21

Кларксвилль, Джорджия, Соединенные Штаты Америки, Сол III

Суббота 26 сентября 2009 г., 01:15 восточного поясного времени

— Итак, Голосвин, как там дела? — спросил Туло’стеналоор.

Технический специалист послинов оторвал взгляд от монитора и похлопал гребнем.

— Дела хорошо. Мы только что получили новый кусок… разведданных.

— А? — спросил Туло’стеналоор. — Из Сети?

— Да, — ответил Голосвин, показывая на монитор. — От кессентая, который был на Арадане. Похоже, он нашел доступ к контрольным кодам коммуникаций металлических трешкринов. Мы сейчас «сидим в их сети», как сказали бы люди. Сюда входит обмен сообщениями между вождем всех трешкринов этой земли и металлическими трешкринами. Этим средством коммуникаций пользуются и другие трешкрины; среди них твои друзья из пэдээр. Я также располагаю их числом и диспозицией по всем Соединенным Штатам; единственное подразделение в наличии находится в своих казармах в месте, называемом людьми «Пенсильванией». Это также позволяет проникнуть в коммуникации индоев на этой планете, пусть их и мало. Доступа к немногим дарелам все еще нет, но это дает мне отправную точку для работы и в этом направлении.

— Превосходно, — сказал Туло’стеналоор, похлопывая в ответ гребнем. — Наступление начинается завтра в полдень. Эта информация позволит нам узнать о подходе проклятых «ББС».

— Мы можем изменить некоторую их информацию, — сказал Голосвин. — Принудить их считать за сказанное то, что не говорилось, или дать им ложные сведения. Но это быстро откроется. Или же мы можем просто слушать. Пока они не поймут, что мы действуем на основании информации, которую мы никак не можем знать.

— Это хорошо, — сказал Туло’стеналоор. — Думаю, пока будем только слушать. Позаботься, чтобы Шшадва имел эту информацию.

— Будет сделано, — радостно пробулькал Голосвин. — Это так вовремя!

— Да, — сказал Туло’стеналоор, задумчиво теребя украшение на гребне. — Действительно, очень вовремя.

— Баланосол, твой отряд выглядят ужасно, — рявкнул Оростан. Он окинул оолт кессентая зловещим взором и гневно вздыбил гребень. Оолт’ос выказывали явные признаки недоедания, у многих из-под кожи торчали лопатки и ребра. Под стать им было и снаряжение.

Кессентай же являл собой блистательную фигуру в золотой и серебряной упряжи — на ней одной висело достаточно тяжелого металла для прокорма всего оолта в течение месяца, — а тенар горделиво украшала самая тяжелая модель плазменной пушки.

— Я думаю, — продолжал оолт’ондар, — с учетом всего, тебе предоставляется честь возглавить мой участок завтрашнего наступления.

Половина лунного диска освещала место разговора, чуть севернее Кларксвилля, где миллионы послинов растекались по поверхности и занимали позиции для начала наступления. Передним рядам потребуется не менее трех часов, чтобы с этого тылового места комплектования добраться до передового сборочного пункта среди руин Клейтона. Когда они достигнут Клейтона, можно с уверенностью ожидать, что артиллерия будет вести по ним огонь. Но на этот раз долго он не продлится.

— Ну, я так не думаю, — негодующе вздыбил свой собственный гребень Баланосол. — Я старше половины этих юных детенышей, включая твоего сорлана. Пусть честь идти в первых рядах достанется им; я же намерен пережить это наступление.

— Намерен? — прошипел Оросган. — Тогда взгляни на линию деревьев.

Кессентай повернул голову и в слабом свете различил блеск металла в лесу.

— Ты согласился повиноваться нашим приказам, — тихо прошипел Оростан. — Таково было твое слово Так не хнычь на первый же из них. Ты ел нашу еду, и пил нашу воду, и дышал нашим воздухом весь последний месяц; ты должен нам эдас. А причина, по которой ты все это получил, по которой мы позволили твоему фуссирто оолту объедать наши запасы, заключается в том, что и ты, и прочее подобное тебе отребье нужны нам для заполнения передних рядов. И если ты считаешь, что ты сможешь тащиться позади и обирать останки тех, кто лучше тебя, то подумай дважды. Ты можешь либо занять свою стартовую позицию, либо я прикажу своему оолт’ондаю убить и съесть и тебя, и весь твой жалкий оолт. Видишь ли, люди, может быть, и убьют тебя. Но если ты не пойдешь, я точно тебя убью. Даже просто ради того, чтобы очистить расу от такого пятна, как ты.

