Войдя в главный корпус на свою смену, Баррис отметила, что дежурит тот же дроид, который помогал ей на сортировке, тот же, что играл с ней в саббак несколькими ночами ранее. И-Пять. Дроид, с которым Джос обсуждал человеческую сущность.
      Она задумчиво поглядела на него. И-Пять менял жидкую бакту в резервуаре. Его движения были точны и экономичны, как у всякого дроида, и все же что-то отличало его от других. Она замечала что-то подобное в его лице – порой оно казалось способным менять выражение. Из любопытства падаван потянулась к нему сквозь Силу. Эфирные нити, невидимые и неосязаемые, но при этом ничуть не менее эффективные, опутали тело дроида, разыскивая знание и передавая его к ней. Невозможно описать, как она получала и понимала информацию от Силы – те, кто не чувствителен к ней, могут постичь это не лучше, чем слепой с рождения понять, что значит видеть. Но Баррисс понимала язык Силы, словно ясную и громкую речь.
      Поначалу в И-Пять не было заметно ничего необычного. Она чувствовала почти необнаружимый шелест бесчисленных кварков и бозонов, меняющих спин и полярность, которые образовывали синоптическую сеть с почти неограниченным количеством соединений. Она чувствовала гул контуров, мягкую пульсацию гидравлической жидкости, сдержанную мощь сервомоторов. Дроид был отлично сконструирован, хотя некоторые его детали и устарели.
      Но тут, кажется, было и что-то еще… что-то, слишком неосязаемое, чтобы назвать даже аурой. Слабый признак того, что И-Пять в целом был большим, чем просто сумма его частей.
      – Я могу быть полезен, падаван Оффи?
      Он задал вопрос, не оборачиваясь, как-то почувствовав ее, вероятнее всего – обонятельными сенсорами, во много раз более чувствительными, чем естественные. Он ее унюхал.
      – Разве что поможешь сделать обход, – улыбнулась она, подходя поближе. – Найти пациентов, которым я смогу помочь.
      И-Пять повернул лицо к ней.
      – С помощью Силы.
      – Да.
      – Я знал падавана, человеческую женщину примерно ваших лет, на Корусканте. Ее имя было Дарша Ассант.
      Казалось, его удивила собственная разговорчивость.
      – Я слышала о ней, – кивнула Баррис. – Оби-Ван Кеноби говорил, что она погибла с отвагой, в бою против неизвестного врага.
      И-Пять молчал несколько секунд.
      – Отвага, – сказал он, наконец, – Да. Она была очень отважной. Вы, люди, славитесь своей отвагой по всей галактике. Даже самые воинственные расы уважают ее. Вы это знаете?
      – Я не задумывалась об этом всерьез. Довольно много рас, которые также отважны как люди или еще более, больше чем я могу себе представить.
      – Да. Но есть существенная разница между вашим родом и сакианцами, трандошанами или найкто. Они бесстрашны – но необязательно отважны. Бесстрашие закодировано в их генах. Есть два способа, которым природа обеспечивает выживание – создать воина, достаточно сильного, чтобы сокрушить все на своем пути, или создать жизненные формы которые знают, как убежать. Те, кто способен и на первое и на второе – редки. У вас, людей, есть выбор – сражаться или бежать. И все же так часто вы выбираете сражение, и так часто – по странным причинам, – И-Пять очень человеческим жестом поднял обе руки ладонями вверх. – Это привлекает, порой ставит в тупик и часто приводит в ярость. Люди никогда не перестанут меня удивлять.
      За разговором Баррисс успела взять свою деку с полки и начала обход кроватей, сверяясь с показателями мониторинга, возникающими на деке, когда та опадла в информационное поле очередной кровати. Дроид шагал рядом с падаваном.
      – Ты и Джос за игрой говорили о том, что значит быть человеком, – напомнила она. – А ты считаешь себя отважным, И-Пять?
      – Я почему-то сомневаюсь что тот, кто действительно храбр, считает себя таковым. Я не верю, что падаван Ассант так считала.
      Они шли по узкому проходу между двумя рядами коек. Почти все они были заняты клон-содатами – одно и то же лицо, повторяющееся снова и снова. Только раны были разными.
      – Я говорил, что солдаты тоже генетически модифицированны – так, чтобы мало или совсем не чувствовать страха на поле боя, – произнес И-Пять. – Не могу не задуматься – не сделала их ли менее людьми ликвидация "гена страха"?
