Глава 10

Мы провели в Атлантик-Сити три недели. Переехали в «Тауэрс» и сняли трехкомнатный номер на тринадцатом этаже с террасой на море. Еду нам носили наверх, потому что Мэрианн не любила питаться в гостиничных ресторанах. По крайней мере, она так говорила. Такой отдых обходился ей недешево. Не знаю точно, во сколько, потому что Мэрианн сразу оплачивала счета из неиссякаемого источника наличных денег, которые носила с собой.

В одной из сувенирных лавок на бульваре я купил за одиннадцать долларов серебряный браслет и сделал на нем надпись: «Мэрианн с любовью от Фрэнки». Однажды ранним утром, часа в четыре, я его подарил. Мы вышли на террасу. С океана дул прохладный ветерок. Мэрианн накинула легкий прозрачный пеньюар, а я надел плавки. Мы стояли и курили. Я помнил о подарке и искал возможность вручить его. Момент показался удачным, и я отправился за браслетом.

Я чувствовал себя немного неловко, вручая его. Раньше мне нечасто доводилось дарить людям подарки, и я не знал, как себя вести и что говорить.

— Это тебе, Мэрианн, — смущенно пробормотал я, протягивая браслет.

— Какая прелесть, Фрэнки! — Мэрианн удивленно посмотрела на меня и улыбнулась. — Прелесть... и надпись оригинальная.

Мне показалось, что в ее голосе слышался легкий сарказм, и я немного обиделся.

— Оригинальная, — спокойно согласился я. — Я никогда раньше не дарил таких подарков.

— О дорогой, я не хотела тебя обидеть. — Мэрианн мгновенно уловила обиду в моем голосе. — Извини. Он мне очень нравится, и я буду все время его носить. Надень мне его, пожалуйста. — Девушка протянула руку.

Я надел браслет. На мизинце Мэрианн блестело кольцо с алмазом и двумя маленькими рубинами. Оно сверкало под лунным светом, и рядом с ним браслет казался совсем неуместным. Я выругался про себя. Браслет лишний раз подчеркивал разницу между нами. Когда вернемся в город, пообещал я себе, обязательно сделаю настоящие бабки и куплю ей что-нибудь дорогое, похожее на это кольцо.

Двадцатого сентября мы вернулись в Нью-Йорк. Я переехал к Мэрианн и через несколько дней отправился на поиски работы. С работой было по-прежнему тяжело, и мне не везло.

Мэрианн много рисовала, одновременно занимаясь несколькими картинами. Работая, она превращалась совсем в другого человека. Давала мне деньги и выгоняла из дома, предлагая сходить в кино или еще куда-нибудь и не возвращаться до вечера. Сначала я не мог к этому привыкнуть, но слово королевы — закон. Мне очень нравилось наблюдать, как она рисует. Мэрианн вся погружалась в работу, все в ней было приковано к мольберту. На мои вопросы она отвечала только «да» или «нет» и очень часто блуждала по студии, словно меня там не было. Мэрианн наносила на холст яростные мазки и шепотом ругалась, если что-то не получалось. Она часто смахивала руками волосы с глаз, и на лице оставались пятна краски.

Но если работа шла гладко и Мэрианн была довольна картиной, вечером она была веселой и много шутила. Мы пили шампанское, и я готовил что-нибудь вкусненькое. Готовил в основном я. Она сразу заявила, что никудышный повар и никогда не ест то, что делает сама. Иногда к нам заглядывали ее друзья: художники, писатели, журналисты, живущие в своем собственном мире. Когда Мэрианн представляла меня, они вежливо смотрели на меня, спрашивали, чем я занимаюсь, но, узнав, что я простой смертный, моментально теряли интерес. Они обращались ко мне, только когда хотели выпить, как к прислуге.

Я безумно любил Мэрианн. Все, что ни делала королева, было правильно. Она взяла меня в магазин и потратила около трехсот долларов на мой гардероб. У меня появились костюмы, пальто, рубашки, сшитые на заказ.

Я стал носить непривычное дорогое нижнее белье и шелковые пижамы. Сначала я старался найти работу. Когда появлялся шанс, радостно возвращался домой и рассказывал.

