Как царского гуру, Самтена Гьяцо часто призывали во дворец для проведения различных религиозных церемоний. Приезжая туда, он всегда останавливался в старом дворце (царь с семьей жили в новом). В новом дворце был зал собраний, называвшийся Квадратный Зал; именно там с крайней надменностью восседала вся знать, крупные чиновники и министры. Царь, отличавшийся необычным поведением, не позволил установить там мягких сидений, и министрам с чиновниками, невзирая на их высокое социальное положение, приходилось сидеть на голых деревянных скамьях. Они сидели на простых скамейках, одетые в роскошные «чуба» с длинными рукавами; но когда вставали, то ходили, высоко задрав нос и не замечая простых людей.
Каждое утро Самтену Гьяцо по дороге к царю приходилось проходить через Квадратный Зал. Часто он слегка покашливал перед тем, как войти туда. Когда благородное собрание слышало приближающееся «покашливание», все тут же пытались вскочить. Иногда они пытались встать, опираясь на плечо соседа; поскольку те использовали ту же опору, все оказывались в куче на полу и, барахтаясь, пытались встать на ноги. Все они боялись Самтена Гьяцо до судорог.
Мне часто приходилось бывать одним из двух слуг, сопровождавших Самтена Гьяцо во время его визитов в жилые апартаменты царской семьи. Когда Самтен Гьяцо входил в комнату, принц-наследник и принцессы немедленно бросали всё, что они делали, и вскакивали на ноги. Сам король к этому времени давно передал бразды правления принцу и почти не выходил из медитационного ритрита.
Самтен Гьяцо никогда ни под кого не подлаживался, никогда никому не льстил. Он говорил очень прямо. Если что-то было правдой, он говорил, что это правда; если что-то не было правдой, он говорил, что это неправда, ничего не добавляя от себя, ничего не скрывая. Он никогда не говорил обиняками. Если кто-то в его присутствии начинал превозносить его замечательные качества, он не давал им даже возможности договорить. Скажи при нём кто-нибудь: «Ринпоче, вы такой учёный…» или: «Вы, должно быть, высокореализованы…» — и он начинал ругаться. Этого он совершенно не выносил.
Самтен Гьяцо придерживался «стиля скрытого йогина», т. е. никому не демонстрировал своих достижений и никогда не вёл себя как некто «особенный». Он никогда не благословлял людей, кладя им руку на голову, никогда не позволял простираться перед собой и никогда не садился на почётное место. Большую часть первой половины своей жизни он провёл в отшельничестве, в пещерах. Если он и владел особым пониманием или особенными возможностями, он никогда их никому не демонстрировал. Он не строил храмов и не устанавливал статуй. В течение первой половины его жизни при нём всегда находились четыре-пять личных писарей. По его настоянию была сделана копия полного Чоклинг Терсара, а это почти сорок томов. На самом деле, единственное в его жизни, к чему он приложил какие-то усилия, — это изготовление точной копии Чоклинг Терсара.
Как же тогда случилось, что он занял пост ваджра-мастера? Дело было так. 15-й Кармапа хотел получить передачу Чоклинг Терсара от Цеванга Норбу, сына Чокгьюра Лингпа. В это время Цеванг Норбу прибыл в Центральный Тибет и находился в Лхасе, в доме своего жертвователя. Кхакъяб Дордже послал за ним, и Цеванг Норбу согласился дать ему эту передачу. К несчастью, его тщеславный жертвователь, не желая отпускать ламу, исполнявшего религиозные церемонии у него в доме, начал чинить препятствия этому отъезду. Вскоре Цеванг Норбу умер, так и не успев доехать до Цурпу и дать передачу Чоклинг Терсара.
Тогда Кармапа послал за племянником Цеванга Норбу, Терсей Тулку. Терсей Тулку был перерождением брата Цеванга Норбу, ещё одного из сыновей Чокгъюра Лингпа, который умер в молодости и вскоре переродился сыном дочери Чокгъюра Лингпа, Кончок Палдрон. Он был младшим из четырёх её сыновей, братом Самтена Гьяцо и моим дядей. Терсей Тулку был весьма учёным и крайне скрупулёзным человеком. Он имел полное право на передачу Чоклинг Терсара и передал бы его точнейшим образом. Так что, когда Терсей Тулку прибыл в Центральный Тибет, Кармапа послал за ним с просьбой приехать в Цурпу.
