Истерика, говорили все, когда Клайв в сопровождении встревоженной Тьюди нес все еще хихикающую Джесси наверх, в постель. Прижатая к груди Клайва, хватая ртом воздух между приступами смеха, который напал на нее, Джесси гадала, не правы ли они. Но она так не думала.
      Просто все это так смешно. Смешно прямо до колик. Значит, Клайв подумал, что перепишет на нее ее дом и это будет несомненным доказательством того, что он больше не охотящийся за наследством игрок, который обманом завладел «Мимозой», да? Какая мастерская стратегия с его стороны! Ей-богу, ей следует поздравить его, когда она переведет дух. Но разумеется, леопард не меняет своих пятен, и игрок не упустил из виду свой главный шанс. Он должен знать, что его обман, если он раскроется – а Джесси, конечно, могла разоблачить его в любой момент, – поставит его унаследование «Мимозы» под большое сомнение. В сущности, он, вероятнее всего, вообще не унаследует ее. Что скорее всего очищает его от подозрений в отношении убийства Селии. Но с другой стороны, если он и совершил преступление, то, без сомнения, сделал это в приступе ярости, без подготовки, поэтому, возможно, у него не было времени задуматься о последствиях.
      В любом случае со смертью Селии перед ним замаячила реальная опасность потерять все, что он с таким трудом заполучил. Как в таком случае это сохранить? Да отдать все дорогой наивной малышке Джесси, которая, разумеется, будет так тронута этим жестом со всеми его последствиями, что растает от любви к нему и поспешит принять предложение о браке, которое он, без сомнения, немедленно сделает! И тогда Клайв Макклинток, профессиональный игрок и шулер, снова будет иметь все: и «Мимозу», и респектабельность. И в этот раз, Джесси была уверена, он предпримет все необходимые шаги, чтобы его брак был совершенно законным, что бы ни случилось.
      Охотник за богатством всегда остается охотником за богатством. Только на этот раз он перехитрил самого себя. Джесси не могла дождаться, когда скажет ему об этом.
      – Приведи доктора Кроуэлла, – сказал Клайв кому-то через плечо, внося Джесси в ее комнату. Лицо его было напряженным и встревоженным, когда он положил ее на кровать и задержался так на мгновение, склонившись над ней.
      – Все будет хорошо, Джесс, – пробормотал он, коротко погладив ее ладонью по щеке. Затем, не успела она даже подумать о том, чтобы отбросить эту руку и швырнуть его подлые намерения ему в зубы, в комнату вошел доктор Кроуэлл. Тьюди, шокированная мыслью, что какой-либо мужчина, кроме доктора, может находиться в спальне ее ягненочка, выставила Клайва за дверь.
      Судя по темноте в комнате и полнейшей тишине в доме, была уже глубокая ночь, когда Джесси проснулась от снотворной микстуры, которую дал ей доктор Кроуэлл. Ей потребовалось несколько минут, чтобы сориентироваться, но наконец она вспомнила, что случилось, и осознала, что спит в собственной постели. Легкое похрапывание, доносящееся с низкой кровати на колесиках, сказало ей, что она не одна. Встав, Джесси на цыпочках подошла и обнаружила крепко спящую Тьюди. Дорогая Тьюди, охраняющая своего ягненочка. Джесси вернулась к кровати, где на изголовье был аккуратно повешен халат. Набросив его, она завязала пояс, бесшумно вышла из комнаты. Тьюди свято верила в пользу свежего ночного воздуха для здоровья и оставила окна приоткрытыми, несмотря на прохладу ноябрьской ночи. Сквозь приоткрытые окна доносился запах сырой от дождя земли, смешанный с едким запахом сигарного дыма.
      Клайв, очевидно не в состоянии уснуть, курил на верхней галерее Джесси вознамерилась пойти к нему.
      В холле горело несколько ламп, и во всем доме пахло цветами для похорон, которые еще не убрали. Сверхъестественная, жутковатая тишина стояла повсюду, словно дом каким-то образом чувствовал, что его хозяйка позавчера умерла. Королева мертва. Да здравствует король!
      Дверь на верхнюю галерею была приоткрыта. Джесси тихо вошла и огляделась в поисках Клайва.
      Он сидел, как это бывало и раньше, в кресле-качалке в дальнем конце. Босая, она направилась к нему по скользким от дождя половицам. Пока еще не зная о ее присутствии, он медленно покачивался взад-вперед, уставившись на моросящий дождь и попыхивая сигарой.
