1

Воздух в плохо освещенном подвальчике был полон табачного дыма. В дальнем углу небольшая группа музыкантов безуспешно пыталась громкостью исполнения возместить качество. Подняв голову, Роберт посмотрел, как Дениз пробирается между переполненными столиками. Он даже не приподнялся, когда она наконец подошла. Не обращая на нее никакого внимания, он уставился в свой стакан с пастисом.

— Бобби?

Голова его по-прежнему была безвольно опущена.

— Пойдем, пора домой.

— Ты уже освободилась? На всю ночь?

— Да.

Он взглянул на часы.

— Сейчас только два.

— Работы больше нет.

Впервые за вечер он посмотрел ей прямо в лицо. Правой рукой повел в сторону столиков, вокруг которых сидели мужчины.

— Работы полно.

— А на улицах пусто.

Подавшись вперед, он вырвал у нее из рук маленькую дамскую сумочку, раскрыл ее, высыпал содержимое на стол. Губная помада, зеркальце, пудреница и несколько мятых купюр. Он собрал деньги, пересчитал.

— Всего шесть тысяч франков?

— Я же сказала, что работы больше нет. Он со злостью швырнул бумажки на стол.

— Сидя здесь в ожидании тебя, я потратил куда больше.

— Мне очень жаль.

Собрав деньги, Роберт сунул их в карман, оставшиеся на столе вещи небрежно подтолкнул к Дениз.

— Я еще не готов уходить.

Какое-то мгновение она смотрела на него, затем начала складывать свои мелочи в сумочку.

— Ты позволишь мне сесть? — спросила она полным смирения голосом. — Я устала. Он вновь отвернулся от нее.

— Нет. Пойди и сядь где-нибудь в другом месте. Ты мне здесь не нужна.

Помедлив секунду-другую, Дениз повернулась и направилась к бару. Пока она усаживалась на высокий табурет, бармен уже налил ей пастиса и поставил рюмку на стойку.

— Он опять не в духе? — спросил бармен. Дениз кивнула.

— Вот так и сидит здесь всю ночь. Не говорит ни с кем.

Дениз не ответила.

— Не понимаю, чего ты с ним возишься, — с доверительным видом наклонился к ней бармен. — Такая женщина, как ты! Тебе нужен мужчина, который знал бы тебе цену, такой, кто мог бы помочь тебе в деле. Находил бы клиентов, а не сидел бы в ожидании, пока ты принесешь ему денег.

— Он джентльмен.

— Джентльмен! — бармен фыркнул. — Уж если это джентльмен, тогда я, значит, сроду сутенера не видел.

Он отошел в другой конец стойки, чтобы выполнить заказ. Вернувшись, перегнулся к Дениз через стойку.

— Так ты пропадешь. Брось его, я найду тебе действительно хорошее дело. По-настоящему хорошее — тебе не нужно будет топтать тротуары в такую собачью погоду.

Она рассмеялась.

— В публичный дом мне не хочется. Я привыкла работать для себя.

— Никаких публичных домов. У меня только что был разговор с боссом. Найди несколько славных девочек, сказал он мне, и я тут же подумал о тебе. Я подумал: Дениз — это как раз то самое, что нужно в таком месте, как наше. У тебя есть шарм.

Она не успела ответить, как он вновь отошел, чтобы обслужить очередного клиента. В этот момент музыка смолкла, и трио музыкантов подошли к бару передохнуть. Рядом с ней остановился худой негр, исполнявший партию ударных. Он вытащил из мятой пачки сигарету, закурил.

— Привет, Дениз.

— Жан-Клод, — она чуть шевельнула головой. Он оперся спиной о стойку бара, так чтобы иметь возможность видеть не только ее лицо, но все помещение.

— За весь вечер Бобби не сказал ни слова.

— Никакого шума не было? — с тревогой в голосе спросила Дениз.

Жан-Клод покачал головой.

