Мысль заставила его улыбнуться. Не связывайся с прессой, никак и никогда, особенно, если ты грязный, как коренные зубы ранкора. Почти у каждого есть что-то, что не хотелось бы увидеть сверкающим по голосетям, но если ты подлец – то у тебя таких вещей больше. Гораздо больше.
И он нашел их.
Фильбу выпотрошат и повесят на солнцепек для просушки, туда ему и дорога. Ден хохотнул себе под нос и с удовольствием принялся кромсать ножом еду. Месть – прекрасная приправа к обеду.
К необычным обедам он привык, когда начал мотаться по всяческим планетам. Одно из первых правил, которые Ден усвоил еще юным репортером, гласило – если не научишься есть и пить приготовленное из флоры и фауны того мира, куда прискакал вслед за военными, то быстро начнешь страдать от голода и жажды. Место на борту межзвездного военного транспорта в большой цене, и его редко тратят на экзотическую пищу. Ден слышал, что клон-солдаты запрограммированы получать удовольствие от простой пищи, но даже при этом разнообразие рас в республиканской армии и флоте оказывалось столь велико, что обеспечить всех едой по вкусу просто нереально. Даже офицеров, которым, как всегда, положены привилегии.
Солдатам в поле полагался СП – сухой паек, который представлял собой загущенное пюре, содержащее достаточно питательных веществ для представителей всех рас. По цвету он обычно варьировался от неаппетитного до отвратительного, по фактуре и вкусу – от старой пластоидной подметки до чего-то, чем может подавиться и неймодианец. Понимая это, военные повара, попав на новую планету, первым делом рассылали фуражиров – найти и притащить что-нибудь, что может оказаться съедобным. Ден побывал в нескольких мирах, где было не найти местной растительности или дичи и где солдаты худели из-за постоянной диеты из сухпаев. Он сам терял в весе в таких командировках.
К счастью, если что-то на Дронгаре и заслуживало доброго слова, так это обилие того, что можно поймать, собрать, срезать или выкопать, и хотя вряд ли местные кушанья удовлетворили бы изысканного гурмана, в общем-то, кухня Ремсо была совсем неплоха. Ден заказал тарелку местной сухопутной креветки – существа размером с руку, которое, будучи зажарено с травами и специями, по вкусу удивительно напоминало нетопырку, только чуть острее. Его подали с каким-то ярко-оранжевым протертым корнем, у которого оказалась нежная фактура и приятный запах корицы. Обед запивался местным же элем, и – что ж, ему приходилось есть много худшее. Пока кто-то, в конце концов, не придумает, как сделать машинку, которая сможет в мгновение ока собирать еду из атомов – вроде тех, что вечно используют путешественники из футуристических голодрам – военная пища всегда будет оставлять желать лучшего.
Вообще-то, даже сухпай он ел бы с удовольствием – чувствуя себя так, как сегодня. Без ложного цинизма – хорошая история проходит долгий путь к тому, чтобы репортер почувствовал себя достойным своей зарплаты… даже если она очень мала…
Он поднял взгляд и заметил Зана Янта, отошедшего от прилавка с подносом. Ден махнул забраку.
– Эй, это флик-угорь? – спросил он, взглянув в тарелку хирурга. – Я его в меню не замечал.
– Нет. Это вертячка, гигантский червяк, тушеный в соке красных фруктов и приправленный жареными светляками.
– А. Звучит… аппетитно.
– Ну, конечно, это не ресторанчик на Манараи, – ответил Зан, – но всяко лучше сухпая.
Дхур озадаченно уставился на Янта.
– Ты ел на Манараи?
– Я не родился на этом комке грязи, дружище Дхур. Один из моих учителей – профессор К. У. Школы Музыки. Я время от времени навещал его.
– Все равно, дороговатое место для студента.