      Когда он наконец заметил ее, рука, державшая сигару, замерла на полпути ко рту, а глаза расширились. До Джесси дошло, что в белом халате в скрывающей лицо темноте, пока не подошла ближе, она, должно быть, походила на привидение. Эта мысль доставила ей удовольствие, и она улыбнулась. Но его испуг, если это был испуг, длился недолго. Менее чем через минуту его глаза сузились в узнавании, а сигара возобновила свое путешествие ко рту.
      – Ты подумал, что я Селия? – Это была почти, хотя и не совсем, колкость.
      Он оставил ее вопрос без внимания.
      – Что ты здесь делаешь?
      – Я почувствовала запах твоей сигары.
      Он снова взглянул на нее, и слабая улыбка тронула его губы.
      – Значит, ты пришла, чтобы присоединиться ко мне. Означает ли это, что ты решила простить и забыть, Джесс?
      – Это означает лишь то, что нам надо поговорить.
      – Говори. – Он еще раз затянулся сигарой.
      – Предлагаю начать с того, чтобы ты ответил мне: ты или не ты убил Селию?
      Его рот скривился в язвительной усмешке.
      – Так вот, значит, какого рода будет разговор, да? Позволь мне спросить у тебя кое-что, Джесс: а сама ты как думаешь?
      – Это не ответ.
      – Лучший, что я готов дать. Сейчас я не в настроении для перекрестного допроса.
      – Ты хотел, чтобы я солгала судье Томпсону.
      – Разве?
      – Да. Ты уже сказал им то же самое.
      – Может, я просто хотел посмотреть, достаточно ли ты любишь меня, несмотря на наши разногласия, чтобы солгать в мою защиту.
      – Я не верю этому.
      – А чему же ты веришь? Что я проехал почти две сотни миль за два дня, чтобы добраться сюда раньше тебя, а по дороге решил сделать крюк и убить свою жену?
      – Ты мог заехать, чтобы переодеться, и обнаружить ее… с кем-нибудь. – Джесси прекрасно помнила, каким взбешенным он был, когда наткнулся на Селию и Сета Чандлера. Тогда он грозился убить ее – и выглядел вполне способным выполнить свою угрозу.
      – Мог.
      – Почему бы тебе не ответить прямо? – Джесси в отчаянии стиснула кулаки.
      – Потому что я устал от твоих обвинений. – Он неожиданно поднялся, выбросил окурок через перила и схватил ее за руки, прежде чем она успела отступить на шаг. – По сути дела, я вообще очень устал… от любых разговоров. Идем со мной в постель, Джесс.
      – Ты шутишь!
      – Нет, поверь мне, я совершенно серьезен.
      – Мы же только сегодня похоронили Селию!
      – Я не любил ее, и ты тоже. Не будь лицемеркой, Джесс.
      – Лицемеркой?!
      – Очень красивой маленькой лицемеркой. – Не успела Джесси догадаться о его намерениях, как он подхватил ее на руки и понес вдоль галереи.
      – Поставь меня! – Он нес ее в дом.
      – Ш-ш! Разбудишь Тьюди. Подумай, как она будет шокирована, узнав, что я несу тебя в свою постель.
      – Я не хочу идти к тебе в постель!
      Он свернул в коридор, который вел к его спальне.
      – Если я что и понял в тебе, моя дорогая, так это то, что ты не знаешь, дьявол побери, чего хочешь.
      И он наклонился и завладел ее ртом. Джесси даже не попыталась отвернуться. Внезапно она поняла правду: вот почему она пошла к нему на галерею. Ее измученное сердце истомилось по его поцелуям, обнаружила она, когда он отыскал ее губы. Тело горело, жаждая его прикосновений.
      Утром у нее будет достаточно времени, чтобы сделать то, что она должна сделать, и разоблачить его. А сейчас она в последний раз поддастся искушению дьявола.
      Когда он, плечом толкнув дверь, внес ее в свою комнату, она обвила его шею руками и ответила на поцелуй.
      – Ты же знаешь, что любишь меня, Джесс, – прошептал он ей на ухо, целуя мягкую впадинку под ним. Затем он снова нашел ее губы, не давая ей возможности ответить. Ногой он закрыл за ними дверь. Замок тихонько щелкнул.
