– Я готова.
Его глаза были сейчас мудрыми и – юными:
– Века назад Хомейна принадлежала Чэйсули. Это был дар Перворожденных, чьими отцами были древние боги. Ты слушаешь?
– Да…
– Чэйсули правили Хомейной. Они построили Хомейну-Мухаар. Чэйсули властвовали над другими народами.
– Но Мухаары – хомэйны!
– Если ты хочешь дослушать до конца, научись слушать внимательно. Само слово «Мухаар» – из языка Чэйсули. Как и название Хомейны.
Аликс неохотно кивнула.
– Айлини поднялись в Солинде и пошли на нас. Чэйсули пришлось воспользоваться дарами богов, чтобы защитить эту землю. Хомэйны, которым всегда было не по нраву это чародейство, начали страшиться нас. За сотню лет страх обратился в ненависть, а ненависть – в жестокость. И Чэйсули не могли убедить хомэйнов, что те действуют только по глупости. Мы отдали им трон, чтобы они узнали безопасность и мир, а сами принесли клятву верности роду хомэйнских Мухааров. Это произошло почти четыре сотни лет назад.
Мухаары всегда имели при себе Чэйсули как советников, и воинов Чэйсули, чтобы защищать страну – пока Хэйл не увез с собой Линдир. Ленник-Чэйсули отдавал себя и свою жизнь служению Мухаару. Такова была и служба Хэйла.
– А Шейн положил этому конец, – прошептала Аликс.
– Он начал кумаалин, – лицо шар тэла застыло. – Даже об этом тоже говорило Пророчество, но мы предпочли забыть это. Мы не могли поверить, что хомэйны когда-нибудь обратятся против нас. Мы были глупы – и расплатились за свою глупость и самонадеянность.
– Что такое Пророчество? Горечь исчезла, лицо шар тэла выражало сейчас гордость и достоинство:
– Придет день, – нараспев заговорил он, – и человек всех кровей соединит в мире четыре воюющих страны и два народа, наделенных дарами древних богов.
Аликс пристально посмотрела на старика:
– Кто?
– Пророчество не называет имени. Оно лишь показывает дорогу, чтобы мы могли следовать ею и приготовить пути тому, кто придет. Но, похоже, как раз по нужной дороге мы и идем сейчас.
– Как же следовать ей?
– В нашем клане снова появилась Древняя Кровь – ее принесла нам ты.
Пророчество говорит о Мухааре-Чэйсули, который снова, через четыре столетия, воссядет на трон Хомейны. Это время почти наступило.
– Но Кэриллон ведь будет Мухааром, – сказала Аликс с растерянностью в голосе.
– Верно. Это его толмоора – приготовить дорогу Пророчеству и сыну Пророчества.
– Толмоора Кэриллона? – с сомнением переспросила Аликс, – Но он же не доверяет Чэйсули!
Шар тэл пожал плечами:
– И это было предсказано. Дункан вздохнул:
– Именно это я и имел в виду, когда говорил с принцем в Хомейне-Мухаар, чэйсула. Кэриллон должен отвергнуть ненависть, которую внушил ему Шейн, должен увидеть, как мы нужны Хомейне. И нам пора послужить Пророчеству Перворожденных… как и было назначено в незапамятные времена. Аликс смотрела на Дункана, все еще не понимая:
– А у меня-то с этим что общего?
– Ты должна вернуть нам нашу гордость и нашу древнюю силу.
– Но…как?
Воин мягко улыбнулся:
– Родив мне ребенка.
Глава 2
Аликс, прикусив кончик языка, вела упорную и почти бесплодную борьбу с меховыми – до колен – сапогами. Дункан принес ей черную шкуру горной кошки, разрезал ножом на части нужной формы и отдал ей, наказав сшить пару зимних сапог. Аликс посмотрела на него в священном ужасе, надеясь, что чэйсул шутит.
Но чэйсул не шутил, и теперь она мысленно ругалась, на чем свет стоит, пытаясь сотворить из толстой шкуры нечто похожее на сапоги.