Кармапа послал к Терсей Тулку своего самого доверенного слугу, монаха из провинции Голок по имени Джампал Цултрим. Джампал Цултрим происходил из хорошего рода. Хоть он и прислуживал Кармапе, он и сам был мастером. Джампал Цултрим был писцом Кармапы и очень чистым монахом. Помимо этого, он был очень надёжен и обладал внушительной внешностью; поэтому Кармапа и послал с этим заданием именно его. Однако, как все голокцы, Джампал Цултрим был своенравным и самоуверенным человеком. Он приехал к Терсей Тулку и сказал ему: «Кармапа просит тебя приехать в Цурпу и дать ему передачу Чоклинг Терсара». А надо сказать, что Терсей Тулку (подобно своему брату Самтену Гьяцо) принадлежал к типу «скрытых йогинов»; поэтому он сразу отказался, сказав: «Это полная нелепость! Как может пёс класть лапу на голову человека? Зачем ты просишь меня об этом?». Гелонг Джампал Цултрим сказал: «Это не я прошу тебя; это Кармапа приказывает тебе. Ты хочешь нарушить самайю, связывающую тебя с ним?». Терсей Тулку сказал: «Нет; он бодхисаттва десятого бхуми. Я же не более чем пёс; я — ничто. Как я могу брать на себя роль его гуру и давать ему посвящения? Об этом не может быть даже разговора; как я могу сделать такое?». Между ними начался жаркий спор; в конце концов гелонг Джампал Цултрим дал ему пощёчину, крикнул: «Подонок!», — и ушёл. Он вернулся к Кхакъябу Дордже и сказал: «Это невозможный человек; хуже любого подонка! Я спорил с ним, но он напрочь отказался приехать». 15-й Кармапа не расстроился по этому поводу, сказав лишь: «Это ничего. Посмотрим. Может быть, что-нибудь в итоге и получится».
Затем Кхакъяб Дордже пригласил Самтена Гьяцо в Цурпу, но не стал объяснять, зачем требует его приезда. Через какое-то время после прибытия в Цурпу Самтена Гьяцо вызвали в личные покои Кармапы. Войдя туда, он увидел трон, покрытый дорогими тканями, корону и другие атрибуты ваджра-мастера. Кармапа велел ему сесть на трон. Поначалу Самтен Гьяцо было запротестовал, но Кармапа сказал: «Я приказываю тебе сесть на трон. Отныне я назначаю тебя на пост ваджра-мастера».
Но не один только Кармапа принудил Самтена Гьяцо стать ваджра-мастером; задолго до этого Цеванг Норбу сделал то же самое. Однажды Цеванга Норбу пригласили в Ривоче дать посвящения «Ринчен Тердзё». Поскольку Чокгъюра Лингпа уже не было в живых, в Ривоче хотели получить эти посвящения от Джамгона Контрула, — но он был уже слишком стар и слаб. Кхьенце был тоже очень стар. Поэтому Кхьенце с Контру-лом решили послать сына Чокгьюра Лингпа, Цеванга Норбу, в качестве своего представителя, чтобы он дал в Ривоче «Ринчен Тердзё». При этой передаче присутствовало много великих тулку, включая два воплощения самого Чокгъюра Лингпа.
Каждый вечер после церемоний тулку и великие ламы собирались в личной комнате Цеванга Норбу для обсуждений и вопросов-ответов. Как-то ночью они обсуждали будущее Чоклинг Терсара. А надо сказать, что сам Цеванг Норбу был человеком огромного роста, с пронизывающим взглядом и внушительным обликом. Он сидел молча и сердито смотрел на собравшихся. Затем неожиданно указал пальцем на Самтена Гьяцо, тихонько сидевшего у двери, и сказал Терсею Тулку («Терсей» значит «сын тертона»): «Ты думаешь, что ты воплощение сына Чокгъюра Лингпа!». Затем, глядя на двух Чоклинг тулку, он сказал: «Вы двое думаете, что вы — воплощения самого Чокгъюра Лингпа. Все вы трое думаете, что представляете из себя что-то особенное! Но вас не сравнить вот с этим!»