— Сколько будут платить? — интересовалась Мэрианн.

— Девятнадцать в неделю.

— Всего девятнадцать долларов в неделю! — возмущенно вскрикивала она, театрально поднимая руки. — Что ты будешь делать с девятнадцатью долларами? Их даже на сигареты не хватит!

— Какая ни есть, но все же работа! — упрямо твердил я. — Это лучше, чем ничего.

— Это хуже, чем ничего, — решительно заявляла Мэрианн. — Такая работа оскорбляет твой ум и способности. Ты стоишь намного больше. К тому же, дорогой, зачем работать за такие деньги, когда в этом нет необходимости? Если хочешь, я буду давать тебе каждую неделю вдвое больше.

— Но так не может продолжаться вечно! — начинал злиться я. — Это неправильно. К тому же мне неприятно постоянно просить у тебя деньги.

— Почему неприятно, дорогой? — Мэрианн целовала меня. — Я бы делала то же самое, если бы деньги были у тебя.

— Но это же разные вещи, — возражал я.

— Ничего подобного. Мы любим друг друга, и все у нас общее!

Когда Мэрианн решала проявлять доброту, с ней невозможно было спорить. Так продолжалось какое-то время. Я вел беззаботную жизнь, и нельзя сказать, что она мне не нравилась. Я слишком долго боролся с невзгодами, да и понимал, что рано или поздно это закончится, и я найду приличную работу. Поэтому я пока решил ничего не менять.

Примерно через месяц я как-то подошел к маленькому столику, на котором держал сигареты. На нем раньше стоял портрет Джерро, который сейчас оказался заменен на мой портрет. Конечно, я совсем не разбирался в живописи, но почему-то, глядя на портрет, мне показалось, что это не я. Слишком уж я на портрете был беззаботный. У меня появилось смутное ощущение какой-то фальши.

— Нравится, дорогой? — раздался за спиной голос Мэрианн.

— Очень красиво, — вежливо ответил я.

— Это тебе подарок за то, что ты такой чудесный и делаешь меня счастливой. — Она подошла и поцеловала меня.

— Спасибо.

— Не благодари меня. Я очень хотела его написать. Самое трудное заключалось в том, чтобы ты не заметил, что я тебя рисую. Приходилось рисовать в самые неподходящие моменты.

— Да... — протянул я.

— Не очень-то ты весел, — озадаченно заметила Мэрианн. — Что-то не так?

— Где портрет Джерро?

— Ах вот оно что! — Она села на стул. — Мой агент увидел его и пообещал хорошую цену. Я продала портрет.

— Забери его обратно. Он мне нужен.

— Для чего? — Мэрианн удивленно подняла брови.

— Просто нужен. Забери его. — Я и сам не знал, зачем он мне.

— Назови мне разумную причину, и я заберу его. — Мэрианн начала сердиться. — Я не могу понять, на кой черт он тебе сдался?

Я взял свой портрет.

— Это очень красивый портрет, но он мне очень льстит. Он обо мне ничего не рассказывает. Это фасад, то, что снаружи. Может, у меня внутри и нет ничего для портрета, но у Джерро-то было. Ты поймала это в нем. И если ты не можешь честно признать правду, что поймала у него в портрете, и попыталась его заменить прилизанным мной, ты ошиблась. Такие вещи так просто не забываются. Если он не нужен тебе, то нужен мне.

Девушка резко вскочила на ноги. Грудь судорожно вздымалась, глаза сверкали. Несмотря на то, что я плохо знал Мэрианн, по ее поведению понял, что попал не в бровь, а в таз.

— Я не верну его! — закричала Мэрианн. — Кто ты такой, чтобы приказывать мне? Ты не имеешь права командовать!

Я взял портрет и начал медленно рвать его на мелкие кусочки.

— Перестань кричать, как базарная баба! — спокойно сказал я, хотя внутри весь кипел.

Когда Мэрианн увидела, что я рву портрет, она бросилась на меня с кулаками.

— Невежественный дурак! Раз я тебя кормлю, пою, ты вздумал, что можешь мне приказывать? Я вышвырну тебя обратно в канаву, где нашла.

