Формкресло и впрямь было очень удобно. Оно прекрасно выполняло свою работу – заставляло расслабиться, но не давало заснуть. Ходили слухи, что кресло оборудовано биосенсорами, которые следят за частотой пульса, дыхания, бета и тета ритмами мозга и тому подобным и передают информацию Мериту – чтоб он мог лучше помочь тем, кто приходит к нему. Джос слухам не верил. Не то чтобы этого нельзя было сделать, но он не думал, что Мериту это требуется. Экванийский психолог, казалось, всегда знал, какие слова нужно сказать, какие вопросы задать и когда следует промолчать.
      Как сейчас.
      До сих пор Джос смотрел в пол, сейчас он поднял голову и взглянул в глаза Мериту. Они были чересчур велики для покрытого синевато-серым мехом лица. "Окраска глаз экванийцев всегда соответствует их меху", – вспомнил Джос прочитанное в одном из медкронов еще во время учебы. И сейчас эти глаза внимательно смотрели на него.
      – Опиши, желательно подробней, твои чувства к Толк, – мягко сказал психолог.
      Джос откинулся назад, и формкресло послушно, словно теплая ртуть, перетекло в новую форму, приспосабливаясь к его позе. "Конечно, – подумал хирург. – Оно должно уметь становиться удобным для любой расы. Наверное, даже для хаттов". Он подавил непроизвольную дрожь отвращения. Очень надеюсь, что кто-нибудь его после этого вымыл…
      – Джос, – позвал Мерит. Его голос был тих и ненавязчив, но каким-то образом проникал в мысли хирурга, словно пучок заряженных частиц. – Ты не слишком стараешься.
      – Верно. Извини.
      – Это твое время, – пожал плечами психолог. – Тебе выделен один час в неделю, чтобы излить душу – или "блевнуть так, чтоб желудок вывернулся", как это цветисто называют тойдарианцы. Как ты потратишь это время – твое дело. Можешь со мной поговорить – в этом случае я, возможно, смогу помочь тебе в чем-то разобраться, а можешь просто сидеть здесь и наслаждаться обстановкой.
      – Все в порядке, Кло, – усмехнулся Джос. – Думаю, я все равно буду говорить, хочу я этого или нет.
      Мерит улыбнулся.
      – Помочь себе всегда труднее всего, – он помедлил секунду, затем негромко напомнил. – Насчет Толк…?
      Джос вздохнул.
      – Такое ощущение, словно я лишь вчера заметил ее. Раньше она была просто еще одной парой рук при столе – смышленая, не поймите меня превратно, она великолепная медсестра – но не более того. Вне зала она была кем-то, с кем можно выпить, кому можно поплакаться, насчет того, какая дыра эта планета…
      – А сейчас?
      – Сейчас она… больше. Но она не может быть такой.
      Мерит не сказал ничего, но выражение лица говорило: "Валяй." Джос кратко объяснил насчет традиций своей семьи и своего клана, о том, что он не может посмеяться над ними, женившись на внешнице.
      – Это убеждения твоей семьи, – заметил Мерит. – Но твои ли это убеждения?
      Джос открыл рот… и снова закрыл. Он попытался честно ответить на этот вопрос, но в голове ничего не было. Потом он обнаружил, что снова размышляет о формкресле. Интересно – сколько такое стоит…
      После очередного бесплодного десятка минут, Мерит взглянул на часы:
      – Пора закругляться.
      Джос почувствовал облегчение и тут же рассердился на себя за то, что его почувствовал.
      – Я, должно быть, просто не склонен к самокопанию, – сообщил он Мериту уже в дверях. – Мои семья и клан преуспели в традициях, а не в общении. В понимании отца "момент откровения" – означало вспомнить про забытые ключи.
      – Все, что тебе надо знать о самом себе, ты уже знаешь, ответил психолог. – Тебе может потребоваться копать чуть упорней и глубже, но у тебя уже есть все ответы.
      – Может быть, падаван мне поможет, – задумчиво протянул Джос. – Джедаи умеют читать мысли?