Она работала, пока не исколола себе пальцы шилом, собственная неспособность сшить пару обуви тревожила ее. Постепенно она узнала свое место в клане и свои обязанности чэйсулы главы клана, но опыта ей не хватало. Теплые сапоги из серой шкуры волка были сшиты для нее Дунканом, когда стало холодать.
Хотелось бы ей, чтобы он согласился шить их и дальше!
Но у него достаточно более важных дел! мрачно подумала она, забросив недошитые сапоги в дальний угол шатра. Он проводит дни на охоте или в Совете, в разговорах о войне с Солиндой!
Внутренне она стыдилась таких мыслей: как и все, Аликс знала, сколь серьезно заботит Чэйсули эта война. От Чэйсули, тайно живущих в Мухааре, прибывали гонцы-лиир с тревожными вестями. Солиндцы, возглавляемые Айлини Тинстара, и отряды Кеуфа, короля Атвии, продвигались от границ вглубь Хомейны, уничтожая сторожевые отряды Мухаара.
А я сказала, что Беллэм никогда не завоюет эту землю. Я, как и многие другие, была ослеплена памятью о прошлых блестящих победах…
Аликс попыталась высосать кровь из пораненного пальца, вспоминая, что рассказывал Дункан об угрозе для их родины.
***
– …Хомейна падет, если Шейн не будет принимать эту войну всерьез, однажды сказал он, угрюмо глядя в огонь очага. – Он вспоминает о победе над Беллэмом – а этой победе уже двадцать шесть лет, он верит в мощь своей армии но сейчас в ней уже нет Чэйсули, как тогда.
Аликс придвинулась ближе:
– Конечно же, Мухаар понимает, насколько велика угроза Солинды. Он правил много лет и побеждал во многих битвах.
– Его гораздо более занимает кумаалин, чем война с Солиндой. Я начинаю думать, что он стал не только фанатиком, но и сумасшедшим, – Дункан мимоходом погладил ее руку. – На поле битвы полководцем отправил своего брата Фергуса, а сам укрылся в безопасности за стенами Хомейны-Мухаар.
– Шейн хорошо сражался раньше, – мягко сказала Аликс. – Быть может, он понимает, что теперь Фергус – лучший воин, чем он…
Дункан наклонился вперед и подбросил сучьев в огонь:
– Быть может. Но скорее всего он просто не хочет ничем жертвовать – а в войне человек обречен терять… Шейн не из тех, которые чем-либо жертвуют.
Аликс уставилась в пол и рассеяно погладила медвежью шкуру:
– Послать своего единственного наследника в бой – это большая жертва, наконец сказала она, стараясь, чтобы мучившее ее опасение не прозвучало в голосе. – А Шейн послал на войну Кэриллона.
Но Дункана не так легко было провести:
– Если Кэриллон должен стать Мухааром, он должен научиться вести за собой людей. Шейн слишком долго доверял только себе, он забыл об обучении Кэриллона, – Чэйсули поморщился. – Думаю, из принца выйдет неплохой Мухаар – однако у него было слишком мало времени, чтобы узнать, к чему обязывает этот титул. Кэриллон жил в Мухааре как балованный ребенок, ни в чем не отказывая себе – и ничем всерьез не занимаясь, вот разве что скучал он действительно всерьез, – Дункан бросил на Аликс многозначительный взгляд. – И ничего удивительного нет в том, что принц начал вести сладкие речи с невинными сельскими девушками, чтобы чем-то занять свое время.
Аликс покраснела и убрала руку. Но по блеску глаз мужа она поняла, что Дункан просто дразнит ее и засмеялась:
– Но я уже далеко не столь невинна, Дункан. И кстати, позаботился об этом ты.
Он пожал плечами, сделав чрезвычайно серьезное лицо:
– Думаю, лучше вождь клана, чем простой воин.
– Воин… какой воин?
– Финн, например.
– Ах ты дрянь! – крикнула она, слегка стукнув Дункана по плечу. – Зачем ты мне о нем напомнил? Даже теперь он называет меня мэйхой и издевается надо мной, предлагая стать его любовницей!