Указывая на Самтена Гьяцо, он продолжил: «Он будет гораздо важнее вас для поддержания линии». Сам Самтен Гьяцо был очень напуган этим заявлением. Хотя Цеванг Норбу и был его дядей по матери, всё равно, все его немного побаивались. Когда он говорил подобные вещи, пророчества его западали в душу.
Когда много лет спустя Цеванг Норбу уезжал в Центральный Тибет, он, казалось, знал, что больше не увидит Самтена Гьяцо. Он короновал его у себя в комнате и передал ему ваджру и колокольчик со словами «Я поручаю тебе линию Чоклинг Терсара. Отныне тебе придётся передавать её дальше». Хотя Самтен Гьяцо и запротестовал, Цеванг Норбу возложил на него эту ответственность. Вот почему, когда, много позже, Кармапа вызвал его в Цурпу, Самтен Гъяцо не стал отказываться. Он сказал: «Хорошо», — и дал посвящения.
Когда Самтен Гьяцо давал Кхакъябу Дордже полную передачу Чоклинг Терсара, Кхакъяб Дордже жил не в самом Цурпу, а в месте своего ритрита над монастырём. В это время он был уже пожилым человеком. Незадолго до этого он вновь женился и его супругу звали Кхандро Ченмо, что означает «Великая Дакиня Кармапы». Тогда ей было около шестнадцати; Кармапа умер тремя годами позже, когда ей было девятнадцать. Терсей Тулку тоже был там в это время. Как только его брат согласился дать Кармапе посвящения, Терсей Тулку перестал стесняться приезжать в Цурпу. По вечерам они подолгу разговаривали с Кхакъябом Дордже, часто засиживаясь заполночь; после чего Кхакъяб Дордже шёл в свои покои. Однажды, выйдя от Самтена Гьяцо, Кармапа сложил ладони вместе и сказал Кхандро Ченмо: «В наши времена, возможно, один только Самтен Гьяцо владеет подлинной реализацией тайной сути Великого Совершенства». Такова была чистая оценка Кармапы. Много лет спустя мне это рассказала сама Великая Дакиня.
Быть возведённым в ранг ваджра-мастера иногда бывает проблематичным. Но Самтен Гьяцо был вопреки своей воле возведён в этот ранг своим коренным гуру, Цевангом Норбу, и Кхакъябом Дордже. Сам Самтен Гьяцо никогда никому не рассказывал об этом. Но незадолго до его смерти я проводил много времени в его комнате. Он лежал на постели, а я спал на полу у него в ногах. Однажды ночью мы разговаривали, и Самтен Гьяцо вдруг впервые заговорил о своей тайной реализации. Тут-то он и рассказал мне описанные выше истории о своих отношениях с Кхакъябом Дордже, Цевангом Норбу и т. д. За исключением этого разговора, он никогда не делился ни с кем этой глубоко личной информацией.
«С этого момента, — сказал он мне, — я действительно оказался во власти одного из четырёх Мар, демона отвлечения, называемого „сын неба“. До этого моим единственным стремлением было находиться в пещере и заниматься практикой. Но с того момента, как Кармапа принудил меня стать ваджра-мастером, мне пришлось начать вести себя как ваджра-мастер — давать посвящения, передачи на чтение и т. п.». До этого ему никогда не приходилось заниматься ничем подобным. Он всегда уходил от этого. Но с этого момента ему пришлось занять положение ваджра-мастера. Когда мы вглядываемся в прошлое, не остаётся никакого сомнения, что именно он стал человеком, ответственным за широкое распространение учений Чоклинг Терсара.
