Звёздный Cвиток (Главы 15-31, Принц драконов - 2)

      - Благодарю вас. Тогда я продолжу. Если "Гонцы Солнца", как доказала Сьонед, способны сплетать звездный свет, то Андри ошибается, считая, что колдуны могут пользоваться только одним видом света. Они могут предпочитать его, но... - Он пожал плечами. - Все это заставляет сделать вывод, который едва ли придется вам по вкусу. Нет никаких причин предполагать, что колдуны не умеют вызывать Огонь или применять свет солнца или лун. Следовательно, нет никаких причин предполагать, что они не могут стать фарадимами.
      Уриваль оскорбленно выпрямился.
      - Ты хочешь сказать, что я мог учить потомков наших врагов?
      - Милорд, несомненно одно: вы учили людей, которые понятия не имеют об источнике своего дара. Сила одна. Использование разное. - Он обернулся к Андраде. - Есть какой-нибудь способ различить их?
      Но ответил ему Андри.
      - Милорд, я перевел еще не все свитки. Может быть, мы найдем ключ именно в них...
      - Свитки? - Внезапно Аласен вспыхнула и вжалась в кресло, испугавшись того, что осмелилась задать вопрос состоявший из одного-единственного слова. - Простите, я..!
      Андри тепло улыбнулся.
      - Нет, это я должен просить прощения. Я забыл, что не все о них знают. В основном они посвящены истории того, как древние "Гонцы Солнца" покинули Дорваль, чтобы сражаться с колдунами на континенте. - Он обернулся к Оствелю. - А леди Камигвен ничего не говорила вам о старом языке?
      - Насколько я помню, нет. Правда, далеко в горах до сих пор говорят на разных диалектах. Молодой фарадим подался вперед.
      - Но в свитках написано, что именно туда и бежали остатки разбитых колдунов!
      - Значит, каждый человек с даром, родившийся в горах, может нести в себе Старую Кровь? Ба! - Уриваль щелкнул пальцами. - Да будет тебе известно, мой дед родился на плоскогорье у истоков реки Ушш, а его предки жили там с незапамятных времен. Значит, и я колдун?
      - Нет, милорд, - спокойно ответил Оствель. - Но в вас тоже может течь Старая Кровь.
      - Моя мать была родом из места, которое называлось просто Гора... откликнулась Пандсала.
      Сьонед и Рохан на мгновение встретились взглядом, а потом принцесса сказала:
      - Все это теории, Оствель. Признаю, что они не лишены интереса, но как их применить к нынешним условиям?
      - А я думаю, Сьонед, что они очень подходят к нынешним условиям, вмешалась Тобин, поняв значение взгляда, которым обменялась венценосная пара. Мать Пандсалы приходилась Полю бабушкой; если она относилась к представителям Старой Крови, то таким же был и Поль. - Если все это верно, то среди потомков колдунов могут найтись такие, которые не захотят подчиняться своим древним врагам. А мы не сможем разоблачить этих людей, потому что их искусство ничем не отличается от нашего.
      Все это время Риян задумчиво жевал губу. Вдруг он выпалил:
      - Отец... Значит, моя мать была Старой Крови? Выходит, и я тоже?
      - Вы с ней являетесь доказательством того, что дело не в крови, отрезал Оствель. - Рохан, ты пользуешься той же властью, которой пользовался Ролстра. Как по-твоему, чем порождается зло - властью или человеком, который ею пользуется?
      - Ответ ясен, - бросила Андраде. - Пандсала, не хочу оскорблять твои чувства, но Ролстра был годен лишь на то, чтобы командовать свинарником.
      - Чувства, которые я испытываю к отцу, ничем не отличаются от ваших, миледи, - напомнила ей принцесса-регент. - Сравнение лорда Оствеля кажется мне совершенно правильным. Что ж, если моя мать действительно Старой Крови, так тому и быть. Но... Кажется, я догадываюсь, как можно отделить колдунов от фарадимов! В роду Ролстры не было и намека на "Гонцов Солнца". Однако я стала фарадимом. Миледи, вы сами пришли к выводу, что дар передался мне от матери. Но я отличаюсь от других фарадимов. Я без труда могу плавать по воде.