      Баррис не ответила. Ее внезапно поглотило осознание того, что последний кусочек головоломки лег на свое место. Она знала, что Джос захвачен какой-то мистической загадкой, и с уверенностью, свойственной тем, кто связан с Силой, вдруг поняла – какой. Джос – как многие существа, и даже некоторые джедаи – рассортировывал окружающих по удобным полочкам – удобным для него, по крайней мере. И клоны у него попадали в ту же категорию, что и дроиды – с единственным различием, что сделаны они из мяса и костей, а не из дюрастила и электроники. Ему было удобно рассматривать их с такой отстраненностью, было легче, если не удавалось спасти одного из них – хотя он все равно тяжело переживал. Джос не был равнодушным или огрубевшим существом, и не мог безразлично относиться к жизни, даже к той, которую считал органической автоматикой.
      Но потом объявился И-Пять – разумная, или, как минимум, очень близкая к тому машина – и внезапно жизнь стала совсем не такой упорядоченной. И если Джосу не удавалось поставить дроида ниже человека, то уж тем более он не мог сделать этого с клонами.
      Неудивительно, что в последнее время он выглядит ошарашенным. Его взгляд на жизнь выворачивается наизнанку
      Рука с виброскальпелем должна быть твердой. Нужно поговорить с ним. Или удостовериться, что он поговорит с психологом.
      Но – какие мудрые слова она должна найти, чтобы упокоить его смятение? Она так искушена в жизни, во все ее проявлениях, что может предложить настоящее решение его проблем? Куда более мудрые умы терпели неудачи с учениями, которые рассматривают галактику как четкий, предсказуемый механизм. Кто мы? Куда мы идем? В чем смысл жизни? У нее есть Сила, то, на что она всегда могла положиться, сколько сама себя помнит, и ее знания о ней растут с годами. Словно реликтовое излучение вселенной – Сила всегда с ней. У нее есть уверенность. Те же, кто не способен почувствовать спокойствие Силы – что есть у них?
      Что она может сказать человеку, чей вопрос не имеет простого ответа? И даже если он смог бы почувствовать Силу – что она скажет о жизни дроида или клона, или – кого-то еще? Сила – не инструмент, а основа этики и морали. Есть светлая сторона и есть темная сторона, и есть те, кто выбирает предложенное Силой. Обучение, как истинная природа разумной жизни? Это могут сказать где угодно.
      И все же… она целитель. Она может – хоть иногда – ослабить ярость мысленных штормов. В конце концов, спокойный ум – лучший инструмент для решения подобных проблем. Она не может ответить на вопросы Джоса, но может помочь ему найти тихое место, где он сам найдет ответы. Она может это сделать и – она это сделает.

      Шпион был известен под двумя кличками – "Линза" у "Черного Солнца" и "Столп" у сепаратистов. Во второй ипостаси он хмурился перед странными помехами на компьютерном голопроекторе. Для непосвященного небольшая отметка могла выглядеть всего лишь дефектом в построителе изображения. Для осведомленного же помеха была куда более информативна.
      Куратор на Дронгаре разослал еще одну серию чрезвычайно назойливых сообщений. Это раздражало. Из дюжины кодированых и отосланных писем ни одно не несло ничего существенного. Сообщения были совершенно банальны (смысл сводился к "Обратите внимание на боту…"), как правило, бесполезны, а хуже всего – убивали время полевого агента. Расшифровка это проклятой чуши занимала часы, и походила на плетение старинных фераличийских петель.
      В скучном, монотонном процессе шифр частично раскодировался с помощью ключевых данных из утренних голоновостей. Полученные серии чисел затем пробивались по специальной книге из библиоархива, обязательно такой скучной, что ее чтение могло остановить массовую поножовщину в кантине – "Аридианские процедуры производства агрикультурных удобрений на Литосе-Пять" или другое подобное словоблудие. Результат переводился с базового на симбиан – язык мертвый, но, к сожалению, за тридцать тысяч лет так и не похороненный – и каждое шестое слово менялось местами. Результатом кропотливой работы обычно становилось сообщение, сводящееся к: "Как дела?"
      Должно быть, куратору нечем заняться, и он к тому же параноик до мозга костей.
      "А это, – подумал Столп, – балансирует на грани глупости".