Сам Самтен Гьяцо говорил: «Я всегда был счастлив просто жить в пещерах. У меня никогда не было ни намерения, ни желания вести себя как лама. Когда мне было восемь лет, я был введён в природу своего ума, и я остаюсь в ней, насколько это возможно, и по сей день». Поэтому, когда Самтен Гьяцо стал старше, он часто думал: «Лучше бы я оставался в пещерах; вместо этого я попал под власть отвлечений». И это не пустые слова; он на самом деле чувствовал именно это. У него не было амбиций стать ваджра-мастером или сидеть выше, чем кто-либо другой. Однажды он сказал мне: «Достижение успеха называется, на самом деле, приятным препятствием. Неприятные препятствия легко всем видны; что же до приятных препятствий, то люди редко распознают в них препятствия». Неприятные препятствия — это заболеть, опозориться или быть замешанным в скандале; пережить несчастье и т. п. Большинство практикующих справляются с ними. Они опознают в подобных ситуациях препятствия и используют их как часть пути. Но приятные препятствия — стать знаменитым, иметь много учеников и внешне действовать на благо других — гораздо более обманчивы. Человек начинает думать: «Вот это да! А я ведь действительно кое-что из себя представляю! Я приношу пользу многим существам. Всё идёт великолепно!». Человек не сразу замечает, что стал жертвой приятных препятствий; именно поэтому они представляют из себя такую большую опасность на пути практикующего. Самтен Гьяцо предупреждал, что люди редко опознают эти препятствия. Они обычно просто думают: «Моя способность приносить благо другим растёт!». Именно это человек и говорит себе, когда не замечает, что стал жертвой препятствий.
ВНИМАНИЕ
Существуют два рода внимания: сознательное и самопроизвольное, т. е. внимание без сознательного усилия. Поначалу, когда человек практикует сознательное внимание, он может ясно различить — отвлекается он, или нет. Самопроизвольное внимание, конечно, возможно, если вы человек наивысших способностей — человек мгновенного типа, которому, в сущности, нет даже необходимости преодолевать путь. Однако для большинства людей, особенно в системе Махамудры, абсолютно необходимо развитие сознательного внимания. Иначе, полагаясь только на самопроизвольное внимание, вы можете даже не замечать — отвлекаетесь вы или нет. Или, что ещё хуже, вы можете убедить себя, что вообще никогда не отвлекаетесь. Чтобы не оказаться в такой ситуации, лучше практиковать сознательное внимание — даже несмотря на то, что оно является тонким умопостроением — и постепенно переходить к самопроизвольному вниманию.
В учениях Махамудры часто можно встретить термин «изначально присущая природа». Это не что иное, как природа будды. Тренировка состоит в том, чтобы просто привыкнуть к этой природе, как бы она ни называлась — Махамудра ли, Мадхьямика или Дзогчен. Это разные названия одного и того же естественного состояния. Но, чтобы тренироваться в нём, сначала нужно быть введённым в истинное воззрение и узнать его. В Махамудре, как только практикующий узнаёт воззрение, он делает своё внимание путём; таким образом тренируются в этом созерцании. Если внимание потеряно, то мы уходим в сторону и оказываемся в «чёрном растворении» обычных привычек-тенденций. «Чёрное растворение» означает, что человек совсем забывает о практике и просто регрессирует в повседневную деятельность. Вся практика остаётся позади. Так что, либо мы помним воззрение и поддерживаем его, либо практика уничтожена. Нам нужно знать, когда мы отвлекаемся. Логическое мышление — это отвлечение, но как только мы узнаём сущность мыслей, мы приходим к не-мысли. Вот цитата из «Дождя Мудрости» Джамгона Лодрё Тайе: «Внутри сложности я обнаружил Дхармакайю; внутри мысли я открыл немысль».
Человек наивысших способностей может сразу же прийти в состояние «внимания без усилий» Но для этого нужно быть кем-то, кто обладает непрерывностью тренировки из предыдущей жизни; кем-то, кто переродился здесь с очень сильной предрасположенностью к этому виду практики. Очевидно, что большинство людей не принадлежит к этой категории. Большинство из нас не имеет наивысших способностей, так что нам не обойтись без напоминания самим себе о воззрении путём сознательного внимания.