— Нет, у нас тут уже привыкли к нему. Все просто обходят его стороной.

— Вот и хорошо. — Обернувшись, она посмотрела на Роберта — он сидел все так же, упершись взглядом в стол. — Хотела бы я, чтобы он отправился домой. У него сейчас жуткие боли.

— Откуда ты знаешь?

— Научилась видеть. Я поняла это сразу, как только мы с ним вечером вышли. Я и работать-то не могла толком — все беспокоилась из-за него, потому и пришла сейчас сюда.

— И что же он так запал тебе в душу, а? Дениз взглянула на негра.

— Он совершенно один, ему нужен кто-то рядом.

— Судя по тому, что я о нем слышал, ему нет нужды быть одному.

— Что ты о нем слышал?

— Прошлой ночью сюда опять приходил мужчина. Ну тот самый, знаешь, что расспрашивал о Бобби.

— И Роберт говорил с ним?

— Нет. Сказал, чтобы убирался, как и раньше. А потом и сам ушел и не возвращался до тех пор, пока не появилась ты. По словам того типа выходило, что папочка ждет не дождется Бобби домой.

Дениз промолчала.

— Парень, видимо, совсем рехнулся, — продолжал Жан-Клод. — Ему-то зачем впустую тратить свою жизнь в таких притонах, как этот?

— Война иногда странные штуки проделывает с людьми.

— Я тоже был на войне и вернулся таким же, каким и был.

Из-под полуопущенных век Дениз краешком глаза посмотрела на Жан-Клода.

— Тебе повезло.

Подошел бармен.

— Я нашел тебе клиента, Дениз, — прошептал он. — Вот там, в конце стойки.

Дениз медленно повернулась. Она увидела невысокого человечка, совсем неприметного в своем сером костюме. Человечек рассматривал ее. Дениз покачала бармену в ответ головой.

— Нет, спасибо. Бобби не нравится, когда я подхожу к клиенту здесь.

— Не будь дурочкой. Он подождет тебя снаружи, Бобби ничего не узнает. Пять тысяч франков.

— Нет, спасибо.

Она услышала из-за спины голос Жан-Клода:

— Это тот самый, о котором я тебе говорил, с которым Бобби не захотел разговаривать. Он, наверное, только что вошел.

Дениз еще раз посмотрела на человечка. Внезапно она решилась.

— Хорошо, — сказала она бармену.

Быстрым движением взяв со стойки сумочку, она бросила взгляд на Роберта: тот в неподвижности сидел перед своим стаканом. Она поднялась и направилась к двери.

Холодный ночной воздух заставил ее вздрогнуть, она плотнее закуталась в пальто. Сделала несколько шагов к углу дома, остановилась у подъезда. Через мгновение вышел мужчина. Оглянувшись по сторонам, направился в ее сторону.

— Сюда, — свистящим шепотом позвала его из подъезда Дениз.

Мужчина заметил ее, повернувшись, приблизился.

— Мадмуазель, — вежливо начал он.

— Бармен сказал мне о пяти тысячах франков.

Он сунул руку в карман, вытащил несколько купюр. Дениз взяла их, положила в свою сумочку.

— К вам или ко мне? — спросила она.

— К вам.

— Идите за мной, здесь совсем недалеко.

Быстрым шагом она скрылась за углом. Пройдя примерно половину улицы, вошла в подъезд жилого дома. Пока она открывала дверь квартиры, оба молчали.

— Спальня вон там, — бросила она, когда мужчина закрыл за собой дверь.

Оставив пальто в кресле, она уже начала снимать платье, когда заметила, что гость продолжает стоять. Она, расправила платье.

— Для чего такая спешка? — спросил он. — Я заплатил в пять раз против таксы. Давайте сначала поговорим.

Дениз пожала плечами и села на краешек кровати. Мужчина вытащил сигареты.

— Не против, если я закурю? Она вновь пожала плечами. Затянувшись, мужчина сказал:

— Отец хочет, чтобы он вернулся домой.

