Финн заставил себя приподняться. Его голова ударилась об стену. Он со свистом втянул в легкие воздух и задержал дыхание, изо рта у него текла кровь.
Он нахмурился, словно бы в смущении, его тело снова охватила дрожь, но он справился с собой. С усилием выпрямился, царапнув браслетами лиир камень стены.
Белые зубы обнажились снова – на этот раз в гримасе потрясения и боли.
– Финн..?
Он произнес на выдохе всего одно слово, но я не смог ею разобрать слишком невнятно он говорил. Просто звук, почти вздох, но когда Финн произнес его, краски жизни вновь вернулись в его лицо. Я понимал, что он уже может встать, но не позволил ему этого.
– Тинстар… – хриплый потрясенный шепот, – Тинстар… здесь…
Женщины сгрудились подле ложа, я понял, что необходимо вывести Финна из комнаты. Электра кричала в муках, охваченная страхом, тело ее билось в родовых схватках. Я подтащил Финна к дверям и вытолкнул его в коридор, Сторр, с рычанием топорщивший шерсть на загривке, шел следом на негнущихся лапах.
Финн навряд ли заметил, что я прислонил его к стене. Он двигался как пьяный – расслабленно, утратив красоту и точность движений. Не Финн – вовсе не Финн…
– Тинстар… – снова прохрипел он, – Тинстар… здесь…
Я притиснул его к стене, крепко держа за отвороты куртки:
– Боги, ты знаешь, что ты сделал? Финн… Если бы я отнял руки, он упал бы. Я прочел это в его глазах.
– Тинстар… – он повторял это снова и снова, – Кэриллон – это был Тинстар…
– Не здесь! – заорал на него я. – Этого не могло быть! Ты хотел убить Электру!
Он коснулся руками своего лица – я увидел, как они дрожат, зарылся пальцами в волосы, отбросил их со лба – шрам, пересекавший щеку, казался яркой повязкой на лице.
– Он – был – здесь…
Он произнес это раздельно, выговаривал слова звуки с болезненной тщательностью пьяницы – или человека в состоянии глубокого потрясения.
Отрывистый гневный голос с тенью страха – такого я никогда не слышал от Финна.
– Тинстар расставил ловушку…
– Довольно о Тинстаре! – крикнул я и внезапно замолчал, словно кто-то заткнул мне рот. Из комнаты донесся требовательный крик младенца и воркование женщин. Внезапно я всей душой пожелал быть там, а не здесь, но при этом я сознавал, что нужен Финну. Сейчас я был нужен ему.
– Отдохни, – отрывисто бросил я. – Съешь что-нибудь – выпей чего-нибудь!
Идти можешь? Так иди… иначе мне придется унести тебя отсюда.
Я отнял руки. Финн прислонился к стене, скрестив ноги. Он выглядел растерянным, рассерженным. – и явно совершенно ничего не понимал.
– Финн, – беспомощно спросил я, – ты идешь? Он оттолкнулся от стены, покачнулся и опустился на колени. Одно безумное мгновение мне казалось – он на коленях просит прощения, но это было не так. Я подумал, что он молится – это было не так. Он просто сгреб в охапку Сторра и обнял его – так крепко, как только мог.
Его глаза были закрыты. Я понял, что он испытывал слишком личные чувства, чтобы поделиться ими с кем-нибудь – даже со мной. Может быть, особенно со мной.
Я так и оставил их – волка и человека – и вошел в комнату, чтобы увидеть своего ребенка.
Одна из женщин поспешно заворачивала младенца в простыню и вытирала его лицо. Закончив, она передала его мне. Они все были из Солинды, эти женщины, но я был их королем – и останусь им, пока у меня не будет второго сына.
Я посмотрел на их лица – и понял, что у меня нет ни одного.
– Девочка, господин мой Мухаар, – прошептал кто-то на хомэйнском с сильным акцентом.
Я вгляделся в крохотное личико. В нем еще ничего нельзя было прочитать, оно было сморщенным, как печеное яблоко, – но я вдруг осознал, что эта девочка – мое дитя.
