Неомифы (сборник)

Наверняка это Ильинский подарил изображение дяде, чтобы оно питало его отрицательными эманациями. Однако ж бывают моменты, когда самое чёрное и беспросветное обращается светлым и праведным. Не знаю, сумел бы я одолеть вселенское зло, если бы оно оказалось чуть сильнее, чуть проворнее, если бы силы, которые ниспосылают ему молящиеся, отступники разума, сделали меня беззащитным перед чудовищной, космической волей, а заклинание обратили бы в пустой набор звуков. Я не знаю, и это тревожит меня…

Разумеется, большая часть моих догадок – всего лишь домыслы, основанные на фантазии какого-то безвестного автора из Интернета, одного из тысяч, – но, возможно, ему известно больше, чем нам с вами. В своё время великими тайнами обладал и Лавкрафт, не признанный, позабытый современниками, но уважаемый последователями и почитателями в будущем. Да и как объяснить невероятные по своей жестокости убийства, что случились в Тверской области, сгинувшую в небытии таинственную секту каасопоклонников, существование магических книг, одно упоминание которых приводит в трепет, и прочие, менее значительные факты? Когда-то я счёл бы всё перечисленное выдумкой, игрой воображения, я бы непременно убедил себя в нереальности своих страхов. Однако, столкнувшись лицом к лицу с вещами, коих не в силах понять до конца, я не готов с полной уверенностью утверждать, что произошедшие со мной кошмарные события – лишь пугающие следствия горячечного бреда. Так что же узрел я: настоящую, неприкрытую реальность или ужасающую мистификацию? Как мне видится, ответ на этот вопрос лежит вне пределов обыденности, а всё, что выходит за её пределы, крайне мало интересует людей. Однако это не значит, что однажды, когда мрак затопит собой мир, к вам, вызванный чьей-то злой волей, не придёт Властитель Ночи, чтобы уничтожить вас. Кто знает, сколько ещё сект, владеющих древним, запретным знанием, разбросано по Земле, а потому мы должны быть готовы.

К счастью, мы можем кое-что им противопоставить: я говорю о защитном заклинании, изгоняющем Кааса, которое я обещаю выложить для всеобщего доступа в Сети. Как я упоминал, мне неизвестно, до какой степени оно эффективно, а потому и вы дайте одно обещание: что будете осторожны, так осторожны, как только возможно, ведь обычные шаги за дверью могут оказаться совсем не тем, чего вы ждёте. Сидя в кресле, я пишу эти строчки и надеюсь, что время отвратит от меня злую судьбу, ту, что выше и сильнее нас. Даже провидцы беспомощны перед омерзительными желаниями изначальных, что уж говорить о нас с вами, обычных людях, представляющих собой – так мне иногда кажется – всего лишь игрушки, марионетки, полностью подчинённые власти безжалостных и непостижимых вселенских сущностей.

Январь две тысячи сорок второго года

Памяти Говарда Филлипса Лавкрафта посвящается

(Июль 2012 года)

Тапочки, или Как не оставить реальности ни шанса

Тапочки были просто бешеные. Мало того, что гиперпространственные, так ещё и плюшевые. В виде медвежат. На глаз не определишь, насколько они функциональны. Хотя смотрелись здорово.

Продавец тоже был в своём роде. Скелет. Как и положено, с белым остовом, гладким черепом, костлявыми конечностями. В остальном он напоминал Элвиса Пресли. Помните его? «Лав Ми Тендер» и всё такое.

Но суть была в другом. Да-да, в этих самых тапочках. Чёрт! Нет, я не зову одного из обитателей Нереальности – я банально ругаюсь. Так вот, чёрт! Если бы я знал, на кой ляд сдались мне эти тапки! Будь они хоть шестьсот шестьдесят шесть раз стильные и клёвые! Но… Что бы я ни думал, я должен был их купить. Я говорю не о мысли вроде «О. А тапочки-то ничего. Надо бы прикупить такие». Нет. То была чёткая уверенность из разряда «если ты сорвал одуванчик, то что у тебя в руке?». Только не будем вдаваться в философию. За ней лучше обратиться к профессору Колбинсону (полтергейст), адрес такой-то. А я по другой части.