– Моя семья… неплохо обеспечена, – проговорил Зан, отрезая хороший кусок червя и запихивая его в рот. – Хм… Этот чарбодианский повар действительно знает свое дело. Хочешь попробовать?
– Нет, спасибо. Я доволен своей, – Ден с любопытством изучал хирурга. Отличный медик и талантливый музыкант – не того сорта личность, с которой можно надеяться столкнуться на галактических задворках. Почему он, или его семья не могли устроить Янту освобождение от военной службы? Богатство и власть имеют свои преимущества, все это знают. Не могло ли быть, что Янт пошел добровольцем? Если так, то уважение Дена к нему подскочило на ступеньку.
Прежде, чем он смог закончить мысль, хирург спросил:
– И как продвигается святой поход по информированию публики?
– Хорошо, – Ден ухмыльнулся. – И собирается стать еще лучше.
– А. Горячая история?
– Именно. Я еще не могу о ней рассказывать – ну, ты понимаешь, не хочу выпускать крила из клетки – но я ей доволен. Думаю, она произведет фурор в определенных кругах.
– Это здорово, как полагаю, – Зан прожевал еще кусок червя и улыбнулся. – Совсем неплохо. – Он чуть помедлил, испытующе глядя на Дена. – Есть вопрос, если ты не против.
– Я весь внимание.
– Я и остальные медики здесь – по призыву. По своей воле – мы были бы в дюжине парсеков в любом направлении от Дронгара. Но ты немобилизованный. Тебе тут быть не обязательно, ты мог бы вести репортажи с цивилизованной планеты, находясь в относительном комфорте и безопасности. Так почему ты здесь? Что тебя потянуло на эту работу?
Такого он не ожидал. Уже много лет никто не задавал ему подобных вопросов. Ответов, разумеется, было множество – у каждого репортера по несколько. Приключения; шанс быть там где происходят события; желание служить публике. Может быть, они в это даже и верили – как он когда-то, давным-давно.
А сейчас?
Неожиданно, сам того не желая, Ден понял, что отвечает искренне:
– Войны созданы для великих историй, док. Здесь все крутится вокруг важных вещей. Жизнь, смерть, честь, любовь… это топливо, рудная жила и тигель. Ты видишь тонущих в этом подобии огня, пытающихся вырваться, пытающихся спасти других, и ты понимаешь, для чего мы созданы на самом деле.
Представь – ты берешь интервью у местного политика, и он плетет паутину из слов, словно опытный шелковый червяк: все гладко, все блестит, но никакой реальной ценности. Верно, это его работа, и он за нее держится – и, может быть, он даже и впрямь работает ради общего блага, случаются и более странные вещи – но его, на самом деле, ничто не торопит, так что у него есть время подготовить свое вранье и сделать его красивым и аккуратным.
Но если ты встречаешь командира, чей отряд только что был разорван в кровавые клочья без шансов на спасение, под приближающимся вражеским огнем? Он скажет то, что он думает, и не будет заботиться о последствиях. Война жестока, друг мой, жестока, болезненна и ужасна – но она срывает прочь покровы, она обнажает истину, в этом-то все и дело.
Зан кивнул, задумчиво пережевывая очередной кусок.
– Но ты видишь столько смертей. Не говоря уж о том, что можешь погибнуть сам.
Ден пожал плечами.
– Ты видел эпидемию лихорадки Роджо, ты видел множество тел. И тебя может задавить какой-нибудь пустоголовый юнец, в первый раз приехавший в город на ладнспидере. Когда названо твое имя, ты идешь – где бы ты ни был, не так ли?
Зан хмыкнул.
– Нет. Не важно где, но ты всегда в первых рядах.
Ден тоже хмыкнул, и следующие несколько минут они молча жевали, доедая свои порции. В конце концов саллюстианец допил остатки эля, рыгнул и откинулся на спинку стула.