      То, что происходило между ними, было безумным, великолепным, чувственным, распутным и в то же время восхитительным и жизнеутверждающим. Клайв не оставил ни одного сантиметра на ее теле неисследованным и настоял, чтобы она сделала с ним то же самое. Когда он наконец позволил ей задремать, небо уже посерело, готовясь к рассвету.
 
      Джесси спала недолго, не больше часа, но когда открыла глаза, небо за незашторенными окнами спальни было оранжево-розовым. Он уже проснулся, сидел на постели, лишь снизу прикрытый простыней, и курил одну из своих сигар. Его глаза смотрели по-собственнически, когда она потянулась с ним рядом, как сытая кошка.
      – О Боже! Мне нужно вернуться в свою комнату. Тьюди, наверное, уже проснулась. – Внезапно осознав, насколько уже рассвело, Джесси резко села. Она была обнажена, грудь порозовела там, где он терся об нее своим подбородком, рот чуть припух от поцелуев, волосы всклокочены и запутаны.
      – Если она будет шокирована, ты всегда можешь сказать, что выходишь за меня замуж.
      Джесси замерла. Ее голова повернулась, и она посмотрела на него, не отвечая. Стройный и широкоплечий, очень смуглый на фоне белоснежных простыней, он был таким красивым, что у нее перехватило дыхание. Черные волосы, голубые глаза, даже красный кончик сигары – все было совершенным воплощением ее девичьих грез.
      Но неужели она позволит Клайву Макклинтоку ослепить себя настолько, чтобы вручить ему на блюдечке с голубой каемочкой все то, что он заполучил с помощью гнусного обмана и мошенничества?
      Джесси выбралась из постели, нашла рубашку, которую он бросил на пол, и надела ее через голову. Затем подняла халат и надела его тоже.
      – Это предложение?
      – Да. Принимаешь?
      Звук, который вырвался у Джесси, был лишь жалкой пародией на смех.
      – Я дура, признаю, но не настолько, чтобы согласиться выйти замуж за охотника за богатством, по его собственному признанию, когда только что получила состояние. Ты переписал «Мимозу» на меня – какая щедрость с твоей стороны, учитывая тот факт, что брак с моей мачехой, возможно, незаконный! – и теперь ты хочешь жениться на мне, чтобы получить ее обратно! Предполагалось, что эта ночь подтолкнет меня к согласию? Ничего не вышло. В сущности, раз уж ты был так любезен, что вернул мне мою собственность, я хочу, чтобы к вечеру тебя здесь уже не было.
      Он замер. Даже рука, держащая сигару, застыла. Наблюдая за его глазами, Джесси увидела, как они вспыхнули. Затем все внешние признаки того, что он чувствовал, исчезли за маской из серебристо-голубого льда.
      – Если ты хочешь отрезать себе нос назло лицу, что ж, валяй. А теперь убирайся из моей комнаты, и побыстрее. Иначе я могу разозлиться и вышвырнуть новую хозяйку «Мимозы» пинком прямо под ее хорошенький задик.

      Клайв не мог припомнить, когда еще был так зол в своей жизни. Он был в такой ярости, что едва сдерживался, чтобы не начать рвать, метать и проклинать все на свете. Желание промчаться по коридору, пинком распахнуть дверь в комнату Джесси и шлепать ее по заднице до тех пор, пока мягкая белая кожа не покраснеет и не покроется волдырями, было почти непреодолимым. Он любит эту ведьмочку, пропади все пропадом, любит так, как не любил ни одну женщину в своей жизни. Любит так, как никогда не думал, что сможет кого-то любить. После такой ночи, какая была у них, назвать его охотником за богатством и, презрительно усмехаясь, швырнуть его любовь и единственное искреннее предложение руки и сердца обратно ему в лицо! Это бесило его.
      Его ставшее теперь уязвимым сердце ничуть не ранено. Он просто зол как дьявол!
      Поэтому он оделся, побросал несколько своих вещей в сумку, нахлобучил шляпу на голову и выскочил из дома. Не дожидаясь Прогресса, который, он слышал, ходил на чердаке, но еще не спустился вниз, он сам оседлал Храбреца (он отдал Джесси все остальное, но коня она не получит, даже если обвинит его в конокрадстве!), привязал сумку к луке седла, вскочил в седло и поскакал прочь.
      Она хотела, чтобы он убрался из «Мимозы»? Ну так ради Бога, он сделает так, как она хочет, и пусть все катится в тартарары!