Кто не познает бессмертия, держа на руках своего ребенка? Внезапно то, что родилась дочь, а не сын, потеряло для меня всякое значение: будет и сын потом. Сейчас у меня родилась дочь – достаточно и этого.
Я медленно подошел к постели, бесконечно бережно и почтительно неся ребенка. Такой маленький, такой беспомощный – а я был таким большим – но не менее беспомощным. Внезапно то, что у меня вообще могла быть дочь, показалось чудом. Я опустился на колени подле ложа и показал Электре ее ребенка.
– Твой наследник, – прошептала она, и я понял, что она еще ничего не знает. Ей не успели сказать.
– Наша дочь, – мягко ответил я. Внезапно глаза Электры прояснились – и остекленели от ужаса:
– Ты хочешь сказать, что это девочка..?
– Принцесса, – сообщил я. – Электра, она очаровательная девчушка…
Вернее было сказать – я надеялся, что она станет такой.
– Придет время и для сыновей. Сейчас у нас есть дочь.
– Боги! – воскликнула она, – Вся эта боль – ради девочки? Не сын для престола Хомейны – или для трона Солинды… – слезы усталости покатились ее по щекам. – Как же мне сдержать свое слово? Эти роды едва не убили меня…
Я жестом приказал одной из женщин забрать у меня малышку. Потом подхватил Электру под плечи одной рукой, словно она была ребенком, которого нужно убаюкать.
– Электра, успокойся. Не нужно спешить. У нас есть дочь – будут и сыновья, но не завтра же. Успокойся. Я не хочу, чтобы ты горевала из-за того, что родила девочку.
– Девочка, – повторила она, – На что годна девчонка – разве что замуж ее выдать! Я хотела сына!.. Я опустил ее на подушки и укутал в покрывало:
– Спи. Я приду позже. Нужно сообщить новость – и найти Финна… – я остановился. Не стоило говорить ей о Финне. Не теперь.
Но Электра уже спала. Я отбросил влажные волосы с ее лба, снова взглянул на спящую девочку и вышел, чтобы объявить новость.
Вскоре раздались приветственные крики, забили колокола. Слуги поздравляли меня и желали счастья. Кто-то сунул мне в руку кубок вина, пока я шел по коридору к комнатам Финна. Лица передо мной расплывались, сливались – я не смог бы сейчас узнать никого. Теперь у меня была дочь – но была и проблема.
Финна не было в его апартаментах. Не было его и на кухне, где повара и поварята кланялись, пораженные тем, что среди них появился их Мухаар. Я спросил о Финне, узнал, что он не заходил, и снова вышел.
Наконец, меня разыскал Лахлэн: он был очень серьезен и озабочен. Леди в его руках не было, зато с ним была моя сестра. Сперва я думал, что они пришли с пожеланиями счастья, оказалось, у них были новости о Финне.
– Он забрал волка и ушел, – тихо сообщил Лахлэн. – Коня не взял.
– Облик лиир, – угрюмо сказал я.
– Он был… странным, – Торри была бледна. – Он не был самим собой. И не отвечал на наши вопросы, – она сделала беспомощный жест. – Лахлэн играл для меня на своей Леди. Я увидела, как вошел Финн. Он… скверно выглядел. Он сказал, что должен уйти.
– Уйти! – у меня сжалось сердце. – Куда?
– В Обитель, – ответил мне Лахлэн. – Он сказал, что ему нужно очиститься после чего-то, что он сделал. Он сказал также, чтобы ты не посылал за ним и сам не ехал следом…
Арфист бросил короткий взгляд на Торри. – Он сказал, что это дело Чэйсули, и что клановые узы иногда бывают превыше всех прочих. Внезапно я ощутил дурноту:
– Да. Но он лишь изредка вспоминал о них… – я остановился, вспомнив звериный дикий взгляд и утробное рычание Финна. – Он говорил, сколько пробудет в Обители?
У Торри были испуганные глаза:
– Он говорил, что длительность очищения зависит от тяжести нанесенного оскорбления – а оскорбление было тяжелым, – ее тонкая рука легла на горло. Кэриллон… что он сделал?