Дункан поднял брови:
– Он просто хочет разозлить тебя, чэйсула. Даже Финн не станет добиваться женщины вождя клана, тем более, что она сама этого не хочет, – его лицо снова стало бесстрастным. – По крайней мере, мне так кажется.
– Финн может сделать все что угодно, – мрачно сказала Аликс.
Дункан улыбнулся:
– Но если бы он не был таким, малышка, у меня был бы скучный, унылый рухолли.
– Лучше бы он был скучным!
– Подозреваю, что для тебя – лучше бы он был мертвым.
Аликс бросила на Дункана удивленный взгляд:
– Нет, Дункан! Никогда. Я не желаю смерти никому, даже Шейну, который хотел бы уничтожить всех Чэйсули, – она внезапно вспомнила убитого из-за нее солдата и, вздрогнув, глухо повторила:
– Нет.
Дункан ласково погладил ее стриженые волосы – они, правда, отросли, но все равно едва доставали до плеч:
– Я знаю, чэйсула, я пошутил, – он тяжело вздохнул и убрал руку, – но если мы вступим в войну, будет много убитых.
– Мухаар не допустит вас в свою армию – ты же сам сказал.
– Со временем ему, быть может, придется это сделать.
Аликс услышала в его голосе тяжелую усталость. Она склонила голову на плечо своего чэйсула и попыталась думать о другом…
***
Теперь, принявшись за ненавистный сапог, Аликс снова задумалась о Кэриллоне.
Она вовсе не забыла принца, хотя уже почти три месяца не видела его: Аликс жила в Эллас вместе со своим кланом. Кэриллон был первым человеком, пробудившим в ней женщину и завоевавшим ее симпатию, хотя вся эта история с самого начала показалась ей невозможной – чудом, сказочным сном – Аликс смотрела этот сон с радостью. Теперь в ее мыслях место Кэриллона занял Дункан, но первая любовь не забылась. Пусть эта любовь была детской, незрелой, невозможной: она все же была настоящей.
Аликс задумчиво поглаживала пальцами черный мех – мысли ее были далеко.
Дункан показал ей, что значит быть женщиной, быть Чэйсули, следовать своей толмооре. Они были теперь – два дерева с переплетенными корнями, и Аликс не могла представить себя без Дункана. Быть может, именно такова привязанность к лиир…
Привыкать к новой жизни было нелегко. Аликс тосковала по Торрину, по ферме, по зеленым лугам и долинам. Иногда она просыпалась по ночам в растерянности, не понимая, где она, что за незнакомец лежит рядом с ней – но это чувство исчезало, стоило ей окончательно проснуться. Тогда она крепче прижималась к Дункану, ища у него покоя и защиты – и находила не только это.
Молодая женщина снова задумалась о Кэриллоне. Она слышала только, что он сражается в боях вместе с отцом против войск Атвии и Солинды. Дункан был всегда очень сдержан, когда заходил разговор о Кэриллоне, Финн – нет. Он не упускал случая напомнить своему брату, что принц первым завоевал место в сердце Аликс, и с удовольствием сообщал Аликс вести о принце – хотя бы чтобы подразнить Дункана. Его отношение раздражало Аликс, но все же это была хоть какая-то возможность узнать новости о принце.
Словно подслушав ее мысли, вошел Финн и сел недалеко от Аликс на волчьей шкуре, расстеленной у огня. Аликс взглянула на него, ожидая увидеть знакомую насмешливую ухмылочку, но в его лице сейчас было что-то другое.
Началось, Аликс, – тихо сказал Финн.
Что? – не поняла Аликс.
– Чэйсули пора забыть о кумаалин и отправиться в Мухаару.
– В Мухаару! – эти слова потрясли Аликс не меньше, чем серьезный тон Финна. – Но Мухаар…
Финн пригладил серебристо-серый мех, рассеянно разглядывая свои пальцы:
– Шейн будет слишком занят настоящими чародеями, чтобы тратить на нас время, – он поднял на молодую женщину потемневшие глаза. – Айлини ворвались в город.