      Даже если кто-то умудрится перехватить одно из сообщений – что вряд ли – и даже если он будет лучшим ледорубом галактики и как-то разберется в шифре – что еще более вряд ли – знание о количестве ящиков фибианского пива доставленного в военную кантину на главной базе вряд ли оправдает затраченные усилия.
      Столп вздохнул. Вот так сепаратисты предпочитают вести дела, и с этим ничего не поделаешь. Сообщениями надо заняться – но не сейчас. Позже.
      Изрядно позже.
 

***

 
      Джос шел по медицинскому отделению, собираясь осмотреть прооперированного пациента, который недавно подхватил патогенную инфекцию. Пациент был мужчиной, человеком, офицером и не клоном – тем самым, с которым Джос и Зан возились несколько часов, пересаживая поврежденное шрапнелью сердце. Им повезло – еще пяток минут, и они потеряли бы пациента. После такого блистательного успеха хирургии отдать его какой-то второсортной гнилой заразе было просто неприемлемо. Даже притом, что в Ремсо стерилизация помещений была доведена до уровня искусства – время от времени случались заражения патогенными инфекциями. Эта оказалась особенно упрямой, не реагировала на обычные антибиотики широкого спектра действия, и к тому же никак не удавалось высеять ее культуру и идентифицировать ее.
      Прогноз был скверным. Если они не смогут распознать заразу, офицер не выживет.
      Когда Джос явился в изолированную палату, Зан уже был внутри воздушных "стен" и стерильного изоляционного поля, которые удерживали патогены от проникновения наружу или внутрь. В стороне от кровати, сразу возле поля, стояла закутанная фигура одного из Безмолвных.
      Джос никогда не особо не полагался на предполагаемую помощь от этого молчаливого братства в вопросах выздоровления пациентов, но с другой стороны – он не собирался отвергать ничего, что может помочь. И будь это эффект плацебо, спонтанное выздоровление, ремиссия, или что-то совершенно за пределами медицинского опыта Джоса – то, что присутствие Безмолвных рядом с пациентом сокращает срок выздоровления было фактом. Так что он кивнул фигуре, чье лицо было скрыто капюшоном. Безмолвный кивнул в ответ.
      Джос вошел в негромко треснувшее поле. Зан вздрогнул, словно кто-то ткнул его пальцем в спину, но, увидев Джоса, расслабился.
      – А, это ты.
      – Тоже рад тебя видеть.
      Джос заметил, что Зан держит в руке пустой одноразовый инъектор.
      – Извини. Я слегка на взводе.
      – Да, в последнее время надпочечники у всех работают во весь опор, – Джос взглянул на безвольную фигуру в кровати. – Как поживает наш новый герой с плаката "ужасы войны"?
      Пациент, Н'до Маэтрецис, пехотный майор выглядел несколько лучше, чем в последний раз, когда Джос его видел. Бледная сухая кожа возвращала свой нормальный здоровый блеск. Сняв плоский экран с картой со стены, Джос проверил состояние больного. Кровяное давление нормальное, пульс нормальный, содержание белых кровяных телец…
      Здрасте. Только посмотрите. Повышенное содержание белых телец показывает, что инфекция идет на убыль. И кривые – роста и пропорций специализированных белых телец, миоцитов и так далее – все в пределах нормы.
      Пациент выкарабкался.
      – Так-так, – проговорил Джос. – Похоже, у кого-то целительные руки джедая. Или хотя бы пальцы.
      Кожа вокруг рожек Зана покрылась крапинками – забракианский эквивалент человеческого румянца. Он сунул пустой инъектор в карман комбинезона.
      Джос поднял бровь.
      – Ты внезапно проникся привязанностью к инструментам? Собираешься позолотить его и поставить на каминную полку?
      – Извини, что?..
      – С каких пор пустые инъекторы не выбрасывают в мусорку? – Джос махнул в сторону ящика неподалеку от кровати.
      – А. Извини – похоже, мозги заклинило, – Зан вытащил инъектор и швырнул его в мусоросборник.
      Джос проводил инъектор взглядом и замер. Чистая пластоидная наклейка была именно чистой. Пустой. Ни заметок с указанием, что за лекарство в нем было. Ни номера партии. Ничего.
      Так просто не бывает.
      Пациент, который сейчас просыпался, пробормотал, что он чувствует себя гораздо лучше. Джос пробурчал что-то врачебно-вежливое, автоматически проверил состояние человека, а затем взглянул, подняв бровь, на Зана.
      – Доктор Янт, могу я побеседовать с вами наедине?
