Дитя любви

– Ну и будешь. Не волнуйся. Тебе совершенно не о чем беспокоиться, поняла? – Ник взглянул на нее, и лицо его осветила улыбка: – Считай меня своим телохранителем, ладно? Просто не исчезай из поля зрения, и я буду тебя защищать.

– А Дэвида? – Мэгги была слишком встревожена, чтобы откликнуться на его шутливый тон.

– И Дэвида, – тут же отозвался Ник совершенно серьезно. Тон, которым он произнес эти слова, подсказал Мэгги, что рана, которую она ему нанесла, еще не затянулась. Направляя машину на стоянку около ресторанчика, она мельком бросила взгляд в его сторону.

– Ник, – начала она, останавливая автомобиль. – Что касается Дэвида…

– Не нужно, – быстро ответил он, догадавшись, о чем она хочет с ним говорить. – До тех пор пока ситуация не прояснится полностью, не думаю, что нам стоит затевать обсуждение этой проблемы. В последний раз ты меня очень расстроила, я даже оставил тебя одну, чем немедленно воспользовался Форрест, и ты едва не погибла. Поэтому сейчас я не хочу, чтобы между нами произошло еще одно объяснение, которое снова может все усложнить. Так что давай пока оставим личное в стороне. Пока все не закончится. Идет?

С этими словами он открыл дверцу и вышел из машины.

Глава 38

Сколько бы Мэгги мысленно ни возвращалась к событиям, случившимся за последующие три недели, стройной картины не получалось: отрывочные воспоминания наплывали одно на другое, складываясь в хаотичный коллаж. Самым ярким пятном в этой картине было распухшее и покрытое синяками лицо тетушки Глории, которую Мэгги навестила в больнице. Типтон здорово отделал ее, прежде чем ему удалось вытянуть из нее причину поспешного визита к ней Мэгги, а заодно и заставить сказать, где находится тайник с видеокассетой. Учитывая тяжкое испытание, выпавшее на ее долю, тетушка Глория держалась молодцом и даже успокаивала собравшуюся вокруг ее постели небольшую группу друзей, упоенно предвещавших ужасный конец Лайлу Форресту и Типтону. Врачи считали, что какое-то время ей все же придется провести в больнице, и, обещая навещать ее каждый день, Мэгги клятвенно заверила тетушку, что позаботится о Горацио, Таким образом, первым подвигом Ника, объявившего себя ее телохранителем, стал перевоз в комнату Мэгги в Уиндермире самой птицы, ее клетки и прочих принадлежностей. Когда Мэгги думала об этой мрачной веренице дней, она не могла удержаться от улыбки при воспоминании о выражении лица Ника, осторожно транспортировавшего яростно негодующего попугая.

Другим ярким воспоминанием стала траурная церемония, которая состоялась через неделю после несчастного случая и на которой настояла Вирджиния вне зависимости от того, будет найдено тело Лайла или нет. На церемонию собрались все сливки местного общества. Бизнесмены, политики, местные аристократы и столпы общества, журналисты – все сочли необходимым отдать последний долг тому, кто был одним из них. Мэгги в черном платье, подставляя щеку для бесконечных Поцелуев и выслушивая соболезнования и похвалы ее мужеству перед лицом столь ужасных обстоятельств, чувствовала себя последней проходимкой. Однако за ее спиной велись совсем иные разговоры: собравшиеся злорадно перебирали детали тех десяти дней, которые она провела с Ником, а также взахлеб обсуждали слухи о том, что смерть Лайла – это самоубийство, вызванное изменой жены. Многие считали, что Лайл, скорее всего, впал в ярость по поводу все той же неверности Мэгги, слишком резко взял на поворот, отчего и произошло несчастье. Лишь малая часть участников церемонии придерживалась версии о неосторожности Лайла. И уж совсем единицы шептались о том, чтр тут не обошлось без наркотиков. Но в одном все были едины: случилось невероятное! Кто-кто, но только не Лайл Форрест! Вот уж на кого это совсем не похоже!