– Нет… ох. Финн! Только не в Мухаару!.. Он поднялся:
– Дункан послал меня за тобой. Совет созывает всех в шатер клана, – он подал руку Аликс и помог ей подняться. – Мы отправляемся на войну, мэйха.
Аликс молча встала, Финн тоже больше ничего не говорил. Они направились к шатру клана – огромному, черному, украшенному изображениями всех мыслимых лиир.
Дункан уже сидел там у огня на пятнистой шкуре, наблюдая за людьми, тихо входившими в шатер и занимавшими свои места. Справа от места вождя было расстелено одеяло цвета охры – для Аликс и Финна. Тишина окутала молодую женщину, как тяжелый темный плащ, она села рядом с вождем, вглядываясь в лицо Дункана. Рядом был Финн.
Дункан подождал, пока соберутся все. взглянул ни шар тэла, сидевшего напротив него и, кивнув, медленно поднялся:
– Вихан послал к нам лиир из Мухаары. Этого послания мы ждали вот уже несколько месяцев. Тинстар привел в Мухаару своих чародеев-Айлини. Они захватили город.
Аликс почувствовала, как в ее душе вместе с волной страха поднимается еще неясное недоброе предчувствие. Чэйсули молча ждали, что еще скажет Дункан.
– Западные границы пали три месяца назад. За Беллэма сражается Кеуф Атвийский, он продвигается к Мухааре, где наступающих уже ждут Айлини. Выстояла только Хомейна-Мухаар.
Аликс закрыла глаза, вспоминая богато убранный тронный зал Хомейны-Мухаар, канделябры и гобелены…
И Шейна.
– Если падет Хомейна-Мухаар, падет и Хомейна. И мы как наследники Чэйсули, создавших дворец и город, не можем допустить, чтобы это случилось.
Финн пошевелился:
– И поэтому ты посылаешь нас в город Мухаара, рухо, где нам придется сражаться сразу с двумя врагами.
Дункан бросил на брата острый взгляд:
– С двумя?
– Да, – коротко подтвердил Финн. – Или ты забыл о Шейне? Он натравит стражу на нас вместо того, чтобы отправить ее сражаться с Айлини.
Дункан сжал руку в кулак:
– Я не забыл о Шейне, рухо. Но я готов отбросить личную вражду, чтобы спасти Хомейну.
– Ты – да. А Шейн ?
– Мы не оставим ему выбора, – Дункан медленно обвел глазами шатер, словно хотел заглянуть в лицо каждому воину Чэйсули. – Мы не можем идти в Мухаару все – нужно оставить здесь воинов, чтобы защищать Обитель. Но мне нужны сильные бойцы, которые готовы войти в город и сражаться с Айлини любыми средствами. Нас немного. И тот отряд, который мы отправим туда, должен состоять из отборных воинов. Открытый бой унесет слишком много жизней. Мы должны справиться с Айлини хитростью.
Он вновь посмотрел на Финна:
– Я посылаю туда лучших и сильнейших. Вернутся не все.
Финн криво усмехнулся:
– Что ж, рухо, ты не сказал ничего нового для меня. Как, думается мне, и всегда, – он пожал плечами. – Разумеется, я иду.
Многие воины поддержали Финна. Слушая их, Аликс поняла, почему Дункан хотел остаться одиноким. Он все время знал, что Чэйсули придется рисковать жизнью, чтобы спасти родину своих предков.
Это толмоора, прошептала она про себя. Вечно – толмоора…
К своему шатру Аликс вернулась одна, и тревоге и в слезах. Она достаточно успела узнать Дункана, чтобы не просить его остаться с ней, и знала, что он упал бы в ее глазах, если бы остался. Быть может, Дункан и не так рвался в бой, как Финн, но гордости в нем было не меньше.
Огонь в очаге погас, Аликс пришлось заново раздувать его. Шатер стал ее домом, как когда-то ферма Торрина. Теперь даже гобелены многое значили для нее – Дункан постарался объяснить ей каждую руну, каждый рисунок, каждый завиток орнамента. Гобелен отражал знания Чэйсули, славил силу и обычаи народа Изменяющихся. Быть может, поход воинов в столицу добавит новую главу к истории Чэйсули. Но о чем будет повествовать эта глава – о славе или о гибели…
Дункан вошел бесшумно и остановился, серьезно глядя на Аликс, она ответила ему таким же взглядом:
– Дункан, – ласково начала она, – когда ты отправляешься в Мухаару?