– Позволь мне рассказать тебе историю, – сказал он. – Давным-давно меня командировали собирать материал по участникам небольшой заварушки на какой-то забытой богом планете посереди гордианской сферы. Я болтался на эрзац-базе – реквизированной заготовительной станции, где солдаты, улетающие домой, останавливались перед отправкой на орбиту. Она была в тылу, в дне перехода хромой банты от всякой стрельбы; безопасно, как у мамки под юбкой, в яслях, за пазухой и так далее…
Так вот, я трепался там с человеческим детенышем. Очень молодой, но высокий – я ему и до груди не доставал. Похоже, он соврал насчет возраста, чтобы попасть в армию, ему вряд ли было больше шестнадцати стандартных лет. И по милости Создателя он пережил всю свою смену без царапины – посереди очень бурных боевых действий. Семьдесят процентов его отряда вернулись оттуда чернее карбонита – а он все еще дышал и был на пути к дому. Просто ребенок. Ребенок, который теперь знал войну.
Так вот, я включаю походную камеру, снимаю мальчишку, задаю для зрителей какие-то стандартные вопросы "как-вы-чувствуете-себя-отправляясь-до мой". Совершенно внезапно – "бааах-зззап!" – кто-то выхватывает пульс-винтовку и просто водит ей туда-сюда, как поливочным шлангом, и косит солдат налево и направо. Один из мятежников, пробравшийся на базу для самоубийственной акции.
К нему бросились парни из охраны, но они не успевали. Стрелок шел прямо на нас, он видел меня, я видел, что он видит меня, и я знал, что близок к тому, чтоб меня списали в архив. Все мне орали "Беги!" Шутили, наверное. Я так перепугался, что дышать не мог, не то что бежать.
И тут этот парень, который даже не был вооружен, совершенно сознательно бросился передо мной. Он получил в живот заряд, предназначенный для моей головы, и упал. Это оказался последний заряд в винтовке стрелка, охрана подстрелила его, и на этом все кончилось.
Я присел рядом с этим несчастным мальчишкой и понял, что он не выкарабкается. Тогда я спросил его: "Почему ты это сделал?" И мальчишка сказал: "Ты такой маленький".
Зан перестал жевать и озадаченно взглянул на Дена.
– Думаю, он понимал, что я взрослый – умом, – продолжил Ден. – Но в тот момент, когда грозила опасность, он приравнял маленький рост к молодости. Он закрыл меня собой – как будто защищал своего ребенка… Я успел поблагодарить его перед тем, как он умер, – Ден помолчал. – Знаешь, что он сказал?
Янт мотнул головой.
– Он сказал: "Ничего. Ты передашь моей маме, что я люблю ее?".
С минуту они оба молчали. Янт легонько провел одной рукой по своим коротким рожкам и вздохнул.
– Это так печально.
– Это не все, – Ден уставился себе на руки, изучая, как они сцеплены между собой. Он расплел пальцы, почувствовав, как они хрустнули.
– Стрелок. Он тоже был человеком. Ему было четырнадцать. Я не подходил к нему, перед тем как он умер, но это сделал один из охранников. Последними его слова были: "Скажите моей матери, что я люблю ее". Побратавшись смертью, дети прощались со своими матерями.
Янт еще раз дернул головой.
– Вот истории, которые ты приносишь с фронта, друг мой. Это истории, которые люди должны знать, – Ден пожал плечами. – Не то чтоб они остановили войну хоть на микросекунду, но люди хотя бы будут знать, что это совсем не забава – когда дети убивают друг друга, и от этого разбиваются сердца их матерей.
Почему-то возможное свежевание Фильбы уже не выглядело таким красочным и привлекательным, как в тот момент, когда Ден садился обедать.
– Мне жаль, – проговорил Янт.
– Угу, – отозвался Ден. – Как и всем нам.
Глава 19
Иногда – не слишком часто в эти дни – Джос чувствовал себя так, словно мог вернуть умирающего пациента к жизни, одной лишь чистой волей мог удержать на этом свете критически раненого, отказать Смерти в праве на него.