      На улице Джос затащил Зана в полосу тени и относительной прохлады.
      – Итак. Что это было?
      – Что было? О чем ты говоришь?
      Зан не смотрел Джосу в глаза.
      – Я говорю про пациента, который избавился от смертельной вторичной инфекции так быстро, что его карта аж дымилась. А еще я говорю про фокусы с немаркированными инъекторами.
      Зан мялся несколько секунд, потом покорно вздохнул.
      За эту короткую паузу Джос внезапно догадался – что произошло.
      – Ты этого не делал, – ужаснулся он.
      – Сделал, – ответил Зан.
      – Зан, у тебя что – рога режутся? Ты знаешь, чем рискуешь? Если тебя поймают – ты угодишь под трибунал!
      – Если ты видишь тонущего собрата по разуму, а прямо у твоих ног лежит веревка – ты будешь думать о том, что тебя могут обвинить в ее краже?
      – Если будет изрядный шанс на то, что на ней меня и вздернут – буду. Это не одно и тоже.
      – Нет? Мы на планете, где море самого волшебного эликсира во всей галактике – ты за пять минут можешь дойти до здоровенного поля. Мы попробовали все остальное на этом парне, Джос – макромолекулярная регенерация, наноклеточные импланты, мазерная коагуляция – ничего не работало. Человек умирал. Ты читал врачебную литературу, расхваливавшую боту – адаптоген способен вылечить все, кроме дурного настроения, у большинства гуманоидных фенотипов. У нас были пациенты которые умерли от инфекции – которых мы, возможно, вылечили бы одним ее уколом, – Зан в отчаянии поднял руки. – Я не мог просто смотреть, как он умирает. Когда был небольшой шанс…
      Джос открыл было рот, но не сказал ни слова. Что тут скажешь? Бота была ценна – настолько, что Республика объявила ее использование строго карающимся преступлением. Растение, в конце концов, было тем из-за чего и они и сеператисты оказались на Дронгаре. И, какая ирония, – местным Ремсо запрещено ее использовать из-за цены на внешнем рынке.
      Прежде, чем Джос смог что-то сказать, Зан продолжил:
      – Никто не хватится нескольких кустов. Здесь повсюду в низинах есть маленькие делянки боты, о которых никто даже не знает. Сорвать несколько листов сунуть в карман потом обработать вручную… кто узнает?
      – Зан…
      – Да ладно, Джос, ты же знаешь, что куча местных негуманоидов шныряют тут и собирают ее для расслабухи. Фильба блаженствовал под целый ее кальян, считай что каждую ночь. Все знают – что она с ними делает и все смотрят в сторонку, если никто не начинает жадничать. По крайней мере, я ее использовал чтобы спасать жизни – чем, как говорят, вроде бы занимается и сама Республика. Разве жизнь кого-то в куче парсеков отсюда более ценна чем та, что в соседней комнате? Разве я могу сидеть, сложа руки, и дать им умирать, не попробовав все, что в моих силах?
      – Не ты начал эту войну, Зан. Ты не в ответе за всех, кого она коснулась.
      – О, прекрасно. Это говорит парень, который как-то проломил стенку, когда потерял пациента с синдромом Дракнхара – с которым не справился бы весь корускантский госпиталь и толпа джедаев с Безмолвными в придачу?
      Совершенно лишившись дара речи, Джос уставился на друга – и не увидел в нем ничего, кроме врача, который относится к своей работе так же серьезно, как и он сам. Он вздохнул.
      – Хорошо. Но тебе надо быть осторожней – тут много глаз, получше, чем мои, которые могут заметить чистый инъектор.
      – Понял. Теперь я их обязательно буду маркировать, – кивнул Зан. – Я даже буду подкрашивать вытяжку, чтобы она выглядела как полибиотики или спектацилин. Никто не заметит, Джос.
      – Надеюсь, что нет, – согласился Джос. Потому что если кто заметит – твою карьеру раскатают тоньше чем майнока в черной дыре.
      Зан оскалился, хлопнул друга по плечу, и они вдвоем вернулись в здание.