Да, раз уж выдалась возможность, представлюсь. Децербер. Пёс. Разумный, хе-хе. Двух метров ростом. О трёх головах. И чёрт-те скольких лет от роду – не будем забывать, что жизнь в Нереальности бесконечная. Но в душе я всегда молод. Обожаю девушек. Обожаю алкоголь. Обожаю рулетку, покер и любые азартные игры. Вообще, я не чужд азарту, а очень даже близок ему. Во всех его проявлениях, включая погони и перестрелки. Миляга. Стиляга. Ношу тёмные очки (почти всегда), курю нескончаемые сигары (почти всегда). (Почти всегда) ироничен и весел. Ну, это вы, наверное, заметили.

Очень рад познакомиться.

А теперь вернёмся к нашим медведям. Тапочки… Мне непременно нужны были эти тапочки. Не знаю почему, и это меня напрягало. Но что поделаешь…

Я порылся в карманах и определился, что денег мне хватит в лучшем случае на полтапка. Где раздобыть нереальностной валюты? У кого занять? Можно, конечно, связаться с Кашпиром, моим другом-призраком. Но вдруг, пока я буду ему звонить, тапки уведут у меня из-под носов?

Я в задумчивости оглядел магазин. «Разнообразные товары по сходным ценам» – так он назывался. Обстановка самая обычная: стеллажи, витрины и стенды с многочисленными товарами. От бластеров до игрушечных солдатиков, от заклинаний до приправ к горячим блюдам, от… и до… Да-а, ассортимент был действительно разнообразный. Но никаких подсказок на тему, как бы мне поступить.

Тогда я перевёл взгляд на продавца. Жаль, что он мужескаго полу. Будь он женщиной, я бы уболтал его… вернее, её, на раз-два. А так надо искать другое решение. Говорят, вежливость рушит горы и воздвигает холмы на долинах (или что-то типа того). Попробуем применить её.

– Кхе-кхе. – Я откашлялся. – Уважаемый.

Уважаемый сверкнул на меня тёмными провалами глазниц.

– Да-да, вы. Можно к вам обратиться?

– Ну, попробуйте, – разрешил Уважаемый.

– Вы знаете, мне очень нужны, просто жутко, невыразимо, непередаваемо, непредставляемо нужны тапки. Вот эти. Ага, они самые, – сказал я, когда Уважаемый ткнул своим костяшкой-пальцем в «медвежат». – Не могли бы вы мне их отда… в смысле, продать.

– Хм-м, надо подумать. – Уважаемый сделал вид, что размышляет. На самом же деле, это был такой прикол. И точно: через секунду скелет снова указал на тапки и недовольным голосом произнёс: – Там ценник. Платите, сколько написано, и получите товар.

Удивительно, как моё мужское обаяние иногда осложняет мне жизнь. Я имею в виду, когда приходится иметь дело с существами того же пола, что и я. Щас кого-то другого на моём месте потянуло бы в размышления «а отчего всё так?». Именно поэтому я быстро от них отстранился и снова попробовал решить проблему.

– А не могли бы вы немного скостить цену?

– С какой радости?

– С большой, – честно ответил я.

– М-м-м… – опять якобы задумался продавец.

– Я понял – нет, – сказал я.

– Вы правильно поняли.

Вежливость не помогла. Что ж, у нас в арсенале ещё имеется оружие. А как насчёт жалости?

– У меня больная мама. И бабушка. И прабабушка. И тётя по дядиной линии…

– Это как?

– Неважно. Прода-айте мне тапочки с уценкой.

– Мне повторить по слогам?

– Смотря что.

– Нет.

– Нет.

– Вот и ладушки.

Хм-м… Я опять порылся в арсенале и извлёк на свет новое оружие – угрозы.

– Если вы немедленно не продадите мне эти тапочки по баснословно низкой цене, то…

Уважаемый скелет нацелил на меня миниатюрную базуку. Видимо, он держал её под прилавком. На всякий случай. И этот случай, как он счёл, настал.

Я понял намёк.