Он ответил не сразу – взял в руки боевой лук и проверил, хорошо ли натянута тетива. Лук был похож на обычный охотничий, но полированное дерево было черным, украшенным золотом и кошачьим глазом, черная тетива низко загудела, когда воин натянул ее.
Из сундука Дункан достал черные стрелы с желтым оперением и обсидиановыми наконечниками и начал тщательно осматривать одну за другой.
Аликс терпеливо молчала, ожидая ответа.
Наконец, Дункан заговорил:
– Утром.
– Так скоро…
– Война не ждет, чэйсула. Аликс тщательно оправила зеленые юбки и опустилась на колени на пятнистую шкуру.
– Дункан, – после долгого молчания сказала она. – Я тоже хочу ехать.
Вместе с тобой. Он продолжал заниматься стрелами:
– Ехать? – спросил без выражения, словно не понял смысла слов Аликс.
– Да. В Мухаару.
– Нет.
– Со мной ничего не случится.
– Тебе там не место.
– Пожалуйста, – ее тон вовсе не был тоном просьбы. – Я не смогу оставаться здесь в неведении и ожидании.
– Я сказал – нет.
– Я не стану мешать. Я тоже могу принимать облик лиир. Со мной не будет хлопот.
Мгновение он серьезно смотрел на нее, потом улыбнулся:
– Ты – сплошные хлопоты, Аликс.
– Дункан!
– Я не стану тобой рисковать.
– Но ты же рискуешь собой!
Он отложил одну стрелу и взял другую:
– Чэйсули, – медленно проговорил он, – всегда рисковали собой. Хомейна того стоит.
– Но Шейн?
– Мухаар и есть Хомейна. Шейн берег эту землю сорок лет, Аликс. Быть может, наш народ видел от него немного хорошего – зато все остальные жили в мире и покое. Если ему нужна помощь, чтобы отстоять Хомейну сейчас, мы должны помочь ему, – Дункан снова опустил глаза. – И мы должны подумать о том, кто станет его наследником.
– Позволь мне помочь, чем могу. Шейн – мой дед…
Дункан наконец покончил со стрелами и сел, сплетя пальцы рук. Аликс вдруг поняла, что старательно избегает его взгляда, разглядывая тяжелые золотые браслеты на его бронзово-загорелых обнаженных руках. Когда она все же заставила себя поднять голову, его глаза лучились теплотой и гордостью:
– Чэйсула, – ласково сказал он. – Я знаю твое упорство. Я благодарен тебе, но не хочу, чтобы ты рисковала собой. Тем более ради человека, который вычеркнул тебя из своей жизни, едва ты родилась, и выгнал из дворца много лет спустя.
– Но ты же рискуешь собой, – повторила она, чувствуя, что проиграла. Он тихо вздохнул:
– Такова судьба воина, чэйсула, и толмоора вождя клана. Ты не можешь мне этого запретить.
– Нет, – так же тихо проговорила Аликс, дотянулась до лука, положила его себе на колени и погладила полированное дерево.
– Ты будешь осторожен? – тихо спросила она.
– Обычно я осторожен, по крайней мере, Финн не устает напоминать мне об этом.
– Ты будешь очень осторожен? Он улыбнулся уголками губ:
– Я буду очень осторожен. Аликс положила лук перед ним:
– Что ж… помни, я не хочу, чтобы твой первенец родился сиротой.
Мгновение Дункан молчал. Аликс, опустив глаза с непривычным для себя смирением, ожидала его удивления и радости – но он вдруг схватил ее за плечи и тряхнул, в глазах его пылал гнев:
– И ты собиралась рисковать этим, отправляясь в город, где идет бой?
– Дункан…
– Ты дура, Аликс! – он резко отпустил ее.
Аликс смотрела на него, открыв рот, а он поднялся и решительно шагнул к выходу, задержавшись только затем, чтобы выглянуть на улицу.
