Идет он день, идет ночь, еще день, еще ночь, вдруг видит - светло стало. Еще немного прошел - вдалеке высокая арка и большие ворота показались. Ворота лаком черным крытые. Подошел юноша к воротам, подергал за кольцо - ворота распахнулись. И увидел юноша девицу в зеленом платье, ту самую, которую Эр-ни своей старшей сестрой назвала. Смотрит девушка на Да-чжуана, глазам своим не верит, одолела ее тревога, спрашивает:
- Ты как сюда попал? Вернется отец - не поздоровится тебе.
- Будь что будет, только надобно мне с Эр-ни повидаться.
Вздохнула девушка, ворота заперла и говорит:
- Иди за мной.
Двор просторный, во дворе дом стоит, в доме с каждой стороны по флигелю - все из одноцветного кирпича сложены, черепицей крыты. Привела девушка Да-чжуана в восточный флигель, пальцем на кан показала:
- Вот она, Эр-ни.
Смотрит Да-чжуан - там лиса лежит. Тяжко стало у него на сердце. Вмиг вытащил он из мешка волшебную жемчужину. А лиса, как увидела юношу, так и кинулась к нему. Рот раскрыла, а сказать ничего не может. Положил тут юноша лисице в рот жемчужину, перекувырнулась лисица, смотрит юноша - опять Эр-ни перед ним стоит. Обрадовался сперва Да-чжуан, потом сердце у него заныло. Похудела Эр-ни, вроде бы старше стала. А Эр-ни взяла его за руку, смеется. Смеялась, смеялась и как заплачет вдруг! Тут у ворот чей-то голос послышался. Испугалась старшая сестра и говорит:
- Прячься скорей! Отец воротился.
Да-чжуан от злости даже глаза вытаращил. Рванулся вперед. А сестра Эр-ни его легонько рукой отталкивает. Потом ушла, а сама дверь заперла.
Говорит Эр-ни:
- Станет отец тебя потчевать, крошки в рот не бери.
Только она это сказала, входит во двор старый лис, носом шмыгает, принюхивается:
- Чую человечий дух. Чую человечий дух!
А старшая дочь ему отвечает:
- Откуда тут человечьему духу взяться? Это ты ходил-бродил, чужой земли на ногах принес.
Отвечает старый лис:
- Не я принес. Чужой пришел. Чую человечий дух! Чую человечий дух!
- Не чужой пришел, муж Эр-ни пожаловал.
А Да-чжуан уже все наперед прикинул. Не отдаст ему старый лис Эр-ни, он будет насмерть драться с ним. Тут как раз послышался во дворе хохот старого лиса. Расхохотался он и как закричит:
- Пусть муж Эр-ни живо ко мне выйдет! Поглядеть на него хочу!
Отперла старшая дочь дверь. Вышел Да-чжуан, смотрит - перед ним белолицый старец стоит, атласная куртка на нем. Увидал он юношу, стал рукой его манить да звать:
- Иди-ка быстрей наверх, в северную комнату. Небось проголодался? Попотчую тебя на славу!
Поднялся юноша вслед за старцем в комнату. В комнате стол стоит, лаком крытый, блестит. А на столе том яств видимо-невидимо: десять блюд да еще восемь чашек. И чего только нет. Курятина, рыба - ароматный дух прямо в нос бьет. У Да-чжуана в животе урчит, почитай, день целый не ел. Но крепко-накрепко запомнил он, что Эр-ни ему наказывала. И так его упрашивал белолицый старец, и эдак уговаривал - ни крошки юноша не взял.
Говорит старец:
- Не хочешь овощи - лапши отведай.
А юноша на своем стоит, к еде не притрагивается. Старец сам юноше отвар из лапши подает, говорит:
- Не хочешь лапши - выпей хоть отвару.
У юноши во рту пересохло, аж сердце от жажды горит, и думает он: «Эр-ни только есть не велела, а про питье вроде бы ничего не сказала. Выпью немного, авось обойдется». Взял юноша у старца чашку с отваром, стал пить. Пьет-пьет и не заметил, как лапшинка в рот проскочила.
Вернулся юноша во флигель и стал животом маяться.
Спрашивает Эр-ни:
- Ел ты у отца, когда он тебя потчевал?