— Почему тогда вы говорите со мной? Пойдите к Роберту.

— Он не станет меня слушать.

Она выразительно развела руки в стороны.

— Я ведь не держу его здесь, как в тюрьме. Он может уйти в любое время.

— Его отец заплатит вам миллион франков, если вы уговорите его вернуться.

— Его отцу нет никакой нужды тратить деньги. Если Роберт захочет, он вернется сам.

— Не очень-то вы сообразительны. Миллион франков — изрядная куча денег. Вам не придется больше этим заниматься, вы сможете делать все, что захотите.

— Я и сейчас делаю все, что хочу. Роберт держит меня не крепче, чем я его. — Она встала. — Скажите его отцу, что если он и на самом деле рассчитывает вернуть Роберта домой, то это можно сделать только единственным образом — прийти сюда и поговорить с ним самому.

— Его отец человек гордый. Он не пойдет на это.

— Что ж, дело барона, это его сын. Тут я ничем не могу помочь.

Какое-то время мужчина молча курил.

— Барон может быть очень опасным врагом.

— Он может быть также разумным человеком. Он знает, что Роберт со мной в безопасности, что я забочусь о нем.

Мужчина не ответил.

— Что-нибудь еще? — спросила она, давая понять, что разговор окончен,

— Да. — Он тоже поднялся, начал расстегивать рубашку. — Пять тысяч франков слишком высокая цена лишь за одну беседу.

Роберт так и сидел за столиком, когда Дениз вернулась в подвальчик. Подойдя, она молча вытянула над столом руку, рядом со стаканом упали несколько банкнот. Не поднимая головы, Роберт собрал деньги, спрятал в карман, встал.

— Трогайся. Пошли домой.

Дениз безмолвно проследовала за ним на улицу. Свернув за угол, они добрались до дома, поднялись по лестнице. Дениз начала возиться с замком и засовом, Робер прошел в спальню. Тут же вышел из нее и, приблизившись к Дениз, со всего маху отвесил ей пощечину. Не удержавшись на ногах, Дениз упала на стул и застыла от удивления.

Лицо его было искажено гневом.

— Сколько раз нужно говорить, чтобы ты меняла простыни после работы?

2

Острая боль, как от удара ножом, пронзила его тело, и Роберт негромко застонал во сне. На своей щеке си почувствовал нежное прикосновение ладони.

— Дениз, — прошептал он и вновь провалился в темноту. В ушах опять зазвучали крики и вопли, несшиеся из узких бетонных коридоров, стук солдатских сапог по цементному полу за дверью его камеры. Из горла вырвался новый стон, и он резко сел в постели. Протянул руку в сторону — рядом никого не было.

— Дениз! — его охватил необъяснимый страх. — Дениз! Дверь в спальню раскрылась.

— Я здесь, Роберт. — Она протянула ему стакан. — Выпей это.

Глядя на нее благодарными глазами, он взял стакан, сделал глоток. Жидкость была теплой и сладкой, успокаивающей.

— Я подумал, что ты ушла, — сиплым голосом проговорил он.

— Ты же знаешь, что я этого не сделаю. — Она забрала у него пустой стакан. — А теперь постарайся заснуть.

Он вытянулся на постели, крепко сжимая ее пальцы. Снотворное уже начинало действовать, взгляд затуманился.

— Не знаю, что бы я делал без тебя.

Она подождала, пока он уснул, и вышла в другою комнату. Кофе на спиртовке закипел, она налила себе чашку, села за стол, скользнула взглядом по циферблату будильника — почти полдень. Протянув руку, сняла трубку, набрала номер.

— Иветта?

— Да.

— Ты уже оделась?

— Да.

— Меня ждет клиент, а я не могу уйти.

— Сколько?

— Две с половиной тысячи франков.

— Такая мелочь! Я отдам тебе половину, идет?

— Не нужно никакой половины, дашь мне пятьсот.