      Сьонед изумилась прямоте Пандсалы. Слова принцессы были равносильны признанию в том, что она является прямым потомком колдунов.
      - Если так, - услышала она собственный голос, - нам осталось только провести испытание...
      - Пожалуй, - тихо сказала Пандсала. - Это может оказаться полезным. Но похоже, в жилах лорда Рияна тоже течет Старая Кровь; если у него с водой те же сложности, что и у фарадимов, испытание не поможет.
      - Меня тошнит, - отозвался молодой человек, - но не сильно. Это что-нибудь значит?
      - Кто знает? - пожал плечами Уриваль. - Впрочем, все равно это ничего не дает. Вы требуете абсолютно убедительного испытания на чистоту фарадимской крови, но не понимаете главного: если человек достаточно умен, чтобы учиться искусству "Гонцов Солнца", то он сумеет притвориться, что испытывает тошноту, и оставит нас с носом!
      Андри откашлялся.
      Любое знание может пригодиться, - спокойно сказал он.
      У Рияна по-прежнему был озабоченный вид, но Сьонед догадалась, что виной тому не его возможные предки.
      - Ты что-то хочешь сказать, Риян? - подбодрила она юношу.
      - Миледи... Я думаю, этот человек среди нас, но маскируется так искусно, что его невозможно заподозрить. Однако сейчас речь о другом... Не для того ли колдуны выдали одну из своих женщин замуж за Ролстру, чтобы сын, родившийся от этого брака, со временем стал верховным принцем? Если бы это случилось, они могли бы выйти из подполья и бросить вызов фарадимам.
      Волей-неволей Сьонед посмотрела на Андраде, хотевшую, чтобы от их брака с Роханом родились принцы-фарадимы. Чем же мы отличаемся от них! спрашивали ее глаза. Андраде отвела взгляд.
      - Иными словами, Масуль дает им возможность свергнуть власть нынешнего верховного принца, тесно связанного с нами, - сказал Уриваль и опустил глаза на свои девять колец. - Интересно, знал ли о них Ролстра...
      Рохан слегка заерзал в кресле и напомнил Аласен:
      - Миледи, вы собирались рассказать нам о том, что видели днем.
      - Да, ваше высочество, - поспешно сказала она. - После скачки к Масулю подошли Киле и Лиелл, принц Мийон, принц Кабар и жена Кабара Кенза. Чуть позже к ним присоединились принц Велден и лорд Патвин, который назвал Масуля братом - очевидно, в память о покойной жене, леди Рабий. Принц Саумер стоял неподалеку и следил за ними так, как будто отведал уксуса. Наследник Клуты Халиан выглядел не лучше, но смотрел он главным образом на Чиану. - Аласен слегка улыбнулась. - Она повисла на Мийоне и слишком поздно поняла, куда он идет. Масуль мерзко усмехнулся и сказал Чиане, что он был бы рад разделить с ней свой приз, поскольку хотел бы быть щедрым принцем, заботящимся о простом народе. Я думала, она вцепится ему в глотку.
      - Могу себе представить, - сухо сказал Оствель. - Леди попала в неловкое положение. Должен сознаться, мне это нравится.
      - Киле тоже нравится, - напомнила Сьонед. - И это меня тревожит.
      Рохан поднялся и стал расхаживать по комнате, словно сидеть ему было уже невмоготу.
      - Что же получается? Патвин вслед за своим принцем Велденом переходит на сторону самозванца. Саумер в любой момент может выкинуть какой-нибудь фортель. Если Халиан так отчаянно влюблен в Чиану, то он может повлиять на Клуту - отец никогда не согласится женить сына на дочери служанки. Но рассчитывать на это я не буду. Спасибо, принцесса Аласен, вы мне очень помогли.
      Но мы так и не решили, что делать с незнакомцем, который помогает претенденту. Масуль вырос в горах Вереш, поэтому он может прекрасно знать колдуна и только притворяться, что понятия об этом не имеет. У нас достаточно доказательств, что колдуны существуют: нападение на Меата, который вез свитки в Крепость Богини; сами свитки; несколько других случаев - но мы по-прежнему не знаем, кто эти люди и где они обитают. Одно к одному. Любопытная картина складывается, не правда ли?