- Не ел, только отвар из лапши пил, да вот не заметил, как лапшинка в рот проскочила.
Стала его Эр-ни укорять:
- Зачем же ты отвар пил? Не лапшинка тебе в рот проскочила, змея ядовитая. Изведет она тебя.
Аж подскочил юноша с перепугу, а Эр-ни ему и говорит:
- Чтобы от змеиного яда уберечься, надобно белую жемчужину добыть. А старец ту жемчужину во рту держит. Дам я тебе жбан вина, возьми его и вместе пойдем к отцу.
Пришли они в северную комнату, а старец о ту пору как раз спать собрался.
Говорит ему Эр-ни:
- Отец, мой муж из дальних краев пришел, ничего он с собой не принес, только жбан отменного вина, чтоб уважение тебе выказать. Вино это на коричных цветах настояно.
Сказала так Эр-ни, сняла со жбана крышку. Такой аромат разлился по комнате, что и рассказать невозможно. А старец как увидел вино, обо всем забыл, схватил жбан двумя руками и давай пить.
Все до капельки выпил - захмелел, податливым стал, как глина. Тут Эр-ни и вытащила у него изо рта белую жемчужину. Старец не заметил, как лисом обернулся. Эр-ни взяла жемчужину, бросила ее в чашку с водой и велела Да-чжуану выпить. Забулькало у юноши в животе и болеть перестало.
Вытащила Эр-ни из чашки жемчужину, положила себе в рот, взяла Да-чжуана за руку, и побежали они. Бегут - земли под собой не чуют. Выскочили из пещеры. Дня не прошло, а они уж воротились. И стали они опять жить все вчетвером в радости и довольстве.
ВОЛШЕБНАЯ КАРТИНА
В глубокую старину, уж и не помню, какой император о ту пору правил Поднебесной, жил на свете сильный, умный и пригожий юноша по прозванью Чжу-цзы. Ему давно сровнялось двадцать, а он все еще не был женат. Никогда не жаловался Чжу-цзы на свою одинокую жизнь, хотя его частенько одолевала грусть. Говорит ему однажды мать:
- Ох, сынок, и без того в нужде да бедности мы с тобой живем. Так в нынешнем году нас еще императорские чиновники обобрали. Отняли все, что уродилось на клочке нашей тощей землицы. Кто же замуж за тебя пойдет, если мы сами себя прокормить не можем?
Прошло месяца три с лишком. Вот уже и Новый год скоро. Неплохо бы, думает мать, пельменями в праздник полакомиться. А то ничего они с сыном не едят, одни отруби да траву горькую. Только нет в доме белой муки на пельмени, откуда ей у бедняков взяться? Хорошо еще, что гаоляновой с полмеры осталось! Но из одной муки пельмени не сделаешь, начинка нужна, а овощи дорого стоят. Придется одной редьки купить.
Позвала мать сына и говорит:
- Осталось у нас, сынок, десять монеток, возьми их, сходи на базар да купи редьки. Я пельменей наделаю.
Взял Чжу-цзы деньги, отправился на базар. Только дошел до овощного ряда, вдруг видит - старик стоит, старинными картинами торгует. На одной картине девушка изображена, красоты такой, что и рассказать невозможно. Залюбовался юноша, глаз отвести не может. Смотрел, смотрел - и влюбился. Не стал Чжу-цзы раздумывать, отдал последние десять монет старику, взял картину и пошел домой.
Увидела мать, что сын вместо редьки картину принес, вздохнула и думает: «Не придется нам, видно, пельменей поесть», а сама молчит, слова сыну не скажет.
Отнес Чжу-цзы картину к себе в комнату и пошел заработка искать. Воротился он вечером домой, зажег свечку, вдруг слышит - зашелестело что-то: хуа-ла-ла. Что это? Не мог же ветер пробраться в дом. Поднял юноша голову, смотрит - картина на стене будто качается. В одну сторону качнулась, потом в другую? Что за диво? Красавица сошла с картины, села рядышком с Чжу-цзы. Рад юноша, и боязно ему. Тут дева улыбнулась, заговорила, и весь страх у юноши как рукой сняло. Ведут они меж собой разговор, а любовь их все жарче разгорается. Не заметили, как ночь прошла. Но только пропел петух, девушка на картину вернулась. Ждет не дождется юноша вечера - сойдет красавица с картины или не сойдет? Наступил вечер, и красавица снова пришла к юноше.