Но какой бы причиной ни объясняли смерть Лайла, она стала сенсацией, которая была у всех на устах. Даже ежегодному дерби событие это придавало особый оттенок: впервые на памяти собравшихся в них не принял участие ни один из Форрестов. Мэгги не могла избавиться от ощущения, что большая часть соболезнований, выраженных ее приятельницами по поводу смерти Лайла, относится на самом деле к отмене основного события светской жизни Луисвилля – Жемчужно-бриллиантового бала. Уж если их что и вправду интересует, так это ее отношения с Ником. Дамы считали себя слишком воспитанными, чтобы спрашивать напрямую, но они так и сверлили любопытными взорами ее и Ника, когда видели их вместе. Мэгги догадывалась, что от всех этих разговоров, если бы она их слышала, могли бы завянуть уши. Баффи, провозгласив себя главным экспертом в этом романтическом вопросе, была нарасхват на всех светских раутах и приемах, столь частых в это время года. Мэгги узнала об этом от другой своей подружки, когда та выражала ей соболезнование по телефону.

Сквозь мозаичные кусочки безумного коллажа этих дней отчетливо также проступало бескровное, с запавшими щеками, лицо Вирджинии. Мать Лайла была убита горем, и, когда ее врач настоял, чтобы она покинула дом, постоянно напоминавший ей о потере, все с облегчением вздохнули. После погребальной службы Сара на неопределенный срок увезла бабушку в Техас, к Драммондам. Люси и Гамильтон продолжали жить в гостинице, уверяя, что могут понадобиться в Уиндермйре, пока «все» не устроится. Мэгги поняла, что речь идет о финансовой стороне дела. Официального оглашения завещания не последовало, поскольку официально и не было объявлено о смерти Лайла». Адвокаты сходились на том, что при отсутствии тела до официального заявления о смерти могут пройти годы. В любом случае, заинтересованные лица и так знали, что вся собственность Лайла после его смерти переходит к Дэвиду, за исключением одной трети, которая по закону должна перейти к Мэгги как его жене. Однако расследование, проводимое полицией, усложняло дело. Какая часть имущества подлежит конфискации? А тут еще подняла шум налоговая служба. Словом, бесконечная суета, в которой Мэгги бы с удовольствием не принимала участия.

Но основной ее заботой оставался Дэвид. Мальчик только однажды не смог удержаться от слез: на поминальной службе, когда упала в обморок бабушка. Время от времени ему снились кошмары, но, когда Мэгги, разбуженная его криками, принималась допытываться; какие именно, он утверждал, что не помнит. Однажды в середине ночи он попросил у Мэгги позволения спать вместе с ней, а это значило, что он был напуган до смерти. Мэгги взяла его в свою постель и крепко прижала к себе: только так Дэвид проспал всю оставшуюся ночь, не просыпаясь. Если днем он оставался дома, то старался все время держаться поблизости от матери, словно боялся потерять ее из виду. Казалось, в школе или у кого-то из друзей он чувствовал себя лучше. Мэгги пришлось сделать над собой усилие, чтобы побороть смертельный страх расставания с сыном, хотя бы ненадолго. При мальчике, шел ли он в школу, играл ли с друзьями, делал домашние задания или отправлялся в спальню, постоянно находился полицейский, которого Мэгги пришлось выдать за шофера, нанятого, чтобы заместить Типтона. Мэгги изо всех сил старалась сделать так, чтобы Дэвид по возможности жил прежней привычной жизнью, но от охраны отказаться не могла.