– О'Кей, О'Кей. – Я поднял руки в примиряющем жесте.

Уважаемый хмыкнул и убрал базуку.

Мой арсенал пустел. Средств «добивания своего», назовём их так, оставалось всё меньше. Буквально парочку я ещё не использовал.

Я выгреб из кармана деньги. Пошуршал ими перед отсутствующим носом Уважаемого. Ноль реакции. Соблазнение деньгами не прокатило.

Я приготовился канючить – последнее средство имени «Стой на своём!». И увидел, как Уважаемый потянулся за базукой. Так что пришлось закрыть арсенал и быстро спрятать деньги в карман. Видимо, настало время залезть, образно выражаясь, в секретное отделение.

– Эй, что это там?!

Я указал наверх.

Скелет задрал череп и застыл на мгновение. А мне достаточно было и мига. Размахнувшись, я въехал продавцу в шушальник. Отбил руку, но поверг «врага» на пол. По крайней мере, будет знать, как хамить покупателям. Уважаемый проехался по полу – уже в отключке – и врезался в стенд, с которого попадали товары. Естественно, на самого продавца.

Пока он не вскочил и не бросился на меня или за базукой, я кинулся к тапочкам. Схватил их и ринулся прочь из магазина.

То, что произошло дальше, лучше всего описать в предложениях-абзацах:

Уважаемый очнулся и вызвал копов – началась погоня.

Я прыгнул в такси и приказал гнать что есть силы – полиция за мной.

Я вышвырнул водителя такси и сам сел за руль – копы не отставали.

Я заехал на космодром, надавав по шеям системе охраны, – полицейские дышали мне в затылок.

Я угнал звездолёт – вершители правосудия сделали то же самое.

Ну и стражи порядка у нас! Ведут себя, как хотят!

Я сидел в кресле пилота. На коленях у меня лежала раскрытая инструкция по управлению звездолётом – такая есть на каждом космическом корабле. Я смотрел в книгу глазами левой головы. Зенками правой я отыскивал кнопки, на которые неплохо бы нажать, а бельмами средней глядел в зеркальце заднего вида.

Копы нагоняли меня.

Я выжимал из судёнышка все лошадиные силы… или какие они – центаврианские? Неважно. Это не помогало.

Я уже начал готовить речь, которую произнесу перед копами, прежде чем они навалятся на меня с дубинками. Но тут – оп-пачки! – озарение. Глаза правой головы случайно натолкнулись на тапки, лежащие на приборной панели. А тапочки-то – гиперпространственные!

Я бухнул кулаком по кнопке «Автопилот». Схватил тапки, надел их – и начал разгоняться. А со мной, естественно, стал разгоняться и весь звездолёт. В зеркальце заднего вида я наблюдал за ускользающим назад кораблём полиции. Всё дальше и дальше, за черту видимости. Копы в скафандрах повылезали из люков и в гневе затрясли кулаками.

Я усмехнулся. И не успел досчитать до трёх, как преследователи исчезли. Отлично! Теперь развернём корабль, пока он не вошёл в гиперпространство. Затем войдём в него – т. е. в это самое «пространство» – и, перепрыгнув через копов, попадём обратно в Ад. Откуда мы и вылетели.

Но тут-то и начались более крупные проблемы. Корабль меня не слушался и даже огрызался. Я отвесил ему пару подзатыльников – или, как их, подпанельников, – но это ничего не дало. Я ещё подубасил по панели. Никакого эффекта. Похоже, применив тапочки, я сбил настройки корабля. И теперь он летел – куда? Нет, понятно, что прямиком к Куполу: Нереальность-то замкнутый мир. Но что ждёт там? И не изжарюсь ли я? Купол ведь настолько горячий, что обогревает всю Нереальность.

Я не запаниковал – отродясь не знаю, что такое страх, и знать не хочу. Но что-то где-то засосало. Возможно, под ложечкой или под каким ещё столовым прибором.

Поздно спохватившись, я сбросил тапки. Это ни к чему не привело. Похоже, я разогнался до такой степени, когда остановиться уже невозможно. Скоро мы войдём в гиперпространство – но выйдем ли мы из него? А если выйдем, то куда? Вот чёрт!

