14

Когда в кабинет вошел Шактер, Марсель сидел за своим столом.

— Ну?

Адвокат покачал головой.

— Абиджан говорит, чтобы ты убирался ко всем чертям. Он даже не стал меня слушать. Марсель побледнел.

— И это все?

— Не совсем. Он кое-что еще добавил.

— Что именно?

— К делу не относится.

— Говори. — Голос Марселя был ровным и твердым. — Я хочу знать, что сказал Амос.

Адвокат почувствовал себя неловко.

— Он сказал, что ты болен и сам не понимаешь, что делаешь. Сказал, что для него будет величайшей радостью узнать, что ты начал тяжбу по имущественным правам, потому что та печальная известность, которую ты приобрел, будет ничто по сравнению с тем, что он для тебя приготовил. В конце концов окажется так, что за тобой не пойдет ни один держатель акций. Он также предупредил меня, что если ты как опекун попытаешься использовать акции своих детей, он через суд добьется признания тебя невменяемым.

Лицо Марселя стало почти белым. Он сдерживал себя из последних сил.

— Но он не предполагает, что мы можем обратиться в суд как держатели его акций и ему в таком случае придется выступать в качестве ответчика?

Шактер покачал головой.

— Нет. Вряд ли. Марсель тонко улыбнулся.

— Тогда мы так и сделаем. У нас достаточно материала, чтобы суд постановил назначить другого управляющего компанией, со стороны, а самого его, может, даже посадят туда же, куда он засадил меня.

— Но какая нам с того польза? Никакой суд не отдаст компанию тебе.

— Это неважно. Важно то, что он ее лишится.

— А ты о детях своих подумал? Что будет в таком случае с их наследством? Ведь их фонд создан почти целиком на дивиденды с акций Абиджана. При новом управляющем они могут потерять всякую цену. Да и твои акции тоже будут дешевле бумаги, на которой они напечатаны.

— Наплевать! — прокричал Марсель. — О своих детях я сам позабочусь! Ступай в суд!

Шактер посмотрел на него в упор, помедлил и покачал головой.

— Нет, Марсель, я не стану этого делать. Я во многом с тобой соглашался, но тут мы разойдемся. В том, что ты предлагаешь, нет никакого смысла. Ты поступаешь просто как разрушитель.

— Ты не станешь этого делать? Ты сказал, что не станешь этого делать?

Марсель перегнулся через стол. На мгновение Шактеру показалось, что он хочет его ударить. Но этого не случилось. Слова, как плевки, слетали с его губ.

— Ты продал меня! Ты продал меня им! Лицо Шактера презрительно скривилось.

— На это мне даже ответить нечего.

— Это твой последний шанс! — завопил Марсель. — Либо ты отправляешься в суд, либо я найду себе другого адвоката.

С невозмутимым видом Шактер поднялся со стула.

— Это твое право.

Марсель забегал вокруг стола, пронзительно выкрикивая:

— Я добьюсь, чтобы тебя выгнали из адвокатуры! Так просто ты от меня не уйдешь! Ты не смеешь метаться от одной стороны к другой по той лишь причине, что там тебе заплатили больше!

— Никто не платил мне. — Шактер уже повернулся к двери. — Да и нужды в этом не было. Кроме того, никто не поверит, что даже ты рехнулся настолько, что готов обрушить все на свою голову только ради того, чтобы посчитаться с одним человеком!

Марсель сверлил адвоката диким взором.

— Все вы, евреи, одинаковы! Готовы продаться тому, кто больше заплатит.

Впервые с юношеских лет Шактер потерял терпение. С подобными оскорблениями ему приходилось бороться неоднократно — как в суде, так и в частной жизни. Мужчина он был крупный, выше шести футов ростом, руки его резко вздернулись и крепкой хваткой сжали лацканы пиджака Марселя. Казалось, он вот-вот поднимет своего босса в воздух и швырнет через всю комнату. Но он тут же взял себя в руки, пальцы его разжались.

Несколько мгновений мужчины не сводили друг с друга глаз. Наконец Шактер протянул руку и распахнул дверь.

— Что ты на меня вытаращился? — спросил вдогонку Марсель.

— Я был слеп все эти годы, — медленно ответил юрист. — Теперь я убедился, что твой тесть прав. Ты ненормальный.

На следующее утро Марсель звонил ему как ни в чем не бывало.