– Я думала, ты будешь рад, – растерянно, почти обиженно проговорила она, обращаясь к спине вождя Чэйсули. Дункан обернулся:
– Рад ? Ты умоляешь меня взять тебя на войну, а потом говоришь, что беременна!.. Ты что, хочешь потерять ребенка?
– Нет!
– Тогда оставайся здесь и веди себя, как подобает чэйсуле вождя клана.
Аликс, онемев от изумления, ошеломленная этой вспышкой гнева, не ответила ничего. Дункан вышел. Она передернула плечами, словно от холода, потом прикрыла руками свой, все еще плоский, живот. Слезы текли по ее лицу, а она все сидела и раскачивалась, раскачивалась из стороны в сторону, словно пыталась монотонными движениями убаюкать боль…
Глава 3
Когда чья-то рука откинула дверной полог, Аликс поспешно выпрямилась и вытерла слезы. Она была готова достойно встретить Дункана – но потеряла самообладание, увидев Финна.
– Дункана здесь нет, – коротко сказала она.
Финн молча смотрел на нее несколько мгновений, потом ответил:
– Я знаю. Он прошел мимо меня только что, и мысли его были темнее его лица, – он помолчал. – У вас было первое сражение, мэйха?
Она нахмурилась, изо всех сил стараясь удержать слезы и не расплакаться перед Финном:
– Это не твое дело.
– Он – мой рухолли, ты – рухолла… Мне всегда есть дело до вас.
– Уходи! – крикнула она – и разрыдалась.
Финн не ушел. Он посмотрел на нее с насмешливым удивлением, потом шагнул внутрь Шатра. Аликс отвернулась от него и закрыла лицо руками.
– Что, неужели и вправду так плохо? – тихо спросил он.
– Ты – последний, кому я расскажу, – сумела выговорить она сквозь всхлипывания.
– Почему? У меня тоже есть уши.
– Но ты никогда не слушаешь.
Финн вздохнул и сел рядом с ней, стараясь не касаться ее.
– Он мой рухо, Аликс, но это вовсе не делает его совершенным. Если ты расскажешь мне, как ужасно он вел себя с тобой, я охотно выслушаю.
Она метнула в него гневный взгляд:
– Дункан не может вести себя «ужасно». Он поднял брови:
– Еще как может! Ты забыла – мы росли вместе.
Что-то в его небрежном тоне – может быть, тень участия – разрушило последнюю преграду в душе Аликс. Слезы почти иссякли, но лучше ей не стало.
– Он никогда раньше не гневался на меня, – прошептала она.
– Ты думаешь, Дункан выше этого? Большую часть времени он заботится о нашем вымирающем народе, но в остальном он такой же, как и все. Мой рухо всегда был спокойнее, чем я, но горечи и злости в нем не меньше. Просто он лучше умеет скрывать это. Всякое бывает…
Аликс вспомнила о том, что так разгневало Дункана – и поняла, что Финну об этом рассказать не сумеет. Это было слишком новым, слишком ее. Может, по законам Чэйсули такая весть – радость для всех, но… нет, не теперь.
– Мне очень тяжело, – сказала она, смахнув слезы.
– Быть его чэйсулой? – удивленно спросил Финн, – Что ж, у тебя был выбор… когда-то, – его лицо скривилось в сардонической усмешке. – Тебе всего-навсего надо было стать моей мэйхой…
– Я не об этом, – резко оборвала его Аликс. – Я говорила о новых законах, которые узнаю, о том, что мне приходится вести себя, как женщине Чэйсули.
Финна ее слова заставили задуматься:
– Может, это и правда. Я никогда об этом не думал, – он пожал плечами. – Я просто не знаю другой жизни.
– Зато я знаю, – тяжело выговорила она.
– У меня была другая жизнь, которую ты украл у меня, а теперь мне приходится привыкать к новой. И, смею тебя уверить, иногда я жалею о том, что мы вообще встретились.
– Ну да, ведь ты могла бы и дальше миловаться с малюткой принцем, а, повзрослев, стала бы его любовницей.