Нам требуется сознательное напоминание, чтобы возвратиться к воззрению. Мы теряем воззрение, потому что перестаём уделять ему всё наше внимание. Наш ум отвлекается и к воззрению нас возвращает именно наше «сознательное внимание». Это подобно тому, как если бы вы хотели включить свет в комнате — необходимо сознательное действие. Нужно нажать пальцем на выключатель; свет не может включиться сам по себе. Аналогичным образом, если начинающий не будет волевым усилием напоминать себе, что нужно помнить воззрение, узнавания природы ума не произойдёт. Как только мы замечаем, что наши мысли опять разбежались, мы думаем: «Я отвлёкся». Поняв кто отвлекается, вы автоматически снова приходите к воззрению. Это и есть напоминание — не более того. Это — как использование выключателя. Когда свет включился, нажимать на выключатель больше не нужно. Через какое-то время мы снова забываем и мысли снова разбегаются. В этот момент нужно снова применить сознательное внимание.
Это хорошая иллюстрация знаменитой фразы: «Искусственное приводит к естественному». Сначала примените метод; затем, достигнув естественного состояния, просто дайте этому состоянию длиться. Конечно, через какое-то время наше внимание опять начнёт блуждать. Мы даже можем не заметить, как отвлекаемся; отвлечение бывает тонким и ловким, как вор. Но, заметив отвлечение, применяйте сознательное внимание и оставайтесь в естественном состоянии. А это естественное состояние и есть внимание без усилий.
Здесь важно чувство естественной непрерывности. Ударьте по колокольчику — звук будет длиться какое-то время. Точно так же, благодаря сознательному вниманию, вы узнаёте суть, и это узнавание продолжается какое-то время. Так же, как не нужно всё время нажимать на кнопку выключателя, однажды включив свет, нет необходимости продолжать бить по колокольчику, чтобы звук длился. Узнавая суть ума, вы просто даёте всему быть, как оно есть. Оставьте всё как есть, и это будет длиться какое-то время. Это называется «поддерживать непрерывность». «Неизмышленность» означает «не уходить в сторону от этой непрерывности».
Основное препятствие в нашей практике — отвлечение. В тот момент, когда вы узнаёте суть ума, вы видите, что видеть там нечего. В этой точке нет медитации; это видно в тот момент, когда вы смотрите. Когда вы узнаёте, просто оставьте всё, как оно есть, не пытаясь что-то сделать с этим или улучшить это; это и называется неизмышленностью. Как только эта непрерывность теряется, мы отвлекаемся, и наши мысли разбегаются. Внутри непрерывности нет отвлечений; отвлечение там невозможно. Потеря непрерывности — то же, что отвлечение, или, другими словами, забывание. Тренированный практик замечает, что созерцание потеряно. В тот момент, когда вы замечаете: «Я потерял созерцание. Я отвлёкся», — узнавайте опять, и вы сразу же увидите пустоту. И здесь — оставьте всё, как есть. Не нужно беспокоиться или бояться по этому поводу; это только умножит мысли. Откуда приходят мысли? Они — не что иное, как выражение осознавания. Осознавание — пустота; его выражение — мысль.
В учениях Кагью говорится: «Поначалу мысли — как снежинки, падающие на поверхность озера». Озеро — это скопление воды. Снежинки — тоже вода. Когда они встречаются, они смешиваются неразделимо. При узнавании природы ума мысль не может более существовать сама по себе. Она просто исчезает. Наша природа — пустота; природа мысли — тоже пустота. Момент, когда в том, кто думает, мы узнаём воспринимающую пустоту, напоминает падение снежинки на гладь озёрной воды.
Это, конечно, отличается от процесса мышления обычного человека, активно вовлечённого в гнев, желания или тупость. Его мысли похожи на отметки, вырубленные в камне. От них остаётся кармический след. А мышление йогина, напротив, похоже на рисование пальцем по воде. Мысль возникает; суть узнаётся; мысль исчезает. Мы не можем просто так — взять и уничтожить все свои мысли. Однако, снова и снова узнавая суть, мы приходим к тому, что активность мыслей стихает.