Так продолжалось около месяца. Но вот однажды дева сошла с картины печальная, с поникшей головой. Стал Чжу-цзы допытываться, что ее опечалило. Вздохнула девушка и говорит:
- Полюбила я тебя, и невмоготу мне смотреть, как ты с утра до ночи трудишься, а все равно в бедности живешь. Хочу я тебе помочь, да только боюсь на ваш дом беду накликать.
Тут юноша с жаром воскликнул:
- Как вспомню, что вечером увижу тебя, так радостно становится на сердце, что не боюсь я ни бедности, ни голода.
Не дала ему дева договорить и спрашивает:
- Разве справедливо, что ты в такой горькой нужде живешь? Вот тебе двадцать монеток, завтра сходи на базар, купи немного шелковых ниток. Только смотри, как бы кто про меня не узнал.
Все сделал Чжу-цзы, как ему велела красавица. А вечером сошла она с картины и говорит:
- Ложись-ка ты спать, а я поработаю.
Вот и первый петух прокричал. Рассвело. Открыл Чжу-цзы глаза и зажмурился: вся комната так и сверкает от шелка да атласа, - красавица за ночь их наткала. Смотрел на них юноша, смотрел, будто завороженный, потом к матери кинулся. Увидала мать, замерла, глазам своим не верит. Тут рассказал ей сын все по порядку: как каждый вечер спускалась к нему дева с картины, как они полюбили друг друга, как дала она ему двадцать монет и велела немного шелковых ниток купить, как, наконец, лег он спать, а утром проснулся и видит: вся комната так и сверкает от шелка и атласа.
Услышала мать, обрадовалась, а самой боязно: ведь неспроста все это. Подумала она так, а сыну ничего не сказала. Отнес Чжу-цзы шелка и атлас на базар и воротился домой с целой кучей денег. С той поры зажили мать и сын в довольстве.
Но вот однажды утром, когда Чжу-цзы ушел в поле, а мать хлопотала по хозяйству, явился монах-даос, который по деревням собирал подаяние. Посмотрел он на старую женщину, испуганно вскрикнул и говорит:
- Вижу я на твоем лице знак волшебства.
Вспомнила тут женщина, что рассказал ей сын о волшебной картине, задрожала от страха.
А монах опять говорит:
- Если не хочешь, чтоб горе и смерть пришли к тебе в дом, отдай мне немедля картину. Там красавица нарисована, она для вас шелка да атлас ткет.
Как услыхала женщина, что монах все про картину знает, еще больше испугалась. Бросилась в комнату, сорвала картину со стены, свернула ее и уже направилась к выходу, но тут услышала тяжелый вздох. Это красавица вздохнула и говорит чуть не плача:
- Скажи сыну, что я в дальних краях. Если он любит меня, пусть идет в страну Сию. Буду ждать Чжу-цзы весь век, пока не дождусь.
Ничего не ответила бедная мать. Поспешила она к воротам, отдала монаху картину, а сыну ничего не сказала: пусть лучше забудет Чжу-цзы свою красавицу.
Воротился юноша с поля домой, видит - нет на стене картины с прекрасной девой, один гвоздик остался. Бросился он к матери. И рассказала она сыну про монаха-даоса, который предсказал им горе да беду, если она не отдаст ему картины. Нечего и говорить, как закручинился юноша. Лег он на кан, пролежал до самого утра, захотел встать - не может - тяжелый недуг его одолел. Каких только лекарей не призывала мать! Каких только снадобий не давала сыну! Все напрасно. День ото дня слабел юноша, и мать видела, что смерть уже совсем близко. Села она к сыну на кан, заплакала и говорит:
- Чжу-цзы, Чжу-цзы, сыночек мой единственный, никогда я ничего не делала против твоей воли. Пусть будет так, как ты хочешь. Вижу я, ты умираешь от любви.
Отвечает ей сын:
- Не стану тебя обманывать. Мне бы только разочек на нее взглянуть, вся моя хворь мигом бы прошла.
Сказал так Чжу-цзы, и из глаз у него слезы закапали.