Внезапно что-то внутри меня словно взорвалось, и я ударил ее по лицу. Мэрианн упала на диван.

— Или ты заберешь портрет Джерро, или я изобью тебя до потери сознания! — холодно произнес я.

Неожиданно выражение ее лица изменилось. Оно смягчилось, глаза затуманились.

— Я тебе верю. Ты на самом деле можешь избить меня, — хрипловатым голосом удивленно проговорила она.

— Да, я серьезно. Мне нужен портрет.

Мэрианн обняла меня и заставила сесть рядом.

— Мой любимый, дорогой, конечно, я заберу его. Я тебе дам все, что ты хочешь.

Она поцеловала меня горячими губами, и мир сразу перевернулся с ног на голову. На следующее утро на столе опять стоял портрет Джерро Браунинга.

Глава 11

Я сидел в большом кресле в углу комнаты и курил подаренную Мэрианн трубку. В этот момент я и принял окончательное решение. Вытащив изо рта трубку, с отвращением посмотрел на нее. Во рту появился горьковатый привкус. Зачем я вообще курю эту дрянь? Я же терпеть не могу трубку и никогда не полюблю ее, но Мэрианн сказала: «Дорогой, почему ты не куришь трубку?» «Не знаю, — ответил я. — Никогда не пробовал». «В трубке есть что-то по-настоящему мужественное. Это единственная вещь, которую не курят женщины. Хочешь трубку?» "Нет, не думаю. Я привык к «Кэмелу».

Но на следующий день Мэрианн купила не одну, а набор из целых четырех трубок и коробочку с ершиками для чистки мундштуков. Еще она достала особый ароматный табак и торжественно вручила все это мне. Мэрианн с нетерпением ждала, когда я набью трубку и суну ее в рот.

— Дай я тебе ее зажгу. — Она стояла около моего стула, очаровательно наклонив голову набок и держа в руке спички.

Когда она поднесла спичку, я принялся сосать трубку. Мэрианн сделала шаг назад и окинула меня критическим взглядом. Трубка оказалась очень горькой. Я глубоко затянулся и выпустил дым.

Внезапно Мэрианн опустилась на пол и взглянула на меня.

— Замечательно! — Она с обожанием посмотрела на меня. — Ты просто создан для трубки.

После таких слов я уже не мог ничего сделать. Как я мог сказать, что мне не нравится трубка, что меня тошнит от нее? Со временем трубка нравилась мне все меньше и меньше, и я часто курил сигареты после трубки, чтобы перебить горечь во рту.

Я смотрел на трубку в руке и думал, что это символ меня, меня нынешнего, такого, каким я стал. Вот я, молодой, здоровый, сильный мужчина, могу и хочу что-нибудь делать, но ничего не делаю. Я не мог сказать, что жить не мог без работы, я любил работу так же, как и все остальные, но внезапно я почувствовал свою ненужность. Я отдался размеренному течению беззаботной жизни. Я был рад жить с Мэрианн, заниматься с ней любовью и ничего не менять.

Мой взгляд непроизвольно упал на портрет Джерро. Лампа была наклонена так, что освещенным оставался только портрет, а стол оказался в тени. Сильное, полное жизни лицо Джерро Браунинга оказало на меня магическое воздействие. Я полузакрыл глаза и услышал его голос: «У меня есть дело, которое я должен делать. И я никогда не смогу добиться того, чего хочу, до тех пор, пока не сделаю его. Мир дает тебе не то, что ты отнимаешь у него, а то, что вкладываешь в него».

Я вспомнил, как он говорил: «Что ты ищешь, Фрэнк? От чего прячешься? Что делаешь для своего счастья?» и «Только работая вместе, мы добьемся того, к чему все стремимся», «Жить в мире, как люди, среди людей, с людьми...»

Меня вырвали из воспоминаний слова Мэрианн:

— О чем задумался, Фрэнк?

— О нем. — Я улыбнулся, продолжая смотреть на портрет Джерро.

— Я так и подумала. На твоем лице появилось такое выражение, будто он разговаривает с тобой.

Я отложил трубку в сторону, закурил сигарету и решил больше никогда не курить трубку. Когда я подумал о трубке, в голову пришла еще одна мысль.