Такое получалось, разумеется, если имели успех медицинские процедуры. Хотя порой, даже если операция была технически безупречна, что-то шло не так, и неважно, насколько упорно он пытался, неважно, как он желал иного, пациент угасал.
Как угасал сейчас солдат на столе. Операция была относительно проста – шрапнель надорвала перикард, началось кровотечение в сердечную сумку и связанное с ним сдавление сердца. Кровь откачали, раны заштопали – и на этом все проблемы должны были закончиться. Но тем не менее – солдат перестал дышать, залатанное сердце остановилось, и все попытки заставить его биться вновь провалились. Будь Джос религиозен – он сказал бы, что из человека просто ушла душа.
Хотя на сегодня это был последний пациент, и ему удалось удержать среди живых пятерых предыдущих, даже солдата с тяжелыми повреждениями сразу трех органов, потребовавших пересадки: изрешеченное и схлопнувшееся легкое, пробитую селезенку и жестоко разорванную почку.
Почему тот выжил, а этот умер? Это было совершенно непредсказуемо, совершенно необъяснимо и совершенно выбивало из колеи.
Джос знал, что медицина – далеко не точная наука, пациенты частенько приводили врачей в замешательство. Считается, что генетически идентичные клоны должны показывать одинаковые реакции на физические раздражители, но в случае этих двоих такого явно не наблюдалось.
Когда-то, только начиная учиться в медшколе, Джос был завсегдатаем басманианского ресторанчика, популярного среди его сокурсников. Еда была дешевой, но вкусной, а порции – большими; находился он на расстоянии пешей прогулки от студенческого жилого комплекса и работал круглосуточно – что весьма ценилось студентами. Басманианская кухня была разнообразной – то весьма пикантной, то более привычной – и Джосу нравилось. В конце каждой трапезы подавался традиционный десерт – сладкое печеное колечко примерно с браслет размером. В угощение запекался одноразовый органический голопроектор. Когда ты разламывал кольцо – проектор выдавал частичку басманианской мудрости, которая повисала в воздухе и светилась несколько секунд – пока не распадались органические схемы. Афоризмы забавляли студентов-медиков, предпочитавших есть группами – ради "семейных" скидок. Обычно они ломали все колечки зараз и пытались прочесть поучения прежде, чем те растают. Некоторые были довольно забавны: "Избегай темных переулков в дурной компании". Или "Быть богатым и несчастным лучше, чем быть просто несчастным". Или "Опасайся улыбчивых политиков"…
Однажды вечером, Джос, вымотанный бесконечной чередой экзаменов и мудреных тестов, которые он сдавал почти наугад, перегруженный вещами, о которых не имел понятия и даже не предполагал, что они могут входить в его обучение, разломил сладкое печеное колечко и получил послание, казалось, приготовленное лично для него: "Умерь ожидания, чтобы избежать разочарования".
Оно поразило его своей неожиданной практичностью, если не сказать – мудростью. Если ты ничего не ждешь – ты не будешь горевать, если это "что-то" не случилось. Он попробовал руководствоваться этим правилом в жизни и нашел его весьма полезным. Конечно, иногда он забывался. Иногда он верил, что способен спасти всех. Он был хорошим хирургом; может быть – учитывая обстоятельства – даже великим хирургом, и никогда не ожидал потерять пациента, у которого был хотя бы крошечный шанс на выживание. Но такое случалось – и всегда становилось потрясением. И всегда – разочарованием.
Трудно было признаться – даже самому себе – но были времена, когда он замечал, что обижен на бесконечный поток раненых и умирающих клонов. И когда им привозили тви'лека с почти оторванными лекку или деваронианца, которому продырявили одну из печенок, – какая-то частичка его души радовалась возможности делать что-то новенькое. Потому что к тому времени он чувствовал себя так, словно сложил возносящуюся в стратосферу башню из шрапнели, которую вытащил из клон-солдат. Не говоря уж о том, что выкрасил ее в красное их кровью.