 
      Джесси, все еще в халате и ночной рубашке, стояла у окна своей спальни, когда Клайв проскакал по подъездной дорожке и свернул на запад, в сторону Виксберга, меньше чем через час после того, как она убежала из его комнаты. Она велела, чтобы он уехал, и он уезжает. Ей следует быть вне себя от счастья. Она поступила совершенно разумно и правильно. Так почему же она чувствует себя такой несчастной?
      Тьюди позади нее, очевидно, тоже увидела, как Клайв уезжает.
      – Это мистер Стюарт, – заметила она удивленно. – Куда это он отправился в такую рань, да еще в такой спешке?
      – Я прогнала его, – сказала Джесси голосом, который, несмотря на все ее превосходные возражения, прозвучал подозрительно глухо.
      – Ягненочек, как ты могла! – Тьюди взяла ее за руку и повернут к себе лицом. – Бог мой, ясно же, как божий день, что ты без памяти любишь этого мужчину! Я боялась, когда еще мисс Селия была с нами, того, что может произойти, но ничего не говорила. Но теперь – почему, скажи на милость, ты прогнала его?
      Джесси заколебалась, но соблазн довериться кому-нибудь был слишком велик. Кроме того, Тьюди единственный человек, который может помочь ей разобраться в своих чувствах. И Джесси знала, что ее тайны уйдут вместе с Тьюди в могилу.
      – Ох, Тьюди, он не то, что ты думаешь, – сказала она. Опустившись на кровать, она подробно поведала Тьюди все о Клайве Макклинтоке и его махинациях.
      – Ну он и прохиндей! – воскликнула Тьюди, потрясенно расширив глаза, когда Джесси закончила.
      – Но я люблю его, – несчастным тоном сказала Джесси. – Или по крайней мере любила, когда думала, что он Стюарт. Но я постоянно твержу себе, что даже не знаю, кто такой Клайв Макклинток.
      – Ягненочек, ты ведь спала с ним, да? Этой ночью ты ведь к нему ходила, а вовсе не на веранду, как сказала?
      Джесси повесила голову. Тьюди обняла ее.
      – Ну да это ничего. Многие леди еще не то делают. Остается только надеяться и молиться, чтобы не было никаких последствий. Если в доме родится ребенок без брака, твой дед встанет из могилы и будет гоняться за мной, точно тебе говорю.
      – Ох, Тьюди! – Мысль о том, что дух ее дедушки, добрейшего на всем свете человека, пугал Тьюди, которая разгоняла змей метлой, вызвала у Джесси улыбку. – Я ни разу даже не подумала о том, что могу забеременеть.
      – Ну, мы пересечем этот мост, если когда и подойдем к нему. Нет смысла изводиться от беспокойства раньше времени, потому что теперь это в руках Господа.
      Джесси взглянула на Тьюди большими затуманенными глазами.
      – Я никогда не думала, что любить может быть так больно. – Тьюди покачала головой и притянула голову Джесси к своему плечу:
      – Ягненочек, любовь причиняет боль всем нам. И с этим ничего нельзя поделать.
 
      Прошла неделя, затем другая, третья. Жизнь в «Мимозе» вернулась в свое обычное русло. Как ни печально это говорить, но по Селии не сильно скучали, хотя расследование обстоятельств ее смерти продолжалось. С каждым прошедшим днем в душе Джесси росло и крепло убеждение, что Клайв не мог убить ее мачеху. Он был лжецом, повесой, негодяем, но не убийцей. Если бы он вернулся в «Мимозу» и застал Селию с любовником, то скорее всего избил бы мужчину, но Селию не тронул. И если он все-таки застал Селию с мужчиной, то где же этот мужчина?
      Если Клайв не убивал Селию, то кто убил? Вероятность, что убийца свободно разгуливает где-то поблизости от «Мимозы», стала причиной того, что Тьюди спала в комнате Джесси каждую ночь. В качестве дополнительной меры предосторожности Прогресс отказался от своего любимого места на чердаке и спал в буфетной за задним холлом. Такое доказательство их привязанности глубоко тронуло Джесси.