— Мэрианн?

Она подошла, села на пол и, положив мне на ноги руки, прижалась ко мне.

— Да, дорогой?

— Я буду работать.

— Ты об этом думал? — Она вопросительно посмотрела на меня.

— Да.

— Но, дорогой, — запротестовала она, — зачем тратить силы и время на жалкую работу, когда в этом к тому же нет необходимости? Разве ты сейчас не счастлив? Разве у тебя нет всего, что тебе нужно?

— Есть, но я... чувствую себя ненужным... оторванным от жизни. Раньше я жил полнокровно, а сейчас...

— Какое тебе дело до того, что происходит вокруг? Что там хорошего? Здесь так замечательно — мы живем в своем собственном маленьком мире, где нас никто не беспокоит, никто не несет нам свои заботы и тревоги. Разве ты не любишь меня?

Я посмотрел на Мэрианн. Она положила подбородок мне на колени и смотрела на меня снизу вверх.

— Конечно, люблю, но это не имеет никакого отношения к нашей любви. Я люблю, обожаю тебя, я очень счастлив с тобой, но это не все. — Я попытался найти слова, которые заставят ее понять меня. — Предположим, у тебя бы не было твоей живописи. Что бы ты делала?

— Это совсем другое. Это искусство, это чувство, которое поглощает всего полностью, без остатка. С живописью нельзя бороться. Это не просто работа.

— Но это все равно работа, — не согласился я. — И ты будешь чувствовать опустошенность, если не будешь рисовать. То, что я хочу делать, не искусство, как ты его называешь, но оно дает мне такое же удовлетворение, как тебе живопись.

Мэрианн встала и посмотрела на меня, слегка нахмурившись.

— Я начинаю верить, что он на самом деле говорил с тобой.

— Что ты хочешь этим сказать? — заинтересовался я. — Он и с тобой об этом разговаривал?

— Много раз, — не сразу ответила девушка. — Я умоляла Джерро послушаться меня, воспользоваться шансом и пожениться, но он не послушал меня. Это было глупо, ужасно глупо — у нас могло быть все, чего только можно было хотеть, и все же ему этого казалось мало. Что дали Джерро его идеалы? А теперь и ты хочешь сделать то же самое — разрушить наше счастье! — Она села на стул и заплакала.

Я подошел к Мэрианн и обнял ее.

— Не плачь, милая. Я не собираюсь разрушать наше счастье. Я только хочу опять стать человеком, а сейчас я всего лишь пустая раковина. Я чувствую пустоту, когда оду по улице и вижу людей, спешащих на работу. Я чувствую пустоту, когда часами сижу в кинотеатре и вижу жизнь на экране. Я просто хочу что-то делать, чем-то занять себя.

Мэрианн перестала плакать.

— Тогда делай что-нибудь по дому. Попробуй заняться тем, что делал Джерро. Пиши. У тебя выразительный язык, ты можешь ясно выражать свои мысли. Почему не попробовать писать?

Я не мог сдержать смех, настолько абсурдной показалась идея! Мне писать!!!

— Нет, — покачал я головой. — Не думаю, что я буду писать. Очень мило с твоей стороны считать, что у меня выразительный язык, но мне самому виднее. Ничего из этого не выйдет! Я иду искать работу.

Но сейчас найти работу стало еще труднее, чем раньше. Пришли холода, и я каждый день возвращался домой замерзший и сердитый.

Мэрианн откладывала в сторону кисть и подходила ко мне.

— Ну как, повезло?

— Нет, — качал я головой.

— Ну перестань ты себя мучить своей ненужностью, — уговаривала она меня. — У тебя и так все есть.

Я молча смотрел на Мэрианн. Постепенно надежда покидала меня, в через месяц я перестал выходить из дома.

Мэрианн радовалась, а я злился. Меня раздражало, что я не могу найти даже какую-нибудь дрянную работенку. Я сидел часами в большом кресле, смотрел на портрет Джерро и вспоминал свои неудачи.