Когда обшарпанный оолт потянулся по шоссе к предназначенной ему позиции, Чолоста’ан хлопнул гребнем.

— Так вот что вы имели в виду под «политическим подразделением».

— Именно, — щелкнул зубами Оростан. — Лучше выполоть подобных ему, лучше для войска, лучше для расы. Если выживет, просто заполучит первый же никчемный кусок территории, на который наткнется.

— Вместо доли от всего, — сказал Чолоста’ан. — Но и вашим «политическим подразделениям», и даже моему подразделению, в конце концов придется штурмовать Ущелье. И безнаказанно это не получится.

— О, если останемся достаточно далеко позади, получится, — не согласился Оростан. — Но что до меня, то я вовсе не испытываю интереса к прогулке по ущелью. Я слишком стар, чтобы носиться повсюду на тенаре, подобно вам, юным детенышам, — продолжал он, когда над ними проплыл первый оолт’посленар и легко, словно перо, опустился на землю. — Нет, ни ущелье, ни тенары, это не для нас; мы поедем с шиком.

Шари выглянула из окна «хаммера» и зевнула. Франклин приближался, и когда они спустятся в подгород, все вернется к повседневной рутине. Но, с улыбкой припомнила она, ненадолго.

— Так ты на самом деле хочешь переехать туда? — спросила Уэнди. — А что же тогда мне делать?

Она подтянула кожаные штаны, взятые у О’Нилов, чтобы они сидели получше. Папа О’Нил был более чем добр и настоял на том, чтобы как следует одеть детей. Поэтому, когда она нашла эти штаны, роясь в одежных шкафах, и они ей явно понравились, он также настоял, чтобы она взяла их. А когда Папа О’Нил настаивает, его слушаются. Лишь позже она узнала, что они принадлежали покойной Шэрон О’Нил. Ей пришлось признать, что леди находилась в хорошей форме; ей пришлось закатать штанины вверх, и она все же испытывала затруднения, пытаясь их… гм, натянуть. Шэрон О’Нил не иначе имела ноги, как у жирафа, и зад не больше муравьиного.

— Я думала, ты собираешься съехать и жить с Томми, — ответила Шари. — И да, я думаю принять его предложение. Он очень приятный мужчина, очень нежный для столь… опасного. И, видит Бог, для детей гораздо лучше расти на ферме, чем в подгороде.

— Ну, я рада за тебя, даже если и печалюсь о себе, — сказала Уэнди. — А с Томми еще надо поглядеть. Он только что получил звание штаб-сержанта, так что я должна иметь право переехать в сержантское общежитие. Оно в Форт-Ноксе, и про него шутят, что его охраняют строже золота. С этим я смогу жить; я устала быть мишенью.

— Это база Десяти Тысяч, верно? — спросила Элгарс. Она уютно устроилась на коленях у Мюллера на переднем сиденье, и ласково отвернула его похрапывающее лицо — он отключился практически сразу, как забрался в машину — в сторону от своего собственного. — Так это туда мне предстоит отправиться, если полковник Катпрайс примет меня «обратно»?

— Да, — сказал Мосович. — И я намерен рекомендовать это.

— Спасибо, сержант-майор, — негромко произнесла она. — Мне хочется обратно в строй. Я ощущаю реальную потребность снова впрячься. Может быть, потому, что это единственное, что я умею.

Она посмотрела из окна на восток и потрясла головой.

— А это что за чертовщина? И откуда она взялась?

Мосович посмотрел, куда она показала, и кивнул.

— Полагаю, Восточное Командование решило, что нам понадобится поддержка.

Установка «ШеДо» как раз устраивалась на позиции к востоку от Дилларда. Перепаханная полоса ее следа уходила параллельно шоссе на север, иногда его касаясь.

— Это орудие «ШеДо», — сказал Мосович. — Противомодульная установка. Еще одна возле штаб-квартиры корпуса, но вы ее не заметили, поскольку она закамуфлирована.

Не успел он договорить, как струи зеленой и коричневой пены потекли из неприметных отверстий по бортам установки. Пена быстро застывала, и вокруг основания самоходной установки начат расти холм.

Крупный гусеничный трейлер, с чем-то похожим на две медные ракеты на спине, сдал назад к казенной части орудия «ШеДо», поднял одну из «ракет» наклонно вверх и закатил ее в приемное отверстие в корме установки.

— Это похоже на самую огромную… пулю из когда-либо созданных, — произнесла Шари.

— Так и есть, более или менее, — ответил Мюллер. — Они стреляют унитарными снарядами, а не просто самим снарядом, или пулей, и мешками с порохом. Они крупнейшие из когда-либо созданных снарядов с гильзой и самые сложные; помимо прочего, в системе применяются плазменные усилители, что требует также разделителей, пронизывающих метательный заряд. Они не просто набиты кордитом или чем-то типа этого.