– Пытался убить королеву, – мне показалось, что эти слова произнес кто-то другой. Я видел их потрясенные глаза.
– Боги! – выдохнул я, – Я должен отправиться за ним! Вы не видели, каким он был…
Я шагнул к двери – и чуть не сбил с ног Роуэна.
– Мой господин! – он схватил меня за руку. – Подожди…
– Не могу, – я высвободил руку и хотел пройти, но он снова остановил меня.
– Роуэн…
– Мой господин, вести из Солинды, – настаивал он. – От Ройса, твоего регента в Лестре.
– Хорошо – нетерпеливо сказал я, – это может подождать? Я вернусь, как только смогу.
– Финн сказал, что ты не должен следовать за ним, – повторил Лахлэн. – Без сомнения, у него были на то причины…
– Кэриллон, – Роуэн оставил почтительные выражения и титулы, и я понял, что дело серьезное, – Тори Атвийский. Он снова готовит вторжение.
– В Солинду? – я уставился на него в изумлении.
– В Хомейну, мой господин – Роуэн выпустил мою руку, как только понял, что я не собираюсь уходить. Теперь я просто не мог уйти.
– Вести достигли Лестры, и Ройс немедленно прислал вестника. Ройс говорит, что есть еще время, но Торн не изменит своего решения. Мой господин… – он чуть помедлил. – Ему нужен ты. Ему нужна Хомейна. Это месть за смерть его отца и всех атвийцев, погибших в войне Беллэма. Посланник принес весть, – на его юном лице было многозначительное выражение. – Торн намеревается взять Хондарт…
– Хондарт! – взорвался я, – Ноги его не будет в хомейнском городе, пока я жив!
– Он собирается воспользоваться поддержкой Солинды, – Роуэн говорил теперь совсем тихо. – Они хотят пройти по суше через Солинду и на кораблях через Идрийский Океан, направляясь к Хондарту.
Я подумал о южном городе на берегу Идрийского Океана. Хондарт был богатым городом, живущим рыболовством и торговлей с другими странами. На коне до него добираться две недели, пешим – и того дольше. Пешие переходы замедлят продвижение армии…
Я на миг закрыл глаза, пытаясь привести в порядок воспоминания, чувства и мысли. Слишком многое вместил в себя этот день. Финн, рождение моей дочери теперь еще и это.
Я положил руку на плечо Роуэна:
– Где этот посланник?.. И собери всех советников, кого сможешь. Пошли за теми, кто отправился в свои владения. На это уйдет время… о боги, если мы опять отправляемся на войну, нужно вновь собирать войско, – я потер глаза, Финну придется подождать.
Когда у меня нашлось время, я сбежал от военных советов и наконец отправился в Обитель. И, проезжая по равнинам, встретился лицом к лицу с Финном.
Он ушел из Хомейны пешком, возвращался же на коне – наверняка взял его в Обители, а может, то был один из его собственных коней, он не сказал. Он вообще мало говорил, замкнувшись в себе, и я видел, что на его сердце легла глубокая темная тень. Взгляд его желтых глаз был странен.
Мы встретились под свинцово-серым небом, затянутым тяжелыми тучами. Вскоре должен был пойти дождь. Наступала осень, месяца через четыре землю покроет снег. Было еще не так уж холодно, но я был в кожаной охотничьей одежде и кутался в темно-зеленый шерстяной плащ. Финн был без плаща, руки обнажены. Он остановил коня. Ветер развевал его волосы, черные, как вороново крыло – я мог бы поклясться, что в них появилось серебро седины. Он казался много старше и как-то жестче, чем прежде – но, может быть, раньше я просто не замечал этого в нем?..
– Я хотел приехать, – сказал я. – Лахлэн говорил – не нужно, но я все же хотел приехать. Ты был таким… – я передернул плечами, его молчание заставляло меня чувствовать себя неуютно. – Но тут прибыл посланник из Лестры…
Я не окончил фразы – лицо Финна казалось высеченным из камня.
– Я слышал.