      – Не знаю. Экванийцы от природы невосприимчивы к силам джедаев. Но, думаю, тебе надо найти ответы самому, а не сваливать работу на других.
 

***

 
      Гул медэвакуаторов просочился в сон, а взвывшая сирена заставила Баррисс подскочить. Все в пределах слышимости должны прибыть к операционной. Немедленно.
      Девушка поспешно оделась и поспешила к зоне первичной сортировки. Пройти нужно было всего метров двадцать, но влажность сегодня была такая, что ей казалось, будто она не идет, а барахтается в луже подогретого флекового масла.
      Добравшись до цели, она остановилась, не поверив своим глазам. Тридцать пять или сорок раненых солдат лежали на носилках, на ящиках, на голом полу, среди врачей, санитаров, дроидов, техников… короче – всех, кто мог хоть чем-то помочь. Солдаты были залиты кровью, многие обожжены до влажно-алых пузырей и выгоревших черных отметин. У некоторых недоставало ног и рук.
      Нескольким досталось все сразу и в избытке.
      Раненые все еще прибывали. Она едва могла расслышать вой репульсорных полей эвакуаторов за криками и стонами. Баррисс сглотнула, чувствуя тошноту. Даже врача может потрясти такое количество крови. Даже джедая. Ничто, виденное ею за всю ее военную практику, и рядом не стояло с этим.
      Толк быстро и четко проводила первичную сортировку. Баррисс потратила несколько секунд, наблюдая за ней. Для постороннего первичная сортировка выглядит откровенно жестокой, но падаван знала, что это самый эффективный способ спасти большинство пациентов.
      – Этот не выберется, – решила Толк, поднимаясь от сержанта, ноги которого были оторваны выше колен. Его кожа побелела, как мел, и остатки жизни медленно капали из рваных красных обрубков. Медсестру сопровождал дроид, который и приклеил светящуюся наклейку на плечо умирающего клона. Большой алый "Х", ритмично вспыхивавший.
      Толк быстро перешла к следующему пациенту, коротко осмотрела его.
      – Шрапнельное ранение в живот и пах. Операция, категория три.
      Дроид приложил наклейку к плечу мужчины. Цифра "3" запульсировала на нем.
      Баррисс присела, чтобы осмотреть ближайшего к ней военного – лейтенанта. Он был в сознании и дееспособен – единственным заметным ранением у него был рваный обрубок руки, оторванной чуть выше локтя. Жгут на обрубке остановил кровотечение. Солдат встретился с ней взглядом.
      – Я в порядке, – просипел он сквозь стиснутые зубы. – Позаботьтесь о моих людях.
      – Он может подождать, – окликнула Толк Баррисс. – Пятый.
      Толк кивнула дроиду, и тот прилепил мигающую наклейку с номером "5" к здоровому плечу мужчины.
      Когда врачей оказывалось меньше, чем пациентов, раненых приходилось сортировать по шансам на выживание и времени, необходимому, чтобы спасти им жизнь. Номера категорий в Ремсо шли от "1" до "6"; категория "X" означала ранения, смертельные или предельно жесткие по времени лечения. Система категорий была более комплексной, чем казалась на первый взгляд. Ранение, шансы на выживание и необходимость немедленной помощи – все учитывалось в расчетах. Перебитая артерия могла за минуту выплеснуть всю кровь, но все, что требовалось для спасения пациента, могло оказаться простым зажимом или давящей повязкой, так что лучше всего было заняться им в первую очередь, в то время как человек с оторванной ногой, но прижженной бластерным выстрелом раной, мог подождать, пока не разберутся с более опасными для жизни ранениями. Баррисс знала, что для принятия таких решений требовалось столько же интуиции, сколько и знаний.