      Ден Дхур был не из тех, кто способен долго сидеть без дела. Несмотря на маску скучающего циника, делающего свое дело лишь потому, что оно окупает его расходы на выпивку, самое большое удовольствие в жизни он получал от своей работы. И, несмотря на охотящегося на него адмирала, он не мог просто запереться в своей комнате – ну, если точнее, он не мог этого сделать именно потому, что адмирал за ним охотится. Первый вопрос, на который надо ответить при расследовании, как сказал ему однажды старый офицер полиции, таков: что сейчас выглядит иначе, чем раньше? Любое изменение в поведении – повод к подозрениям. Если банк был ограблен, а дежуривший охранник внезапно уходит в незапланированный отпуск или приезжает на работу на новом и весьма дорогом спидере… если у него не сыграл недавно в ящик богатый дядя, оставивший мешок кредиток, или ему не повезло на дакс-кошачьих бегах – скоро у него появятся друзья. Друзья в униформе, с акустическими пистолетами и парализаторами.
      Репортер Ден Дхур обычно не проводил дни, запершись в комнате, и он точно не собирался делать это сейчас. Потому он и оказался под надоевшей дневной жарой, и ходил по пятам за инструктором Ремсо по рукопашной.
      Осторожно. Очень осторожно.
      Не слишком хорошая мысль – привлечь внимание существа, которое может – если пожелает – прибить его, не заметив. Существа, которое продемонстрировало свою способность и готовность прерывать жизни, которое было застукано за этим. Существа, которое прославилось охотой и убийством.
      Существа вроде Фоу Джи.
      Ден скользнул в тень, отбрасываемую зданием, порадовался относительной прохладе и поглядел на свою жертву. Включил и настроил маленькую камеру. Немного лишнего материала не повредит. Лучше заполучить много и потом порезать, чем собрать слишком мало и растягивать. Устройство не было таким изощренным, как лунная моль, но свою работу делало хорошо.
      Фоу Джи набрал примерно около дюжины учеников, по большей части людей, и сейчас они разминались на поляне, покрытой короткой розовой травой, позади кантины. Широколистные деревья давали немного тени упражнявшимся в боевых искусствах, но все равно от усилий обильно покрывались потом те, кто сбрасывал тепло таким образом, а те, кто использовал другие способы, часто дышали, дрожали конечностями или выбрасывали щупальца или воздушные мешки – у кого что было для предотвращения перегрева.
      – Каково Первое Правило? – спросил Джи. Его обманчиво мягкий голос далеко разносился во влажном утреннем воздухе.
      – Всегда быть готовым, – в унисон откликнулся класс.
      – Именно. Ты не вешаешь свой боевой дух на шляпную вешалку, когда входишь в свой домик. Ты не оставляешь его на полке, когда моешься, ты не кладешь его на прикроватный столик, когда засыпаешь. Если он не является частью тебя – он бесполезен, и…
      Без малейшего намека на то, что собирался делать, Джи быстро шагнул влево, взмахнул по короткой дуге кулаком и ударил высокого худощавого мужчину в солнечное сплетение.
      Человек издал "Оох!" и, шатаясь, отступил на шаг назад, вскинув руки в запоздалой защитной стойке,
      – Слишком поздно! – рявкнул Джи, достаточно громко, чтобы у Дена, прячущегося в тридцати метрах от них, пробежал мороз по хребту.
      Человек припал на одно колено, его лицо исказилось от боли. Заметив, что Джи смотрит на него, он поспешно поднялся на ноги.
      – Дуэли – это развлечение, – бросил Джи. – Дуэли происходят, когда ты и твой противник знают, что случится хотя бы в общих чертах. Дуэли чисты, опрятны и имеют правила. Матч на ринге может тебя убить, но ты готов к этому. Ты знаешь – кто твой враг, ты знаешь – где он, и не будешь удивлен, когда он выйдет к тебе.
      В реальной жизни у тебя не будет такой роскоши. Ты можешь сидеть на толчке, когда кто-то нападет на тебя. Мыться, спать или работать с таким вот классом. Теперь. Какое Первое Правило?
      – Всегда быть готовым, – рявкнули они хором.
      Джи шагнул к группе. Все, как один, сделали шаг назад. Некоторые вскинули руки. Один чуть выдвинул нож из ножен.
      Джи ухмыльнулся.
      – Уже лучше. Так. Первая Стойка.
      Ученики приняли стойку – одна нога вперед, одна рука выше, другая ниже. Джи прошелся среди них, тут и там касаясь рук или ног, подправляя позы. Все в группе наблюдали за ним, и даже оттуда, где спрятался Ден, можно было заметить их напряженное внимание.