— Договорились. Где его встретить и как узнать?

Положив трубку, Дениз еще какое-то время смотрела на телефон. Сколько уже было подобных звонков? За последнее время она потеряла немало клиентов, и поделать с этим ничего было нельзя. Не могла же она оставить Роберта, пока он так болен.

Отхлебнув кофе, она закурила. Какие все-таки глупцы мужчины!

Даже с проституткой им необходимо чувствовать себя значительными, и если она не приходила на встречу, то, как правило, клиент больше не вспоминал о ней. За те два года, что она провела вместе с Робертом, она растеряла слишком многих клиентов, а ведь каждому ясно, что основой благополучия в ее деле является постоянная клиентура.

Последние несколько месяцев для того, чтобы заработать на жизнь вдвоем с Робертом, ей пришлось вышагивать километры по улицам, как какой-нибудь начинающей. Уже дважды ее задерживала полиция, но оба раза, к счастью, удавалось отговориться.

В задумчивости она смотрела на дверь спальни.

В ближайшее время придется что-то предпринимать. Она пока не знала, что именно. Это мог знать только он, Роберт, лежавший сейчас в ее постели. Ответы на все вопросы мог дать он один. Даже сейчас Дениз так и не знала, что же все-таки произошло в тот день два года назад, когда он впервые появился у ее двери.

Война закончилась за год до той встречи, но за этот год они каким-то образом успели потерять связь друг с другом. Из Америки вернулся его отец, и Роберт пошел на работу в банк. Как-то однажды он пришел навестить ее и, к ее удивлению, пригласил выпить с ним чаю. Только чаю и ничего больше.

Сидя за столиком напротив, она изучала его похудевшее, осунувшееся лицо.

— Боли так и не прошли?

— Сейчас гораздо лучше, доктора уверяют, что со временем вообще все пройдет.

— Как сестра? У нее все в порядке? Я слышала, она вышла замуж за какого-то южноамериканца.

— Ты имеешь в виду Дакса? Да, она сейчас в Штатах, вместе с ним.

В памяти всплыло энергичное темное лицо.

— Надеюсь, она счастлива.

Острым взглядом он досмотрел ей в глаза.

— Почему ты так говоришь?

— Не знаю.

— Для сестры и для меня война очень многое переменила. Не знаю, сможем ли мы хоть когда-нибудь почувствовать себя счастливыми.

— Ты будешь счастливым. Со временем война уйдет. Посмотри вокруг — люди уже начинают забывать. Ты тоже забудешь.

Роберт обвел взором сидящих за соседними столиками людей. Губы его внезапно сжались, он поднялся. Бросил на стол деньги.

— Вставай, пошли отсюда.

Они вышли на улицу. Роберт повернулся к ней.

— Я провожу тебя до дома.

— Не хочу нарушать твои планы. Ты ведь очень занят. На лице его появилась кривая усмешка.

— Ты права. У отца теперь появился самый расторопный в мире посыльный. Я.

— Уверена, у него на тебя совсем другие виды.

— Если это и так, то он держит их от меня в секрете. — Он взял ее под руку. — Пойдем.

— По-моему, ты злишься. Из-за меня?

— Нет, не из-за тебя. Правда.

Когда они подошли к ее дому, она подняла на него глаза:

— Не хочешь зайти? Он покачал головой. Помолчав мгновение, она протянула ему руку.

— Спасибо за чай, — сказала она почти строго. — Он был чудесный.

— Дениз? — Роберт задержал ее руку в своей.

Она вновь увидела его глаза — темные и печальные.

— Да?

— Ты в чем-нибудь нуждаешься? Может, я что-то могу для тебя сделать? Она рассмеялась.

— Ничего не нужно, спасибо. Все, что мне необходимо, у меня есть. Я со всем справляюсь сама.

— Видимо, так.

— Что случилось, Роберт? В чем дело?