Все это время Ник держался рядом, следуя за ней, словно тень. Когда она отправилась на поминальную службу, он скромно устроился в задних рядах церкви, где и просидел всю церемонию. Он старался держаться на некотором расстоянии, но так, чтобы его всегда можно было позвать на помощь, – даже когда оставался на ночь в комнате для гостей. Люси как-то заметила, что поведение Мэгги – это откровенный скандал и что, по ее мнению, грешно принимать в доме Лайла любовника, когда тело мужа не успело еще остыть. На это Мэгги в сердцах ответила, что теперь это ее дом и вести себя в нем, черт их всех побери, она будет так, как ей нравится. Люси залилась краской от возмущения, но благоразумно умолкла. Судя по всему, до этого ей и в голову не приходило, что Уиндермир принадлежит теперь Мэгги с Дэвидом, а не вообще Форрестам. После подобного обмена любезностями Люси вне себя покинула дом и больше уже не возвращалась. С тех пор Мэгги видела ее только издали, обычно когда золовка входила в гараж или выходила из него. Гамильтона она не видела вовсе, что, впрочем, ее вполне устраивало. Сейчас, когда Лайл умер и больше никто не принуждал ее вежливо обращаться с Гамильтоном Драммондом, ее единственным желанием было забыть о его существовании. Ник, с опаской полагала Мэгги, был настроен куда решительнее, но в настоящее время, пока он отвечал за ее безопасность, судя цо всему, готов «был сдерживаться. По крайней мере, до тех пор, пока их пути с Гамильтоном не пересекутся.

Дэвид тоже знал о присутствии в доме Ника – да иначе и быть не могло, – но, когда мальчик был вместе с матерью, Ник старался держаться в стороне. Как раз в это время полицейский, охранявший Дэвида, взял отпуск, и Ник принял под свою ответственность и мальчика, и его мать. Он старался не мешать им, просто шел следом, когда они выходили из дома, или держался в комнате поблизости, когда они оставались в Уиндермире. Однажды после обеда, когда они пошли прогуляться в уиндермирский лес, прихватив с собой собак, а следом за ними на некотором расстоянии как обычно последовал Ник, Дэвид спросил у матери:

– Почему он все время ходит за нами?

Мэгги быстро бросила взгляд на Ника, чтобы проверить, слышал ли он вопрос. Ник, с хмурым видом засунув руки в карманы джинсов, казалось, был полностью поглощен своими мыслями. Лучи солнца, пробиваясь сквозь плотные ветви деревьев, играли в его черных волосах. В джинсах и белой рубашке, оранжевой ветровке и легких парусиновых туфлях он до боли напоминал того прежнего Ника, которого она всю свою жизнь так любила. Какой уж из него секретный агент или полицейский!

– Он очень добрый, Дэвид, правда, – попыталась сгладить ситуацию Мэгги.

Где-то поблизости однообразно колотил по дереву неугомонный дятел. Пара полевок, почуяв приближение собак, встревоженно пискнули. Стояла середина мая, и деревья вокруг победно зеленели. Серовато-зеленые гирлянды мха свисали с сучковатых серых ветвей, и первые белые, словно восковые, головки цветов уже проглядывали сквозь глянцево-зеленую листву магнолий. Воздух был теплым, ароматным, напоенным нежными весенними запахами. Розовато-белые облака цветущего кизила радужными пятнами украшали зелень высоких дубов, кленов и ореховых деревьев. Бутоны ярко-желтой форситии и бело-розовой азалии вместе с веселыми головками пионов там и тут освежали ландшафт. За зарослями деревьев Мэгги заметила розу, растущую только в садах Кентукки. Из-за каменной стены кивали соцветиями голубовато-сиреневые флоксы, а поблизости, прямо под деревьями, соткались в разноцветный ковер нежно-алые примулы. Упиваясь запахами, звуками и видами этого прекрасного дня, как бы заново обретая с каждым глотком воздуха силу духа, Мэгги, исполнившись счастьем, решила, что Уиндермир весной просто волшебно хорош.

– Он твой дружок, да?

Мгновенно слетев с небес на землю, Мэгги обратила к сыну изумленный взор, минуту колебалась и только потом ответила:

– Он очень хороший мой друг.

– Папа говорил, что ты хочешь бросить нас и убежать с ним.

У Мэгги перехватило дыхание.

– Не может быть… Папа ошибался… Я никогда бы тебя не бросила, Дэвид. Ты же знаешь.

– А папу бросила бы.

Мэгги вздохнула. Трудно скрыть что-либо от сообразительного одиннадцатилетнего мальчика. Может, настало время осторожно рассказать ему правду?

– Ты же знаешь, у нас с папой не всегда все было гладко.

Дэвид фыркнул.

– Ты хочешь сказать, что вы жили как кошка с собакой?