Говорит ему мать:
- Эх, Чжу-цзы, я и сама теперь поняла, что не надо было монаху картину отдавать. А сейчас послушай, что я тебе скажу. Сняла я тогда со стены картину, свернула ее и пошла отдавать даосу, вдруг слышу - будто кто-то тяжело вздохнул, а потом дева чуть не плача говорит мне: «Скажи сыну, что я в дальних краях. Если он любит меня, пусть идет в страну Сию. Буду ждать Чжу-цзы весь век, пока не дождусь». Не хотела я тебе про то сказывать, думала, забудешь ты ее, да, видно, не бывать тому. Только где эта страна Сию, никто не знает, да и болен ты сейчас.
Но в сердце Чжу-цзы уже загорелась надежда. С каждым днем ему становилось все лучше и лучше.
И вот однажды мать положила в холщовый мешочек все деньги, которые они выручили от продажи шелков и атласа. Чжу-цзы вывел за ворота коня, вскочил на него, взял мешочек с деньгами, махнул матери на прощанье рукой и поскакал на запад.
Много ли, мало ли дней прошло - трудно сказать, только все деньги, что были в полотняном мешочке, Чжу-цзы истратил: даже коня давно продал, чтоб за еду да за ночлег платить, а страну Сию все не видать да не видать. Пришлось Чжу-цзы на поденную работу наняться. Заработал он немного денег и снова в путь отправился.
Много дней шел юноша. Притомится, про деву вспомнит и опять идет, будто силы в нем прибавилось. Все реже попадались юноше деревни, часто приходилось ночевать в поле.
Однажды он за весь день так и не встретил ни одного селения. Во рту у него не было ни капли воды, ни одной рисинки. А ночевать снова пришлось под открытым небом. Проснулся он на следующее утро, вдруг видит - поблизости небольшой овражек. Обрадовался Чжу-цзы, побежал к овражку, смотрит - воды там нет, ручей давно пересох. Пошел юноша вдоль оврага, и вдруг заметил небольшую ямку, в ямке - вода. Спустился юноша вниз, присел на корточки и только хотел напиться, как вдруг откуда ни возьмись маленькая черная рыбка. Посмотрел на нее Чжу-цзы и говорит:
- Рыбка, рыбка! Выпью я эту воду - ты и часу не проживешь, не выпью - сам умру от жажды. Но двух дней не пройдет - ты все равно умрешь, потому что вода эта высохнет. Как же мне быть?
Думал, думал юноша и надумал. Взял платок, смочил водой, завернул в него рыбку, что осталось на дне, выпил и пошел дальше.
Много ли он прошел, мало ли, про то я не знаю, только солнце уже стало клониться к западу. Вдруг видит Чжу-цзы - река перед ним широкая с севера на юг течет. Глубины такой, что, сколько ни смотри, дна не увидишь. Пригорюнился Чжу-цзы, сел на берегу, не знает, что делать. Вдруг вспомнил о рыбке и говорит:
- Не знаю, что сам буду делать, а ты, рыбка, плыви себе на здоровье!
Сказал так юноша и выпустил рыбку на волю. Рыбка только чешуей блеснула на солнце и тотчас исчезла. Поглядел юноша направо, поглядел налево: нет реке конца, словно в небо она вливается. И лодки нигде не видно. Как же перебраться на другой берег? Неужели он никогда больше не увидит своей возлюбленной? Опустил юноша голову и пошел прочь.
Идет, идет, вдруг слышит - кто-то его окликнул:
- Чжу-цзы!
Оглянулся - нет никого. Померещилось, верно, думает юноша, кто это мог звать его здесь по имени?
И вдруг опять слышит:
- Чжу-цзы, Чжу-цзы, погоди!
Оглянулся Чжу-цзы и на этот раз увидел юношу высокого роста, одетого в черное.
Спрашивает юноша:
- Хочешь на тот берег перебраться?
Отвечает Чжу-цзы:
- Хочу, да не знаю как.
Говорит ему юноша:
- Твоей беде я могу помочь, мигом мост выстрою.