— Ничего, все в порядке. — В голосе его вдруг прозвучала горечь, он выпустил ее руку. — Похоже, что-то со мною не так. У меня ничего не выходит.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом, а потом поднялась к себе. Вот тогда-то она и почувствовала, что он вернется. Она не смогла бы сказать когда, как и почему, но вернется. Ее охватила грусть, так как она знала, что это возвращение не принесет радости ни ему, ни ей.

Во второй половине того же дня Роберт сидел за своим рабочим столом, просматривая бумаги. Внимание его привлекли слова на первой странице: «ДЕР КУПЛЕН ФАР-БЕН ГЕЗЕЛЛШАФТ».

За этой страницей следовало штук пятьдесят других, на каждой — столбцы цифр, балансовые отчеты множества различных компаний, которые были составной частью крупнейшего в Германии промышленного комплекса. Во время войны эти компании служили основной мишенью для бомб союзников. Теперь же они являли бумажный мусор на его столе.

Бумаги были принесены несколько дней назад личным секретарем отца, сопроводившего их запиской: «Просмотри и зайди ко мне в пятницу утром».

Открыв папку с документами, Роберт подумал, с чего вдруг отец заинтересовался компаниями Куппена. С неделю назад в газетах он прочитал, что страны-союзники решили создать объединенную комиссию для изучения дел в промышленности Германии и выработки планов разукрупнения индустриальных монстров. Такие гиганты, как Кругш и Куппен, несли в себе слишком большой военный потенциал.

В голове мелькнула мысль: а не попросили ли его отца представлять в комиссии интересы Франции? Он улыбнулся. Работать над таким проектом было для него чистым удовольствием. В то мгновение Роберту показалось даже, что он и на свет-то появился с чувством ненависти к этому имени, стоящему чуть ли не на каждом двигателе, каждом орудии, выпущенным в Германии. На заводах Куппена изготовлялись самолеты, подводные лодки, бомбы, дождем сыпавшиеся на Англию, винтовки, состоявшие на вооружении в фашистской армии. С каким наслаждением он разнес бы империю Куппена в клочья!

Телефон на столе зазвонил. Роберт снял трубку, услышал голос отцовского секретаря:

— Барон готов принять вас немедленно.

— Иду.

Когда Роберт вошел в его кабинет, отец, оторвавшись от разложенных на столе бумаг, указал ему на стул.

— Ознакомился с документами?

— Да, отец.

— Надеюсь, тебе известно, что в прошлом месяце барон фон Куплен приговорен к пяти годам тюремного заключения за свою долю участия в преступлениях против человечества? — Роберт кивнул. — А также то, что на прошлой неделе создана комиссия по дезинтеграции его компаний?

— Давно пора! — воскликнул Роберт. — Это нужно было сделать еще после первой мировой войны. Тогда, может быть, вторая и не началась бы.

Взгляд отца был безмятежным.

— Ты решил, что я именно поэтому и дал тебе эти бумага?

— А зачем же еще? Комиссии, ясное дело, потребовалось твое мнение как эксперта. Барон молчал.

— Ты либо полный идиот, либо наивный глупец, и я не знаю, что предпочтительнее. Роберт был сбит с толку.

— Не понимаю.

— Справку по держателям акций ты тоже просмотрел, я полагаю?

Роберт кивнул.

— Тогда, наверное, ты заметил, что крупнейшим держателем акций фон Куплена является швейцарский банк «Кредит Цюрих Интернэшнл»?

— Да, они владеют тридцатью процентами. — Внезапно его озарило. — КЦИ!

— Именно так, — сухо подтвердил отец. — КЦИ. «Кредит Цюрих Интернэшнл», наш банк в Швейцарии.

— Какая-то бессмыслица. То есть мы владеем тридцатью процентами акций «Куплен Фарбен»?

— Совершенно верно, — спокойно ответил барон. — И поэтому-то мы не можем допустить развала концерна.

— Так что же получается? Мы участвовали в войне против самих себя? Да еще получали от этого прибыль?