Однажды, когда я сидел в кресле, а Мэрианн рисовала, мои внутренний голос сказал: «Тебе крышка, парень. Теперь тебе никогда уже не стать нормальным человеком. До самой смерти будешь жить на содержании у женщины». Голос оказался таким реальным, что я автоматически ответил:

— Нет, не буду!

Мэрианн яростно швырнула на стол кисть и палитру.

— Я же тебя тысячу раз просила молчать, когда работаю! — закричала она.

Я удивленно посмотрел на нее. Я так увлекся собственными мыслями, что забыл о ней.

— Прости, — извинился я.

— Прости! — передразнила меня Мэрианн. — Он еще говорит прости. Ты знаешь, что ты наделал? Ты испортил мою картину, вот что ты сделал! Теперь мне ее никогда не нарисовать.

Неожиданно меня тоже охватил гнев, будто искра попала на сухое дерево, и я моментально вышел из себя.

— Нет, мне и не жалко-то по-настоящему! — гневно ответил я. — Я не собираюсь быть козлом отпущения, когда у тебя что-то не получается. Не обвиняй меня в своем неумении рисовать!

— В неумении? — рассвирепела Мэрианн. — Да кто ты такой, чтобы критиковать меня? — Она схватила со столика нож и угрожающе двинулась ко мне.

— Ты не сделаешь этого! — холодно сказал я и презрительно рассмеялся.

Она остановилась, выбросила нож, и по лицу промелькнуло бешенство.

— Сволочь! Ни на что не годный сукин сын!

Я смертельно побледнел. Какую-то долю секунды мне даже казалось, что я могу убить ее. В висках бешено застучала кровь, и я сжал кулаки.

Потом я разжал кулаки и опустил мокрые от пота руки. Схватив шляпу и пальто, бросился к двери.

— Фрэнки! Фрэнки, вернись! — В голосе Мэрианн теперь слышался страх потерять меня. Перед тем, как захлопнуть дверь, я услышал ее крик, поднятый как бы со дна души: — Куда ты? Пожалуйста, вернись!

Впервые в жизни я напился до беспамятства. Домой вернулся очень поздно. На мгновение остановился перед дверью и прислушался. Не услышав ни звука, открыл дверь своим ключом и вошел в квартиру.

Шатаясь, подошел к столику и взял портрет Джерро.

— Джерро, друг мой, как мне тебя не хватает! — прошептал я и, залившись пьяными слезами, упал в кресло с портретом в руке. — Друг, скажи, что мне делать?

Дверь в спальню открылась, и я увидел Мэрианн в пеньюаре, под которым виднелась черная ночная рубашка.

— Мэрианн, он не отвечает! — воскликнул я, протягивая портрет.

Она пару секунд задумчиво смотрела на меня, затем взяла портрет и поставила на столик. Помогла встать, отвела в спальню и раздела. Я беспомощно лежал на кровати, пока она снимала с меня туфли.

— Дорогой, — прошептала Мэрианн, расстегивая рубашку. — Зачем ты это сделал? Это я во всем виновата... это все мой несносный характер.

Мэрианн еще никогда не была такой прекрасной. Она с тревогой и раскаянием смотрела на меня.

— Мэрианн, ты сука, но я люблю тебя, — торжественно произнес я, перевернулся на живот и мгновенно захрапел.

Глава 12

По-настоящему в первый раз мы поссорились после вечеринки в честь Дня Благодарения у одного из друзей Мэрианн. Я до сих пор так ничего и не делал и не старался ничего изменить. Мэрианн стала собственницей по отношению ко мне, а мне это даже нравилось.

Наедине со мной Мэрианн оставалась теплой и понимающей, но на людях она менялась, становилась такой же, как ее друзья, которые не обращали на меня внимания, но не нарочно, а как-то естественно, будто я и не мог ничего сказать. Мне оставалось только скучать с бокалом в руке и ждать возвращения домой.

Домой мы всегда возвращались молча. Проходили через Вашингтон Сквер, где двухэтажный автобус дожидался пассажиров. Пар от нашего дыхания поднимался в морозный ночной воздух. Дома Мэрианн спрашивала:

— Отличная вечеринка, правда?

— Угу.

Она умолкала, зная, что мне наплевать на ее друзей.