      Он потер шею и вздохнул.
      - Андраде, мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз. Благодарю всех остальных за то, что пришли на эту встречу. Теперь идите спать, а с утра начинайте следить за каждым, кто может оказаться нашим врагом.
      * * *
      Мааркен стоял у палатки Холлис, впервые в жизни испытывая приступ нерешительности. Холодный ветер пронизывал его шелковую рубашку, но причина колотившей молодого лорда дрожи гнездилась глубоко внутри. Мааркен понимал, что стой он здесь хоть до утра, это не поможет справиться с хаосом в его чувствах. Успокоить его могли бы только объяснения самой Холлис.
      Внутри горела одинокая лампа, отчего палатка казалась большим белым фонарем. На стенку падала тень Холлис, понурившей плечи, опустившей голову и расхаживавшей из угла в угол, словно животное в клетке. Он откинул полог и вошел.
      Холлис... - Это имя застряло в горле у Мааркена, когда женщина стремительно обернулась к нему. - Холлис, - хрипло повторил он, - скажи, почему... Что изменилось?
      Ее глаза были полны ужаса... и слез. Холлис затрясла головой, и длинные светлые волосы рассыпались по ее спине.
      Мааркен не отступился.
      - Сегодня вечером я говорил с родителями. Они ждут тебя с нетерпением. Когда Андри передал мне твои слова.
      - Я опозорила тебя, - прошептала она. - Мааркен прости, я никогда не думала...
      - Тогда о чем же ты думала? Ты не разговаривала со мной, не пыталась увидеть, даже не смотрела на меня! И сейчас не смотришь, хоть и глядишь мне в глаза! - Он слышал свой хриплый от возбуждения голос, видел ее смятение... - Холлис, посмотри на меня!
      Женщина повернулась к нему лицом, в ее глазах пылал гнев.
      - На тебя есть кому смотреть! Думаешь, я не слышала, что сказал принц Поль? Вот пусть твоя леди Чиана на тебя и пялится!
      - Чиана? О Богиня! Холлис, она была в моей палатке незваной и нежеланной гостьей. Ты не можешь ревновать меня к ней!
      - Конечно, она из семьи верховного принца и подходит тебе, знатному лорду, куда больше, чем я!
      Мааркен в три шага оказался на другом конце палатки и схватил Холлис за плечи.
      - Тебе придется поговорить со мной, понимаешь? Скажи, почему. Немедленно!
      - Пусти меня! Черт побери, Мааркен, если ты не уберешь руки...
      Он зажал ей рот поцелуем. Сначала Холлис вырывалась из его объятий, как испуганный лесной зверь, но затем жалобно всхлипнула, прильнула к нему и раскрыла губы для поцелуя. Его гнев тут же улетучился, затянувшая душу ледяная корка растаяла. Мааркен поднял ее на руки и отнес на стоявшую в углу походную койку. Руки Холлис дрожали и путались в его одежде, и Мааркен, не отрываясь от ее губ, невольно рассмеялся, удивленный ее спешкой и неловкостью.
      - Неужели это та женщина, которая пришла ко мне под покровом Богини, чтобы сделать меня мужчиной? - лукаво прошептал он. - Кажется, ты забыла все, что знала, мой неуклюжий "Гонец Солнца"!
      - Пользуйся ртом по назначению! - приказала она, становясь той Холлис, которую Мааркен так хорошо знал. Он засмеялся и послушался.
      Когда Мааркен встал, чтобы снять рубашку, на тонкую стенку палатки упала чья-то тень. Он повернул голову и увидел свечу в дрожащей руке черноволосого мальчика. В мозгу молодого лорда прозвучал насмешливый голос: "Привыкай, привыкай! Теперь каждый раз, когда ты останешься наедине с красивой женщиной, тебе будут мешать дети!"
      - Я... Извините меня, миледи, простите, я не знал, что ты не одна... В другой руке юноша нес чашку с дымящимся тейзом, и рука эта так тряслась, что бедняге угрожала опасность обвариться. - Я только подумал, что вам захочется еще... я не знал...
      Холлис села и запахнула на себе одежду.
      - Спасибо, Сеяст, - с поразительным спокойствием сказала она. - Ты очень заботлив.