Его конь переступил на месте – гнедой конь с белым пятном на морде, чуть косящий на один глаз. Финн, казалось, не заметил этого движения – только чуть пошевелился в седле.
– Ты поэтому вернулся?
Он показал головой куда-то вдаль:
– Мухаара там. Я еще не вернулся.
Голос был сухим и ровным, без интонаций. Я попытался понять его мысли – но Чэйсули хорошо умеют скрывать свои чувства.
– Но – собирался? Его лицо дернулось.
– Мне больше некуда идти. Это ошеломило меня – я ведь знал, где он жил все это время.
– Но… Обитель…
– Я ленник Мухаара. Мое место с ним, а не с кланом. Дункан сказал… – он замолчал и почему-то отвернулся. – Дункан не… освободил меня от того, что я сделал. Шар тэл говорит: от страха можно избавиться только встретившись лицом к. лицу с тем, что вызывает страх.
Волосы упали ему на лицо, так что я не мог разглядеть его выражения.
– А потому я возвращаюсь, чтобы вновь встретиться с ним лицом к лицу. Я не мог смириться со своим страхом – и-тоша-ни не был завершен. Я… нечист.
– С чем ты собираешься встретиться? – спросил я несколько нервно. – Я бы предпочел, чтобы ты не встречался с Электрой.
Он посмотрел мне прямо в глаза своим странным взглядом:
– Я тоже предпочел бы ее не видеть. Но ты взял ее в жены, а мое место рядом с Мухааром. У меня нет выбора, господин мой.
Господин мой. В этих словах не было прежней насмешливой веселости. Я почувствовал, как в моем сердце поднимается волной страх.
– Ты действительно намеревался убить ее?
– Не ее, – мягко поправил он, – Тинстара. Я медленно закипал, только сейчас поняв, как я боялся, что ему удастся это сделать. Я мог потерять их обоих. Обоих. Если бы Финн убил Электру, мне осталось бы только казнить его.
– Электра – не Тинстар! Ты что, ослеп? Она моя жена…
– Она была мэйхой Тинстара, – так же тихо и мягко, – и, несомненно, он все еще использует ее. Если не тело, то, по крайней мере, душу.
– Финн…
– Это я чуть не умер! – он снова ожил и был разгневан. А еще – явно испуган. – Не Электра – она слишком сильна. Я, со своей кровью Чэйсули и всеми дарами!..
Он со свистом втянул воздух, зубы его невольно обнажились в оскале:
– Это почти раздавило меня – едва не поглотило целиком. Это был Тинстар, говорю тебе!
– Что ж, тогда поезжай, – гневно ответил я. – Поезжай в Хомейну-Мухаар и жди меня там. Мы вместе встретимся лицом к лицу с тем, что ты должен встретить, и навсегда покончим с этим. А мне нужно кое-что обсудить с Дунканом.
В его волосах была седина, теперь я видел это ясно, а глаза его внезапно вновь потускнели.
– Кэриллон…
– Поезжай, – уже спокойнее повторил я. – Мне придется думать о войне. Ты будешь нужен мне рядом.
Ветер развевал его волосы. Редкие лучи солнца заставляли золото лиир тускло мерцать в облачном сумраке. Его лицо казалось мне совсем чужим, и я слова подумал о подземелье. Неужели оно так изменило меня? Или – Финн изменился?
– Тогда я буду рядом, – отозвался он, – пока смогу.
Странное обещание. Я нахмурился и собирался было спросить его, что он имел в виду, но он уже направил коня прочь.
Когда я повернулся, Финн галопом скакал к Мухааре. За ним следом бежал волк.
Глава 2
Едва я успел въехать в Обитель, разразилась буря. Мой плащ мгновенно промок насквозь, от капюшона проку было мало, потому я сбросил его на плечи.
Мой конь, разбрызгивая вокруг воду и жидкую грязь, добрался, наконец, до шатра Дункана. В вечернем сумраке я почти не видел других шатров – только кое-где размытыми световыми пятнами маячили те из них, в которых горели жаровни.