Вечеринка в честь Дня Благодарения ничем не отличалась от остальных. Мэрианн болтала с друзьями, а я, как всегда, воздвиг вокруг себя стену. Время тянулось медленно. Около десяти подошли еще гости. Мне надоела молчаливая роль, и я решил уйти домой. Поставил стакан и направился к Мэрианн, чтобы предупредить ее об уходе. Кто-то схватил меня за руку, и я оглянулся.

Это была натурщица, которая изредка позировала Мэрианн.

— Помните меня? — улыбнулась она.

— Конечно. — Я был рад возможности хоть с кем-нибудь поговорить. — Как дела?

— Не очень. Мне здесь не нравится.

Я весело рассмеялся, радуясь, что не мне одному не нравится вечеринка.

— Зачем тогда пришли? — поинтересовался я.

— Я должна была прийти. Мне приходится торговать кое-чем... — Она провела рукой по телу.

— Ясно. — Я видел, что ей есть чем торговать.

— Потанцуем?

Я кивнул. Мы отошли в угол, где играло радио. Она танцевала здорово, и рядом с ней я, наверное, тоже смотрелся неплохо. Несколько гостей перестали разговаривать и принялись наблюдать за нами. Краешком глаза я заметил, что Мэрианн и ее собеседники тоже замолчали.

— Очень необычная пара, — сказал кто-то Мэрианн. — Почему ты их не нарисуешь?

Мы отдалились, и я не услышал ответа.

— А вы почему? — полюбопытствовала блондинка.

— Что почему?

— Ходите на эти вечеринки? Вы здесь словно рыба, которую вытащили из воды.

— А что остается делать? — пожал я плечами.

— Ясно, — с пониманием сказала она и оглянулась на Мэрианн. Натурщица ясно дала понять, что знает, чьи приказы я выполняю.

Неожиданно мне надоело танцевать. Я немного разозлился на самого себя и предложил.

— Может, выпьем?

Мы отошли к стене. Я заметил, что Мэрианн украдкой наблюдает за нами. Через несколько минут я уже больше не мог этого выносить.

— Подышим свежим воздухом?

Она кивнула. Мы оделись и вышли. Молча обошли парк, постояли и посмотрели, как люди садятся в автобус. Потом отправились дальше, держась за руки.

Перед домом я остановился.

— Не хочется возвращаться. — Это были мои первые слова с тех пор, как мы вышли на улицу.

— Мне тоже, но я должна. Мне обещали на завтра работу.

У меня сложилось впечатление, что, если попросить, она не уйдет, но я промолчал. После секундной паузы она улыбнулась.

— Плохое настроение?

Я не ответил. Натурщица вошла в подъезд, а я отправился домой.

Дома я сел в кресло и принялся читать утренние газеты. Во втором часу вернулась Мэрианн.

— Ну и как тебе вечеринка? — спросил я.

— Остался бы и узнал сам! — резко ответила она. Я видел, что она злится, и поэтому замолчал, не желая ссориться. Мэрианн на несколько секунд скрылась в спальне.

— Где Бесс?

Я догадался, что она говорит о натурщице, и улыбнулся.

— На вечеринке, наверное. Я проводил ее и вернулся домой.

— Я не видела, чтобы она вернулась.

— Я проводил ее до подъезда и ушел. Не расстраивайся, крошка, а то я еще подумаю, что ты ревнуешь.

Эти слова оказались ошибкой. Мэрианн вспыхнула.

— Ревную! — заорала она. — К этой дешевке. Черта с два! Мне это просто не нравится. Как ты думаешь, что о тебе теперь будут говорить?

— Пусть говорят, что хотят. — Я тоже начал заводиться. — Сплетни все равно не остановить. Какое нам дело до того, что они скажут?

— Конечно, тебе никакого! А что я, по-твоему, должна чувствовать? Все знают о наших отношениях, а ты убегаешь с этой блондиночкой.

— А ты не подумала, как я должен себя чувствовать? — парировал я. — На каждой вечеринке ты бросаешь меня в угол, как пальто, и вспоминаешь, только когда идешь домой. Бога ради, не будь же ты такой дурой! — Я закурил. — Ладно, забудем об этом.