Джос вздохнул и двинулся в раздевалку. Как плохо, что сейчас нет басманианского печеного колечка, чтобы хоть немного его подбодрить…
***
Пересекая зал, примыкающий к главной операционной, Баррис заметила солдата, который стоял, пристально разглядывая пустую стену. На неискушенный взгляд все клоны кажутся одинаковыми, но не для того, кто связан с Силой. Этого она знала. Он был ее пациентом.
Падаван притормозила.
– КС-девять-один-четыре, – позвала она.
Он оторвал взгляд от стены:
– Да?
Баррис почувствовала невысказанный вопрос и улыбнулась.
– Вы все выглядите похоже, но все же вы не одинаковы. Опыт формирует человека так же, как и наследственность. Сила может распознать это.
Клон кивнул. Джедай внимательно оглядела его.
– У вас нет проблем с кровяным давлением, – сказала она, и это не было вопросом – она знала что это так.
– Нет. Я чувствую себя отлично – физически.
– Тогда почему вы здесь?
Не оборачиваясь, она почувствовала, что Джос Вондар, вышедший из операционной, прислушается к разговору.
– Я помогал перевозить сюда другого солдата, КС-девять-один-пять
– А. И как у него дела?
– Не знаю. Он все еще на операции.
Джос подошел ближе.
– Девять-один-пять? Он… да, он не выбрался.
Волна горя вырвалась из КС-914 и обрушилась на Баррисс. Хотя, глядя на его лицо, едва ли можно было понять, как он потрясен.
– Бедняга, – пробормотал он. – Он был…- клон запнулся лишь на один или два удара сердца, – хорошим солдатом. Потеря так хорошо обученного бойца… прискорбна.
Баррисс видела, что даже без Силы Джос что-то почувствовал либо в голосе КС-914, либо в языке тела, хотя это "что-то" и было едва уловимым.
– Ты знал его? – спросил хирург.
– Он был извлечен сразу после меня. Мы тренировались вместе, были направлены сюда вместе, мы были частью одного отряда, – КС-914 запнулся снова. – Он… я думал о нем, как о своем брате.
Джос сдвинул брови.
– Но вы в некотором смысле все братья.
– Верно, – Клон-солдат выпрямился. – Благодарю вас за попытку спасти его, доктор. Теперь я отправляюсь к своему отряду.
Он повернулся и зашагал прочь. Врачи смотрели ему вслед.
– Если бы я не знал, что такого не может быть, – пробормотал Джос, – то решил бы, что он расстроен.
– А почему вы решили, что не может быть? Вы не были бы расстроены, если бы погиб ваш брат?
Она ждала, что доктор ответит сарказмом – как обычно в подобных ситуациях. И все же он этого не сделал. Он нахмурился.
– Он клон, Баррисс. Подобного рода чувства у них выхолостили…
– Кто вам это сказал? Верно, они стандартизованы, обучены и закалены, но они не безмозглые автоматы. У них та же плоть и тот же разум, что у нас с вами. Они истекают кровью, когда ранены, они живут и умирают, и они печалятся о потере братьев. КС-девять-один-четыре страдает. Он достаточно хорошо скрывает это, но подобное не может быть скрыто от Силы.
Джос выглядел так, словно она только что дала ему пощечину.
– Но… но…
– Клоны рождены для боя, Джос. Это то, для чего их создавали, и они принимают это без вопросов. Не будь войны – их бы не было. Тяжелая жизнь солдата лучше, чем отсутствие жизни. Но вы почувствовали даже без Силы, – негромко добавила она. – Каким бы стойким он ни был – чувства прорвались наружу. Девять-один-четыре скорбит. Он страдает от потери своего товарища. Своего брата.