      - Оставь чашку и иди, - велел Мааркен, и мальчик второпях едва не выронил и чашку, и свечу.
      - Прошу прощения, милорд, миледи...
      - Прощаю, - добродушно сказала женщина, и мальчик перевел дух. Но когда Мааркен обвил рукой талию Холлис, в глазах юноши блеснуло что-то взрослое и очень опасное. - Все в порядке, Сеяст, - прибавила она, и мальчик исчез.
      Мааркен почувствовал, что Холлис отдалилась от него, и с тоской в сердце принялся следить за тем, как она решительно застегивает лифчик. Настроение было испорчено, и оставалось мало надежды на то, что оно улучшится. Внезапно Мааркену бешено захотелось придушить глупого мальчишку, но вместо этого он встал с койки и принес Холлис чашку.
      Женщина сделала глоток и посмотрела на него через ободок.
      - Каждый вечер он готовит для меня отвар и приносит его в одно и то же время. Когда ты пришел, я только-только успела выпить первую чашку. Этот отвар хорошо помогает при усталости.
      - Наверно, я должен быть благодарен ему за столь трогательную заботу. Андри говорил мне, что он стал твоей тенью. Но должен признаться, что его вкус восхищает меня даже больше, чем его забота.
      - Он еще совсем мальчик и думает, что влюблен в меня. В этой жизни не так уж много любви, чтобы ее отвергать, от кого бы она ни исходила... Кроме того, я не хочу обижать его Мааркен, он перерастет это чувство.
      - Так пусть поторопится.
      - Ох, перестань говорить глупости... - В знак примирения она протянула ему чашку.
      Он сделал большой глоток, обжег себе язык, но глотнул еще, еще и передал чашку ей.
      - Я вернусь к Андраде. До тех пор, пока ты не захочешь, чтобы я остался. - Пожалуйста, захоти этого сейчас, молили его глаза.
      Она уставилась в пустую чашку.
      - Да, ты прав. Тебе надо вернуться. - Она сделала паузу и испустила тяжелый вздох. - Я не хотела обидеть тебя. Просто... я не знаю их, а они не знают меня. У твоей семьи слишком много власти, слишком много разных видов власти. Ты можешь понять, что мне трудно представить себя частью такой семьи?
      - Все, что им нужно, это возможность узнать тебя, и они будут любить тебя так же, как я.
      - Пожалуйста, не торопи меня, - беспомощно прошептала Холлис, по-прежнему не глядя на него.
      Мааркену хотелось взять ее лицо в ладони и повернуть к себе.
      - Ладно, не буду. Но мы принадлежим друг другу, Холлис. Мы Избранные друг друга. - Он поцеловал ее в макушку и ушел.
      В белый шатер он не вернулся. Он спустился к реке, уселся на скалу и невидящим взглядом уставился в темную воду. Тело его томилось по телу Холлис, а голова болела так, словно он выпил две бутылки вина, а не чашку какого-то несчастного тейза.
      * * *
      Когда все, не исключая и Сьонед, покинули белый шатер, Рохан снова сел в кресло. Напряженный день утомил его, судорогой свел мышцы, пульсировал по жилам... Но если Рохан выглядел просто уставшим, то Андраде была измучена до предела. Пылавшие в жаровне угли ярко освещали глубокие морщины, залегшие вокруг рта и на лбу тетки. Она держала в голове так много жизней и влияла на судьбы стольких людей... В том числе и на его собственную. Она привела к нему Сьонед.
      Рядом с ней сидел Уриваль. Его золотисто-карие глаза под нависшими густыми бровями поблекли и ввалились. Оба фарадима выглядели ужасно старыми.
      - Сьонед может видеть в Огне кусочки будущего, - отрывисто сказал Рохан. - Можешь ли ты увидеть прошлое?
      Андраде резко выдохнула, и у Уриваля сразу потемнели глаза. Их руки метнулись навстречу, пальцы переплелись, и внезапно Рохан все понял. Как же он раньше не догадался? Эти двое любили друг друга, и любовь их длилась дольше жизни самого Рохана.
      - Я часто думала, перенял ли ты этот маленький фокус у меня или научился ему самостоятельно, - как всегда, хладнокровно сказала Андраде. Не рассусоливать, а сразу брать за глотку, верно?