Вспомнив древнюю заповедь «Не паникуй!», я успокоился. Не то чтобы совсем, но по большей части.

Корабль открыл разноцветную прореху и скакнул в неё. Мы оказались в гиперпространстве. Скорость посудины возросла во много раз и спадать не думала. Мало того, она становилась всё больше и больше, больше и больше…

Мне оставалось только надеяться на лучшее, что я и делал. Попутно молясь. Надежда умирает… хм, да. С последним. А я тут как раз первый и последний. Вот круто, а?..

За этими невесёлыми мыслями я не расслышал, что мне сказал Колбинсон.

– Дец! Де-эц! Дец!!! – крикнул он мне в самое ухо.

– А? Что? Я здесь.

– Пока здесь, – уточнил профессор. – Но очень скоро произойдёт очередное искривление пространства. Ты снова купишь тапочки и снова отправишься в полёт, и снова очутишься здесь…

– И вы не знаете, как это предотвратить?

– Нет, не знаю.

– А разве я только что не был на корабле?

– Перестань болтать, пожалуйста, и послушай меня. Я провёл временные исследования и понял, что дело в тапочках. Не надевай их – они неисправны. Чтобы уйти от погони, ты используешь их, попадаешь в гиперпространство и при этом продолжаешь разгоняться. Ты не можешь остановить тапки. А они разгоняют вас с кораблём до такой скорости, что вы прошиваете пространство-время насквозь и оказываетесь в мире прошлого. Словно какие-нибудь… как же это?.. Ах, да! Попаданцы. И в этом прошлом мире мы снова разговариваем, я рассказываю тебе то, что мне удалось узнать из моих исследований. Но потом ты всё забываешь.

– Почему это?

– Ну как же. Это реакция реальности на попытку изменить её. Она меняться не хочет и стирает раздражающие её факторы.

– Но из-за неё я оказываюсь в «петле» пространственно-временного континуума!

– Именно. Поэтому-то тебе и нельзя надевать тапки, иначе…

– Если я их не надену, копы меня поймают и освежуют.

Профессор Колбинсон задумался.

– Э-э-э. А ты попробуй-таки не надевать. Вдруг всё окажется не так страшно.

– Страшно – нет. Но страшно больно.

– Дец…

Проф говорил что-то ещё, а тем временем у меня в голове рождалось нечто вроде озарения. Вот оно назревало, назревало, назревало – и вдруг как лопнуло! Итак, реальность нашей Нереальности очень строптива. Она не хочет меняться… Ну что ж, не хочет так не хочет.

– …и процент вероятности такого исхода меньше, чем…

– Проф, а, проф?

– …чем… да, Дец? Что?

– А зачем вообще мне понадобились эти тапки?

– Они тебе не понадобились – они нужны мне.

– Для чего?

– Ну как же. Эксперименты, опыты…

– То есть вы послали меня, чтобы я их купил, заранее зная о том, что они неисправны?

– Э-э…

– Вы очень предусмотрительны, проф. Настолько, что наверняка знали и о «петле», которая возникнет, когда кто-то эти тапки… кхм… купит. И пусть этим кем-то лучше окажусь я, чем вы. Так?

– Ну-у…

– Давайте сюда деньги.

Колбинсон сначала не врубился. Но потом хлопнул себя по лбу и достал из кармана души (не пугайтесь, просто наша валюта так называется).

– Вот, Дец, держи. Я буду тебе очень благода…

Я взял деньги и сунул их в карман. Надо действовать, пока я опять всё не забыл!

– Да-да. Как и всегда, верно, проф? Чао!

Я вышел из университета, где профессор Колбинсон ставил свои опыты, и направился в ближайший стрип-бар.

Реальность не хочет меняться, чтобы угодить мне? Ну что же, я не буду её менять. Даже пробовать не стану. Я просто повеселюсь в стрип-баре. Потом, может быть, забреду в казино и сыграну в покерок. Найду себе классную девчонку, схожу с ней в ресторан, а после – понятно что. Так я потрачу деньги. И не на что будет покупать столь необходимые мне тапочки.