Сказал так юноша, обломил ивовый прутик, в реку бросил. В тот же миг прутик узеньким мосточком обернулся. Так обрадовался Чжу-цзы, что забыл поблагодарить юношу, побежал по мостику, а когда ступил на берег и оглянулся, ни моста, ни юноши уже не было. Только маленькая черная рыбка весело плескалась в воде.
Пошел Чжу-цзы дальше. Поднялся на гору, смотрит - внизу, в долине, небольшая деревушка. На северном ее краю двухэтажный дом высится, в воротах старый монах-даос стоит. Видит Чжу-цзы, что солнце совсем уже низко, и решил на ночлег попроситься. Долго хмурил брови старый даос, насилу согласился пустить юношу в дом, и отвел его в правый флигель. Пришли они в комнату, а там стены цветной бумагой оклеены. Кровать стоит да маленький столик.
Говорит монах:
- Ложись спать, только, смотри, ничего не трогай.
Сказал так и ушел.
Лег Чжу-цзы и думает: «Что здесь трогать, когда в комнате ничего нет». Думал он думал, и тревога его одолела. Ворочается юноша с боку на бок, никак не уснет. Вдруг ненароком рукой до стены дотронулся. Замерло у юноши сердце. Что это? Под бумагой маленькая дверка оказалась. Оборвал юноша с этого места бумагу, по комнате лунная дорожка побежала. Приоткрыл Чжу-цзы дверцу, смотрит - сад, в саду тропинка прямо к беседке ведет, в беседке огонек светится. Вдруг из беседки вышла женщина. Чжу-цзы тотчас захлопнул дверцу, но в серебристом свете луны успел разглядеть ее лицо. Это была его красавица, та самая, которая каждый вечер спускалась к нему с картины, его возлюбленная, которую он так долго искал. Юноша снова приоткрыл дверцу и крикнул:
- Неужели ты?
Женщина сделала ему знак, чтоб молчал, потом подошла и тихонько сказала:
- Вот и пришел ты в страну Сию. Я знала, что ты меня найдешь. А теперь давай убежим отсюда. Я похитила у старого даоса волшебный меч и убью его, если он будет гнаться за нами.
Сказала так женщина, оторвала полу своего халата, постелила на пол и велела Чжу-цзы встать на нее рядом с собой. Только он встал, как пола облаком обернулась и начала подниматься вверх, в самое небо. Летит Чжу-цзы на облаке - словно в паланкине его несут.
Вдруг красавица наклонилась к нему и говорит:
- Погнался все-таки старый монах за нами, но ты не бойся, закрой глаза и не оглядывайся, пока не скажу. Я и одна с ним справлюсь.
Сказала так красавица, вытащила волшебный меч. В тот же миг ударил гром, засвистел ветер, зашумел ливень. Страшный крик потряс все вокруг. Вслед за тем наступила тишина. Приказала тут женщина Чжу-цзы глаза открыть. Смотрит юноша - они с красавицей на твердой земле стоят. А у их ног лежит обезглавленный оборотень.
НЕБЕСНЫЙ БАРАБАН
Жил в Небесном дворце шэньсянь - бессмертный старец, и было у него семь дочерей, все уже взрослые. Самой младшей восемнадцать сровнялось. Отец очень боялся, как бы девушки не стали думать о земной жизни, а пуще того боялся, как бы они не нашли себе женихов в мире людей. Потому-то держал их старик в строгости, не велел им гулять, не велел развлекаться, и сидели они, бедненькие, во дворце, смертной скукой мучились.
Звали младшую дочь Ци-цзе
1. Уж очень хороша была собой девушка. И вот однажды, когда Ци-цзе отдыхала в своих покоях, ее слуха коснулись прекрасные звуки флейты, они доносились в Небесный дворец из мира людей. Флейта пела так сладко, что Ци-цзе невольно заслушалась. Ей не терпелось узнать, кто это играет, и вместе с пятнистым оленем, который прислуживал ей, она тихонько вышла из дворцовых покоев посмотреть сквозь облака на землю.
1Ци-цзе - букв. седьмая дочь.
Стояла весна. В мире людей наливались пурпуром персики, зеленели ивы. Парами летали ласточки. Молодые супруги пропалывали поле зеленой пшеницы, пели песни. Зависть взяла Ци-цзе.