Сама по себе суть полностью свободна от рассудочного мышления. Однако, в то же время, её проявления являются рассудочным мышлением.
Не обращайте всё ваше внимание на проявления Лучше узнайте суть; тогда проявления лишатся силы и нигде не смогут более продолжать своё существование. В этот момент проявление просто рушится или саморастворяется обратно в сути. С тем, как мы становимся всё более и более стабильны в узнавании сути, свободной от рассудочного мышления, её проявление — само рассудочное мышление — становится всё более и более беспочвенным и ни на чём не основанным. А с тем, как рассудочное мышление постепенно стихает и в конце концов совсем исчезает, что ещё остаётся такого, что смогло бы вновь принудить нас скитаться в сансаре? Сама основа сансарического существования — это не что иное, как рассудочное мышление.
Когда непосредственно видишь пустоту, ни одна мысль не может продолжать существовать, так же, как ни один объект не может висеть в воздухе. Пока мы не узнаем пустоту, нас несёт непрекращающийся поток мыслей. Мысль за мыслью — вот как день и ночь работает сознание любого живого существа. С безначальных времён до сегодняшнего дня, жизнь за жизнью, наши мысли следуют одна за другой, как бусины в бусах. Однако сутью каждой из этих мыслей является пустота, если бы мы только могли узнать её.
Снова и снова вы слышите одно и то же: «Узнавайте суть ума; добейтесь стабильности в этом узнавании». На самом деле, эта фраза значит только одно — нужно снова и снова смотреть в то, что думает. Нужно опять и опять узнавать отсутствие, или пустоту, этого «думающего», пока, наконец, не ослабнут силы нашего заблуждающегося мышления, пока оно не исчезнет без следа. А когда оно исчезнет, что сможет помешать состоянию просветления?
Природа будды — это нечто, что уже есть в нас. Она не продукт практики медитации; её не нужно «копить» или «достигать». Однако, пока мы не узнаем её, нам нет никакой пользы от её наличия. Все наши мысли появляются из природы будды, они — её проявление, подобно тому, как солнечные лучи обязаны своим появлением солнцу. Ведь нельзя же сказать, что солнце происходит из солнечных лучей. Вот почему, для начала, нужно смотреть в суть ума, пока вы не «установите естественное состояние» совершенно ясно. А как только естественное состояние установлено, исчезает необходимость заглядывать туда или сюда. Это больше не имеет значения. На этом уровне в пустоте присутствует изначально ей свойственная стабильность. Нигде в мире, нигде под небесами вы не найдёте более эффективной тренировки для достижения состояния будды. Если бы где-то был лучший путь, можно было бы, по крайней мере, искать его. Но, как сказано: «Исследуйте всю Вселенную. Вы не найдёте пути лучше этого». Даже если бы вы смогли подробно исследовать каждую вещь во всей Вселенной, вы не нашли бы метода лучше. Так что тренируйтесь именно в этом.
Неважно, как мы называем нашу практику — Махамудра или Дзогчен. Гораздо важнее, что «вспомнить об узнавании» и непосредственно узнать нужно одновременно, без малейшего промежутка времени между одним и другим. Нам нет необходимости пускаться в пляс, припомнив, что нужно узнать суть, и только потом садиться и узнавать её. Из этого не нужно делать представления. Не нужно ехать направо, потом налево, потом глядеть вверх, потом вниз и только потом узнавать. В тот самый момент, когда вы созерцаете, очевидно, что нет «ничего», что можно было бы созерцать. Это ясно видно, как только вы начинаете смотреть. В момент созерцания мысли исчезают. Не правда ли, не слишком обременительно практиковать нечто, настолько простое? Это называется также Праджняпарамита, Запредельная мудрость; запредельная, потому что она — вне, или по «ту сторону» рассудка. И это запредельное знание не лежит где-то в стороне от нашей дороги; нам не нужно брать чуточку левее или чуточку правее или рыть чуточку глубже. Если бы дело обстояло так, было бы сложно узнать это состояние — мы могли бы его не найти.