      Категория "6" означала, что пациент может выжить, но указывала, что лечение потребует много времени и сил, и нет гарантий, что он выкарабкается. Но "6" также значила, что ранение может не быть фатальным, если лечение начнется немедленно. Иными словами, "6" шла первой, "5" значила более высокие шансы на выживание и меньшую важность по времени начала лечения, так что шла ниже по списку. Проводящий первичную сортировку должен иметь опыт для принятия решений и, следовательно, быть сведущим в лечении ранений такого рода. К Баррисс подошел дроид, державший в руке пачку мигающих наклеек.
      – Я ваш помощник, падаван, – сообщил он.
      Баррисс кивнула, повернулась к следующим носилкам и всхлипнула. Зрелище было ужасно: руки и ноги солдата были сожжены до костей. И ничего, кроме алой, сочащейся лимфой, ткани на месте лица. На Корусканте или Кореллии, на любом из сотен цивилизованных миров, уровень техники позволил бы пришить кибернетические конечности и реконструировать лицо – он стал бы странным гибридом машины и человека, но, по крайней мере, был бы жив и относительно работоспособен. Но здесь, на Дронгаре, не было аппаратуры, способной на такие операции. Падаван закусила губу и обернулась к приданному дроиду.
      – Категория "Х", – сказала она.
      Дроид прилепил наклейку, потом взглянул на нее. "Очищение огнем", – пробормотал он. "Странный для дроида комментарий", – удивилась Баррисс, но времени думать об этом у нее не было. Раненые прибывали так быстро, что нужно было поторапливаться, если она не хотела оказаться заваленной ими.
      Джедай приглушила связь с Силой насколько могла: экстрасенсорное восприятие такого количества мучений на таком близком расстоянии несло реальную угрозу перегрузки синапсов. Но, даже закрывшись так, она все равно чувствовала, как все эти боль, испуг и ужас пульсируют и рвут ее разум. Она с трудом сглотнула и продолжила путь. Тут, она чувствовала, было несколько раненых, которых она могла бы исцелить искусством джедаев, но это заняло бы слишком много времени. Даже Сила не могла смягчить холодные и жестокие уравнения первичной сортировки.
      Впереди Толк в сопровождении дроида продолжала идти по лабиринту мертвых и умирающих, определяя, кто будет жить, а кто почти наверняка умрет. То что солдаты были клонами, и почти не отличались друг от друга, нисколько не ослабляло ужаса, напротив, только усиливало. Вид одного и того же тела, израненного и искалеченного тысячью разных способов, придавал всей сцене налет сюрреалистичности, словно глядишь на не имеющий ни начала, ни конца замкнутый круг боли и смерти.
      Баррисс вспомнила, что должна собраться, должна разумно использовать свои способности…
      Толк направилась к следующему пациенту, поскользнулась на кровяной дорожке, восстановила равновесие. Бросила взгляд на Баррисс, осматривающую очередного раненого солдата. Джедай мотнула головой.
      Еще один "Х" вспыхнул на плече солдата, разгораясь и угасая, словно множество жизней вокруг…
 

***

 
      Они умирали словно, мотыльки в сжигающем свете лампы, и Джос ничего не мог поделать. Заштопанная артерия держалась без протечек, но пациент был в слишком глубоком шоке, чтобы вернуться в этот мир, хоть его кровяное давление и подняли до максимума. Другой солдат улыбался в одну секунду и был мертв в следующую, без всяких видимых причин. Сканнер показал, что металлический заусенец, тоньше иголки, прошел сквозь уголок его глаза и углубился в мозг.
      Несмотря на гермополя на уровне пола, врачи временами оказывались по колено в крови, моче, испражнениях, лимфе и спинномозговой жидкости. Охладители и осушители все еще не работали, и зловоние, смешанное с жаркой давящей влажностью, заглушало запах антисептика и перевязочной ткани. Хирурги резали, сшивали и трансплантировали со всем своим умением, медсестры и дроиды помогали им, и все же пациентов не удавалось спасти. Команды – поданные криком или шепотом – наполняли спертый воздух:
      – … двадцать кубиков коагулина, состояние…
      – … очередь в бакта камеры, никого больше десяти минут не держать…
      – … да хоть руками, но держи это поле…
      Через два часа работы на счету Джоса было пятеро – и никто из пятерых не выжил. Его пошатывало от усталости – приходилось изо всех сил следить, чтоб не дрожали руки.