— Я уже сказал тебе — не будь идиотом. Никакой прибыли от войны мы не получали. Наша доля была конфискована Гитлером.

— Что, в таком случае, дает тебе право считать, что мы по-прежнему являемся ее владельцами?

— Барон фон Куплен — джентльмен. У меня есть документ за его подписью, удостоверяющий, что он признает все указы Гитлера не имеющими юридической силы. Свои обязательства перед нами он выполняет с честью.

— Еще бы, — с сарказмом отозвался Роберт. — Что он теряет? Семьдесят процентов, которые мы можем сохранить для него, это гораздо больше того, что он получит в случае, если объединенная комиссия развалит все его дело.

— Ты рассуждаешь, как малое дитя.

— Неужели? — Роберт встал со стула. — Может, ты забыл? Ведь это те самые люди, которые поставили своей целью стереть нас с лица земли. Которые бросили в тюрьму твою дочь, насиловали и били ее. Которые пытками хотели заставить меня продать своих соотечественников. Как ты мог забыть обо всем этом, папа?

Глаза отца неподвижно смотрели в пространство.

— Я все помню. Но какое сейчас это имеет к нам отношение? Война закончилась.

— Закончилась? — Роберт со злостью сорвал с себя пиджак и закатал рукав рубашки. Подался вперед, склонившись над отцовским столом. — Ты говоришь, война закончилась? Посмотри на мою руку и скажи, что это.

Барон взглянул на руку сына.

— Не понимаю.

— Тогда я объясню тебе. Видишь эти маленькие точки? Это следы иглы, ты можешь сказать своим фашистским друзьям за них спасибо. Они не могли от меня ничего добиться, никакими средствами, и им не оставалось ничего иного, как превратить меня в наркомана. Изо дня в день они накачивали меня героином. А однажды утром прекратили. Можешь ли ты себе представить, на что это было похоже, отец? И после этого ты мне говоришь, что война закончилась?

— Роберт, — голос барона дрожал. — Я не знал! Мы найдем докторов. Тебя еще можно вылечить!

— Я устал, папа, — с надломом сказал сын. — Все без толку. Я живу с такой болью, что большей мне уже не выдержать.

— Тебе нужно поехать куда-нибудь отдохнуть. Мы найдем способ помочь тебе. С Куппеном я как-нибудь сам улажу.

— Оставь это, отец, ведь нам ничего не нужно! Пусть там все рухнет!

Отец посмотрел на него.

— Не могу. Кроме меня есть и другие, наши родственники в Англии и Америке. Я отвечаю за них.

— Скажи им, скажи, как нам все это досталось. Я уверен, они согласятся с нами.

Отец хранил молчание.

Роберт медленно опустил рукав, поднял пиджак, направился к двери.

— Мне очень жаль, отец. Барон посмотрел на него.

— Куда ты.

— Я ухожу. Ты же сам сказал, что мне нужно куда-то уехать, разве нет?

3

Услышав стук в дверь, Дениз поднялась.

— Мсье барон!

Барон де Койн смотрел на нее в некотором замешательстве.

— Мой сын здесь? Она кивнула.

— Да, но он спит, мсье.

— О! — Барон неловко замер на пороге квартиры.

— Простите меня, я совсем забыла о приличиях. Проходите, пожалуйста.

— Благодарю вас. — Барон проследовал за Дениз в комнату.

Закрыв дверь, она смотрела на него изучающим взглядом. Барон постарел. Лицо его было худым и морщинистым, волосы поредели, в них прибавилось седины.

— Вы не помните меня, мсье? Он покачал головой.

— Мы однажды встречались, еще до войны. У мадам Бланшетт.

— Ах, да.

Глядя на него, она поняла, что он сказал это только из вежливости.

— Тогда вы были совсем ребенком. Она улыбнулась.

— Позвольте мне сварить вам кофе. А потом я пойду взгляну, не проснулся ли Роберт.