      - Мы все устали. - Рохан сложил руки на груди, чтобы не было заметно, что у него дрожат пальцы. - У нас нет времени, чтобы золотить пилюлю. Так можешь или нет?
      - Как говорит твой сын, "не знаю, никогда не пробовал". - Она выпустила руку Уриваля и переплела длинные пальцы. - Догадываюсь, какую именно ночь ты хотел бы увидеть в Огне.
      - Андраде... - начал Уриваль, но было уже поздно. Голубые глаза Андраде прикрыли веки, и в ответ на ее безмолвный призыв в жаровне разгорелись угли.
      Рохан затаил дыхание. Она поднесла к губам сложенные руки и изо всех сил зажмурилась; ее лицо превратилось в туго натянутую маску, так что под кожей проступили тонкие кости. В бронзовом подсвечнике поднялся Огонь, задрожал, выровнялся и прыгнул к потолку. В пламени начала появляться туманная картина.
      Река тихо покачивала освещенную фонарями барку Ролстры. По палубе тревожно сновали моряки. Показалась узкая лестница и крошечная, темная комната, где в родовых муках корчились три женщины, за которыми присматривала принцесса Пандсала. Внезапно картина изменилась; показался обшитый панелями коридор, в котором толпились служанки. Рука в кольцах Андраде беззвучно постучала в закрытую дверь. Затем дверь открылась.
      Огонь бешено полыхнул и потух, издав звук, похожий на свист меча, вкладываемого в ножны. На лбу Андраде заблестели капли пота, она открыла рот и без сил упала в объятия
      Уриваля. Тот крепко прижал ее к себе и бешено глянул на Рохана.
      - Доволен? - прошипел он.
      Рохан опустился на колени рядом с теткой и взял за руку, испуганный ее прерывистым дыханием.
      - Андраде... прости меня...
      - Нет, - хрипло прошептала леди Крепости Богини. - Успокойся. - Она сделала глубокий вдох, затем еще один и выпрямилась. - Я только задохнулась. Теперь я знаю, почему такие вещи запрещены. - Андраде вытянула руку и задумчиво посмотрела на свои дрожащие пальцы. - О Богиня... Никогда со мной не случалось ничего подобного. Это похоже на падение в бесконечный колодец, в темноту... - Она осеклась и помотала головой, пытаясь стряхнуть с глаз капли пота. - Это возможно. Я справлюсь.
      Уриваль мрачно выругался.
      - Ничего подобного ты не сделаешь, потому что он и просить не станет! Не будь дурой!
      Андраде не обращала на него внимания.
      - Рохан, ты видел что-нибудь полезное?
      - Барку, помещение в трюме, нескольких женщин в коридоре, твою руку, стучащую в дверь. Вот и все.
      - Я недостаточно долго продержалась, - с досадой сказала она.
      - Еще немного, и ты потеряла бы сознание, а там поминай как звали! проскрежетал Уриваль. - Ты окончательно выжила из ума?
      - Не больше чем обычно. Не будем ссориться, мой старый друг. Рохан, если это будет необходимо, я сделаю. Когда мне предстоит устроить этот спектакль?
      - Если ты считаешь, что справишься, то через два дня. Но...
      - Никаких "но". Я сделаю это только потому, что Пандсала не справится. Чтобы показать то немногое, что ты видел, потребовались все мои силы. А у нее для этого не хватит ни таланта, ни квалификации. - Андраде крепко сжала руку племянника. - И все же сначала попытайся придумать что-нибудь другое. Я сделаю это ради Поля. Но только в том случае, если ничего иного не останется.
      - Только если я не смогу найти другой выход, - пообещал он. - Ты и так напугала меня до полусмерти.
      Для меня это тоже был не сахар, - в своей привычной этической манере откликнулась она. - Иди спать.
      Рохан прижал ее пальцы к своей щеке, а потом к губам.
      - Прости меня, тетя, - сказал он. Андраде с непривычной нежностью погладила его по волосам: такое она позволяла себе крайне редко. В горле у Рохана застрял комок. Прежде чем оба они успели смутиться, принц встал и вышел.