— Я подумал о твоих словах и пришел к выводу, что ты был прав. В суд идти нет никакого смысла. Абиджан — старик, не будет же он жить вечно. А вот после его смерти я рассчитываю все взять в свои руки. Я все-таки второй по значимости держатель акций.

— Ты хочешь сказать, что не будешь обращаться в суд?

— Ну, конечно, нет.

— Но вчера ты говорил...

— Это было вчера, — прервал Шактера Марсель, — я надеюсь, ты не держишь против меня зла за то, что я вчера наговорил в гневе? Ты же не такой мелочный человек! Ты же знаешь, в каком тяжелом положении я был все это время.

В конце разговора Шактер обнаружил, что он снова является адвокатом мистера Кэмпиона. Но ему никак не удавалось отделаться от ощущения, что прежних отношений не вернуть. Что-то ушло из них навсегда.

Шактер физически чувствовал, как атмосфера в маленькой комнате накаляется. Он даже поймал себя на том, что не может больше смотреть на заваленный конвертами и бумагами стол. Тогда он повернул голову к окну и уставился вниз, на улицу деловой части Далласа.

В комнате позади него внезапно наступила тишина. Прекратилось клацанье дыроколов, и Шактер понял, что все закончилось. Он неспешно повернулся спиной к окну. Ему не требовалось смотреть в бумаги, чтобы понять, кому досталась победа. Одного взгляда на Хоргана было достаточно. Под бронзовым загаром техасца скрывалась мертвенная бледность.

Секретарь «Карибтекса» медленно, дрожащим голосом зачитывал окончательные итоги. Было отчего дрожать голосу — его работа в компании, так же, как и работа большинства других мужчин в комнате, подошла к концу. Согласно совместно выработанным правилам голосования, остаться в корпорации могла лишь одна из двух групп. Нейтральной позиции не существовало. За управление подано голосов — один миллион сто тысяч двадцать один. За оппозиционную группировку — один миллион шестьсот тысяч четыреста двадцать два.

Пока Шактер обходил стол, в комнате стояла тишина. Секретарь освободил для него место. Шактер обвел присутствовавших взглядом.

— Благодарю вас, джентльмены.

Бухгалтеры собирали со стола расчеты и бумаги, раскладывали их по ящикам. Лучшая из идей Марселя заключалась в том, чтобы заставить суд назначить специальную группу бухгалтеров для проведения комплексной проверки. Ревизии, проводимые в компании собственными силами, никого уже не страшили.

— Завтра в девять часов утра состоится специальное заседание нового совета директоров. На повестке дня — замещение руководящих должностей.

Шактер встал из-за стола и направился к двери. Марсель, наверное, сгорает от нетерпения у телефона. Его остановил голос Хоргана:

— Передайте своему маленькому дружку, чтобы он обходил это здание стороной. Потому что в противном случае кто-нибудь начинит однажды его голову свинцом.

Шактер кивнул с мрачным видом и вышел за дверь.

Марсель был пьян. Всю вторую половину дня, сидя у телефона и ожидая звонка из Далласа, он пил. Теперь, когда все закончилось, спиртное, казалось, наконец дало себя знать — все сразу. Он чувствовал, как тело его скручивалось, росло, становилось все выше, пока он смог уже коснуться рукой потолка. Он кое-как добрался до кушетки, на которой сидела грудастая блондинка, не сводившая с него глаз. Покачиваясь, остановился напротив нее.

— Ты знаешь, кто я?

Она сидела молча, глядя на него снизу вверх.

— Не знаешь. — Он взял в руку стоявший на столе стакан и поднес к губам. Часть спиртного выплеснулась при этом на пиджак, но он не обратил на это внимания. Выпив залпом содержимое, он швырнул стакан через плечо. Ударившись о стену, тот разлетелся вдребезги.

— Не знаешь, — повторил он, — и никто не знает. — Голос его понизился до шепота. — Но скоро все узнают, потому что теперь меня не остановишь. Я — самая большая шишка из тех, что им приходилось видеть.

— Ну, ты, парень, готов, — проговорила блондинка.

Марсель не обратил на ее слова никакого внимания. Он начал рвать с себя одежду — она вдруг почему-то стала душить его, стала слишком тесной, слишком маленькой для него. Скоро у его ног лежала куча тряпья. Абсолютно голый, он забрался на кушетку, встал над блондинкой в полный рост, не отводя от ее лица горящих глаз.

— Ну что, разве я не самый большой человек, которого ты когда-либо видела?