Когда Дениз поставила перед бароном чашечку, он сказал:

— Если он спит, не беспокойте его. Я могу подождать.

— Хорошо, мсье.

Но Роберт уже не спал, он сидел на краю постели.

— Кто там? — с враждебностью в голосе спросил он. — Я же говорил тебе не назначать никаких свиданий до тех пор, пока я не уйду.

— Там твой отец.

Роберт молча уставился на Дениз.

— Скажи, чтобы он уходил. Я не хочу его видеть. Она не двинулась с места.

— Ты сльшшла! — крикнул он с неожиданной злостью. Дениз оставалась неподвижной.

Роберт смотрел на нее долгим недобрым взглядом, но в конце концов сдался.

— Ну ладно. Выйду к нему. Помоги одеться.

Сидя в одиночестве, барон достал из длинного плоского золотого портсигара сигарету и закурил. Деликатно отпив из чашечки кофе, обвел взором скудно обставленную квартиру. Все пошло к чертям, с самого начала войны. Вечные старые принципы, похоже, рухнули.

Когда он был еще совсем молодым человеком, едва начавшим трудиться в конторе своего отца, он был готов отдать долгие годы тому, чтобы приобрести опыт, который поможет ему завоевать доверие старших. Нынешняя молодежь, наоборот, все время куда-то спешит. Он чувствовал это чуть ли не в каждом отделении своего банка, в каждом кабинете. Это же виделось ему в недоверчивой манере молодых людей обращаться со стариками. Со стороны это выглядело так, будто им заранее известны все ответы на непрозвучавшие еще вопросы.

Неоднократно замечал он скептическое, вызывающее выражение на их лицах, яснее ясного демонстрировавшее их отношение к его приказам. Казалось, они вопрошали его: а с чего это ты решил, что прав? С чего ты решил, что знаешь так много? Ему следовало бы заметить это раньше. Ведь то же самое он видел и на лицах своих детей, когда началась война и он захотел, чтобы они уехали в Америку. Но они сделали свой выбор и остались, подобно тысячам тех, у кого никакого выбора не было. Дети его совершенно не имели представления о том, какое положение в обществе они занимали, о том, что это положение поднимало их выше вульгарностей войны.

Общество было тяжело больным. Свобода, равенство, братство. Но ведь даже революционеры признавали существование различий в своем собственном кругу, даже они были согласны с тем, что такие лозунги не могут относиться без разбору ко всем сразу.

Сквозь тонкие стены спальни до него донеслись голоса, он стал нервно крутить сигарету. В руке остались табачные крошки. В поисках пепельницы барон посмотрел по сторонам. Чуть ли не украдкой погасил сигарету в блюдечке под кофейной чашкой, поднялся и подошел к окну. Узенькая улочка, идущая от Пляс Пигаль, в свете дня казалась еще более унылой, светящиеся вывески над ночными клубами, столь заметные в ночи, выглядели сейчас тусклыми и неряшливыми. Сточные канавы были полны мусора.

Он увидел, как из подъезда дома на противоположной стороне улицы вышли мужчина и женщина. Женщина улыбнулась и раскрыла сумочку. Вручив мужчине несколько бумажек, она поцеловала его в щеку и походкой, безошибочно определяющей ее профессию, направилась по направлению к площади.

Чувство неожиданного стыда обожгло барона. Ведь таким мужчиной вполне мог быть и его собственный сын. Роберт и на самом деле ничем не лучше. Какие темные силы заставили его опуститься на дно? Если из дома его погнала гордость, то как же она сейчас мирится со столь убогим существованием? В памяти всплыло то, как он узнал обо всем.

Ему позвонила мадам Бланшетт.

— Ваш сын, мсье, увел у меня одну из девушек. Он рассмеялся.

— Ах, молодежь! Кровь играет! Не волнуйтесь, мадам, я возмещу вам потери до того дня, когда она вернется.