Джос безмолвно застыл, утратив дар речи. Она чувствовала его эмоции так же ясно, как и те, что излучал КС-914.
– Вы никогда раньше не думали об этом, верно?
– Я… э… конечно, я… – он смутился.
Нет. Такое никогда не приходило ему в голову. Она видела это.
Как слепы те, кто не знает Силы. Как печально это для них.
– Хирурги всегда славились недостатком тактичности, – заметила она. – Они склонны лечить раны и болезни, не беспокоясь о пациенте в целом, даже когда имеют дело с "настоящими" людьми. Большинство считает клонов не больше чем бластерным мясом – с чего бы вам считать иначе?
Джос потряс головой, смущение все еще владело им. Баррисс чувствовала неловкость вместе с ним. Один из побочных эффектов способности использовать Силу – то, что порой узнаешь вещи, которых не ожидал узнать, вещи, которые ты не способен правильно понять и еще менее способен что-то с ними сделать. Снова и снова Баррисс убеждалась, что Сила приносит знание – и что это довольно двусмысленный дар.
– Извините, Джос. Я не хотела…
– Нет, нет, все в порядке. Увидимся позже, – он выдавил откровенно вымученную улыбку и побрел прочь. Казалось, что тяжесть всей планеты внезапно обрушилась на его плечи.
***
Джос шел по поселку, когда сырой ветер и внезапно потемневшее небо охладили душный вечер и возвестили, что – какой большой сюрприз – приближается очередная буря. За время, проведенное здесь, он хорошо научился распознавать такие вещи. Он знал, что у него есть две, может быть, три минуты, прежде чем разверзнутся небеса.
– Джос, – позвала Толк. – Ты в порядке?
Она нагнала его и шла рядом. Он даже не заметил ее, занятый своим новым и неожиданно беспокоящим знанием.
– Я? Я в порядке.
– Нет, не притворяйся. Помнишь, кто я? Что случилось?
Он потряс головой.
– Просто лишился повязки на глазах, которой раньше не замечал. Коснулся кое-чего, о чем всерьез никогда не думал. Я… чувствую себя круглым дураком.
– Ну, разве это так необычно?
Джос взглянул на нее, встретил ее улыбку и оценил попытку развеселить его. Он выдавил слабую улыбку в ответ.
– Спорю, что ты набрала "снайпера" по базовым оружейным тестам.
– Вообще-то я беру "мастера" с пульс-винтовкой и опускаюсь до "снайпера" только с ручным бластером.
– Представляю. Я был "начинающим стрелком" с обоими, и это значит, что я не попадаю в цель размером с "Разрушитель" изнутри.
– Хочешь об этом поговорить?
Он остановился. Дождь был уже совсем рядом. Она положила руку ему на плечо, и – о да, он хотел об этом поговорить. После – когда они уже будут держать друг друга в обьятиях, целоваться и будут счастливей, чем когда-либо с момента призыва на службу. Тогда он поговорит об этом. И тогда ей будет трудно его заткнуть.
Но сейчас…
– Нет, на самом деле нет, – сказал он. Прикосновение ее руки к плечу успокаивало почти гипнотически.
Потом налетел шторм. Забарабанили крупные, тяжелые капли, поначалу редко – а потом сплошным потоком. Они вместе неподвижно стояли под дождем.
Глава 20
Джос надеялся, что Кло Мерит сможет пролить хоть немного света на его новоприобретенное и беспокоящее знание о клонах, но пока что психолог больше поднимал муть из темных глубин мыслей, чем приносил ясность.
Сейчас ясность казалась несбыточной надеждой.
– Итак, что именно мы тут обсуждали, когда ты сказал "опыт"?
Мерит улыбнулся:
– Мы часто говорим о том, о чем знаем лишь понаслышке. Видишь это кольцо? – он протянул руку, так чтобы Джос мог разглядеть широкий золотой обруч с камнем размером с ноготь большого пальца. Камень сверкал в свете, падавшем с потолка кабинета Мерита, подобно калейдоскопу искрился множеством цветов – красным, синим, зеленым и желтым – когда Мерит двигал рукой. Весьма впечатляюще.