Повернулась Ци-цзе в ту сторону, откуда доносились звуки флейты, смотрит - молодой крепкий юноша сидит под развесистой ивой, на флейте играет. Глядит на него девушка, глаз отвести не может. Глядела, глядела и влюбилась.
Догадался олень, о чем его хозяйка думает, и говорит ей на ушко:
- Ты посмотри, Ци-цзе, как хорошо у людей! Вот бы спуститься к ним погулять!
Ци-цзе только головой кивнула.
А олень опять за свое:
- Видишь, юноша играет на флейте? Уж до того трудолюбив! С рассвета до темна косит в горах траву! По нраву он тебе?
Покраснела Ци-цзе от стыда, а сама кивнула оленю головой и говорит:
- По нраву-то по нраву, только неизвестно, хороший он человек или дурной?
- Я вмиг это узнаю, хочешь, вниз спущусь?
Согласилась девушка, и олень стал потихоньку спускаться на землю.
Юношу, который под ивой сидел и на флейте играл, звали Ван Сань. Был он круглым сиротой, косил траву, тем и жил.
Кончил Ван Сань играть, поднялся, взял косу и только хотел за работу приняться, как вдруг видит - олень к нему бежит по дороге. Подбежал олень к Ван Саню, подогнул передние ноги, поклонился и стал просить:
- Спаси меня, братец-косарь! Спрячь поскорее! За мною волк гонится!
Спрятал Ван Сань оленя в копну, а сам на дерево залез. В тот же миг волк появился. Подбежал волк к дереву, запыхался весь и спрашивает Ван Саня:
- Не видел ты, не пробегал олень по дороге?
Махнул Ван Сань рукой на запад и отвечает:
- Видел, он вон куда убежал.
Услышал это волк и помчался дальше, на запад.
Вылез тут олень из копны и давай благодарить Ван Саня. Потом спросил, велика ли у юноши семья.
Вздохнул Ван Сань и отвечает:
- Эх, один я на белом свете. Один ложусь, один встаю.
Спрашивает его олень:
- Отчего же тогда не приведешь в дом жену?
Отвечает юноша:
- Беден я, кто же за меня пойдет?
Говорит олень:
- Не печалься, братец Ван Сань! При твоем трудолюбии да не найти себе жены?! Вот погоди, я тебя сосватаю!
Отвечает Ван Сань:
- Не знаю, как и благодарить тебя.
Говорит ему олень:
- Сейчас уже поздно, мне пора уходить, но мы с тобою вскорости свидимся. Понадобится моя помощь, оборотись на юго-восток, крикни три раза: «Брат олень! Брат олень! Брат олень!» Мигом явлюсь.
Сказал так олень и исчез. Собрал Ван Сань траву и домой воротился.
На другой день встал юноша чуть свет и снова в горы отправился. Подошел к реке, смотрит: девушка в розовом платье белье на берегу стирает. Глаза у нее большие, лучистые, руки умелые, быстрые. И собою хороша. Загляделся Ван Сань на девушку и про свою траву забыл.
А девушка стирала, стирала, да вдруг оступилась, в воду свалилась. Ван Сань и думать не стал, прыгнул за девушкой в воду, на берег ее вытащил.
Девушка промокла, дрожит вся и говорит Ван Саню:
- Ты и впрямь добрый юноша! Если твой дом неподалеку, дозволь зайти к тебе обсушиться.
Отвечает ей Ван Сань:
- Зайди, обсушись!
И пошли они рядышком к дому. Пришли, а около дома олень стоит, их дожидается, две пары платья держит.
Удивился Ван Сань и спрашивает:
- Ты зачем пришел, брат олень?
А олень рассмеялся и отвечает:
- Говорил же я, что приду тебя сватать. Эту девушку зовут Ци-цзе. Ради тебя она покинула Небесный дворец и спустилась на землю. Пришлись ей по нраву твое трудолюбие и доброе сердце, и согласна она выйти за тебя замуж. Ну как, возьмешь ее в жены?
Выслушал Ван Сань оленя, взглянул на Ци-цзе, и в сердце у него словно цветок расцвел; покраснел юноша и попросил Ци-цзе стать его женой. Счастливо зажили Ван Сань и Ци-цзе, усердно трудились. А олень часто приходил им помогать.