Когда вы указываете пальцем на пространство — вы сначала указываете, а потом соприкасаетесь с ним, или же соприкосновение происходит в тот самый момент, когда вы указываете? Есть ли что-нибудь между кончиком вашего пальца и пространством; разделяет ли их что-нибудь? Говоря о пространстве, я имею в виду не простор голубого неба; я говорю о реальном соприкосновении с пространством. Попытайтесь понять этот пример: именно это имеется в виду, когда говорится: «Это видно в тот момент, когда смотришь. Это свободно в тот момент, когда видишь». Первый момент взгляда в природу ума называется «внимательностью сознательного внимания». Второй момент, описываемый словами «свободно в момент созерцания», не означает, что нужно стараться увидеть «больше», думая при этом: «Так, где же оно? Дай-ка я посмотрю поближе». Такой подход просто создаёт ещё больше мыслей. Если вы думаете про себя: «Ага! Вижу…так, где же оно? Хочу видеть!» — вы просто населяете новыми мыслями состояние будда-природы; состояние, которое само по себе свободно от мыслей.
Первый момент — это сознательное внимание. Затем, в следующий момент созерцания своей природы, нужно просто дать присущему состоянию естественности продолжиться. От всех рассуждений типа: «Вижу! Не вижу! Вот это подлинное состояние! Что-то не очень похоже!» — нужно полностью избавиться. Это всё — несущественные мысли. В момент созерцания дайте длиться состоянию свободы от мыслей. И спокойно пребывайте в этом состоянии.
Рассудочное мышление выносило нас из этого состояния бесконечное количество жизней, и поэтому сила привычки снова не даст нам долго пребывать в нём. Когда это произойдёт, нужно заметить это: «Я отвлёкся». Люди, никогда не получавшие такого учения, не смогут даже понять, что они отвлекаются. Но человек, получивший это учение и увидевший, что видеть «нечего», обратит внимание и на то, когда внимание отвлекается от «этого». Он обратит внимание на отвлечение. И тогда он сможет посмотреть: «Кто же здесь отвлекается?». Это немедленно приводит к встрече с будда-природой. И в этот момент нужно просто дать ей быть, как она есть.
Когда мы привыкаем к этой практике, мы уже можем избавиться от мыслей типа: «Я должен не отвлекаться» или: «Я помню. А вот теперь я забыл». С тем, как увеличивается стабильность в самопроизвольном внимании, такие идеи постепенно исчезают сами.
В системе Махамудры введение в природу ума обычно происходит следующим образом. Всё начинается с того, что практикующему говорят: «Посмотри в свой ум». Большим вопросом на этом этапе является: «А что есть ум?». Учитель говорит: «Чувствуете ли вы иногда печаль или радость? Бывает ли так, что вам чего-то хочется? Бывает ли так, что вам что-то нравится, а что-то не нравится? Так вот, посмотрите в то, что испытывает все эти эмоции».
Позанимавшись этим, практик сообщает: «Ну, „Это“ — то, что чувствует и думает — не кажется мне реально существующим. Но, в то же самое время, налицо и мысли, и эмоции». Учитель скажет: «Хорошо. Внимательно смотри за этим думающим». Через какое-то время ученик приходит и говорит учителю: «Вот, я смотрел в этого думающего; иногда он много думает о том и этом, а иногда покоится, совсем ничего не думая».
Усердный человек обычно достигает этой стадии процесса за два-три месяца. Ему становится совершенно ясно, что ум — тот, кто думает — не является чем-то, реально существующим. И хотя это так, он связан с возникновением всевозможных мыслей, а иногда пребывает в покое, не думая ни о чём. Об этих двух состояниях, мыслях и покое, говорят как о мышлении и прекращении мышления. Эти аспекты могут быть названы, соответственно, возникновением и прекращением. В течение всех наших жизней, с безначальных времён и по сей день, мы были рабами процесса возникновения и прекращения мыслей.