      – Прессор сюда, быстро!
      Он работал как одержимый, используя каждую крупицу своего умения, каждый трюк, которому он научился, день за днем воюя против Смерти, с того дня, как ступил в местную грязь – а Смерть смеялась над ним раз за разом, вырывая угасающие жизни из его рук, из рук других врачей с оскорбительной, приводящей в бешенство легкостью. Законы статистики говорили, что подобное может случиться, что несчастливые дни будут и ничего с этим не поделаешь. Но Джос все равно отчаянно сражался с темным врагом жизни, изо всех сил сдерживая его натиск.
      Шестой умер на операционном столе без надежды на реанимацию.
      Время размылось. Джос смотрел сквозь длинный темный тоннель, не видя ничего, кроме пациентов перед собой. Он прошел через усталость, нашел второе и третье дыхание – но раненые и умирающие продолжали прибывать, их глаза умоляли его под ярким, безжалостным светом…
      Его жизнь раскрашена в алое и белое. Он рожден здесь, за этой работой, за этой работой он прожил здесь всю жизнь, и за этой работой он умрет…
      А потом, когда Джос закончил штопать пациента с имплантированным обоими легкими и печенью, который, скорее всего, тоже умрет, Толк коснулась его руки.
      – Все, Джос. Это был последний.
      Поначалу он даже не понял, что она говорит. Какая-то бессмыслица – как может закончится бесконечное? Он заморгал, словно вышел на свет из глубокой тьмы. Глаза над маской медленно перефокусировались.
      – Э?
      – Мы закончили. Теперь можно отдохнуть.
      Отдых? Что это такое?
      Он заковылял прочь от стола. Толк потянулась помочь ему.
      – Осторожно, – пробормотал он, – Кто-то увеличил гравитацию.
      Он неловко содрал перчатки и швырнул их в мусорный ящик. Промах. Наверное, стоило бы подойти и подобрать их, но мысль о том, чтобы нагнуться, была невыносимой. Он никогда не сможет выпрямиться.
      Джос огляделся. Остальные заканчивали или только что закончили операции и тоже осматривались, оглушенные усталостью – тот же взгляд, что и на привычном лице тех, кто попадал под его нож.
      – Как… как… это было скверно?
      – Скверно.
      Он заметил влажные полоски по верху ее маски, там, где ее намочили слезы.
      – Мы хоть кого-то спасли?
      – Нескольких.
      Он, шатаясь, попытался пройтись. Толк взяла его под руку, поддержала.
      – Я не хочу знать про проценты, верно?
      – Нет. Не хочешь.
      Джос почувствовал себя еще хуже.
      – Мне кажется, я только что провел десять раундов на арене Геонозиса.
      Он хотел… ему необходимо было выпить, но даже мысль об этом требовала слишком больших усилий. Все о чем он сейчас мог мечтать, – это найти ровное местечко, куда можно упасть. Даже не обязательно ровное. Груда камней вполне бы…
      Он глянул поверх столов на Зана. Забраку удалось поднять руку в то ли во взмахе, то ли в полу-салюте. Джос слабо махнул в ответ и заковылял к двери.
      И, едва оказавшись снаружи, он вновь услышал звук приближающихся эвакуаторов.
      Джос захохотал. И долгую, пугающую минуту он не мог остановиться.

      – Хотите увидеть кое-что интересное? – спросил Дхур.
      Джос, Зан, Толк и Баррисс сидели в кантине; все, кроме джедая, потягивали что-нибудь алкогольное. После того жуткого наплыва раненых прошло четыре дня.
      В нынешние дни "интересное" было двусмысленным термином. Но если оно не подразумевало пластание раненых солдат – то Джос готов был полюбопытствовать.