Джос кивнул.
– Очень красиво. Какая-то разновидность огнекамня?
Мерит улыбнулся.
– Да. И твой вопрос выдает в тебе человека, который что-то знает о камнях – но знает немного. Ты узнал в нем огнекамень, но это только малая часть предмета.
Джос пожал плечами.
– Я хирург. Захочешь узнать про почечные камни – я к твоим услугам.
– Кто-то, кто ничего не знает о драгоценных камнях, сказал бы: "Красиво, что это за камень?" Знающий чуть больше, прокомментировал бы так, как это сделал ты. Еще более осведомленный мог бы спросить: "Это галлианский огнекамень или раталайанский?" Он знал бы, что между ними есть отличия и что камень может быть либо тем, либо другим.
Далее, настоящий знаток взглянул бы на мое кольцо и сказал: "А, черный галлианский огнекамень, весьма неплохо. Кристалл или окатыш?" Потому что он может рассказать о многих его качествах, просто взглянув – что это огнекамень, что он родом с Галла, что он черный. Но оправа не позволяет увидеть его обратную сторону, и потому трудно судить о его происхождении. Кстати, это окатыш, что означает породу камней, в которых порой находят огнекамни. а термин "черный" относится к цвету фона, на котором сияют вспышки.
Джос потряс головой.
– Ну, теперь я специалист по драгоценным камням.
Мерит широко улыбнулся.
– Нет, не специалист. Ты не сможешь отличить подлинный от подделки, и ты не знаешь ничего, кроме того, что я только что рассказал о них. Насколько он ценен, как ты думаешь?
– Даже если ты нашел его в Джассеракском Болоте, мне он все равно не по карману.
– Он стоит больше, чем бело-голубой бриллиант того же размера. А ты знаешь насчет проклятия?
– Проклятия?
– Да. Считается, что огнекамни приносят неудачу. Но это ложный слух, запущенный торговцами бриллиантами, которые проигрывали торговцам огнекамнями. Единственное в них, что приносит несчастье, – это их отсутствие.
Джос усмехнулся.
– Хорошо. Я понял твой намек. По крайней мере, его часть.
– Тогда прими оставшееся. Ты не эксперт по клонам, потому что никогда им быть не пытался. Зачем тебе надо было их изучать – за исключением достаточного для тебя знания о том, как их резать и сшивать заново? Перед войной клонов было не настолько много, чтобы об этом беспокоиться. Что не видел – то не волнует. Ты изучал их физиологию, а не психологию.
– Это точно.
– Но клоны не единственные существа, о которых ты не задумывался. Как насчет дроидов?
– Дроиды? А с ними-то что?
– Ты считаешь их личностями?
– Не больше, чем считаю ими тетраволны. Это же машины.
– Но они мыслят. Они взаимодействуют. Они реагируют.
Джос казался загнанным в тупик.
– Ну да, но…
– Удели мне еще минуту, – продолжил Кло. – Просто в качестве примера – ты встречал дроида, который демонстрировал бы озабоченность, страх или, скажем, чувство юмора? Который бы выглядел… сознающим себя?
Джос промолчал. Да. Он встречал. И-Пять немедленно возник перед глазами.
– Но они не чувствуют боли. Они не могут размножаться…
– Разве не бывает людей с нейропатическими расстройствами, которые не чувствуют боли? А кто обслуживает сборочные линии, производящие новых дроидов?
Джос рассмеялся.
– Ты можешь включить и выключить дроида, разобрать его и собрать снова – и он даже фоторецептором не моргнет. Конечно, – добавил он, – ты это можешь проделать и со мной, но только после четырнадцатичасовой смены.