Я слез с коня, тут же угодив в лужу, выругался и тут заметил, что Кая нет на привычном месте около шатра: несомненно, он искал укрытия от непогоды в густой кроне дерева или, может, даже в самом шатре. Что ж, в этом он был прав я тоже намеревался как можно скорее попасть в тепло.
Кто-то подошел и принял моего коня – я не сразу понял, кто. Я поблагодарил, дверной полог откинулся, я взглянул вниз и увидел Донала. Он удивленно уставился на меня, потом ухмыльнулся:
– Видишь?
Я видел. Его тонкие руки, пока еще открытые по теплой погоде, были охвачены выше локтя золотыми браслетами лиир, хотя и более легкими, чем у взрослого воина. Среди прядей черных волос поблескивала серьга: формы ее я не мог разглядеть. Такой юный, подумалось мне…
Рука Дункана опустилась на голову Донала, осторожно отстранила его:
– Заходи, не стой под дождем, Кэриллон. И извини моему сыну его скверные манеры. Я вошел.
– Ему есть чем гордиться, – заметил я. – Но не слишком ли он молод?
– Слишком молодых в кланах нет, – вздохнул Дункан, – Кто знает замыслы богов? Неделю назад он услышал зов, и мы отпустили его. Прошлой ночью на церемонии он получил свое золото лиир.
Я почувствовал, что в моей душе шевельнулась уязвленная гордости:
– А я не мог быть свидетелем этого? Дункан был серьезен:
– Ты не Чэйсули.
Что ж, четыре дня я был им. Но теперь мне было отказано в чести присутствия на церемонии. Я перевел взгляд на Аликс:
– Ты должна гордиться.
Она стояла по ту сторону от жаровни, и отблески огня плясали на ее лице. В сумраке ее кожа казалась темнее обычного – она была более Чэйсули, чем обычно, сердце мое вновь сжалось от чувства потери.
– Я горжусь, – мягко ответила она. – Мой сын теперь воин.
Он был еще мал Лет семь, думалось мне, точно я не знал. Но все равно – так невероятно юн…
– Садись, – предложил Дункан. – Донал сейчас подвинет своего волка Я понял, что он имеет в виду, когда увидел растянувшегося на одном из расстеленных на полу одеял – волчонка. Он был совсем маленьким и спал мертвым сном. Видимо, тоже побывал под дождем – в шатре пахло мокрой шерстью.
Несомненно, Донал с волчонком были на улице, когда началась гроза.
Донал, сразу уловив приказ отца, присел и взял волчонка под передние лапы.
Зверек обвис на его руках, как мешок с костями, тяжелый и мокрый – но Донал все же оттащил его в сторону. Волчонок был красновато-коричневым в отличии от серебряного волка Финна, а глаза, когда он приоткрыл один, оказались карими.
– Он жалуется, – несколько оскорбленно заявил Донал. – Он хотел остаться у огня.
– У него волос побольше, чем у тебя, – возразила Аликс. – Мы принимаем у себя Мухаара, а Лорну за спиной у твоего отца будет достаточно тепло.
Я протестующе поднял руку:
– Для него я Кэриллон, а не Мухаар. В конце концов, он мой родственник, я улыбнулся мальчишке. – Что-то вроде дяди.
– Тай устал от Кая, – с сознанием своей правоты сказал Донал. – А он может побыть здесь?
– Тай – сокол, и останется снаружи, – твердо сказал Дункан, пристраивая рядом с собой волчонка.
– Кай жил так долгие годы, это предстоит и Таю.
Донал устроил поудобнее своего волчонка и уселся рядом с ним – пальцы маленькой ручонки зарылись в густой мех. Его желтые глаза уставились на меня с настойчивостью юности:
– Ты знаешь, что у меня их два?
– Два лиир?.. – я посмотрел на Аликс и Дункана.
– Я думал, что у воина должен быть только один…
– Обычно да, – суховато заговорил Дункан, указав мне на ближайшее одеяло, где я и устроился, с наслаждением вытянув ноги, Аликс налила мне чашу горячего хмельного меда. – Но у Донала, видишь ли, Древняя Кровь.