— Иди-ка лучше сюда, пока ты не убился, — сказала она, поддерживая его одной рукой. Марсель оттолкнул ее руку.

— Отвечай!

Блондинка только кивнула в ответ.

Но лицо Марселя выражало сомнение.

— Я такой же большой, как и Джо Карло? Краски ушли с ее лица.

— Ты... Ты знаешь о Джо? Он дико расхохотался.

— Ты глупая дура! Я все о тебе знаю! Я обо всех все знаю! Могу даже сказать тебе, о чем вы болтали в постели этой ночью.

— Как... Откуда ты знаешь?

— Знаю! Это и есть самое важное. — Его опять сотряс приступ хохота. — И еще я кое-что знаю, а ты — нет. — Он спрыгнул с кушетки и пошел к шкафу, распахнул его, вытащил пачку фотоснимков и стал размахивать ими у нее перед лицом. — Ты уверена, что он женится на тебе, ты считаешь, что те деньги, которые ты ему даешь, он откладывает, чтобы вам хватило на первых порах на совместную жизнь? Дурища! А хочешь узнать, куда все это время шли твои денежки? Смотри!

Она уставилась на фотографии. На них улыбающийся мужчина обнимал одной рукой стоящую радом миловидную женщину, а другой прижимал к себе троих смеющихся ребят.

— Ты ведь не знала, что он женат, так? И не подозревала, что деньги, которые ты давала ему в прошлом месяце, ушли на покупку дачи на колесах?

Женщина вдруг почувствовала себя плохо.

— Мне нужно идти.

Марсель отвесил ей пощечину, и она повалилась на кушетку.

— Я еще не сказал тебе, что ты можешь уходить!

Обеими руками он вцепился в ее платье. Тонкая материя поддалась с треском. Потом он сорвал с нее лифчик. Блондинка следила за Марселем со страхом. Он снова взгромоздился на кушетку. Затем стал медленно опускаться блондинке на грудь.

— Ну вот, а теперь скажи мне. — Он засмеялся. — Изучи как следует и скажи: разве я не самый большой мужчина из тех, кого ты видела?

Несмотря на тяжесть, блондинка кивнула.

— Я больше всех в мире! — Взгляд его остекленел. — Скоро мне будет принадлежать... — Он не смог закончить и грузно обрушился на женщину.

Пару минут она пролежала совершенно неподвижно, боясь пошевелиться. Затем легонько повернулась, пытаясь выбраться. Медленно, почти мягко Марсель соскользнул на пол и перевернулся на спину. Рот его раскрылся. Некоторое время блондинка как зачарованная смотрела на него. Он храпел.

Она села.

— Сукин ты сын!

Взгляд ее упал на фотографии, разбросанные по полу, к глазам подступили слезы.

— Все вы — сукины дети! — выкрикнула она, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

15

От расположенного в дальнем углу лужайки бассейна доносился счастливый детский смех. Над Лазурным берегом светило теплое ласковое солнце, рассыпаясь тысячью бликов по бесконечной голубой морской глади. Не так уж давно, подумал Роберт, он с Каролиной плескался в этом бассейне вместе со своими друзьями, двоюродными братьями и сестрами. Вовсе не так уж и давно — до войны.

— Какое странное у тебя выражение лица, Роберт.

Ему пришлось сделать усилие, чтобы вернуться к окружающей действительности. Рядом стояла английская кузина. Роберт улыбнулся.

— Мне вспомнилось время, когда мы с тобой были детьми.

Мэвис скорчила гримаску.

— Не напоминай мне об этом, я и сама все прекрасно помню. Как вы все время дразнили меня за то, что я была кожа да кости. А теперь?

Роберт рассмеялся. Это было правдой — сейчас уже никто не сказал бы про Мэвис, что она кожа да кости. Равно как и про ее сестру. Обе к этому времени превратились в двух респектабельных английских матрон. Это их пятеро детишек и его сын Генри устроили суматоху в бассейне.

— Никто из нас не остался таким, каким был раньше.

— Кроме Каролины, — вступила в разговор Энид. — Не знаю, как ей это удается, но выглядит она такой же молоденькой, как и прежде. И, насколько я могу припомнить, фигура ее стала только лучше.

— Это вы обо мне тут говорите? — вмешалась Каролина.

— Мэвис хочется узнать секрет твоей вечной молодости, — сказал Роберт.

Каролина рассмеялась.

— Никакого секрета. Сижу на диете.