      Ден тряхнул головой. Этот Фоу Джи плохой человек, в этом нет сомнений. У репортера уже хватало материала, но он оставил камеру продолжать запись. Он уже знал, под каким углом покажет эту историю: "Фоу Джи, смертоносный головорез, которого в мирное время, скорее всего, отправили бы за решетку, чтобы защитить добропорядочных граждан. Но сегодня его жестокие наклонности поощряются – на поле боя ему позволено убивать и считаться героем, а не злодеем. Что думает об этом публика? Точно зная, что тут есть кто-то столь необузданный и жестокий – и что он определенно на их стороне?"
      Ден знал, что может выставить все так, что они ужаснутся. Еще несколько эпизодов, раскрывающих жестокость и безжалостность человека, и цивилизованные существа отвернутся, побледнев от отвращения.
      Дхур усмехнулся. Вот что он делает – и делает хорошо. Конечно, никогда нельзя быть уверенным в том, как отреагирует публика, но он узнавал хорошую историю, когда ее видел, и, несмотря на все, что мог упустить, – он точно мог сказать, что эта история хороша.

      Толк, решил Джос, сознательно издевается над ним.
      Она знала, как она его волнует – благодаря своей природе женщины и воспитанию своего народа – и она делала все, кроме одного: не давала ему открытого приглашения разделить с ней все, что будет угодно его сердцу.
      Джос мыл руки в комнате предоперационной подготовки; привычные десять минут – вымыть с мылом, вычистить под коротко остриженными ногтями, затем повторить процедуру; пусть даже необходимость в этом отпала еще задолго до его рождения. С появлением полей стерильности и кожеперчаток не осталось шансов, что какой-нибудь патоген попадет к пациенту из-за того, что хирург мыл руки девять минут вместо десяти; но Джоса учили консерваторы, ценившие старые обычаи. Так что он мыл, смотрел на часы и размышлял.
      Старые обычаи. В его мире только для молодых и холостых было приемлемо умчаться куда-нибудь в галактику и насладиться компанией внешника. Об этом не говорили в приличном обществе, но такое все же происходило. Затем увлечения юности оставались в своих системах, и наступало время вернуться домой, выбрать супруга из хорошей местной семьи и остепениться.
      Но даже в свои молодые и шальные годы Джоса никогда не прельщали мысли о случайных связях. Они бывали, разумеется, но его тяготила их бесплодность. В глубине души Джос знал, что в его жизни будет только одна любовь и что он будет верен ей, что бы там ни было до того, как он ее встретил.
      Но сейчас – рядом была Толк. Очаровательная. Опытная. Заботливая. Желанная. Умная и – Джос знал это – даже слишком понимающая. Она манила его. Он хотел узнать ее, понять ее скрытые чувства, увидеть, было ли реальностью то, что он находил в ней. Будь у него другое происхождение, он бы еще взломал записи ландспидера, чтобы последовать за ней и увериться, что она, в самом деле, его единственная. Но она не могла стать единственной для него: его семья, его культура и пожизненный долг перед ними обоими вырывали ее из его рук. Она была не из его народа. Она была внешницей. Не было ни клятвы, ни церемонии, ни ритуала, которые могли бы это изменить. Она не могла стать одной из них.
      Джос буквально разрывался на части.
      Толк, разумеется, знала про эту культурную проблему. Она могла бы деликатно держаться в стороне во избежание всяких возможных проблем. Но она этого не сделала.
      И с чего бы это, а, простачок Джос? Хмм…?
      Джос ожесточенно потер костяшки пальцев. Какой розовой стала тут кожа. Чистая. Очень чистая.
      Толк не уходила по простой причине – он желал ее и не только телесно. И она знала это. И явно желала того же, потому и не была обижена его мыслями. И в этом-то и состояла настоящая проблема…
      – Я бы не советовала тебе полностью счищать кожу, Джос. Попадет в перчатки гной – и привет.
      Помяни искусительницу – и оп! она уже на месте!
      Он пробормотал что-то.
      – Извини? Я не расслышала.
      Джос машинально продолжал мыть руки, словно персонаж из старой голодрамы, которому казалось, что, как бы усердно он ни отмывал руки, – на них все равно остается кровь его отца. Как там его звали?..
      Он сделал глубокий вдох. Может, хоть так получится…
      – Слушай, Толк. Я… ммм в смысле… э.., – Проклятье, как это тяжело! Термин "смешанные чувства" и близко не подходит к тому, что он чувствует. Тут больше подходит: "хорошо взболтанные чувства".