– Пусть так. – Мэгги выдавила из себя улыбку. – Иногда я подумывала о том, чтобы уйти от него. Но это не значило уйти от тебя, и этого я бы никогда не сделала. Мы же с тобой одной крови. Значит, должны и держаться вместе.

Она обняла сына за плечи, и на этот раз Дэвид не сделал попытки уклониться. Какое-то время они шли обнявшись, потом Дэвид высвободился из-под ее руки и взглянул на нее снизу вверх.

– А зачем нам вообще нужны телохранители?

Мэгги удивленно посмотрела на сына. Она изо всех сил старалась сделать так, чтобы он не задумывался, почему Ник всегда ходит за ними по пятам и почему Боб Джеймсон, полицейский, он же шофер, повсюду сопровождает мальчика. Но, похоже» Дэвида не проведешь.

– Почему ты решил, что Ник и Боб телохранители? – осторожно спросила она.

– Да ладно, ма. – Дэвид бросил на нее многозначительный взгляд. – Я знаю, что Ник твой приятель, но он еще и телохранитель. Как и Боб.

– Ну что ж, – вынуждена была признать Мэгги, решив, что эта тема все-таки безопаснее, чем предыдущая. – Ты прав. Они проводят с нами столько времени, чтобы обеспечить нашу безопасность.

– От кого? От папы? Но ведь он же мертв. Ведь так?

Все-таки Дэвид самый умный ребенок в мире. Мэгги вздохнула и, вглядевшись в вопрошающие глаза сына, заметила в них, внешне спокойных, глубоко скрытое волнение и снова решила сказать только часть правды.

– Думаю, что так, Дэвид. Все так думают. Но… Тело его еще не найдено, ты же знаешь, так что на все сто процентов утверждать это нельзя.

– Он хотел тебя убить, правда;

От неожиданности. Мэгги замедлила шаг.

– Почему ты так решил?

– Я же видел, как он выволок тебя из дома, приставив пистолет.

– Как ты мог это видеть?

– Мы с тем парнем – Линком – так и не дошли до полицейской машины. Мы пошли по тропинке, а не по длинной дороге, и тут я оглянулся и увидел папу. Он тащил тебя из дома. Он так держал тебя и так страшно смотрел, словно собирался разнести твою голову вдребезги.

– Ох, Дэвид… – Мэгги почувствовала приступ слабости. Она просто не знала, что ответить. – Извини. Ты не должен был этого видеть.

– Я здорово перепугался. Я боялся, что он тебя убьет. – Это признание было сделано едва слышно.

– Дэвид… – Мэгги снова остановилась и, притянув к себе сына, крепко обняла его. – Ты знаешь, я думаю, что под конец у папы… слегка помутился рассудок. Он был готов на такие поступки, каких в нормальном состоянии никогда бы не сделал.

– Он был просто псих.

– Псих? Почему ты так думаешь?

– Он просыпался посреди ночи с проклятиями, а иногда вдруг ни с того ни с сего начинал хохотать. И постоянно говорил о том, как мы поедем в Бразилию. Обещал, что начнем выращивать кофе. А мне вовсе не хотелось в Бразилию.

– А мне показалось, ты обрадовался.

– Да это я нарочно, чтобы не злить папу. Ты же знаешь, какой он, когда сердится.

Мэгги погладила мальчика по голове и закрыла глаза. Внезапно она ощутила острую радость от того, что Лайла больше нет. Кто знает, какую психическую травму мог нанести он в таком состоянии Дэвиду.

– Я вижу его во сне, ночью. Вижу, как он входит ко мне в комнату и касается моего лица. Меня это просто жутко пугает. Это так страшно…

– Значит, именно с ним связаны твои кошмары? – Мэгги слегка отстранила от себя сына, чтобы видеть его глаза.

Дэвид кивнул.

– Но ведь это просто сны, дорогой, очень скоро они забудутся и исчезнут.

– Надеюсь. – Он высвободился из ее рук и быстро зашагал по тропинке. Мэгги старалась не отставать. Они уже подошли к опушке леса неподалеку от дома, и Симус с Брайди помчались сквозь буйную зеленую траву к своим конуркам, где их поджидали миски с водой и пищей.