— Мне никогда это не удавалось, — отозвалась Мэвис. — Дети иногда до того доведут, что разнервничаюсь и только ем да ем.

Роберт посмотрел на отца, сидевшего во главе стола. Несмотря на жару, барон выглядел как всегда элегантно и подтянуто. Ему исполнилось уже семьдесят два. Но на вид он был гораздо моложе, а глаза и вовсе, казалось, принадлежали юноше. В настоящий момент они были бодры и внимательны: барон слушал сэра Роберта.

Сэр Роберт прибавил в весе, стал солидней, но, несмотря на это, в лице его осталось что-то жадное и хищное, из-за чего барон никогда не мог доверять ему до конца. Сейчас эта ненасытность была заметна как никогда. У барона мелькнула ленивая мысль: за что же он не любит сэра Роберта?

Джон, муж Мэвис, высокий светловолосый спортивного склада англичанин, сказал:

— Роберт, сегодня отличный день для того, чтобы поставить парус. Ты не хочешь присоединиться к нам после обеда?

Роберт посмотрел туда, где у пристани на якоре покачивалась яхта.

— Пожалуй, нет. Мне не хватает вашей, англичан, энергии. — Он встал из-за стола, потянулся. — После обеда единственное достойное занятие — это соснуть.

Он пересек террасу и скрылся в доме как раз в тот момент, когда из него выходила Дениз.

— Ты куда? Роберт улыбнулся.

— Наверх, подремать.

— А почему бы тебе не вытянуться на солнышке? Ты можешь прекрасно выспаться и здесь, и чуть загореть тебе не помешает. Какой же был смысл ехать на Ривьеру, если не за этим? Сидеть взаперти ты мог с таким же успехом в банке.

Роберт терпеливо слушал.

— Закончила?

— Да.

— Что у тебя за дело?

— Несу лекарство твоему отцу. Если я не напомню, он никогда его не выпьет.

— Хорошо. Когда закончишь с этим, поднимайся наверх, и я покажу тебе, почему валяться в постели лучше все-таки в комнатах.

Было уже за полночь, на всей большой вилле царила тишина, когда Роберт тихонько прошел в библиотеку, чтобы найти себе книгу на ночь. Он потянул на себя дверь и уже было вошел внутрь, как услышал за спиной голос отца:

— Ты не спишь?

Роберт обернулся. Барон сидел в глубоком плетеном кресле.

— Не могу. Наверное, днем переспал. А ты сам почему не в постели?

— Я уже стар, — ответил отец. — Старику нужно меньше времени для сна.

Роберт улыбнулся, взял с полки книгу, пролистал.

— Кузен считает, что настало время нашим банкам слиться, — неожиданно заявил барон. Роберт поднял голову от книги.

— А ты что думаешь?

— Много лет назад у моего деда была такая мечта — создать банк, который один обслуживал бы всю Европу. — Барон взглянул на сына. — Это была неплохая идея для тех времен, а сейчас она стала даже еще лучше. Американские банки растут день ото дня, даже банк Моргана подумывает о слиянии. Наши сильнейшие конкуренты — это американцы, и если бы мы объединили наши ресурсы, то могли бы с ними поспорить.

— Мне это не нравится, — сказал Роберт. На лице барона отразился интерес.

— По вполне определенным причинам? — спросил он.

— В общем-то нет. Просто у меня такое чувство, что после слияния мы утратим независимость. Мы уже не сможем действовать с той же свободой, что сейчас.

— А я вовсе не убежден, что это не пойдет нам на благо. Кузен изрядно преуспевает в делах, и его банк в два раза побольше нашего.

— Не совсем аккуратное суждение, — отозвался Роберт. — Разве им приходилось неоднократно прекращать операции — из-за войны, из-за смены правительства? А сколько это делали мы — со времен Наполеона? И каждый раз приходилось начинать с нуля! Сэру Роберту просто повезло: с самого начала у них было спокойное, стабильное правление.

— Но в таком случае объединение для нас — несомненное благо. Если наш деловой центр переместится в Лондон, то ни войны, ни правительственные кризисы уже не смогут непосредственно влиять на наш бизнес.

— Если исходить только из вопроса безопасности, то почему бы нам не обосноваться в Нью-Йорке? Там еще спокойнее.

Барон посмотрел на сына проницательными глазами.

— Как я понимаю, наш кузен тебе не по нраву. Роберт ответил отцу прямым взглядом.

— Да.