Аликс рассмеялась, когда я принял чашу:
– Да Он унаследовал ее от меня. Он – отчасти Перворожденный, – она села на пол подле Дункана.
– Когда я носила его, я дважды принимала облик лиир – как волк и как сокол. И вот что из этого вышло.
Я отпил горячего сладкого напитка. В шатре было тепло, хотя и тесновато я привык к большим помещениям. Но здесь было уютно: множество одеял, ларей словом, все, что и должно быть в шатре вождя клана. Сверху ниспадал занавес-гобелен, деливший шатер на две части, одна из которых несомненно служила спальней для Дункана и Аликс. Что до Донала, он, похоже, спал у огня по другую сторону занавеса. Теперь с ним спал и волк.
– Как девочка? – спросил Дункан. Я улыбнулся:
– В свои два месяца она уже красива. Мы назвали ее Айслинн – в честь моей бабки по матери.
– Пусть Боги даруют ей мудрость ее жехаана, – серьезно пожелал Дункан. Я рассмеялся:
– Но, надеюсь, не его облик. Аликс улыбнулась в ответ, но вскоре ее лицо стало задумчивым:
– Ты, конечно, приехал к Финну. Его здесь больше нет.
Я с трудом проглотил вставший комом в горле мед:
– Нет. Я встретил его по дороге. Он отправился в Хомейну-Мухаар. Нет, я Не с ним пришел говорить. Я пришел говорить о Хомейне…
И я рассказал им все, что мог. Они слушали меня молча, все трое, глаза Донала были широко раскрыты и полны любопытства. Без сомнения, он впервые слышал о войне – да, к тому же, от самого Мухаара, я знал, что он запомнит это навсегда. Я вспоминал, как сидел когда-то с отцом, слушая рассказы о военных планах. Война и убила его, в конце концов. Но Донал не думал о смерти, это было видно. Он был Чэйсули и мечтал только о сражениях.
– Мне нужны союзники, – закончил я. – Не только Чэйсули.
– И ты предлагаешь союзы, – кивнул Дункан. – Что еще ты можешь предложить?
– Мою сестру, – прямо ответил я, прекрасно зная, как это звучит. – Я могу предложить Турмилайн – я уже сделал это. В Эллас, Фэйлиа и Кэйлдон есть неженатые принцы.
Аликс зажала рот рукой:
– О нет, Кэриллон, нет! Не торгуй своей сестрой!
– Торри предназначена для принца, – нетерпеливо сказал я. – Она все равно выйдет замуж за одного из них: к чему ждать? Мне нужны люди, а Торри нужен супруг. Достойный супруг, – я невольно подумал о Лахлэне. – Я знаю – не в обычае Чэйсули так предлагать женщин. Но это традиция большинства Царствующих Домов. Как еще можно найти мужчину или женщину, достойных по положению такого брака? Торри давно вступила в зрелый возраст: значит, придется увеличить приданое. Встанет вопрос о том, девственна ли она…
Я снова посмотрел на Донала, подумав, что он слишком молод для таких разговоров. Но он был – Чэйсули, и даже в свои годы казалось, понимал едва ли меньше меня.
– Она жила несколько лет у Беллэма, он даже собирался жениться на ней.
Встанет вопрос и об этом. Но она – моя сестра, а это чего-то да стоит. Я получу за нее достаточно высокую цену.
– И союзников для Хомейны, – что-то в голосе Дункана помогло мне угадать его мысли. – Разве Чэйсули недостаточно?
– Не в этот раз, – прямо ответил я, – Торн нанесет не один удар. Беллэм напал сразу – Торн умеет учиться на чужих ошибках. Он перейдет границы не в одном месте, а в нескольких, разбив свое войско на более мелкие отряды. Если я рассредоточу силы Чэйсули, я сделаю слабее лучшее свое оружие. Чтобы достойно встретить вторжение, мне нужно больше людей.
Дункан изучающе посмотрел на меня, потом улыбнулся – почти неприметно:
– Ты подумал, что мы не придем?
– Я не могу приказывать вам – никому из вас, – тихо ответил я. – Я прошу.