Опыты, значит. Эксперименты. Эх, проф, проф. Не умеешь ты жить…

Через несколько часов я проснулся в каком-то отеле. Естественно, в кровати с обалденной красоткой. Как её звали – одному дьяволу известно, ну да не привыкать. Важнее было другое. Я вдруг подумал, что надо срочно потратить оставшиеся деньги. Мне показалось, если этого не сделать, произойдёт что-то неприятное. Теперь-то ясно, от чего у меня возникли такие мысли. С мелочью в кармане, я бы снова припёрся в магазин и попытался купить тапки. А в тот момент меня лишь посетило чувство, что надо избавиться от наличности. О том, как всё обстоит на самом деле, мне позже рассказал Колбинсон.

Так, значит, я подумал: «Ну уж не-эт. Дудки!» – имея в виду, что неприятности щас совсем ни к чему. В такой приятный, погожий денёк, когда я – пусть это пока и оставалось для меня тайной – наконец вернулся домой.

Я взял с табуретки джинсы и высыпал деньжата на кровать. Подсчитал. Можно приобресть бутылку вина и пиццу. Вот ведь цены нынче. На нормальный перекус средств хватает, а тапочки гиперпространственные, даже ломаные-переломанные, на них не купишь.

Но это были частности. Главное, я не оставлял реальности ни единого шанса.

– Алло. Это ресторан на первом этаже? Примите, пжалста, заказ в номер…

(Май 2011 года)

Смерть им к лицу

^{(Соавтор – Валентин Гусаченко)}

Доктор: – Это довольно странно, скажу я вам.

Ваше запястье, насколько я могу судить, сломано в трёх местах.

И раздроблены два позвонка, хотя нужен ещё рентген…

Но кость, выпирающая через кожу, – плохой признак.

Температура тела у вас ниже 25 градусов, и сердце не бьётся.

Эрнест Менвилл: – И что это, чёрт побери, значит?!

(«Death Becomes Her»)

Город откинул спальные районы ночью.

Но перед этим тепло и свет утекли во мрак сквозь пространство-время. Лампочка в подъезде в очередной раз моргнула, содрогнулась, затем звонко щёлкнула, напустив в колбу мутного, словно молоко, дыма, и погасла. Густая, почти осязаемая мгла хлынула по лестничным маршам, жадно пожирая ступеньку за ступенькой. Скособоченный трёхэтажный дом, построенный в прошлом веке, превратился в чёрную тень, в коробку из бетона и железа, под крышку наполненную страхом и ожиданием. Лишь щербатые, усеянные окурками подоконники блестели в свете толстобокой Луны тысячами осколков от разбитых пивных бутылок.

Минуту стояла тишина, вязкая, концентрированная, едкая. Вдруг отворилась дверь квартиры на третьем этаже, а потом с жутким грохотом захлопнулась; замок лязгнул на весь подъезд. Вышедшая на лестничную площадку девушка после недолгой паузы застучала по каменным ступенькам высокими острыми каблуками. Спустившись к выходу из подъезда, не лишённая привлекательности и вместе с тем не отличавшаяся худобой юная дама замерла. Последовал смачный плевок, после которого темноту разрезал звонкий женский голос:

– Чёрт тебя дери, электрик криворукий! Найду – прокляну!

Домофон пронзительно запиликал.

На улице девушка, закинув за спину чёрный рюкзак, зашагала к толстому дереву, что стояло напротив дома. Старый ссохшийся дуб, издалека похожий на кривую опору ЛЭП, власти грозились спилить уже не первый год. Но то один, упав с ветки, насмерть разобьётся, то другой от сердечного приступа у основания поляжет. Чертовщина.

Набросив на голову капюшон балахона, тоже тоскливо-чёрного, девушка свистнула, отчего соседские дворовые псы зашлись нестройным лаем. Обеспокоенно глянула на шелестящее небо и подошла к дубу.