Отец не стал спрашивать почему.

— Сэр Роберт и мальчишкой был очень заносчив.

— Если бы только это, я бы ничуть не волновался.

— Ты думаешь, он хочет прибрать в рукам наш банк?

— А разве нет? Ты же сам признал, что его банк в два раза больше нашего. Разве акула не заглатывает сардинку?

— Возможно. Но не упускаешь ли ты из внимания одну вещь? У меня есть сын, а у сэра Роберта — только дочери. А в неписаных законах наших банков есть один момент: дело наследуют только сыновья. Это еще мой дед установил.

— Значит, наследовать могут сыновья его дочерей. У него целых три внука.

— Мужчины. Вот в чем была сила Ротшильдов. Из поколения в поколение они рождали сыновей. Нам не так везло — наверное, лишь раз в поколение в семье появлялся мужчина. В свое время единственными сыновьями были мы с сэром Робертом, точно так же, как ты — единственный сейчас. И у тебя самого тоже только один сын. — Внезапно барон улыбнулся. — Чего ты ждешь? Нужно потрудиться на этой ниве!

— Я делаю все, что в моих силах, папа! — расхохотался Роберт.

Роберт перевел взгляд с листа бумаги, который держал в руке, на бухгалтера.

— Здесь нет никаких ошибок?

Тот покачал головой.

— Все верно, сэр.

— Благодарю вас.

Несколько минут Роберт просидел в задумчивости. Уже в течение почти полугода кто-то скупал все выпускаемые банком ценные бумаги, и до сих пор Роберт не был уверен, кто же именно. Теперь он знал это наверняка. Можно было понять и раньше. Не мог сэр Роберт прийти к барону без спрятанных в рукаве козырей: как профессионал он не смог не подготовиться к отпору. Все внезапно встало на свои места, было также абсолютно понятно, откуда Кэмпион взял деньги, чтобы оплатить векселя.

Роберт поднялся и с листом в руке отправился в кабинет отца. Постучавшись, вошел.

— Ты знал об этом? — спросил он, кладя бумагу перед бароном.

Тот мельком посмотрел на нее.

— Догадывался, но уверенности не было.

— Тогда почему же ты не остановил его? Теперь ему не хватает совсем немногого, чтобы отстранить нас от дел!

Пожав плечами, барон откинулся на спинку кресла.

— Не вижу большой беды, если уж мы решили объединиться.

— Но не позволишь же ты ему силком втянуть нас к себе?

— Я могу сделать очень немного, — ответил барон. — Я уже стар. Я устал. У меня нет сил для новой схватки с кузеном.

Роберт со злостью посмотрел на отца.

— У тебя, может, и нет. Но у меня — есть! Я не могу позволить тебе продавать будущее моих детей лишь потому, что твое будущее уже кончилось! Я найду способ утихомирить этого голодного волка!

Он вышел из кабинета, хлопнув в гневе дверью.

Некоторое время барон сидел в неподвижности и смотрел на дверь. Затем на его устах начала медленно появляться улыбка. Долго же ему пришлось ждать этого момента! Наконец-то Роберт смог сказать, что дела банка заботят его не меньше, чем отца. Наконец-то он захотел передать дело в руки своего сына, точно так же, как хотел этого сам барон.

Теперь со спокойной совестью можно уйти в сторону. Уйти и отдохнуть.

16

Роберт медленно перелистывал странички в папке для конфиденциальных документов, пока не обнаружил то, что искал. Внимательно всмотрелся в ряды цифр. Возможно, ответ именно здесь. Все зависит от того, насколько в действительности жаден сэр Роберт.

Капитал всегда был проблемой. Во всяком случае, для частного банка. Другие могли увеличить его тысячью различных способов. Они могли просто выпустить акции, если хотели повысить степень капитализации. Но «Банк де Койн» был банком частным, помимо членов семьи других держателей акций не было. Такова традиция: рассчитывать только на себя.

Еще много лет назад его отец решил проблему положения с банковской наличностью, не прибегая к займам и не приглашая в компаньоны людей со стороны. Он начал продавать краткосрочные векселя с минимальной скидкой. Репутация банка была настолько высокой, что результаты не заставили себя ждать. Публика без всяких колебаний стала покупать векселя, предпочитая их другим ценным бумагам, пусть даже не обещавшим большую выгоду, они знали, что в данном случае им не грозит никакой риск. Ни разу за почти сто лет своего существования «Банк де Койн» не отказался от своих обязательств. Очень скоро эти векселя заработали себе репутацию более прочную, чем некоторые европейские валюты. Может, одной из причин этого было то, что за них всегда можно было получить доллары — в любой стране мира.