      Когда за ним упал белый шелковый полог, Рохан услышал голос тетки:
      - Уриваль, принеси мне Звездный Свиток.
      Рохан едва доплелся до своего шатра. Он получил то, чего хотел. Но это приводило его в ужас.
      ГЛАВА 21
      Скучать в возрасте Поля невыносимо. Но в сочетании с сознанием того, что вокруг творятся странные вещи, важные вещи, имеющие к нему самое непосредственное отношение, и тем, что никто не берет на себя труд объяснить ему происходящее, скука превращалась в угрюмое желание сделать что-нибудь. Все равно что.
      На четвертый день Риаллы его тетя Тобин всегда давала завтрак. Все сбегались в лагерь Пустыни и начинали есть, как подыхающие с голоду драконы. Поль слонялся между палатками, озаренными утренними лучами, подходил то к одной, то к другой группе и задумчиво жевал булку с сосиской, заедая ее сухофруктами. Принцы, атри, леди и оруженосцы вежливо кланялись проходившему мимо наследному принцу, но им и в голову не приходило ради него оторваться от увлекательной беседы. На самом деле никому не было до него дела. Даже родные Поля были слишком заняты и только улыбались ему. У отца был серьезный разговор с Ллейном и Чадриком; пока мать любезничала с Мийоном, Тобин предприняла сложный обходной маневр, подвела к ним Чиану и удалилась; Чейн и Сорин обсуждали достоинства лошадей с лордом Колией; важный Андри стоял с Вологом и Аласен Кирстскими, а Мааркен сновал взад и вперед, время от времени подходя к столику на козлах, за которым сидели Андраде, Холлис и этот назойливый черноволосый мальчишка, упрямо пытавшийся найти такое угощение, которое могло бы вызвать у Холлис аппетит. Полю казалось, что все его предали. Он не был глуп, не разбалтывал чужих секретов и в один прекрасный день должен был стать верховным принцем - но никому из них и в голову не приходило посвятить его в великие замыслы и интриги, в изобилии зревшие вокруг, словно драконьи яйца. Сейчас он обрадовался бы даже компании этой зануды Сьонелл; та, по крайней мере, уделила бы ему внимание...
      Он поплелся к стоявшему в центре большому очагу, у которого суетился Оствель. Здесь готовили все новую и новую еду. Лорд Скайбоула, на время Риаллы вернувшийся к своим старым обязанностям главного сенешаля Стронгхолда, тихонько чертыхался. Очередная порция дров упрямо не желала разгораться. Полю пришла в голову шальная мысль. Он лениво повел рукой, дрова вспыхнули, испуганный Оствель отшатнулся и выругался еще раз.
      Внезапно Поль понял, что все взгляды обратились на него; кое-кто даже повернулся спиной к собеседнику и выпучил глаза. Он одарил каждого солнечной улыбкой. Пусть попробуют не обратить внимания на это!
      - Ну что, помогло? - самым невинным тоном осведомился Поль у Оствеля.
      Лорд Скайбоула разогнулся и мрачно посмотрел на него.
      - Не вздумай выкинуть этот номер еще раз, - сквозь зубы процедил он.
      Все удовольствие от фокуса исчезло. Оствель никогда не разговаривал с ним подобным тоном, никогда не смотрел на него с таким суровым осуждением. Поль попытался побороть неловкость и присоединиться к присутствующим, но в толпе продолжали шептаться и пялиться на него, не исключая и родителей, глаза которых полыхали холодным зеленым и ледяным голубым пламенем. Внезапно Поль оказался в центре всеобщего внимания, и его щеки вспыхнули, когда отец, а следом и мать демонстративно отвернулись.
      И тут он увидел Масуля, стоявшего под деревом рядом с Лиеллом, Киле и Кабаром Гиладским. Лицо самозванца было таким же белым, как лицо Поля красным. Мальчик обвел взглядом остальных участников сборища. Кое-кто пытался вернуться к прерванной беседе, но большинство, судя по всему, вполголоса говорило о нем. Краска сошла со щек мальчика. Родители наверняка решили, что он сделал это нарочно, чтобы напомнить Масулю, кому тот посмел бросить вызов. Поль был больше чем принцем: он был "Гонцом Солнца"...