Невысоко, в паре метров от дупла, широко расставив крылья и нахохлившись, как разъярённый тетерев, сидел ворон. Он был будто соткан изо льда, стекла и камня. Крылья блестели, словно полированная сталь, глаза застыли, уставившись в самую верхнюю точку неба. Когти твари, схожие по виду с кусками угля, надёжно обхватили гнутую ветку. Расправив крылья, ворон повернул голову, взглянул в глаза девушке и протяжно каркнул.

– И тебе привет, Эдгар.

Она призывно махнула рукой – птица слетела с дерева.

Парочка, пройдя сквозь заросли, попала в заброшенный парк, всегда с радостью их принимавший. Мрачный сквер зарос шиповником и акацией. По земле стелился туман, густой, как кровь, текущая из раны, и белый, как смерть, что витает над кладбищем. Лакированные сапоги с жуткими черепами-застёжками и шнуровкой до колен выстукивали по асфальту непонятный резвый мотив, отдававший биением обезумевшего сердца. Одинокое эхо разносилось ветром на многие километры вокруг, вселяя в случайных прохожих неясное беспокойство: в такую рань порядочный хозяин собаку на улицу не выгонит.

Их путь завершился на отдалённой, захваченной травой могиле. Ворон вспорхнул на голое деревце, чтобы навести марафет. Подрагивающие от волнения пухленькие руки вынули из кармана балахона смятую бумажку, развернули, разгладили. Написанное всё равно оставалось неудобочитаемым.

– Clatto… Verata… чего?

– Кар-р!

– Кончай каркать, Эдгар, и помоги!

– Кар-ркнул Эдгар-р: «Пр-риговор-р!»

– Мерзкая птица! Блин, кто это писал? А, это же я писала. Ну тогда ладно… Р-р-р! Нифига же не прочтёшь! Может, сходить домой, глянуть в инете?

– Кар-р!

– Поняла-поняла. Не буду, – проворчала девушка. – О’Кей, попробуем снова. Clatto, Verata… Nicto, во!

Девушка замерла в благоговейном ожидании. Но магические слова произнесены, а на кладбище по-прежнему царит мёртвая тишина – никто оживать не намеревается. Хотя должен, чёрт возьми!

– Clatto, Verata, Nicto! – повторила она – веско, с достоинством.

Похороненный, судя по всему, плевать хотел на вескость, продолжая вести себя крайне недостойно: могилу изнутри не разрывал, прогнившими руками не тряс, не лез из ямы, будто трупный червь из пустой глазницы, не ходил с диким криком. Не подавал вообще никаких признаков жизни.

– Эгоист! – в сердцах высказалась молодая чернокнижница, снова комкая листок с заклинанием и убирая обратно в карман. – Ты и при жизни вёл себя не лучше!

– Пр-риставай, дор-рогой, пр-риставай!

– А ну-ка заткнись, пучок перьев! Ещё раз помянешь это, тебя тоже лопатой прихлопну!

– Кар-р!

Сплюнув на могилу почившего ухажёра, девушка зашагала прочь из обители вечного покоя и вечной же скуки.

– Бр-рёвна! Бур-ратины! Мер-ртвяки хр-реновы!

– Эдгар, завязывай. Полетели отсюда… Или пошли… Да, ёлки, без разницы!

– Повтор-рим? – предложил ворон.

Девушка на ходу пожала плечами.

– А смысл? Не работает же! Найти бы в реале умника, который запостил на форуме эту чушь, и подвесить за…

– Кар-р?

Некромантка покраснела хуже пойманного на взятке мэра.

– …за нос, – нерешительно договорила она.

– Мар-ргар-ритка! – иронически высказалась птица.

– Та-а-ак. – Колдунья немедля остановилась, упёрла руки в боки. – Во-первых, не Маргаритка, а Маргарита!

– Мар-ргар-ритка!

– А во-вторых, называй меня как положено: Ваше Злодейшество!.. Ну, или типа того… – Девушка тяжко вздохнула. – Марго, там…

– Мар-ргар-ритка!

Не сейчас, а чуть позже кто-то разрывал могилу изнутри, тряс прогнившими руками, лез из ямы, будто трупный червь из пустой глазницы, ходил с диким криком.

Только, к несчастью, уже после того как юная адептка «чёрной» магии и её говорливый знакомый удалились с кладбища.

