тьму внезапно разрывали рев хищников и крики их жертв, а люди спросонья вскакивали на ноги и хватались за оружие. Со временем, правда, к этим звукам привыкли, ведь эта опасность где-то далеко и их не касается "пока", и люди спали спокойно. К колючей боме иногда подходили слоны и с любопытством заглядывали внутрь, но вскоре они теряли интерес и шли своей дорогой. Благодаря обилию дичи у путников не было недостатка в мясе, так что Малия скоро начала жаловаться на однообразие стола. - Опять жареная антилопа? - воскликнула она как-то вечером. Шел десятый день пути. - Это другая, - заверил ее Спрингальд. - У нее были волнистые рога, таких мы еще не видели. - Одно мясо! - хныкала Малия. - Как хочется хлеба или фруктов! Даже от чечевицы я бы сейчас не отказалась. - Неплохо бы еще вина или пива, - заметил Вульфред. - По воде хорошо плавать, но пить в таких количествах - это не для меня. - Радуйся, что у нас ее вдоволь, - сказал Конан. - Пусть даже мутной и грязной. Малия скорчила гримаску отвращения: - Ни одна благородная леди не должна даже смотреть на то, что они вытворяют в воде своими копытами, а уж тем более эту воду пить. Несмотря на такие слова, походная жизнь пошла знатной даме исключительно на пользу. Ее шаг стал легким и упругим, появилась какая-то внутренняя сила, которой не было раньше. Ни вода, ни пища не причинили вреда ее здоровью. Наоборот, она только закалилась и по вечерам, после длительного дневного перехода, выглядела даже менее усталой, чем мужчины. Впереди возвышались горы. Вначале они выглядели всего лишь холмами, а первые несколько дней пути, казалось, ничуть их не приблизили. Потом наконец открылась их настоящая величина; они оказались гораздо выше, чем можно было предположить, вершины покрывали белоснежные шапки. - Где мы будем подниматься? - спросил Конан у проводника. - Ты видишь вон тот перевал? - Вижу. - Мы идем туда. Подъем долгий и трудный, но там есть переход через горы. - Ничего похожего на Рога Шушту, - сказал Спрингальд, вытирая пот со лба. - Рога видны за тем перевалом, - успокоил его Гома. - Значит, уже совсем близко, - сказала Малия. - Ты только что прошла всю равнину и все еще думаешь, что если видно значит, и недалеко?