Улыбка стала шире, я увидел, как сверкнули белые зубы – не в оскале, как зубы Финна, Дункан откровенно веселился:
– Собирай армию, Кэриллон. Ты получишь помощь Чэйсули. Делай., что должно, чтобы получить помощь союзников. Мы встретим Торна и отправим его назад на его остров… – он помолчал. – Если, конечно, Торн переживет эту встречу.
Аликс взглянула на мужа, потом перевела взгляд на меня:
– Что сказал тебе Финн, когда ты его встретил?
– Немногое.
– Но ты же знаешь, зачем он приходил… Я внезапно почувствовал себя неуютно:
– Мне было сказано, что это связано с очищением. Что-то вроде ритуала.
– Да, – согласился Дункан, – А теперь ему пришлось вернуться.
Чаша стыла в моих руках.
– Он сказал, что ему больше некуда идти. Что, проще говоря, вы отослали его прочь из Обители, – я пытался сделать так, чтобы мой голос звучал спокойно, однако мне это не удалось. Финн стал настолько близок мне за эти годы, что сейчас я даже его брата готов был обвинить в несправедливости и жестокости.
– Финну здесь всегда будут рады, – возразил Дункан. – Никому из Чэйсули не может быть отказано в очищении, когда он в этом нуждается. Просто его место рядом с тобой, и он знает это.
– Даже когда он так несчастен? У Аликс было взволнованное лицо:
– Я знала, что ему не нужно уезжать…
– Он и сам может с этим разобраться, – Дункан взял мою чашу и, наполнив ее горячим питьем, снова отдал мне. Это была высокая честь – вождь клана сам наливал мне чашу, но для меня он был просто Дунканом.
– Что-то сильно изменило его, – нахмурившись, я отпил глоток меда. – Он… другой. Не знаю, как объяснить…
Я покачал головой, вспомнив выражение глаз Финна:
– То, что произошло с Электрой, испугало меня. Я никогда не видел его таким.
– Потому он и пришел, – согласился Дункан, – потому и оставался здесь так долго. Восемь недель, – он был мрачен. – Редко ленник так надолго оставляет своего сюзерена – разве что это связано с родственными или клановыми узами. Но он не мог жить с памятью о том, что сделал. Он и пришел сюда, чтобы обновиться.
Чтобы коснуться силы земли через и-тоша-ни…
Внезапно Дункан показался мне очень усталым и словно бы постаревшим:
– С каждым раз или два в жизни случается так, что нам необходимо пройти через очищение.
Даже в переводе на Хомейнский в этом слове чудился какой-то неуловимый оттенок смысла, которого я не мог понять. Дункан говорил о том, чего не знал и не испытал ни один хомэйн – даже я, хотя однажды я и был близок к Чэйсули.
Однако не так близок, чтобы понимать до конца их кодекс чести и связующие их узы.
Дункан отпил меду. Я заметил, что его волосы по-прежнему были черны, как ночь – ни единой серебряной нити. Мне это показалось странным: все-таки Дункан был старшим братом.
– Я не уверен, что он очистился, – очень тихо сказала Аликс. – Он… несчастен, – она бросила взгляд на Дункана, – но это очень личное.
– Почему он ничего не говорит мне? – я не мог скрыть отчаянья. – Видят боги, мы были ближе многих. Мы делили годы изгнания – только из-за меня, ведь он-то мог остаться со своими! – я смотрел на них обоих, взглядом почти моля их о понимании. – Почему он ничего не говорит мне?
– Это очень личное, – повторил Дункан. – Нет, он ничего не скажет тебе.
Для этого он слишком хорошо тебя знает.
Я выругался и тут же озабочено оглянулся на Донала. Но мальчишки растут я не сомневался, что он уже слышал нечто подобное. Финн обучил меня ругательствам Чэйсули.
– Значит, он рассказал вам, что сделал с Электрой?
– С Тинстаром, – поправил Дункан. Во внезапно наступившей тишине слышно было только потрескивание дров. В воздух взлетела стайка искр.
– Тинстар? – наконец, выдохнул я.