      Грей Брэдшо и Фарао вместе делали все от них зависящее, чтобы должным образом выполнять каждодневную работу по управлению плантацией. Джесси неустанно благодарила Бога, что Клайв не уехал во время сезона сбора хлопка. Просто поразительно, учитывая, что он пробыл в «Мимозе» такое короткое время, сколькому он научился и как много конкретных дел по управлению плантацией фактически взял на себя. Теперь, когда Джесси самой приходилось принимать окончательные решения относительно всего, начиная с покупки новой упряжи и кончая выбором лучшего времени для подковывания мулов, она смогла по-новому оценить вклад, который вносил Клайв в организацию хозяйства на «Мимозе», не говоря уж о том, что при всей своей элегантной внешности он сам пахал как лошадь, делая наравне со всеми трудную и тяжелую работу. Этого Джесси не могла не признать за ним. Но он к тому же был лживым, коварным авантюристом, охотящимся за богатством, которое можно прибрать к рукам. Несмотря на тот факт, что плантация скучала по нему, что слуги скучали по нему, что тетушки Эдвардса скучали по нему и что она скучала по нему (хотя не желала признаваться в этом даже самой себе), она считала, что поступила правильно, абсолютно правильно, прогнав его. Так почему же ее сердце так болит, и боль не ослабевает, а становится только сильнее с каждым днем?
      Все единодушно сошлись во мнении, что подавленность Джесси вызвана искренней скорбью по мачехе, и в результате общество сплотилось вокруг нее. Митч был самым частым из множества визитеров, которые регулярно приезжали, чтобы подбодрить ее. Дорогой, милый, преданный Митч, который, решив, что Джесси должна стать его женой, кажется, никак не мог избавиться от этого убеждения. Когда она убежала, Клайв велел передать в «У реки» краткое сообщение о разрыве помолвки, но Митч не держал на нее зла за это. Как ни странно, но это, похоже, делало ее еще более ценным матримониальным призом в его глазах.
      Соседям Джесси сказала только, что Стюарт уехал уладить какие-то свои личные дела. Все уже знали, что он передал «Мимозу» Джесси, и все до единого соглашались, что это был необычайно благородный поступок. Поэтому его репутация в обществе взлетела до небес, а образ засиял ярче, чем когда-либо прежде. В сущности, горько размышляла Джесси, слушая, как десятый по счету посетитель за эту неделю осыпает его похвалами, если Клайв когда-либо вернется, то будет встречен как настоящий герой, а не негодяй, которым, как лишь ей одной известно, является на самом деле.
 
      Клайв между тем с каждым днем становился все пьянее, грязнее и подавленнее. В первую неделю он добрался до Нового Орлеана и вернулся в свои старые излюбленные притоны со старыми приятелями. Проблема заключалась в том, что он больше не чувствовал себя прежним. К худу ли, к добру ли, но Клайв Макклинток больше не был тем беспечным игроком, каким был еще меньше года назад. Джесси и «Мимоза» оставили на нем свой след, и когда он напивался настолько, чтобы признать правду перед самим собой, Клайв сознавал свое тоскливое желание поехать в «Мимозу».
      Домой! Обратно к бескрайним хлопковым полям, над которыми льются звуки негритянских песен, к большому белому дому с тенистыми верандами и запахами восхитительной стряпни Роуз. Домой – к решению нескончаемых проблем, в том числе с хлопковым долгоносиком, табачными червями и другими паразитами. Домой – к честному физическому труду и крепкому ночному сну.
      И больше всего домой – к Джесси.
      В самые паршивые моменты пьяного угара ему начинало казаться, что теперь он точно знает, как должны были чувствовать себя Адам с Евой, когда Бог изгнал их из Эдема. Он чувствовал себя таким же покинутым и таким же одиноким.
      Он жил в жалкой дыре – маленькой комнатушке над салоном, потому что не потрудился найти лучше и потому что так легче было не просыхать от пьянки. Он не мылся уже бог знает сколько дней, а может, и недель, и ему было наплевать. Когда он был наполовину трезв, то играл в случайные карточные игры в салоне, чтобы было на что поесть, но обнаружил, что даже к картам его больше не тянет.
      Боже, как ему хотелось поехать домой! Но Джесси назвала его охотником за приданым, негодяем, лжецом и вором. Но хуже всего, в отчаянии решил Клайв, размышляя над тем, каким был раньше, что она была по крайней мере наполовину права.
      Как бы ни было неприятно признавать это, но ему было стыдно за то, что он сделал. И он не мог вернуться к Джесси с поджатым хвостом и умолять ее принять его обратно.
      Клайв Макклинток вернется с высоко поднятой головой или не вернется вообще.
      Но ему все равно хотелось поехать домой.
 
      Мисс Флора и мисс Лорел были первыми, кто принес Джесси новости. Они приехали, как делали почти каждый день, узнать, не получила ли Джесси известий от их племянника. Хотя Джесси всем сердцем полюбила старых леди, ей всегда было неловко в их присутствии. Что она могла им сказать, когда они спрашивали, когда их дорогой Стюарт вернется домой? «Никогда, и его имя Клайв»?