– Ну а мне-то зачем телохранитель? – внезапно вернулся Дэвид к прежней, очевидно, не дававшей ему покоя теме. – Меня же он не собирался убивать?

Голос мальчика прозвучал вдруг так испуганно, что Мэгги схватила сына за руку и крепко сжала ее.

– Нет, конечно же, нет. Возможно, сейчас папа уже на небесах, и думает, что мы тут все раздуваем из мухи слона. Но, если все же это не так – ну, просто вдруг он где-то здесь и снова собирается увезти нас в Бразилию, – он может захотеть взять с собой тебя. Вот поэтому тебе нужен телохранитель. Чтобы, если папа жив и хочет тебя похитить, он не мог бы этого сделать.

– Ой! – Рука мальчика крепче сжала ее руку. – Я не хочу никуда уезжать с ним. Я хочу быть с тобой.

– Я знаю, малыш. Так и будет. – Мэгги улыбнулась сыну, проглотив комок в горле, и, взявшись за руки, они вышли из лесных зарослей на лужайку перед домом. Оттуда навстречу им поспешно двигалась какая-то фигура, и Мэгги, чтобы разглядеть, кто это, пришлось поднести руку к глазам, защищаясь от яркого света. Луэлла! Служанка, похоже, была чем-то явно встревожена, Мэгги почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, а сердце тревожно сжалось: что-то не так.

– Миссис Форрест, пожалуйста, поспешите! Он забрался в дом, загнал Херда в шкаф и не выпускает оттуда!

– Кто «он», Луэлла?

– Да попугай этот, ну, вашей тетушки!

Глава 39

Ник вошел в дом следом за ними. Слегка рассеянно он провожал глазами стройную женщину в мешковатых джинсах и свитере, которую любил. Вот она вбежала в дом, держа за руку их сына. Два гибких тела, две темно-каштановых с золотистым отливом головки, почти одинаковые, только одна – с длинными, развевающимися по ветру волосами, а другая – коротко, по-мальчишески стриженная. Две судьбы, каждая из которых мучительно-сладкой болью заполняла его сердце.

Дэвид – его сын. В сознании Ника эта истина укладывалась пока еще с трудом, хотя сердцем он уже принял ее безоговорочно. Стоило ему только взглянуть на мальчика, как его переполняла гордость. Он испытывал еще легкое сожаление и немалую злость на Мэгги – за то, что она столько лет скрывала от него сына, и все же гордость и радость обретения оказывались сильнее, затмевая все прочие чувства. Он смотрел на Дэвида, и сердце птицей рвалось у него из груди. Но странная штука жизнь: Дэвид его не любил. Мальчик поглядывал на Ника с подозрением, видя в нем только соперника, крадущего у него внимание матери. Похоже, должно пройти много времени, прежде чем им удастся стать хотя бы друзьями. Ник боролся с искушением во всеуслышание заявить о своем отцовстве – инстинкт подсказывал ему, что лучше пока этого не делать.

Рано или поздно настанет час, когда все тревоги будут уже позади и Дэвид узнает правду. Но как мальчик воспримет ее? Что, если он так и не сможет простить родителей, по вине которых жизнь слишком рано повернулась к нему своей неприглядной стороной?

Переступив порог дома, Ник услышал звонкий смех Магдалены. Просторный холл был пуст, и звуки ее голоса скатывались, казалось, откуда-то далеко сверху. Прислушавшись, Ник улыбнулся. С каждым днем Мэгги становилась все веселее, превращаясь в прежнюю девчонку-хохотушку, которую он так хорошо помнил. Оскорбленная женщина, постепенно сбрасывавшая оковы страха, – так охарактеризовал бы он восстановительный процесс, который переживала сейчас Мэгги. И Ник поклялся про себя, что, пока он жив, ей никогда больше не придется ничего бояться.

– Где вы? – громко позвал он.

– Наверху! – весело прозвучало в ответ с верхнего этажа. – Горацио удалось выбраться из клетки И загнать Херда в шкаф! Поднимайся, посмотри, сам.

– У меня есть дела поважнее, чем ловить эту глупую птицу! – прокричал он в ответ.

– Трус!