      – Присаживайся, – подвинулся хирург и махнул бармену. Тот кивнул и принялся смешивать коктейль. Он уже знал, кто такой Дхур и что он пьет.
      Саллюстианец уселся за стол и вытащил из кармана небольшое устройство, сферу из ударопрочного пластика и металла размером примерно с кулак человеческого ребенка. Джос искоса глянул на нее.
      – Не могу сказать, что сильно заинтригован, – протянул он. – Момент… – врач сделал большой глоток, поставил кружку и уставился на устройство.
      – Не-а, – хмыкнул он. – Все равно не заинтригован.
      – Выглядит как перечница, – вставил Зан. – Так интересней?
      Джос поднял кружку в молчаливом согласии.
      Заговорила Баррисс:
      – Она из дроида-камеры. Судя по виду – военного класса.
      – Первое место получает джедай, – обьявил Дхур. – Я заполучил эту игрушку у сборщика, который случайно нашел ее на поле боя после недавней вылазки сепаратистов. Похоже, дроид был здорово поврежден – не мог двигаться, не работало вооружение… даже передатчик сдох.
      – Пока что не тянет на новость для передовиц, верно? – хмыкнул Джос. – Обломков разбитых дроидов тут везде навалом.
      – Я этим утром зуб сломал об один такой в грибной каше, – поддакнул Зан.
      Подошел официант с дхуровским стаканом.
      – Запиши на счет Вондара, – скомандовал репортер и покосился на Джоса. – Если ты решишь, что оно того не стоило – верну деньги.
      Джос кивнул дроиду, тот зарегистрировал перевод и убежал. Можно подумать, тут есть куда тратить жалование…
      – Просто шальная догадка, – проговорил Зан. – Я думаю, что нам интересна не сфера сама по себе…
      – Ты просто сама проницательность. Смотрите, – Дхур положил устройство на стол и активировал.
      Голопроекция выплеснулась из сферы, на столе развернулось полупрозрачное изображение в одну шестую от нормальных размеров. Несколько широколиственных деревьев, множество выгоревших или взорванных дроидов, убитые клон-солдаты, лежащие тут и там. Все было наклонено под необычным углом – запись велась почти от самой земли.
      – Я видел мертвых солдат, – прокомментировал Джос. – Множество. За этим не надо даже тащиться в джунгли, у нас такая работа, что их доставляют нам прямо к порогу.
      – Заткнись, Джос, – перебила Толк совершенно ледяным тоном.
      Он послушно замолчал и стал ждать обещанного "интересного". Через некоторое время в поле зрения появились трое людей, прокладывающих себе дорогу сквозь поверженные механизмы и тела. На них были черно-фиолетовые комбинезоны и высокие ботинки, через плечо перекинуты шрапнельные винтовки.
      – Это салиссианские наемники, – пояснила Баррисс. – Я слышала, что некоторые из них работают на Дуку.
      – Угу, – кивнул Дхур. – Кто-то механик, кто-то водит сборщики – боевых дроидов нечасто программируют на сбор местного урожая, потому, собственно, все мы и оказались в этой вонючей навозной куче. Несколько – в особых частях, разведподразделениях, вроде этого, могут проникнуть куда-то и сделать что-то, что дроидам не удается – лазать по деревьям, маскироваться. Некоторую работу может выполнить лишь гуманоид. А салиссианцы сделают практически все, что угодно, если будет хорошо заплачено. Мерзкая компания, пристрелят тебя, как только на тебя взглянут. А может быть, скорее пристрелят, чем взглянут, – добавил он специально для Джоса.
      Тот снисходительно улыбнулся и повернулся к Зану.
      – Они очень милые – когда с ладонь величиной, верно?
      Трое наемников рылись в обломках, оттаскивая детали и оружие с поля боя, обшаривали тела клонов. Звука не было, а изображение время от времени чуть подергивалось, распадалось на цифровую мозаику и собиралось снова.
      – Дроид работал на последних крохах энергии, – объяснил Дхур. – Камера сдохла через несколько минут после этой записи. Чистая удача, что ей случилось оказаться направленной в нужную сторону.