– Может быть. Но ты отнял у меня последнюю возможность жить так.
– Лучше не говори этого при Дункане, – спокойно посоветовал Финн.
Несмотря на все свое горе, Аликс была удивлена:
– Дункан знает о моих чувствах к Кэриллону. Разве нет?
– Финн помедлил с ответом:
– Он до сих пор боится, что ты вернешься к принцу.
– Почему?
– Кэриллон может предложить тебе больше, чем мы. Роскошь Хомейны-Мухаар, богатство, высокая честь быть любовницей принца… Это много больше, чем может дать Чэйсули.
– Я выбираю мужчину не потому, что он что-то может предложить мне, твердо ответила она, – а по любви. Дункан говорит, что нас свела толмоора, может, это и так, но не она соединяет нас теперь.
Похоже, этот разговор заставлял Финна чувствовать себя неуютно:
– Значит, ты останешься с кланом?
– Дункан не отпустил бы меня, ты, кажется мне, тоже, – Аликс смотрела прямо в глаза Финну, – И я сама не хочу возвращаться назад… теперь. Мое место с Дунканом.
– Несмотря на то, что тебе трудно понять нас?
Аликс обреченно вздохнула:
– Постепенно пойму…
Финн взял ее за запястье:
– Если твои чувства к нему изменятся, или если он погибнет в этой войне…
Аликс, ты можешь прийти ко мне, – он не дал ей возможности возразить. – Нет. Не потому, что ты желанна мне – хотя это так и есть… Я хотел сказать, ты можешь прийти ко мне, если тебе нужна будет поддержка.
– Финн…
Он выпустил ее руку:
– Я не всегда такой грубый, рухолла. Ты просто не даешь мне возможности быть другим.
Он вышел прежде, чем она успела собраться с мыслями и хоть как-то ответить.
И в первый раз Аликс пришла в голову мысль, что, быть может, она все-таки была несправедлива к Финну.
На следующее утро они простились. Женщины Чэйсули прощаются с мужчинами перед их шатрами, на виду у всех – древний обычай, сказал Дункан, воину трудно отправляться в путь, оставляя дома рыдающую женщину, это отнимает у него уверенность. Перед всеми женщине приходится сдерживать слезы.
Аликс уже решила, что будет делать, но на словах признавала правоту Дункана и соглашалась, что ей нужно остаться в Обители.
И воины ускакали по пылящей дороге: крылатые лиир с криками летели впереди, четвероногие бежали следом за лошадьми.
Я буду ими всеми, подумала Аликс с мрачным удовлетворением.
Молодая женщина была очень спокойна и рассудительна. Она хорошо понимала, что ей придется нелегко. Лишь дважды Аликс была волком, да и то результат оказался плачевным – хотя вряд ли по ее вине. На этот раз у нее получится лучше, решила она. Должно получиться.
Но ей придется лететь, как птица – В незнакомом облике: волк бежит слишком медленно, чтобы догнать отряд воинов.
Если бы Кай был здесь и научил меня летать…
На душе у Аликс было неспокойно. Наверно, страшно впервые подняться в воздух, доверившись хрупким крыльям. Но она знала, что должна уйти вслед за воинами.
Аликс собралась быстро: ей нужно было отправиться в путь не позже вечера.
Она вытащила из сундука пару старых штанов и мягкую кожаную куртку Дункана, подогнала их под себя. Верхняя часть платья, которое она надевала в Хомейне-Мухаар, превратилась в грубое подобие рубахи: не слишком красиво, зато закрывает руки и помогает скрыть фигуру. Полоса кожи служила поясом, на ногах была обувь из волчьей шкуры с ремешками до колен. Аликс мрачно оглядела себя.
Я выгляжу воином не больше, чем какой-нибудь мальчишка Чэйсули, решивший поиграть во взрослого. Но придется терпеть. На войне юбок не носят.
Она присела на шкуру у огня и задумалась. Итак, как же стать птицей?..
Аликс попыталась забыть обо всем, что ее окружало и представить себя птицей.