«Проклятье, а ведь она права», – подумал Ник с мимолетной улыбкой, и в этот самый момент раздался женский визг. Голос принадлежал не Мэгги – наверное, экономка.

– Смотри, смотри! Вот он! Закрывайте» дверь! – на этот раз кричала Магдалена.

– Мам, он улетает!

Сделав несколько шагов в глубь дома, Ник замер, оглушенный хлопаньем крыльев и раскатами сумасшедшего хохота. Проклятой птице снова удалось улизнуть.

Входная дверь оставалась раскрытой настежь, предоставляя этому крылатому демону полную свободу вырваться из дома прямо в роскошь весеннего дня. Сообразит ли попугай воспользоваться этой возможностью? Но Ник не успел найти ответ на этот вопрос – глупое пернатое летело прямиком на него. Ник присел, обхватив голову руками, но было поздно. Проклятая птица истребителем метнулась вниз, атаковала его, затем взмыла к потолку и снова бросилась, оттуда, на свою жертву, вцепилась когтями в ветровку и дико захлопала крыльями. Полуприсев в ожидании худшего, Ник почувствовал, как по телу поползли мурашки.

– Дрянной мальчишка! – проскрипел попугай, устроившись у него на спине. – Дрянной, дрянной, дрянной!

Какая жалость, что он уже не тот прежний дрянной мальчишка, который недолго думая бросился бы бежать отсюда сломя голову. Сейчас за ним следили четыре пары глаз: экономка с мужем и Магдалена с Дэвидом. Вся эта живописная группа повисла на перилах лестницы, с любопытством смотря вниз и держась за животы от хохота.

Чтобы доставить Магдалене и мальчику удовольствие, можно вытерпеть и не такое.

– По-моему, больше ты его дурной птицей не назовешь, – удалось выговорить Мэгги между приступами смеха.

Ник осторожно выпрямился, стараясь, чтобы зрители не заметили, как он морщится и вздрагивает. Попугай сидел теперь на его плече, время от времени поклевывая его в ухо. Публика на галерке уже просто стонала.

– Дрянной мальчишка! – снова прохрипела птица, и Ник был рад, что хотя бы на это короткое время попугай оставил его ухо в покое.

– Разве Горацио вас знает? – вьщавил Дэвид, чуть успокоившись. Насколько Ник помнил, мальчик в первый раз обращался к нему лично. Он кивнул и, тут же получив удар в ухо, снова застыл неподвижно.

Дэвид давился от смеха. Ник кисло улыбался, слушая, как Магдалена рассказывает сыну о том, каким образом в детстве, примерно в возрасте Дэвида, Ник заслужил неприязнь попугая. Когда Мэгги закончила свой рассказ, у галерки не Осталось сил даже смеяться.

Попугай продолжал атаковать ухо, не обращая внимания на попытки Ника стряхнуть его с плеча. Еще немного, и, окончательно рассвирепев, он, чего доброго, может и отщипнуть кусочек!

– Магдалена, – не выдержав, обратился Ник к своей развеселившейся возлюбленной. – Как ты думаешь, не спуститься ли тебе вниз, чтобы освободить меня от этой гадости?

– Но ты выглядишь так прелестно. Настоящий пират! – отозвалась Мэгги, смеясь.

– Магдалена, он сейчас оторвет мне ухо!

– Как ты считаешь, – повернулась она к Дэвиду, – будем его спасать?

Дэвид уже собрался было ответить, но тут глаза его округлились, а плечи затряслись от хохота.

– Глядите, глядите, что он делает!

Магдалена зажала рукой рот, Дэвид согнулся в три погибели, а экономка с мужем снова покатились со смеху. Ник мрачно взглянул на бело-зеленое пятно, расплывающееся по ветровке, и нахмурился.

– Ну все, – проговорил он. – Теперь тебе конец, птица.

– Дрянной мальчишка! – продолжал орать попугай, еще крепче впиваясь когтями в плечо Нику, который с помощью всевозможных уловок пытался оторвать его от себя.

– Стой спокойно! Сейчас я его сгоню! – И Магдалена, все еще смеясь, помчалась вниз по лестнице, похоже, больше озабоченная судьбой попугая, чем участью Ника.