      Внезапно салиссианцы застыли. Потом побросали винтовки, подняли руки и отошли от брошенного оружия.
      – Похоже, кто-то застал наших наемников врасплох, – заметила Толк.
      Секундой позже в поле зрения камеры вошел мужчина с бластерной винтовкой, направленной на троицу.
      Джос вгляделся в человека. Необычный угол затруднял опознание, но он чувствовал, что знает этого парня. Он наклонился в сторону, изучая голо в другой проекции. Конечно же, это…
      – Фоу Джи, – тихо сказала Баррисс.
      Пока врачи разглядывали изображение, Джи усмехнулся – и бросил свое оружие на землю. Оно упало с бесшумным всплеском грязи.
      Толк, Джос и Зан изумились. Баррисс – нет.
      – Что он собрался делать? – поинтересовался Зан.
      Толк пристально глядела на голо.
      – Он знает, что делает, – ответила она.
      Джос ничего не сказал. Насколько он знал – ни Зан, ни Толк не видели инструктора в бою, хотя медсестра благодаря умению читать язык тела явно поняла, что Джи не тот, с кем можно шутить. Он поглядел на Баррисс. Падаван тряхнула головой, но Джос был совершенно уверен, что она, как и Толк, знала, что сейчас произойдет… потому что он тоже отлично знал это.
      И даже Зан был близок к пониманию…
      Голо снова вздрогнуло – Джи двинулся, и трое салиссианцев разом бросились на него.
      Секундой позже все три наемника лежали на земле, и Джос даже под угрозой пыток не смог бы сказать, что же именно произошло.
      Наверное, с него все-таки хватит выпивки на сегодня…
      – Давайте посмотрим еще раз, – предложил Дхур и коснулся переключателя на сфере. Хирурги внимательно следили за сценой, разыгравшейся на вчетверо меньшей скорости.
      Даже в замедлении было непросто рассмотреть, что же именно сделал Фоу Джи, но Джос достаточно знал анатомию, чтобы опознать нанесенные повреждения. Один наемник упал с разбитой гортанью, другой со сломанной шеей, третий получил локтем в висок так, что треснул череп. Все ранения были достаточно тяжелы, чтоб в отсутствии немедленной медицинской помощи стать причиной летального исхода, и не было заметно, чтоб кто-то из сепаратистских медиков прочесывал джунгли.
      Фоу Джи обошел наемников, наклоняясь к телам и, судя по всему, забирая что-то. Изображение застыло, когда он склонился к последнему.
      – Не знаю, что он там делал в конце, – проговорил Дхур, – но, полагаю, забирал какие-то трофеи. Солдаты сепаратистов используют суб-Ку импланты для идентификации, так что, наверное, это куски от одежды или… что-то другое.
      Скользнув взглядом вокруг стола, Джос понял, что все думают об одном и том же – трофей Джи мог быть шевроном, или еще каким-то знаком отличия, но это мог быть палец или ухо…
      – У дроида в это время закончилась энергия, потому что дальше ничего нет, – Дхур посмотрел на Джоса. – Стоит стакана выпивки, док?
      – Стоит нескольких, – тихо ответил Джос. – Столько, сколько потребуется, чтоб об этом забыть.
      – Он убил трех человек, – возмутился Зан. – Голыми руками! Его за это надо отдать под трибунал и отправить в тюрьму!
      – Еще чего, – ответил Дхур. – Они были наемниками, отборной мразью галактики, и их было трое против одного. К тому же, кроме этой записи доказательств нет, а кто поверит вражескому камер-дроиду? Все знают, как легко подделать такие вещи. Может, ее туда специально подбросили, откуда нам знать?
      – Хладнокровный убийца, – пробормотал Зан слегка заплетающимся языком.