      Затем к нему подошла Пандсала, и Поль впервые испытал к своему регенту нечто вроде симпатии - она избавила его от одиночества и молчания. Пандсала тихо заговорила о погоде, и Поль постепенно успокоился. Она подвела юного принца к Гемме и Чейлу Оссетскому, которому приходилось терпеть присутствие кузенов Поля - Костаса и Тилаля. Пока Чейл выдавливал из себя какую-то вежливую фразу о великолепном угощении, Тилаль улыбнулся Полю, поклонился Гемме, взял мальчика за руку и отвел в сторону.
      - Да, кузен, это был не самый мудрый поступок в твоей жизни, - сказал молодой человек. - Но не думаю, что мать тебя сильно осуждает.
      - Ты видел лицо Масуля?
      - Нет, я следил за Клутой. - Тилаль взял с подноса проходившего мимо слуги пирожок, сунул его в рот и продолжил: - Ты ведь знаешь, притворяться он не мастер. Риян говорил мне, что Халиан ходит вокруг отца кругами, стремясь привлечь его на твою сторону. Бедняге втемяшилось, в голову жениться на Чиане - помоги ему Богиня! Но старик упирается. Думаю, ты вовремя напомнил ему о себе. Если Масуль получит власть над Маркой, то Луговина снова окажется меж двух огней. А Клуте совсем не улыбается, чтобы его страна опять стала полем битвы. Особенно если одной из воюющих армий будет командовать принц-фарадим, которому ничего не стоит сжечь хлеб на корню.
      Поль облегченно вздохнул.
      - Спасибо. Я воспользуюсь этими сведениями, когда отец и мать начнут кричать на меня.
      - О, днем это вылетит у них из головы.
      - Только если я на время исчезну... Слушай, может, сходим на ярмарку? Мне нужно купить пару вещиц. У тебя есть время?
      - Сначала попроси разрешения. Я не знаю, сочтут ли они мой меч достаточно грозным, чтобы защитить тебя.
      - Меня тошнит от необходимости на все спрашивать разрешения и от того, что мне ничего не говорят!
      Тилаль снова улыбнулся, и Поль не смог не ответить ему тем же: достаточно было посмотреть в веселые зеленые глаза кузена, чтобы обиду как рукой сняло.
      - Я что, очень избалованный? - неуверенно спросил он.
      - Нет, просто ты ведешь себя как всякий мальчишка, которому не терпится стать взрослым. Видел бы ты меня до того, как я начал править Речным Потоком! Когда кончится завтрак, буду ждать тебя у своей палатки, идет? Я сам спросил позволения у твоих родителей. Если повезет, ты улизнешь от них до самого вечера.
      Поль благодарно кивнул. Он нашел подходящее дерево оперся о него, наблюдая за высокородными и думая о том, как он любит Тилаля. Он с рождения знал племянника матери; в то время молодой человек был оруженосцем Рохана. Тилаль был посвящен в рыцари в тот день, когда Полю исполнилось восемь, и то, как он вручал Тилалю традиционные хлеб, соль и золотую пряжку для пояса, стало одним из любимых воспоминаний Поля о собственном детстве. Следующей весной Тилаль уехал из Стронгхолда, чтобы жить с родителями в столице Сира Верхнем Кирате. Через год он стал хозяином объединенных поместий Речной Поток и Речная Заводь. Первое из них было родиной Давви, Сьонед и самого Тилаля; второе стало частью Речного Потока, когда Давви женился на наследнице этого имения. Так Тилаль начал править обширными землями вдоль реки Ката, где располагались лучшие поля и луга континента.
      Над маленькой бирюзовой палаткой, стоявшей посреди лагеря сирцев, развевался зелено-черный раздвоенный вымпел Тилаля. Увидев наследника верховного принца, оруженосец, возрастом уступавший Полю, поклонился ему до земли. Из палатки вышел Тилаль с большим кожаным кошельком в руках. Он приветливо улыбнулся и взмахом руки отослал оруженосца.
      - Похоже, тетя Сьонед рада отослать тебя куда-нибудь, - сообщил он. Она еще сердится, но не думаю, что тебя накажут. Все ее мысли заняты чем-то другим. - Он привесил кошелек к поясу, проверил меч и сказал: - Все в порядке. Пошли. Если поторопимся, то успеем на ярмарку до того, как туда нагрянет толпа.