– А ну, давай сюда! – скомандовала она Горацио, оказавшись внизу и протягивая руку, чтобы забрать его. Дьявольское создание не задумываясь мирно перекочевало на руку женщины и, повернувшись вполоборота, уставилось на Ника злобным оранжевым глазом.

– Дурная птица, – пробормотал тот, с отвращением рассматривая испорченную ветровку.

– Дрянной мальчишка! – тут же с чувством отпарировал Горацио.

– Не. беспокойтесь, мистер Кинг, я выведу это пятно, – намного теплее, чем прежде, проговорила экономка, спускаясь с лестницы и озаряя собравшихся широкой улыбкой. Мэгги понесла Горацио наверх, а Ник, сняв куртку, передал ее Луэлле. Дэвид вместе с Хердом тоже спустились в холл.

– А вы и вправду знали мою маму; когда она была маленькой? – с интересом спросил Дэвид.

– Конечно, – осторожно ответил Ник, боясь спугнуть мальчика какой-нибудь неловкой фразой. Внезапно Дэвид весело ему улыбнулся.

– Держу пари, вы здорово разозлились, когда все стали дразнить вас Младшим Птицеловом!

– Точно, – согласился Ник. – Я был вне себя.

– А вы их побили? – с ожиданием спросил мальчик.

– Ну, кое-кого. Только тех, кто ненамного был больше меня. Но хуже всех была твоя мама, а я ее не мог даже пальцем тронуть. Она же девчонка.

– Да-а, – понимающе протянул Дэвид. – В школе всегда так. Вреднее всех эти девчонки, и ничего с ними не поделаешь!

С этими словами он собрался было уйти, но, поколебавшись, обернулся и посмотрел на Ника.

– Мы с Хердом собираемся сейчас пойти копать черйяков. Хотите с нами?

– Еще бы, – быстро согласился Ник, тут же посылая ко всем чертям как ветровку, так и свои ближайшие планы. – Еще как хочу. А банка у тебя есть?

– У Херда есть. – Дэвид кивнул в сторону садовника, державшего в руках большую консервную банку. Шагая рядом с сыном и чернокожим слугой и улыбаясь своим мыслям, Ник чувствовал, как радостно бьется, вырвавшись наконец, подобно этой глупой птице, из тисков на свободу, его сердце.

Глава 40

С этого дня в отношениях Ника с Дэвидом наступил заметный перелом. Каждый раз, когда Мэгги видела их вдвоем, она не могла сдержать радости. Совершенно ясно, что Ник понравился мальчику; что же касается любимого, то Тут не нужны никакие слова: она и так знает, какие чувства питает он к сыну. Представься ему такая возможность, подумала Мэгги, он оказался бы куда лучшим отцом для мальчика, чем был Лайл. За эти разделившие их двенадцать лет повзрослела не только одна она – Ник тоже стал взрослым.

Дэвид же, каким-то шестым чувством угадывая в Нике скрытую гордость за него, просто расцветал. Лайл похваливал мальчика, но лишь когда тот проявлял успехи в тех занятиях, которые казались важными старшему Форресту. Ник же интересовался всем, что интересовало Дэвида, не особенно заботясь о том, чтобы результаты были обязательно превосходными. Если Лайл любой ценой стремился к победе, то Ника это не интересовало. Когда Дэвид выиграл у него в теннис, Ник только широко улыбнулся, наблюдая за ликующим сыном. Потом Дэвид пригласил Ника с собой в клуб, где выяснил, что новый приятель не знает даже, с какой стороны подступиться к гольфу, пожелал его немедленно обучить и тут же дал первый урок. Мэгги, наблюдавшая за тем, как Ник, трижды подряд ударив по мячу, трижды попал лишь в воздух, начала волноваться. Кстати, и Дэвид тоже. Из них троих лишь один Ник на редкость легко отнесся к тому, что Лайл непременно назвал бы унижением. А в результате гольфом вскоре увлеклась и Мэгги: чего стесняться, когда худшего игрока, чем Ник, все равно не найти. В те дни и родилась их крепкая команда из трех человек, и они замечательно проводили вместе время, загоняя мяч во все концы поля. Больше всех радовался Дэвид: он неизменно выходил победителем. Однажды в субботу Ник повез их на ферму. Накануне позвонила Сара и сообщила, что Вирджиния страшно тоскует по Уиндермиру, Люси, такта у которой было столько же, сколько у танка, объявила в присутствии Дэвида, что забирает Луэллу и Херда (дабы за Вирджинией ухаживали верные слуги) и улетает к матери, чтобы провести вместе с ней ее последние дни. Врач Вирджинии подтвердил, что никакой непосредственной опасности для нее нет, но Дэвид все же был сильно расстроен. Вот тогда-то Ник и предложил всем вместе съездить на ферму, немножко подбодрить мальчика. Идея оказалась удачной. Дэвид страшно обрадовался, увидев животных. Куда проворнее, чем в свое время его мать, он сумел накормить кур и совершенно не боялся коров, хотя Мэгги по-прежнему предпочитала держаться на отдалении от них. Линк был дома, и, когда Ник приготовил на обед гамбургеры, они все вчетвером, усевшись за стол, с удовольствием поели. Казалось, мечта Мэгги наконец-то сбылась.