— Через час она будет выглядеть вроде большого зелено-коричневого холма, — сказал Мосович. — А когда на горизонте появятся модули, она просто даст ход и вступит в бой; пена довольно легко отваливается. И маскировать ее таким способом намного легче, чем обматывать громадным количеством камуфляжной сетки.

— Чем она стреляет? — спросила Элгарс, все еще не отрывая глаз от медленно исчезающего чудища.

— Шестнадцатидюймовыми подкалиберными снарядами со сбрасываемым обтекателем и с атомной начинкой, — с улыбкой в голосе произнесла Уэнди. — Уж если намереваешься послать самое лучшее…

— На самом деле с антиматерией, — сказал Мосович. — Гораздо чище даже наименее грязного ядерного заряда. Несколько чересчур для «Лэмпри»; в целом, болванки разваливают их и так неплохо. Но это необходимо для К-Деков, командных кораблей. Они и крупнее, и внутренней брони у них побольше. Я слыхал, что попадание в энергоотсек модуля выглядит весьма эффектно.

— Почему она здесь? — нервно спросила Шари. — У корпуса ведь уже есть одна? Я думала, они довольно редки.

— Так и есть, — задумчиво произнес Мосович. — Очевидно, как я уже сказал, Восточное Командование решило, что нам понадобится дополнительная поддержка.

— Значит, предстоят неприятные неожиданности? — спросила Шари.

— Ненавижу эти штуки, — произнес сержант Бакли. — В них миллион хреновин, которые могут отказать.

Сержант Джозеф Бакли воевал с послинами практически с самого начала войны. Он входил в состав первого экспериментального подразделения ББС, дравшегося на Диссе. Его эвакуировали с Дисса как перенесшего психологическую травму: когда ты попадаешь в ловушку после топливно-воздушного взрыва и оказываешься погребенным под полукилометровым слоем обломков, когда тебе отрывает руку взрывом при попытке выбраться из-под завала, когда тебя сметает ударная волна ядерного взрыва и после него на тебя падает половина космического крейсера, снова зарывая под слоем камней и грунта толщиной в полкилометра, у кого угодно шарики зайдут за ролики.

Но отчаянные времена требуют отчаянных мер, и пришло время, когда даже Джо Бакли признали годным для несения службы. Пока она не вызывала чрезмерного стресса и не имела никакого отношения к Боевым Скафандрам. Это было единственным, на чем он настаивал, и вплоть до готовности предстать перед военным трибуналом: он ни за что не наденет скафандр. Из-за серии событий на Диссе у него развился стойкий психоз в отношении Боевых Скафандров и всего связанного с ними снаряжения. Он вообще считал, что проблемы войны в целом происходили от чрезмерного увлечения высокими технологиями в ущерб старым испытанным средствам.

— Я тебе говорю, — сказал он, сдирал пластиковый кожух с закапризничавшего пулемета «Гатлинг» Ml37 калибра семь шестьдесят два. — Что нам здесь нужно, так это…

— …пулеметы «Браунинг» с водяным охлаждением, — произнес капрал Райт. — Да знаю я, знаю.

— Ты считаешь, я шучу, — сказал он, вытащил заклинивший патрон и оскалил на него зубы. — С «Браунингом» такого никогда бы не случилось. Вот в чем проблема. Все хотят большей плотности огня.

Боевая позиция располагалась на втором ярусе Стены и смотрела на Четыреста сорок первое шоссе. Склон горы мешал видеть Клейтон, но пост наблюдения на горе Блэк-Маунтин послал предупреждение, что к шоссе движется тьма послинов. Поэтому вернуть пулеметное гнездо Б-146 в строй было жизненно необходимо.

Стену усеивали отверстия стрелковых и наблюдательных портов. Помимо портов «Гатлингов», тут также имелись порты тяжелого оружия, предназначенного для уничтожения тенаров, и винтовочные бойницы для солдат, его обслуживающих, чтобы они тоже могли иногда пострелять, если появится желание. Но реально главной ударной силой были пулеметы «Гатлинг» и стрелявшая сверху артиллерия.

Пулемет был установлен на частично подвижной турели М27-Г2. По команде он автоматически водил стволом взад-вперед по фиксированному азимуту, испуская град пуль. Электроконтур стрельбы был замкнут параллельно с остальными пулеметами зоны Б-14, и при нажатии кнопки, находящейся в бронированном командном центре, все двенадцать установок одновременно открывали огонь, каждая с темпом от двух до четырех тысяч выстрелов в минуту в зависимости от настройки, наполняя воздух пулями калибра семь целых шестьдесят две сотых миллиметра.