– Да. Он не собирался убивать Электру, неужели ты так и не понял? – Дункан нахмурился, – Неужели он тебе ничего не сказал?
Я вспомнил, как Финн повторял это, повторял снова и снова, хрипло и потрясение: Тинстар здесь. А я даже не задумался об этом.
– Он говорил что-то…
– Тинстар устроил ловушку, – объяснял Дункан, словно повторяя слова Финна.
– И ловушка была в самой Электре, в ее мозгу, так что любой, кто попытался бы применить к ней магию земли, поддался бы жажде обладания.
– Обладания?.. – я вздрогнул от удивления. Огонь очага отбрасывал янтарные блики на лицо того, кто сидел передо мной. Дым уходил вверх, в отверстие в куполе, но внутри его оставалось достаточно – в воздухе повисла туманная мокрая дымка. Дункан в неярком свете был весь бронза, золото и чернь, а золотая серьга в виде ястреба притягивала взгляд. В шатре царил запах дыма, влажной шерсти и меда, сладкого меда с горьковатым и пряным привкусом.
– У Айлини есть эта власть, – тихо сказал Дункан, – Это уравновешивает наш дар – противостоит ему. Мы никому не позволили бы говорить, что мы подобны Айлини, – он нахмурился и замолчал на несколько мгновений, глядя в свою чашу. Когда мы используем наш дар, мы не отнимаем души. Это скорее предложение – ведь воля покорена всего на несколько мгновений…
Снова нахмурился – на этот раз его выражение лица меня встревожило:
– Когда это делает Айлини, он поглощает всю душу – всю, без остатка – ничего не возвращая назад.
Наступило молчание. Дункан протянул руку и взъерошил волосы Донала жестом, выдававшим его нежность к мальчику – тот подвинулся к отцу, протиснувшись между ним и его лиир. Я подумал, что Дункан, зная, как внимательно, ничего не пропуская, слушает его мальчик, решил рассеять его страхи. Видят боги, мне и самому стало не по себе.
– Финн отреагировал на это, как любой Чэйсули – как, может быть, поступил бы и ты на его месте, – Дункан был серьезен. – Он пытался убить ловца, воспользовавшись его же ловушкой. Это… можно понять, – он встретился со мной взглядом. – В этот миг она не была для него Электрой – вообще не была женщиной, для Финна она была Тинстар. Тинстар был – там. В ней. Я помрачнел:
– Это значит, Тинстар знал, что Финн…
– Я не сомневаюсь в этом, – отчетливо сказал Дункан. – Айлини расставляют ловушку, чтобы убивать. Тинстар не собирался оставлять Финна в живых. Но что-то – кто-то – предотвратил его смерть, разорвав связь.
– Это был я, – я вспомнил, как Электра вцепилась в руку Финна, расцарапав ее до крови. Как он не мог вырваться.
И внезапно я вспомнил, как он убил хомэйна, посланного убить его – там, в Эллас, больше года назад. Как он говорил, что коснулся Тинстара, что Тинстар послал этого человека…
Я поднялся. В горле у меня стоял комок. Прежде, чем кто-нибудь успел сказать хоть слово, я запахнулся в свой мокрый плащ и вышел из шатра к своему коню.
Аликс выбежала под дождь, схватив меня за руку:
– Кэриллон… подожди! Что ты хочешь сделать?
– Ты не понимаешь? – я был поражен: насколько же слепа она была в этот миг!.. – Финн думал, что убьет Тинстара через Электру. Тинстар думал, что убил его… – я вскочил в седло. – Победить страх можно только встретившись лицом к лицу с тем, чего боишься.
– Кэриллон! – крикнула она, но я уже скакал прочь.
Первым, что я услышал, ворвавшись в Хомейну-Мухаар, был вой. Волчий вой.
Боги, неужели Финн принял облик волка..?
Я не различал бледных лиц, но слышал испуганные голоса: «Мой господин!» «Господин мой Кэриллон!» – «Мухаар!.. « Я пролетел мимо, расталкивая людей, не отвечая никому, ощущая бешеное биение своего сердца.
Вой. Боги, это был Сторр. Не Финн. Но визжала – Электра.