С другой стороны, к несчастью ли? Утверждение весьма спорное…

Маргаритка включила светильник, который напоминал распятие, украшенное наконечником для новогодней ёлки, и плюхнулась в кресло с черепами на спинке. Чехол для этого древнего, вылинявшего, скрючившегося представителя мебели девушка сделала сама – потратила весь саван, что купила на пэтэушную стипендию в ближайшем магазинчике погребальных товаров. И ещё целую шкатулку блёсток: соткать абсолютно необходимые черепа было больше не из чего. Надо признать, они получились неплохие. Кривоватые, конечно, зато действительно пугающие ввиду полнейшего отсутствия у автора вкуса, дизайнерских знаний и навыков шитья. А ночью головешки, когда на них падал лунный свет, забавно блестели – правда, девушка постоянно убеждала себя, что то очень страшный и нездоровый блеск. В конечном итоге она накинула на спинку белую наволочку, чтобы скрыть из виду черепа, навевавшие мысли скорее не о смерти, а о «двойках» по геометрии и рисованию.

Маргаритка недовольно, ленивым движением смахнула на пол не прописанных в квартире крыс, которые устроили на «Некрономиконе» брачные игры. Плюхнувшись на пол, шерстяные зверьки продолжили утехи. Поднатужившись, девушка оторвала от изящного стеклянного журнального столика пятикилограммовый том и бухнула на колени. Поморщилась, перевернула покрытую человеческой кожей обложку, перелистнула пару страниц. Вгляделась в текст, накаляканный словно бы слепой курицей с ДЦП, а взаправду – безумным, умершим века назад арабом. Адепт зла попыталась в триста двадцать пятый раз прочесть заклинание, от усердия непроизвольно задвигав кругленькими губками.

Удивительно, но ей удалось-таки разобрать «каллиграфию»: «Klaatu, Barada, Nikto»! Вот оно!

– Ёлы-палы!

Она захлопнула «Чёрную книгу», возвела очи к потолку – и резко переместила взгляд вниз, потому что по балке полз ужасный, покрытый густой шерстью паук не меньше семи-восьми сантиметров в длину.

– У-у-у! Вот, значит, как звучит настоящая оживлялка! Щас я этому олуху на готском форуме напишу, что думаю о нём и его познаниях в магии!

Маргаритка порывисто встала с кресла и уверенным шагом подошла к еле работающему, бэушному ноутбуку. Наволочка, свалившись со спинки кресла, обнажила ехидно ухмыляющиеся черепа, что поигрывали блёстками в неверном свете шестидесятиваттной лампочки.

Накатав гневное и, по традиции, анонимное сообщение человеку под скромным ником Alhazred, Маргаритка кликнула «Ответить» – плод трудов появился на форуме. Переведя дух, она с чистой совестью зашла в электронную почту. Скривившись, прочитала письма от Любы с Надей и Веркой: каждая, типа, спрашивала о делах подруги, а на самом деле хвалилась собственными успехами. Эти трое встречались с парнями, учились в престижных вузах, днём свет божий затмевали красотой… Мрак и скукотища!

При взгляде на выражение лица Маргаритки скривился бы и лимон – если допустить, что лимонам есть чем смотреть. Впрочем, колдовство не отрицало такой возможности. Ознакомившись с достижениями «подружек» и скрытыми подколками в свой адрес, девушка послала трём ведьмам скопом веский ответ «Привет. Ага. Пока». И в порыве ярости хлопнула крышкой ноутбука.

Компьютер не успел выключиться, однако монитор резко перестал светиться. Вентилятор замолк – видимо, на веки вечные.

– Да-а бли-ин!..

– Кр-ривор-ручка! – уведомил Эдгар.

– Молчать! Спи давай!

Некромантка накинула на внушительных размеров клетку, где сидел ворон, тёмную материю. Стараясь не обращать внимания на протестующие карканье, Маргаритка разделась и улеглась в кровать.

Разбудил её жуткий, нечеловеческий вопль.