      - Бьюсь об заклад, девушки от тебя не отстанут, - лукаво подмигнул Поль. - Я следил за тобой все утро, пока вы с Костасом не подошли к Чейлу.
      - О, большинство девушек сегодня будет сидеть в лагере и чистить перышки к Последнему Дню. Надо же оставить что-нибудь и другим молодым людям, правда? - спросил Тилаль. Голос его звучал легкомысленно, но в глазах таилась насмешка над самим собой. - Вчера Костас сказал мне, что на ярмарке появился купец из Кунаксы, торгующий изумительными клинками. Я хочу купить меч для отца.
      - Как ты думаешь, Сорину и Рияну будет приятно получить что-нибудь в этом роде? - на ходу спросил Поль. - Мне хочется сделать им подарок, поэтому я взял с собой кучу денег. Кроме того, надо зайти к торговцам шелками и к лучшему хрустальных дел мастеру Фирона.
      Кунакский оружейник оказался настоящим художником. Тилаль купил у него чудесный меч, сверкающий клинок которого был украшен изображением яблонь, отягощенных плодами. Под наблюдением кузенов мастер выгравировал на нем герб Сира. По указанию Тилаля рукоять подогнали под ладонь его отца. Пока Поль выбирал два подходящих ножа в подарок Сорину и Рияну, Тилаль достал пригоршню мелких гранатов, чтобы вставить их в места, предусмотрительно оставленные мастером для этой цели.
      Работа заняла много времени, но результат превзошел все ожидания. Солнечные лучи полыхали на длинном клинке, заставляли вспыхивать темные камни и отражались от отделанного золотом эфеса. Тилаль бережно завернул меч в тончайшую шерсть, заплатил за покупку и счастливо вздохнул, когда они отошли от палатки.
      - Это те гранаты, которые ты выиграл на скачках? - спросил Поль. - А ты не собираешься из остальных сделать ожерелье?
      - Возможно.
      Мальчик искоса посмотрел на кузена.
      - О, понимаю. Еще не родилась на свет дама, ради которой ты стал бы заказывать свадебное ожерелье.
      К его удивлению, на челюсти у Тилаля проступили желваки, а в глазах загорелся гнев.
      - Хоть ты и принц, но это не твое дело.
      Поль остолбенел. Да что же это за день такой, что все друзья и родные злятся на него? Он умолк, и братья принялись обходить ряд за рядом, пока не остановились перед лавкой с хрусталем, который больше напоминал мыльные пузыри, переливавшиеся на солнце нежным розовым, зеленым и голубым цветом.
      К тому времени Тилаль оттаял, вновь став кузеном и добрым другом.
      - Кому подарок? Матери?
      - Нет. Другой даме. - Поль покатился со смеху, когда черные брови Тилаля взлетели вверх. - Как твердят мне все и повсюду, для этого я пока слишком мал! Я разбил бокал, принадлежавший жене хозяина трактира в Дорвале, и хочу отыскать ему замену. - Он указал на хрупкий кубок в форме фантастического желтого цветка, окруженного зелеными листьями; ножка в виде стебля была украшена тонкими хрустальными шариками, изображавшими капли воды. - Думаю, этот подойдет.
      - Прекрасный выбор, высокочтимый лорд, - одобрил купец.
      - Довезешь ли ты его до Грэйперла? - засомневался Тилаль.
      Купец фыркнул.
      - Я упакую кубок так тщательно, что ему не сможет повредить самая страшная зимняя буря. Одну минутку, благороднейший лорд.
      Когда бокал положили во вдвое превосходивший его размером деревянный футляр, плотно набитый овечьей шерстью, Поль попросил доставить покупку в отцовский шатер. Поняв, кто стал его покупателем, купец обомлел, обругал себя, не раздумывая схватил другой кубок и протянул его Полю. Он был сделан из великолепного пурпурного хрусталя с голубым ободком; постепенно темневшая ножка бокала переходила в угольно-черную подставку. Кубок обвивали три тонких золотых полоски, смыкавшихся в кольцо у самого ободка.