      – На войне умирают, капитан, – отмахнулся Дхур. – Если б Джи пристрелил их, никто бы и глазом не моргнул. Вражеские солдаты на поле боя обшаривают наших покойников? Да пусть он их и прикончил голыми руками – куча республиканских офицеров скажет "Большое спасибо!" и представит его к награде.
      Зан осушил стакан и осторожно опустил его на стол.
      – Ненавижу войну, – проговорил он. – Ненавижу все это. Что мы за существа, если такое происходит и никому нет дела? Что это говорит о нас?
      Ему никто не ответил.
      Зан поднялся – осторожно, потому что набрался достаточно, чтоб потерять чувство равновесия. Посторонний вряд ли бы понял, что он пьян, но Джос достаточно знал своего друга.
      – Я иду в постельку, – объявил забрак. – Не будите меня, пока война не кончится.
      Дхур проводил хирурга взглядом и отхлебнул из своего стакана.
      – Это хорошая история, хотя я сомневаюсь, что цензура позволит ей разойтись. Горожане в тылу могут найти ее… возмутительной, – он помолчал. – Твой друг слишком чувствителен для этого места. Он артист. Им никогда не бывает легко на войне.
      – А кому сейчас легко? – поинтересовался Джос.
      Дхур кивнул на застывшее голоизображение.
      – Кому-то – легко. Где еще ты сможешь легально забить кого-нибудь до смерти и получить за это жалование?
 

***

 
      Возвращаясь в свой домик, Баррисс думала об увиденной голозаписи. Ночь стояла жаркая и сырая, жигалки и бабочки-падальщики роились в свете фонарей, отбрасывая гигантские призрачные тени. Запоздалая гроза ворчала в отдалении, ослепительные молнии вспыхивали в темноте. Если дождь доберется сюда, ему будут рады – он хоть немного остудит давящий, липкий воздух… и стук капель по вспененной крыше будет успокаивать. Ей не помешает немного спокойствия – на Дронгаре оно в дефиците. В тропических мирах есть своя прелесть, но лично она предпочитает миры попрохладней. Прогулка по снегу, на ее вкус, ободряет куда лучше, чем она же – под иссушающим солнцем…
      Как джедай – Баррис не могла не восхититься боевым мастерством Фоу Джи. Его движения были плавными и мощными; и против существа, не владеющего Силой, он был действительно грозен.
      Но ее естество, нетронутое джедайским воспитанием, восставало против жестокости. Хладнокровное убийство – очевидно, что у наемников было крайне мало шансов – если вообще были – справиться с Джи. Даже в схватке трое на одного и с голыми руками преимущество было на его стороне – и, разумеется, он об этом знал.
      Сколько трофеев он повесил на стену? Ей не слишком хотелось это знать, но все же часть ее испытывала любопытство. Когда-то в прошлом, в Храме, она слышала, как Мэйс Винду рассказывал ученикам, что убить просто – на это хватит одного взмаха светового меча. Но жить со знанием, что ты убил – вот это может навек изменить тебя. Мастер Джедай был прав – это действительно изменило ее. Убийство – не тот поступок, который легко совершить, если в тебе есть хоть сколько-нибудь сострадания или хотя бы минимум морали и этических принципов. Иногда, чтобы защитить невинных или свою собственную жизнь, справедливость и инстинкт самосохранения требуют ударить с силой, достаточной, чтобы наповал уложить нападающего. Но необходимость совершенно не избавляла тебя от лиц, которые видел ты во сне, или криков боли умирающих, что ты слышал тихой ночью. Как вообще существо, обладающее хоть какой-то человечностью, может идти выбирать себе жертвы, убивать их голыми руками, а затем брать трофеи, чтобы напоминать себе о том, что он сделал?
      Как будто об этом можно забыть.
      Сила позволяет быть могучим бойцом, но при этом ограничивает склонность к насилию. Когда ты знаешь, что можешь сделать своим световым мечом, знаешь, насколько ты смертоносен – это сдерживает тебя. Ибо то, что ты можешь что-то сделать, не значит, что ты должен делать это.