Маргаритка, точно укушенная вурдалаком, вскочила с постели. Темнота потоком забвения из древнегреческих мифов текла по комнате, заливая окружающее, воздух пропитался кошмарами, ощущение безысходной неизбежности наваливалось Сизифовым камнем, грозило переломить спину, свести с ума.

Короче, всё как обычно, город как город. Но отчего же тогда в сердце неясное ноющее чувство? Или – предчувствие?..

Маргаритка рассеянно завертела рукой в поисках ночника, что стоял на тумбочке с поры младших школьных классов, когда она начала бояться спать без света. Нет, пугала её не темнота, а сон во тьме. Бывало, Маргаритка просыпалась посреди ночи, размыкала глаза и принималась орать на половину квартала безумным баньши. Родители после нескольких концертов купили малютке ночник в виде добродушной улыбающейся тёти-тыквы с панамкой на голове и зелёным хвостиком на макушке. Спустя годы тыква потускнела, потрескалась, почти обесцветилась, но заботливая девушка разрисовала её пентаграммами, а бока и щёчки разукрасила словами из понравившихся песен. В компании со светильником-распятием тыковка смотрелась гармонично. Получилась этакая неформальная тётка Галя, что торгует героином из-под полы на базаре и слушает «Cradle of Filth», разогревая весло на плите. С охраной спалось гораздо спокойнее. Только куда подевалась «подружка»?

Ладонь Маргаритки провалилась в пустоту, затем ещё раз и ещё. «Чёрт возьми, да где же провод!» – вертелось в голове; на языке тем временем собиралось проклятие. Проклинать Маргаритка умела и, что самое интересное, чрезвычайно любила.

– Да чтобы ты по швам треснула, карга старая! Доберусь – лампочку выкручу!

В желании поскорее включить свет Маргаритка, потеряв бдительность, свалилась на пол и звонко ударилась копчиком о каменный пол.

«А где ковёр мой икеевский?» – мелькнула мысль, как только боль в заду добралась до мозга.

На улице снова премерзко закричали. Кровь похолодела, вызывая спазмы во всём теле, в ответ занемели руки, а сердце опять забилось о грудную клетку. Что за небывалые, жуткие вопли?!

И достигший наконец носа отвратный, гнилостный запах!..

«А шторки-то у меня откуда, мамочка родная?!» – Некромантка ошарашенно уставилась на безвкусные серые тряпки, висящие, будто облезлые ослиные хвосты.

Глаза более-менее привыкли к темноте, и Маргаритка, окинув взглядом покои, крепко задумалась. План комнаты, расположение окон, дверей – как в её квартире; тот же балкон с резными набалдашниками. Всё прежнее. Однако всё – другое. Непривычное, старомодное, дряхлое…

Со следующим порывом сквозняка в комнату влетел Эдгар и, взгромоздившись на подоконник, звонко прокричал:

– Дур-ра! Мар-ргар-ритка – дур-ра!

– Ничего не дура, – растерянно прохрипела некромантка, радуясь знакомой пернатой физиономии. – Что происходит? Где мы?

– Пр-рошлое, Мар-ргар-ритка.

– Прошлое? Что ты несёшь, Эдгар?

Ворон безмолвно таращился на девушку и крутил головой из стороны в сторону.

Он явно испытывал её терпение.

Маргаритка выскочила на балкон – и тут же обомлела. Городок, если взглянуть на него ночью с высоты третьего этажа, когда-то смахивал на круглое мерцающее яблоко. Он и сейчас казался тем же фруктом, только надкушенным с одного края будто бы чьей-то клыкастой голодной пастью.

Тухлятиной запахло сильнее.

А населённый пункт по непонятной причине молчал, не гудел и не орал на вселенную мелодиями из динамиков, тысячами клаксонов, голосами пьяных пионеров-гитаристов. Пропали неоновые вывески, исчезли мерцающие баннеры, испарилась пестрящая огоньками реклама со столбов, как и сами высоковольтные колоссы. Куда-то подевались телефонные вышки, которые народ в шутку называл Эйфелевыми за внешнее сходство с башней. Деревья же, которых в черте города было наперечёт, за ночь словно размножились почкованием, зелёным махровым одеялом прикрыв город сверху.