      Но в этот день, спустя почти месяц после похорон Селии, мисс Флора и мисс Лорел были больше заинтересованы в том, чтобы поделиться только что услышанными новостями, чем говорить о Стюарте.
      Джесси никогда бы не поверила, заверили они ее, но они узнали от Кловер, которая услышала это от своей сестры Пэнси, которая замужем за работником Чандлеров Диконом, что как раз этим утром поиски завершились в «Вязах». Кочерга со следами крови на ней была найдена в оранжерее, и Сет Чандлер арестован за убийство Селии!
      Могла ли Джесси предположить такое?
 
      Вначале Клайв вообще не собирался играть. Это была игра в «двадцать одно», не относящаяся к его любимым, потому что требовала больше удачливости, чем умения, а он весь день пил и, как результат, чувствовал себя паршивее некуда. Но мужчина, который предложил сыграть, был настойчив, и поскольку делать было больше нечего, Клайв сел. Затем они стали играть вдвоем. Вскоре Клайву стало ясно, что его оппонент, который так хотел сыграть именно с ним, пьяным, лишь искусно имитирует игру, потому что решил, что нашел голубя, которого можно пощипать.
      Интерес Клайва к игре сразу же возрос. Он брал отложенные деньги из банка только в случае крайней необходимости, но с собой у него было немного, и он твердо вознамерился воспользоваться ими, чтобы наказать этого нахала за предположение, что он может обхитрить Клайва Макклинтока.
      Вначале Клайв намеренно проигрывал маленькие суммы до тех пор, пока глупец окончательно не утратил бдительность, крайне довольный собой. Затем Клайв позволил уговорить себя увеличить ставки.
      Когда его оппонент проиграл, он, похоже, поверил, что это просто полоса невезения, которая вскоре закончится. Он упрямо остался в игре и проиграл еще.
      Клайв же с каждой минутой чувствовал себя все лучше и лучше. Если кто-то когда-то и заслуживал, чтобы его проучили, так вот этот неуклюжий дурак, который задумал обмануть бедного пьяницу.
      В конце концов Клайв выиграл все деньги своего оппонента – около трех тысяч долларов – и был готов закончить игру. Но, как большинство любителей, парень не умел вовремя остановиться.
      У него, сказал он, есть еще одна ценность: купчая на право владения земельной собственностью чуть севернее Нового Орлеана. Она стоит немало, сколько – он не знает, потому что только два дня назад выиграл ее у другого человека, но он готов не глядя поставить ее на три тысячи, которые проиграл, плюс три тысячи денег Клайва.
      Клайв достаточно долго был игроком, чтобы понимать, что даже когда леди Удача кому-то улыбается, она может быть дамой крайне непостоянной. Было также вполне возможно, что земельная собственность, которой хвалился его оппонент, является всего лишь захудалой фермой, стоящей не больше пяти центов. С другой стороны, карты ему шли, и он чувствовал, что везение на его стороне.
      Поэтому он выдвинул свои деньги на середину стола, и его соперник бросил купчую на землю сверху. И когда карты были розданы и партия сыграна, Клайв стал богаче на три тысячи долларов и одну купчую.
      Только через пару дней он достаточно оклемался, чтобы отправиться посмотреть на приобретенную им собственность. Забрав Храбреца из конюшни, где тот содержался в роскоши, в которой Клайв отказывал себе, он поехал на север до озера Понтчартрейн. В нескольких милях к востоку, проехав по дороге, повторяющей контуры береговой линии, он отыскал землю, которая теперь принадлежала ему.
      Пришлось проверить координаты по карте, которую он купил. Никакой ошибки. Это было то самое место.
      По стандартам «Мимозы» плантация была, конечно, небольшой. Приблизительно тысяча акров полей, заросших сорняками, и несколько хозяйственных построек, нуждающихся в ремонте. Дом был длинным, двухэтажным, вполне крепким, хотя его не мешало бы покрасить и, возможно, отремонтировать внутри. Место было заброшенным. Здесь уже несколько лет ничего не возделывал ось. Но с помощью упорного труда, и рабочих рук, и хозяйственного рвения самого Клайва, за всем присматривающего и все планирующего, эту землю можно было превратить со временем в процветающую плантацию, владением которой мог бы гордиться любой.