– Я не говорил что они такие же, как ты или я. Но если ты остановишься и задумаешься, то поймешь, что осознающий себя механизм, который имеет эмоциональный слой и работает им, – не просто немой полировщик швов на подержанном лэндспидере.
– А я-то надеялся, что ты мне поможешь. Я тут ломаю мозги над концепцией "клоны тоже люди", а ты подбрасываешь мне еще и дроидов.
– Жизнь не проста, Джос. Как только ты начинаешь складывать клетки в ткань, а ткани в органы, уровень сложности возрастает на порядки. Я не могу дать тебе простых ответов – тебе надо самому разобраться с вопросами.
– Сколько бы Республика тебе ни платила – она платит слишком много.
Мерит грациозно пожал плечами.
– Такова Галактика. Она создана не по моему плану; когда ее поручат моим заботам – я это исправлю. А до той поры придется терпеть.
Джос вздохнул.
– Когда ты хочешь ответов – новые вопросы не слишком-то утешают.
Мерит взглянул на часы и поднялся.
– Наш сеанс подошел к концу – и, думаю, сейчас самое время для еженедельного саббака.
***
– Поднимаю, – заявил Ден и швырнул десятикредитный чип на стол. Фиксирующее поле удержало его, не позволяя слишком долго звенеть или скатиться со стола.
– Вижу, – ответил Джос -… и поднимаю вдвое.
Еще два чипа пополнили растущую кучку.
Круглые глаза Дена изучили карты, затем оглядели остальных игроков, сидевших за столиком в кантине – пока что все готовились к ходу. Кроме него и капитана Вондара, тут было еще пятеро: капитан Янт, Баррисс Оффи, психолог Кло Мерит, Толк ле Трене и И-Пять. Ни один из них не выдал свой расклад неосторожным движением или жестом; все четыре органика тщательно хранили непроницаемое выражение лиц, и даже если дроид был способен на проявления чувств, то у него явно не было проблем с контролем над ними.
Говорят, что саббак настолько же игра мастерства, насколько и удачи, и Дену не составляло труда в это поверить, особенно в таком обществе. За карточным столом трое из семи игроков крайне искусны в наблюдении за другими. Он был совершенно уверен, что падаван не использует Силу, чтобы дать себе преимущество, но не был настолько же уверен в Толк и Мерите. Психолог мог чувствовать переживания других, что выдавало их эмоциональный статус и давало лишние шансы, но у Толк было больше практики. Хотя их группа не была настолько же опытной, как компании картежников, работающих в корускантском "Казино Корона", все они, включая Дена, достаточно хорошо владели искусством "маски саббака" – совершенно ничего не выражающее лицо, которое не выдает эмоций ни единым движением глаз. Даже лоррдианец не может прочитать язык тела, если тело остается абсолютно недвижным.
– Никто не вскрывается? Отлично, – сказал Янт. – Вторая сдача.
Баррисс сдала ему карты.
В динамиках зазвучал голос одного из подчиненных Фильбы; фокусированные лучи звука производили впечатление, что он обращается к каждому в отдельности.
– Внимание, – запинаясь, произнес голос, явно читающий по скверной копии, – В… эээ… ноль-шесть-сто часов состоится запланированная инспекция адмирала Блейда. Надеюсь, мы устроим ему достойную встречу.
– О да, – проворчал Джос. – Визит с самого верха. Сейчас начну салютовать и избегать пререканий.
Начался новый круг ставок, на этот раз с И-Пятого. Ден с интересом наблюдал за игрой дроида. Блок интеллекта И-Пять, без сомнения, был способен подсчитать все или почти все миллиарды комбинаций, возможные за семидесятишестикарточным столом, но даже самые современные синаптические сети процессоров не могли предвидеть случайный расклад, который мог прийти в чьи-либо руки. Тем не менее, дроид был отличным игроком – умелым и спокойным.
– Поднимаю втрое, – проговорил он.
Джос поднял бровь.