После обеда Ник задержался, чтобы о чем-то переговорить с Линком, а Мэгги с Дэвидом опять отправились к амбару. Мальчику очень хотелось взглянуть на сеновал, и Мэгги решила составить ему компанию. Там, устроившись на куче соломы, поджав под себя ноги, они болтали о том, о сем, наблюдая за пауком, который медленно, но неустанно плел свои шелковые сети между балками. За этим занятием и обнаружил их Ник.

– Ну как, готовы ехать обратно? – спросил он, глядя на них с высоты своего немалого роста.

– А что, уже пора? – зевнул Дэвид, укладываясь на спину.

– По-моему, кто-то спешил к четырехчасовому кино.

– А-а, точно… – Речь шла о «Терминаторе-2», и Дэвид сгорал от нетерпения, мечтая его увидеть. Правда, удовольствие слегка подпортило то обстоятельство, что смотреть фильм предстояло на маленьком экране: полгода назад, когда «Терминатор» только появился, Мэгги не разрешила сыну пойти в кино. На этот раз Ник уговорил ее уступить мальчику, и Мэгги поймала себя на мысли, что, оказывается, Дэвид страшно признателен Нику за эту поддержку.

– А может, лучше сначала показать ему твои картины? – подчеркнуто ненавязчивым тоном предложила Мэгги.

– Ты думаешь?.. – Ник пристально взглянул на нее. Мэгги улыбнулась. Она понимала, чего он боится: слишком назойливого и слишком быстрого давления на Дэвида. Но она так же хорошо знала и переживания Дэвида, поскольку его любимое занятие считалось не мужественным. Когда он узнает, что Ник, этот крутой парень, тоже рисует, репутация живописи будет спасена.

– Ты рисуешь? – недоверчиво спросил мальчик.

– Конечно.

– И я тоже!

– Я знаю. Твоя мама сказала. Говорит, ты очень способный. – Ник протянул Дэвиду руку, помогая подняться, и Мэгги радостно отметила, что мальчик не колеблясь принял ее.

На чердаке они зашагали нога в ногу, так что Мэгги пришлось отправиться следом. Дверь в закуток, где находилась мастерская Ника, была закрыта, и комнатка тонула в тени. Ник потянул за какую-то веревку, дверь распахнулась, и яркий солнечный свет залил мольберт, стол с кистями и красками и составленные лицом к стене картины.

Подойдя к мольберту поближе, Мэгги заметила, что Ник все еще работает над пейзажем с видом фермы. Мужчины, казалось, с головой ушли в обсуждение холстов, красок и кисточек, которые мало ее интересовали. Вместо этого, прислонившись к соломенной двери, Мэгги с удовольствием вдыхала густой, ароматный воздух.

Она перевела взгляд на отца с сыном, внимательно наблюдая за ними. Смуглое лицо Ника выражало такой же неподдельный интерес, как бледное Дэвида, и Мэгги поймала себя на мысли, что она счастлива. По-настоящему счастлива.