— Эта дешевая сука начала строить глазки, как только увидела тебя.

— По-моему, неплохая девчонка. Да и что в этом плохого? Ты-то сама чем занималась?

— Я никому не строила глазки. — Мэрианн подошла к двери в спальню. — Если бы я ее здесь нашла, я бы выцарапала ей глаза.

Я расхохотался. Все это стало просто смешным.

— Так вот зачем ты первым делом заглянула в спальню? Неужели ты меня считаешь полным кретином? Да я бы никогда не привел ее сюда, даже если бы захотел.

Мэрианн подбежала к креслу и бешено посмотрела на меня сверху вниз.

— Запомни раз и навсегда! — с трудом сдерживаясь, прошипела она. — Ты принадлежишь мне. Все, что у тебя есть, все, чем ты являешься сейчас или станешь в будущем, дала тебе я. Но я могу все это так же быстро забрать назад. Я могу вышвырнуть тебя, вот так! — Она щелкнула пальцами. — Когда ты идешь куда-нибудь со мной, помни это. Ты будешь оставаться со мной, скучно тебе или нет. Уходить будешь только тогда, когда я тебе скажу.

Внутри я весь кипел, но продолжал спокойно сидеть. Она была права. У меня нет ничего своего. Даже одежда и деньги в моих карманах принадлежат ей.

— О'кей, крошка, — спокойно произнес я. — Если ты так хочешь, пожалуйста.

Мэрианн разочарованно посмотрела на меня. Наверное, она ждала, что я буду спорить.

— Да, я так хочу, — уже не так уверенно проговорила она.

Я пошел в спальню, разделся и лег спать. Через какое-то время она разбудила меня.

— Фрэнки, ты не спишь?

— Сейчас не сплю. — Неожиданно мои глаза широко раскрылись, и я увидел себя со стороны — красивого молодого мужчину, находящегося на содержании у женщины. Что-то внутри меня зашевелилось.

— Иди ко мне, дорогой, — прошептала Мэрианн.

— Слушаюсь, босс. — Я присел на край ее кровати.

— Не сюда, дорогой. — В темноте светились ее глаза. — Ляг рядом и поцелуй меня.

Я вытянулся рядом и обнял ее теплое и мягкое тело. Мне показалось, что когда я дотронулся до Мэрианн, вспыхнули искры. Мне платили, и я отработал свои деньги сполна.

Я любил Мэрианн и знал, что всегда буду любить, независимо оттого, что она будет говорить или делать, но кто-то всю ночь заглядывал мне через плечо, смеялся и шептал на ухо:

— Прыгай, когда она щелкает кнутом, танцуй, когда она дергает веревочки. Но помни, что чего-то уже нет! Ты никогда не вернешь этого, никогда!

Мэрианн спала, когда серая заря прокралась в комнату. Я смотрел на нее. На подушке разметались рыжие волосы, словно пламя. Она слабо улыбалась во сне.

Я смотрел на Мэрианн, и мое сердце словцо сжала чья-то холодная рука. Я любил ее, но что-то важное во мне умерло. Глубоко в душе я знал, что скоро и я последую за ним. Я не сомневался, что этот день придет так же неотвратимо, как день сменяет ночь. И все же...

Глава 13

Началась праздничная неделя, веселая длинная неделя перед Новым годом, когда у детей начинаются каникулы и даже взрослые перестают хмуриться, с надеждой глядя в наступающий год.

Почти всю неделю я просидел у окна, наблюдая, как люди торопятся на работу или возвращаются домой, как играют дети, как на улицах чистят снег, как почтальоны разносят почту, как фараоны патрулируют улицы, как молочники развозят молоко. Наблюдение за миром через окно и ощущение того, что я нахожусь где-то в стороне, начало действовать мне на нервы. К горлу подкатывал ком, и меня начинало тошнить от безделья. Я видел, что развязка приближается, но, что она наступит так скоро, не предполагал.