Узнал бессмертный старец, что его дочь вышла замуж, страшно рассердился, так и горит весь от злости. И вот однажды дождался он, когда Ван Сань в поле уйдет, спустился на землю и увел Ци-цзе в Небесный дворец.
Воротился Ван Сань с поля, а Ци-цзе дома нет. Стал он ее искать. Добрых полдня искал, нигде не нашел. Пригорюнился юноша и вдруг про оленя вспомнил. Повернулся он лицом к юго-востоку и крикнул три раза:
- Брат олень! Брат олень! Брат олень!
Только он это крикнул, а олень уже перед ним.
Говорит олень юноше:
- Братец Ван Сань! Узнал бессмертный старец, что Ци-цзе за тебя замуж вышла, рассердился, увел ее в Небесный дворец и посадил в тюрьму. Велела Ци-цзе тебе передать, чтоб ты гаолян посеял и хорошенько за ним ухаживал, еще лучше, чем в прошлые годы. А когда гаолян созреет, не снимай его весь, оставь на поле один самый толстый стебель. За ночь он вырастет до самых облаков. По этому стеблю доберешься ты до Небесного дворца и встретишься с Ци-цзе. И еще она просила, чтобы ты каждый день на флейте играл, ей тогда веселее будет. Крепко запомни, что я тебе сказал. А теперь мне пора. Ци-цзе ждет…
Не успел Ван Сань глазом моргнуть, как олень исчез.
Опечалился юноша. Поднял он голову, поглядел на небо, ничего не увидел, только черные тучи. Где-то сейчас его Ци-цзе? Взял юноша флейту и заиграл, чтобы жену развеселить. Никогда еще его флейта не пела так звонко. Нежные звуки неслись прямо к небесной тюрьме. Услышала Ци-цзе, как играет Ван Сань, и колодки на ногах будто легче стали.
Уж очень хотелось Ван Саню поскорее увидеться с Ци-цзе, и сделал он все, как она велела: посеял гаолян, ухаживал за ним старательно. И вырос гаолян высокий-превысокий. Смотрит на него Ван Сань - не нарадуется.
А гаолян день ото дня крепче становится. Вот и метелки появились. Сидит Ци-цзе в небесной тюрьме, ждет не дождется, когда гаолян созреет. День ей годом кажется.
Но вот наконец пришла осень, гаолян красным сделался. Висят на стебле метелки пушистые. Один стебель заметней всех, такого никто и не видывал - толстый, высокий, с целое дерево будет. Убрал юноша гаолян, домой отнес, а самый высокий, самый толстый стебель на поле оставил. Вырос он за ночь до самых облаков. Увидел его Ван Сань, обхватил руками, стал подниматься на небо.
Вот и Небесный дворец. Вышли навстречу Ван Саню шесть девушек, на всех платья одинаковые.
Спрашивает старшая:
- Кто такой и зачем пожаловал?
Отвечает Ван Сань:
- Я - муж Ци-цзе, ищу свою жену.
Обрадовались тут девушки, все разом воскликнули:
- Значит, ты и есть муж нашей младшей сестры?
Отвечает Ван Сань:
- Да, я ее муж!
Говорит старшая сестра:
- Увидали мы, что гаолян красным сделался, навстречу тебе вышли. Сестренка наша в небесной тюрьме томится. Да и оленя туда заперли за то, что он тебе весточку от нее передал. Сейчас ты все равно их не увидишь, так что спрячься пока…
Только она это сказала, как на дороге бессмертный старец появился. Идет, ковыляет, на посох опирается.
Показал старец посохом на юношу, спрашивает дочерей:
- Что за человек такой, откуда появился?
Отвечает старшая:
- Он прилетел с Земли на Небо!
«Видать, юноша этот умелый, раз сумел прилететь на Небо», - подумал так старец и спрашивает:
- Ты зачем пришел?
Отвечает Ван Сань:
- Я ваш зять, пришел выразить свое уважение и увести домой жену, вашу седьмую дочь.
Услыхал это старец, поник головой, потом улыбнулся ехидно и спрашивает:
- Хэй, хэй! Значит, ты и есть Ван Сань?
Отвечает юноша:
- Он самый!