      Она тряхнула головой. Фоу Джи – убийца, любитель насилия, и убивает ли он для какого-то личного самоутверждения или потому что наслаждается процессом, в общем-то не важно – это болезнь. Если бы Баррисс могла дотянуться до его разума, призвать Силу, чтобы коснуться его сознания, может быть, она смогла бы исцелить его.
      Или же он смог бы заразить ее.
      Она снова встряхнула головой, пытаясь отделаться от своих мыслей. Постоянное напряжение, утомительная работа, недостаток настоящего отдыха… все это начинает сказываться. Джедай, который беспокоится, что Сила не защитит его от тренированного убийцы, в самом деле переутомился. Надо завалиться в постель и выспаться – вот что ей необходимо.
      Гром вдалеке все усиливался. Хорошо. Может быть, ливень смоет мрачные мысли, вместе со спорами и гнилью…

      Избавиться от тела на борту "Медстара" было бы несложно. Немного грязной работы промышленным виброножом, пробежка до люка утилизатора с увесистым непромокаемым мешком и – вуаля! Матал, сейчас – мертвый человек, станет мусором, неотличимым от всевозможных отходов, которые проходят переработку и со временем выбрасываются в космос. Но Блейд понимал, что загадочное исчезновение агента "Черного Солнца", особенно, когда его можно проследить до твоего корабля – не самая лучшая идея. Подозрения автоматически падут на него – и в данном случае справедливо – а навлечь на себя хмурый взгляд "Черного Солнца" Блейда совершенно не прельщало.
      Проблема состояла в том, что у Блейда не было слуг, которым можно полностью довериться. Солдаты хранят верность Республике, не ему лично. Блоки интеллекта дроидов можно вскрыть, но даже после обширного перепрограммирования их баз данных могут остаться следы в квантовых хранилищах. Кого-нибудь из персонала корабля можно подкупить, но нет уверенности, что их лояльность не перекупят.
      И это значит, что ему придется все делать самому.
      К счастью, он спланировал свои действия заблаговременно и детально, так что оставалось лишь точно исполнять план. Он был сопряжен с некоторым риском, но Блейд чувствовал, что справится при подобающем внимании к каждому пункту.
      Сначала адмирал занялся собственными ранами – Матал был достаточно умелым бойцом, чтоб пару раз зацепить его клинком. Блейд предусмотрел эту возможность. Таковы особенности ножевого боя – и лишь дурак может рассчитывать выйти из схватки с вооруженным противником без кровопролития. Но на этот раз раны оказались несерьезными – два длинных, неглубоких пореза на правом предплечье. Придавленный на пару минут пальцем нужный нервный узел остановил кровотечение, а пластырь из синтеплоти завершил работу.
      Закончив с собой, Блейд засунул труп Матала в одну из секций карбонитовой заморозки карантинной палубы и запечатал в прямоугольный карбонитовый блок, достаточно большой, чтобы невозможно было разглядеть, что находится внутри. Затем проставил на голоштамп с маркировкой, показывающей, что блок содержит партию дефектных сборочных ферментопреобразователей. Упаковка подобных летучих и агрессивных каталитических реагентов для перевозки была вполне обычной. Потом при помощи небольшого антиграва Блейд перетащил блок по шахте служебного лифта в кормовой мусорный шлюз.
      В принципе – он мог отправить мертвого агента на химический склад и сдать на хранение. И, покуда он платит небольшой взнос, блок тесно сплетенных атомов карбонита и тибанна, хранящий останки Матала, будет валяться там в покое и безопасности.
      Но само тело было не так уж важно. Фокус состоял в том, чтобы убедить недоверчивое "Черное Солнце", что их агент покинул "Медстар" на своем собственном корабле, который был случайно уничтожен силами, никак с Блейдом не связанными.
      Эта стадия будет похитрее, потому что на этом корабле все знают кто такой адмирал Блейд – в лицо, или, если вдруг лишены зрения, то по запаху, прикосновению или слуху. Чтобы продолжить исполнение плана, Блейд должен скрыться.