Барон мудро предусмотрел возможность скупки векселей и для противодействия этому разработал целую программу возмещения денег. Десять процентов просроченных векселей ежегодно погашались новыми векселями или наличными. Чтобы гарантировать их погашение, проценты выплачивались лишь до определенной даты, после которой держатель векселя не получал прибыли.

Система работала безукоризненно до тех пор, пока пять лет назад некоторое количество, не очень большой процент, векселей не было предоставлено для погашения или обмена. Это автоматически повлекло за собой перевод определенной суммы из наличных денег в резерв. С каждым годом резерв этот рос, и к настоящему времени на резервном счету без всякого движения лежало почти двадцать миллионов долларов.

Роберт углубился в подсчеты. Эти неработающие деньги грозили возможным сокращением прибыли на три миллиона долларов — такова разница между тем, что могли бы эти двадцать миллионов заработать, и выплачиваемыми процентами. Но был тут и более важный момент. Лежащие мертвым грузом деньги ограничивали возможности банка в заключении новых сделок, понижали его конкурентоспособность на денежном рынке.

Роберт смотрел на лежащий перед ним лист бумаги. Да, ответ был здесь. Если только он сработает. Кортегуанские инвестиции являлись самыми прибыльными из всех, которыми располагал банк. И хотя «Банк де Койн» вынужден делить прибыль пополам с банком сэра Роберта в Англии, их доля составляла почти девятнадцать миллионов, которые приносили ежегодную прибыль в пять миллионов долларов.

Роберт сидел и крутил в пальцах карандаш. Прибыль неплоха. Она составляет почти две трети всей зарабатываемой банком прибыли за вычетом издержек. Но как было бы здорово, если бы удалось выцарапать принадлежащие им бумаги из цепких рук английского кузена! Однако проделать это нужно в высшей степени деликатно. Сэр Роберт должен заглотить наживку, не имея ни малейшего подозрения о том, кто держит в руках другой конец лески.

Роберт потянулся к телефону.

— Не попробуете ли вы разыскать мне мсье Ксеноса? — Он выслушал вопрос секретарши и добавил:

— Где угодно. Хоть на дне моря. Мне необходимо переговорить с ним.

Когда Дакс вошел в кабинет сэра Роберта, то увидел по обеим сторонам его стола двух молодых людей. Они поднялись, а сэр Роберт протянул ему руку.

— Хорошо, что ты заглянул к нам, Дакс, мы давненько не виделись.

Дакс с улыбкой пожал протянутую руку.

— Да, сэр, давненько.

— Познакомься с моими зятьями: Виктор Уодли и Джон Стонтон.

— Мистер Уодли, мистер Стонтон. Дакс Ксенос.

— Усаживайся, — предложил сэр Роберт, уютно устраиваясь в своем кресле. — Тебе, наверное, не терпится узнать, почему я вдруг захотел тебя видеть?

— Да как сказать, — ответил Дакс, — кое-какие соображения у меня есть. — Он бросил вопросительный взгляд на молодых людей.

— Можешь говорить совершенно открыто, — тут же решил его проблему сэр Роберт. — Они работают у меня в банке и посвящены во все дела, Дакс кивнул и улыбнулся.

— Полагаю, это по поводу кортегуанских инвестиций?

— Именно так, — ответил сэр Роберт. Он окинул взглядом зятьев, затем посмотрел на Дакса. — Нам стало известно, что ты начал переговоры с банком барона по вопросу приобретения им доли в Кортегуа?

— Именно, — согласился Дакс.

— Я не знал, что ты принимаешь такое активное участие в делах своей страны.

— Я не принимаю в них никакого участия. Я представляю некий синдикат, желающий заключить такую сделку. — Дакс вытащил сигарету, и один из молодых людей тут же щелкнул зажигалкой. — После всего, что произошло со мной в жизни, я пришел к выводу, хотя, признаюсь, довольно поздно, что пора подумать о себе.

Сэр Роберт кивнул. Такой язык был ему понятен.

— Должен сказать, что своими делами ты заслужил лучшее к себе отношение. Дакс промолчал.

— Эти люди, которых ты представляешь, — они американцы, как я полагаю?

— На другие признания от меня не рассчитывайте.