А старец между тем надумал Ван Саню задачу задать, велел принести соху и говорит:
- Слыхал я, что ты мастер пахать! Видишь, на стене трава выросла? Ну-ка, перепаши ее! Сумеешь - отдам тебе дочь, не сумеешь - убирайся прочь!
Сказал так старик и заковылял по дороге.
Поле перепахать - лучшего пахаря, чем Ван Сань, и не сыщешь! Но как перепахать стену? Совсем было приуныл Ван Сань. Тут старшая из сестер и говорит:
- Не горюй, братец! Я помогу тебе.
Дунула она Ван Саню на ноги раз, дунула другой, встал юноша без труда на край стены, взялся за соху, вмиг перепахал всю стену.
Вскорости старец воротился, видит - на стене и травинки не осталось, про себя думает: «А парень и впрямь умелый». И решил старец еще одну задачу юноше задать. Велел он принести один доу
1отрубей и говорит Ван Саню:
1Доу - мера сыпучих тел, равная 10 л.
- Видишь эти отруби? Свей из них веревку. Сумеешь - отдам тебе дочь. Не сумеешь - убирайся прочь!
Сказал так старец и заковылял по дороге.
Из пеньки или из травы вить веревку - лучшего мастера, чем Ван Сань, и не сыщешь. Но как свить веревку из отрубей? Совсем было приуныл Ван Сань, но тут старшая сестра тихонечко ему говорит:
- Не горюй, братец! Я помогу тебе.
Дунула девушка на отруби, взяла горсть и начала веревку вить. Свила немного, Ван Саню отдала. Стал юноша дальше вить, вмиг веревку свил.
Воротился старец, увидал веревку, а она гладкая да скользкая. Что тут скажешь? Не смирился старец, новую задачу задал юноше и говорит ему:
- Ладно! Нынче отдохни, а завтра пойдешь на Обезьянью гору, добудешь для меня небесный барабан. Сумеешь - отдам тебе дочь, не сумеешь - убирайся прочь!
Сказал так старик и заковылял по дороге.
Пуще прежнего приуныл Ван Сань и думает: «Как раздобыть небесный барабан?» Но тут подошли к нему все сестры разом: третья, четвертая, пятая, шестая, и говорят:
- Не горюй, зять. Мы тебе поможем.
Третья сестра дала юноше холщовый мешок, четвертая сестра - топорик, пятая сестра - кремень, шестая сестра - иголку. Рассказали они юноше, что делать да как быть, чтобы небесный барабан добыть, и как после поступить. Не велели болтать, велели молчать, чтобы беды избежать да живым остаться.
Услыхал это Ван Сань, испугался, да что поделаешь! Надо выручать Ци-цзе!
Только рассвело, собрался Ван Сань в путь-дорогу, простился со свояченицами и отправился на Обезьянью гору.
Подошел юноша к горе, руками за колючий терновник ухватился, ногами в камни уперся - полез наверх. Уже руки у него в кровь исцарапаны, ноги в кровь стерты, платье в клочья изорвалось, а он знай карабкается да карабкается. Вот наконец и вершина!
Схоронился юноша в зарослях, огляделся. Куда ни глянь - обезьяны резвятся да скачут. Небесный барабан на высоком дереве висит, обезьяны его стерегут. Вдруг заприметил юноша яму, спустился в нее, повалялся, весь в глине вылез, сел на камень, на солнышке сушится.
Об эту пору обезьяны с горы к горному потоку мыться бежали, увидели Ван Саня, за глиняного бодисатву его приняли, хватать его стали, каждая к себе тащит. Притащили к небесному барабану, рядом поставили и давай перед ним поклоны отбивать. Плоды с дерева сорвали, сложили у ног Ван Саня и - пэн-пэн-пэн, пэн-пэн-пэн - убежали. Одну старую обезьяну оставили стеречь небесный барабан.
Вытащил тут Ван Сань из-за пазухи холщовый мешок, рукой поманил обезьяну и крикнул:
- Живо в мешок полезай!
Обезьяна и думать не стала, прыгнула в мешок, а Ван Сань взял да и завязал его. Духом на дерево взобрался, снял барабан, взвалил на спину и побежал прочь. Обезьяны сразу пропажу заприметили, всполошились, загудели будто пчелы в улье, вдогонку за юношей пустились.