В новогоднюю ночь гудели автомобильные сигналы, пускали ракеты, все радовались, за исключением меня. Я пытался загореться, как новогодняя елка, но чем больше я пил, тем меньше пьянел. Мы сидели в ночном клубе в Виллидж с друзьями Мэрианн. Неожиданно я взглянул на происходящее как бы со стороны. Я смотрел на этих так называемых взрослых, которые притворяются, что радуются бегу времени, а в душе боятся, боятся завтрашнего дня! Я громко рассмеялся. Вот именно — я боялся завтрашнего дня.

Мэрианн удивленно взглянула на меня.

— Весело, дорогой?

Я не ответил и вновь рассмеялся. Она подумала, что я немного пьян. Я прижал ее к себе, горячо поцеловал и вновь почувствовал себя молодым и сильным. Мэрианн пылко ответила на поцелуй, и я прижался губами к ее шее.

— Фрэнки! — хрипло прошептала она, крепко обнимая меня. В ее голосе слышалась страсть. — Не здесь, Фрэнки! Не здесь!

Я отпустил ее и опять расхохотался. Она тоже рассмеялась. Мы хохотали до тех пор, пока на глазах не выступили слезы, потом серьезно посмотрели друг на друга.

«Он мой, — гордо говорили ее глаза. — Он мой! Он принадлежит мне, а я — ему. Я горжусь им так же, как он гордится мной». Ее рука нашла мою под столом и крепко сжала. Между нами словно пробежал ток, и мы с гордостью смотрели друг на друга.

Свет начал тускнеть и через минуту погас полностью. Оркестр заиграл «Олд лэнг син»[12], и внезапно Мэрианн очутилась в моих объятиях. Мы с упоением поцеловались.

— Я люблю тебя, дорогой, — прошептала она. — С Новым годом!

— Я люблю тебя! — услышал я свой шепот. — С Новым годом!

Я поцеловал ее в мокрую щеку и почувствовал соль на губах. Я понял, что Мэрианн знает все мои мысли.

Она крепко обняла меня и поцеловала слегка раскрытыми губами.

— Не уходи, дорогой. Пожалуйста, не уходи!

— Я должен, должен идти, — прошептал я. — Что я могу сделать?

Когда загорелся свет, мы посмотрели друг на друга. С бледного лица Мэрианн на меня смотрели широко раскрытые, наполненные слезами глаза. К горлу подступил ком, и я лишился дара речи. Мы молча сидели, крепко взявшись за руки.

Через несколько минут ушли домой. Ярко светил месяц, сверкали мириады звезд. Наступил 1934 год. Мы молча вошли в квартиру. Я снял пальто, бросил его на стул и достал из шкафа саквояж.

Мэрианн начала подавать мои вещи. Их оказалось так много, что мне пришлось придавить крышку коленом, чтобы закрыть саквояж. Наконец щелкнул замок.

Я выпрямился и посмотрел на девушку.

— Ну что же... прощай. — Мой голос слегка дрожал, Мэрианн яростно бросилась ко мне на грудь.

— Нет, Фрэнк, нет! Ты не должен уходить! Ты нужен мне! — зарыдала она. Я впервые увидел, как Мэрианн плачет по-настоящему и прижал ее к себе.

— Так будет лучше, милая, — хрипло прошептал я. — Поверь мне. Скоро мы начнем ненавидеть друг друга. Лучше расстаться сейчас, пока мы еще не озлобились.

— Но, дорогой, ты весь мой мир, вся моя жизнь! Что ты будешь делать? У тебя нет работы... ничего нет. Как ты будешь жить? Я не могу спокойно думать, что ты опять вернешься к своей дешевой грязной работе. Со мной ты в безопасности. Я могу заботиться о тебе, защищать тебя! Я могу дать тебе мир, все, что ты захочешь.

Я вспомнил, как где-то читал, что никакой пользы человеку от мира нет, если он при этом потеряет душу.

Мэрианн несколько секунд странно смотрела на меня, затем крепко поцеловала в губы.

— Попрощайся со мной нежно, дорогой, — прошептала она и выключила свет.

Я нежно обнял ее. Мы куда-то поплыли и потом вновь очутились в маленькой квартирке в Гринвич Виллидж. Я неловко стоял с саквояжем в руке, как незнакомец, который уходит после долгого, неожиданного визита.