Затем учитель говорит: «Дадим названия этим двум состояниям. Когда происходит мышление, назовём это появлением мысли. Когда мыслей нет, назовём это покоем». Таким образом учитель указывает нам появление мысли и покой. Обычные люди не замечают этих двух состояний. Они не знают разницы между появлением мысли и покоем. После того, как учитель сказал это, ученик будет чувствовать: «Теперь я понимаю эти два состояния. Думать о том и этом называется появление мысли. Не думать ни о чём называется покой».
Учитель говорит: «Ваш ум — как человек, который не всё время занят работой. Иногда он отдыхает. Порой он чем-то занят, а порой он сидит тихо и ничего не делает. Хотя ум пуст, он то работает, то отдыхает».
Способность замечать появление мысли и покой ещё не означает знания истинной природы ума. Это просто умение заметить, когда мысли есть, а когда нет ни присутствия, ни отсутствия мыслей. Это называется «знать характер ума». Это ещё не знание будда-природы. Иногда ваше внимание спокойно, а иногда оно движется. Пока вы просто следите за тем, что происходит, — мышление или покой, и никогда не уходите дальше этого упражнения, вы не достигнете просветления.
Затем учитель даёт следующее наставление. Он говорит: «А теперь попробуйте не просто следить, что происходит, — появление мысли или покой. Когда происходит мысль, смотрите в того, кто думает. Когда происходит покой, смотрите в того, кто чувствует этот покой».
Ученик идёт заниматься этим и возвращается совершенно сбитым с толку, говоря: «Когда я смотрю в того, кто чувствует покой, я никого не могу найти. Когда начинаются мысли и я вглядываюсь, кто же думает, я тоже никого и ничего не нахожу. И, вдобавок к этому, теперь исчезают и мышление, и покой. Что мне теперь делать? Раньше я мог что-то делать; я мог заниматься определением думания и покоя. Теперь всё стало не так. Когда я смотрю в то, что думает, думающий исчезает. Когда я смотрю в то, что находится в покое, оно также исчезает. Я в полной растерянности. Я потерял и того, кто думал, и то, что испытывало покой».
Учитель отвечает: «Нет, ты совсем не в растерянности. Ты пришёл к Махамудре, к природе ума. Теперь в этом нужно тренироваться месяцы и годы. Раньше ты имел дело только с проявлениями природы, а не с ней самой. Теперь проявления исчезли. То, что осталось, — это сама природа». Таков традиционный путь введения в Махамудру.
При такой тренировке нет никакой разницы между практиками Махамудры и Дзогчена. Вот почему многие великие мастера прошлого так высоко ценили систему Махамудры. Она совершенна как для начинающего с небольшими способностями, так и для человека огромных способностей. В Махамудре нет ни ошибок, ни обходных путей.
То, чем мы на самом деле должны отныне заниматься, — это глядеть в то, что думает, когда мы что-то думаем, и в то, что испытывает покой, когда мы находимся в покое. Все практики до этого находились вовне; в том смысле, что мы в качестве объекта концентрации нашего внимания наблюдали то, что происходит вне нас: «Вот я думаю. А вот я нахожусь в покое». В обоих случаях объект нашего внимания вне нас, а мы его наблюдаем. Начиная с теперешней точки, мы делаем практику внутренней, узнавая то, что думает или находится в покое, а не наблюдая эти ощущения.
Каким образом мы можем прилежно практиковать такое, не поддаваясь отвлечениям? Мы должны замечать, когда отвлекаемся, и смотреть в то, что отвлекается. Нужно провести чёткую границу между отвлечением и не-отвлечением. Возможно убедить себя, что мы не отвлекаемся, сказав: «Моё внимание непоколебимо. Я никогда не отвлекаюсь». Если мы попали в ловушку такого самообмана — мы сбились с пути. Такую ситуацию очень сложно исправить; это тропа никуда не ведёт. Сам по себе момент узнавания природы ума и созерцания «ничего» — само не-отвлечение. Но думать при этом: «Я не отвлечён», — мысль, такая же, как и другие.