Она думала об облаках и вершинах деревьев, о небе и быстром как молния соколе, о перьях, когтях и загнутом клюве, ярких глазах и чудесной свободе полета…
И только когда она вылетела из шатра, ныряя и кружа в струях воздуха, когда ветер туго ударил в ее распахнутые крылья, Аликс поняла – ей удалось.
Сперва она просто кружила, пьянея от восторга, над Обителью, над разноцветными шатрами, приютившими последних из древнего народа Хомейны. Шатер Дункана был единственным серо-голубым пятном среди других, окрашенных в цвета земли, камня и листьев.
Потом Аликс решила, что достаточно наслаждалась радостями полета, и отправилась на поиски других лиир.
Однако с непривычки она быстро устала, ей пришлось признать свое поражение. К долгим перелетам нужно было привыкать. К тому же, она была голодна, необходимость сохранять облик лиир стоила ей слишком больших усилий молодая женщина была почти на пределе, а потому опустилась на землю и приняла человеческий облик, возблагодарив богов за то, что одежда изменялась вместе с ней. Невесело было бы оказаться в лесу голой…
Аликс поднялась по скале, покрытой тонким слоем земли, и остановилась у пещерки, полу скрытой кустами и тенью. Она подошла ближе и разглядела, что пещерка тщательно и довольно искусно прикрыта ветвями и листвой – это явно сделал человек. Аликс раздвинула ветви и вползла в неглубокую пещеру.
На неровном полу было расстелено коричневое одеяло, сотканное из грубой шерсти, рядом, у разгорающегося костерка – кожаный мешок, заколотый деревянной шпилькой. Аликс задумалась: возможно, здесь вовсе не будут рады незваной гостье.
Ее размышления прервал треск в кустах, заставивший женщину испуганно распахнуть. глаза.
В пещеру, тяжело дыша, вполз человек с луком грубой работы на одном плече, пожалуй, подумала Аликс, разглядывая висящий у него на поясе длинный нож, она поторопилась, забравшись сюда. Подмышкой человек держал убитого кролика.
Аликс отодвинулась подальше, прижавшись спиной к стене. Услышав какой-то звук, человек выронил кролика, одним движением вырвал из ножен нож и привстал на одном колене, готовый к нападению.
Однако когда он понял, что перед ним женщина, в его карих глазах вспыхнуло изумление. Он тихо выругался и, спрятав нож, присел на корточки, стараясь не испугать ее:
– Госпожа, я не причиню вам зла. Если вы ищете здесь убежища, вы, должно быть, тоже скрываетесь от солдат Беллэма.
– Скрываюсь?.. Он кивнул:
– Да. От войны, – нахмурился. – Конечно же, госпожа слышала о войне.
– Слышала, – она разглядывала его старый потрескавшийся кожаный доспех и грязную, когда-то бывшую алой тунику с черным гербовым львом Мухаара. На его доспехах, похоже, запеклась кровь.
Аликс охватило недоброе предчувствие.
– Меня зовут Оран, – сказал человек, проведя рукой по свалявшимся тусклым волосам. – Я солдат Хомейны.
Настал ее черед сдвинуть брови: .
– Тогда почему ты здесь ? Разве ты не должен быть со своим господином?
– Мой господин убит. Кеуф Атвийский, вонючий приспешник Беллэма, перебил нас, как собак. Это было двадцать дней назад, – его глаза сузились от ярости. Была ночь – темная, безлунная. Мы спали, измотанные трехдневной битвой.
Атвийские солдаты прокрались к нам, и к рассвету наше войско было уничтожено.
Аликс облизнула пересохшие губы:
– Где это было, Оран? В Мухааре?
Он рассмеялся:
– Не-ет… скажешь тоже, в Мухааре! Я не из шикарной гвардии Мухаара. Я простой солдат, у которого когда-то была ферма на землях принца Фергуса, брата Мухаара.
– Фергус… – Аликс села на колени. – Значит, ты бился в войске Фергуса?
– Да. Мы были в семи днях езды от Мухаары, – Оран прочистил горло и сплюнул, отвернувшись от Аликс, вытер губы и снова посмотрел на нее. – Принц Фергус был убит.