По крайней мере так было в теории. Ml34 была вполне надежной системой, а конструкция базовой турели М27 была и старше Бакли, и выдержала больше передряг. Но незначительные изменения в конструкции, необходимые для преобразования обоих механизмов из авиационной стрелковой системы в фиксированную наземную систему ведения огня универсального применения с дистанционным управлением привели к легким капризам в работе, отчасти в связи с особенностью конструкции, но в основном как результат объединения систем. Шести солдатам под началом сержанта Бакли полагалось устранять эти капризы, поддерживать пулеметы в рабочем состоянии и пополнять боезапас как в ходе боев, так и в промежутках между ними.

В случае отделения Бакли казалось, что вместо одного солдата на два пулемета необходимо иметь по два солдата на каждый пулемет. Сам Бакли, и в частных разговорах, и публично, возлагал вину за это на подразделения, которые они сменили; три дивизии корпуса поочередно несли дежурство на линии обороны, и Бакли был убежден, что пулеметные расчеты других дивизий никогда не проводили профилактику механизмов, а то и активно вели саботаж в отношении пулеметов.

Войсковая часть Стены, одна из трех дивизий корпуса, находилась на дежурстве двадцать четыре часа в сутки в течение четырех недель, расквартированная в довольно убогих казематах внутри самой Стены, затем отходила в тыл. Там она селилась в казармы, получала пополнение и производила ремонт и техобслуживание, а в случае серьезной атаки выдвигалась на третий рубеж обороны, который располагался фактически позади штаба корпуса. Проведя в этом статусе четыре недели, часть передвигалась «вперед», на второй рубеж обороны, что означало быть в боевой готовнисти. До недавнего времени это означало сидеть в казарме, почитывая эротические журнальчики и развлекаясь периодическими драками. Однако с момента появления в штабе этого прибабахнутого инженера «второй рубеж обороны» означал рытье траншей и обустройство дотов по двенадцать часов на дню. А после двенадцати часов махания лопатой и таскания мешков с песком мало кто мог доползти до клуба.

Внутренне Бакли был совершенно уверен, что эти сволочи из Сто третьей нарочно испортили его пулеметы. И сейчас они наверняка дуют холодное пиво в сержантском клубе и ржут над ним за его спиной.

Все же остальные в его отделении, да и во всей роте, если на то пошло, считали про себя, что в этой ситуации виноват Бакли. Любой, на кого падает корабль, имеет тенденцию заполучить репутацию невезучего, и такое состояние, казалось, передавалось всему, чего он касался. Был ли это приписанный к ним «хаммер», или пулеметы на линии, или даже его личная винтовка, казалось, с ними постоянно что-то приключается.

В данном случае это был пулемет Б-146, который совершенно отказывался стрелять в хоть сколько-нибудь надежной и длительной манере.

— Думаю, это пробой, — сказал специалист Алехандро, шуруя в стволе номер четыре шомполом с квачом, пропитанным чистящей жидкостью.

— Мы проверяли на пробой, — прорычал Бакли. — Пулемет жрет столько тока, сколько положено, и не больше.

— Думаю, это боеприпасы, — сказал Райт.

— Мы заменили коробку, — сказал Бакли, указывая на огромный ящик ленточного питания патронов, подвешенный снизу пулемета. — И проверили ее на Сто сорок восьмом; питание в порядке.

— Думаю, это М27 где-то пробивает на «землю», — настаивал Алехандро, вытаскивая шомпол. — Двадцать седьмые тоже чудят.

— Я думаю, дело в тебе, сержант, — сказал Райт, проворачивая пулемет вручную.

— Это те говнюки из Сто третьей, — сказал Бакли. — Они напортачили со всеми пулеметами. Говорю вам, они просто хотят нас подставить.

— Ну, это не трудно, — негромко пробормотал Райт.

— Что такое, специалист? — спросил Бакли.

— Ничего, сержант, — ответил Райт. — Теперь он должен работать, давайте проверим.

— О’кей, — сказал Бакли, отступая назад. — Включи предохранители, Алехандро.

Специалист удостоверился, что стволы вращаются свободно, вытащил изолирующие прокладки между контактами предохранителей пулемета и турели и отбросил их в сторону.

— Есть питание.

— Предохранитель снят, — сказал Бакли, переключаясь на ручное управление.

— Оружие на взводе, — продолжал он, загоняя патрон в первый ствол.

— Уши не заткнуты, — поспешно произнес Райт и зашарил в кармане на груди.

— Всего лишь короткая очередь, — ответил Бакли. — Поехали.

Он установил темп стрельбы на четыре тысячи выстрелов в минуту, максимальную скорость, и нажал гашетку.

Пули понеслись с рокотом, напоминавшим работу бензопилы, и столб огня выглядел чрезвычайно похоже на луч оранжевого лазера; каждый пятый патрон был трассирующим, и пули летели так плотно, что напоминали один непрерывный поток.

Бакли кивал, пока пулемет продолжал стрелять, затем нахмурился, когда он клацнул и остановился с пронзительным визгом разъединенного торсионного контроллера.

— Дрянь. — Было отчетливо видно причину нового заедания — застрявшую в эжекторе наперекосяк латунную гильзу. — Дрянь, дрянь, дрянь, — повторил он и потянулся за гильзой.

— Сардж, оружие на взводе, — возразил Райт.

— Да пошло оно, — сказал Бакли, махнув Алехандро отойти от контактов. — Я хочу покончить с этим прежде…

Двое специалистов так и не узнали, с чем это он хотел покончить прежде, потому что причиной был пробой, но не у пулемета и даже не у турели М27. Проблема скрывалась в резисторе, управлявшем подачей тока на М27.

Катушка резистора понижала напряжение, подаваемое на все пулеметы, до требуемой для турели величины. Но на пулемете Б-146 в резисторе имелся дефект, и он выдавал повышенное напряжение.

Это напряжение перетекало на электродвигатель, приводящий пулемет в действие, и этот двигатель вращался на слегка повышенных оборотах по сравнению с заданными. Но так как оружие было заземлено посредством регулируемого сопротивления, дефектный резистор никогда не выдавал полного разряда.

Однако когда сержант Бакли взялся за латунь гильзы, ток нашел для себя проводник и принялся за дело. И сержанта внезапно тряхнули все двести двадцать вольт переменного тока.

Некоторое время Бакли трясся на месте, пока не сгорели предохранители всего сектора.

— Черт, — сказал Райт. — Это должно быть больно. Тебе не обязательно было рвать его в клочья, чтобы убедить в своей правоте, Алехандро.

— А я и не рвал, — ответил специалист и достал шприц-тюбик с гиберзином из аптечки первой помощи. — Вызови медиков, пока я буду делать искусственное дыхание. Скажи им, у Бакли снова плохой день.

— Войдите!

Лейтенант Санди вошел в кабинет командира роты и встал «смирно».

— Вы хотели меня видеть, мэм?

— Не нужно вытягиваться «смирно» каждый раз, когда заходите, Санди, — улыбнулась Слайт. — Поклона будет вполне достаточно.

— Слушаюсь, мэм, — сказал он и начал сгибаться.

— Да ну, прекратите! — засмеялась она. — Послушайте, лейтенант, я знаю, сейчас суббота, но нас поджимает. Первый сержант?

Только сейчас Томми заметил первого сержанта Богданович, развалившуюся на кушетке командира роты, словно леопард.

Грозила наморщила бровь и подалась вперед с видом крайней озабоченности.

— Лейтенант, у нескольких скафандров роты критически низкий уровень биотического внутреннего геля. Поскольку эта субстанция контролируется ГалТехом, ее могут отпустить только имеющему допуск офицеру.

— Я назначаю вас офицером-оружейником роты, — продолжила Слайт. — Я хочу, чтобы вы пошли к Ш-4 и забрали весь гель, на который только сможете наложить руки. Ясно?

— Ясно, мэм, — сказал Санди и вытянулся. — Разрешите идти?

— Идите, — серьезно произнесла Слайт. — И без него не возвращайтесь; нам действительно необходимо довести скафандры до кондиции.

Когда громадный лейтенант покинул помещение, обе женщины обменялись взглядами, и затем первый сержант Богданович, ветеран бесчисленных сражений, совершенно нехарактерно для нее захихикала.

— Два часа.

— Меньше, — покачала головой Слайт. — Он не тупица.

Лейтенант Санди промаршировал в кабинет Ш-4, тот начал привставать.

— Вольно, — махнул рукой лейтенант. — Сидите.

— Доброе утро, эл-тэ, — сказал штаб-сержант. — Чем могу служить в это прекрасное… э-э… воскресное утро?

Совпадение названия дня недели и фамилии офицера явно сбивало его с толку [50].

— Не переживайте по этому поводу, — произнес Санди. — Мне приходится иметь дело с этим всю мою жизнь. Я привык. Командир послала меня сюда выписать немного внутреннего геля. Я назначен офицером-оружейником, так что полномочия есть.