Воротился он домой, плачет, а жена посмеивается:
- Ну и бестолковый же ты! Свадебный паланкин за траурные носилки принял, надо было улыбаться и в ладоши хлопать.
Ответил дурак:
- Наперед умней буду, - и лег спать.
Вышел утром на улицу, смотрит - у соседей дом загорелся. Побежал поглядеть. Нравится дураку, как пламя полыхает, заулыбался он и ну хлопать в ладоши да приплясывать.
Опять его поколотили.
Идет он домой, причитает:
- Бедный я, несчастный, все-то меня бьют, никому угодить не могу.
Услыхала жена, аж руками всплеснула и говорит:
- Дурак ты, дурак, кто ж на пожаре в ладоши хлопает? Взял бы лучше ведро с водой, залил огонь!
Услыхал это Дурак и думает: «Как увижу пожар - непременно потушу».
Пошел он по деревне, на кузницу набрел. Смотрит - огонь полыхает, искры во все стороны разлетаются. Схватил дурак ведро с водой, залил огонь. Прибежали кузнецы, давай его бить, так избили, что еле до дому добрался.
- Эх ты, - говорит жена, - кто ж в кузнице огонь заливает? Лучше б молотом по наковальне поколотил, тебе б кузнецы спасибо сказали!
Обрадовался дурак:
- Вот и хорошо, буду знать наперед, что делать!
Идет дурак, смотрит - дерутся двое, палками размахивают, кричат громко.
Подбежал дурак, схватил палку, давай их дубасить.
Забыли те двое про свою драку, кинулись на дурака, едва ноги унес.
А жена опять говорит:
- Дурачина ты, простофиля, не бить надо было - разнимать.
Запомнил дурак, что жена ему сказала, да сам не рад: сцепились два быка, а он давай их разнимать.
Поднял его бык на рога, на соседний пустырь забросил. Только к вечеру нашли дурака еле живого.
СКРЯГИ
Жили на свете муж с женой. Только и думали с утра до вечера, как бы разбогатеть. Скажет, бывало, жена:
- Давай портняжничать станем, одежду шить!
- Не дело это - портняжничать, - отвечает муж. - День-деньской иголку втыкать да нитку тянуть. Устанешь только, а заработаешь самую малость.
- Тогда давай займемся красильным ремеслом, - не унимается жена.
- Красильное ремесло и того хуже. И сами в краске, и вокруг одни краски. Что за жизнь! А корысти опять-таки никакой.
Спорили они, спорили и решили наконец устроить постоялый двор. Устроить-то устроили, и дела у них пошли неплохо, а богатства все равно не нажили.
Богатые гости добро привезут, да с собой увезут. А с бедняка что возьмешь? Он сам нищ да гол.
И вот забрел однажды на постоялый двор почтенный старец - борода белая, посох длинный, на посохе красной тушью иероглифы выведены: «Коли я войду в ворота, всех избавлю от заботы». Увидал муж, что написано на посохе, и думает: «Не иначе как это бессмертный предсказатель судьбы».
Не вытерпел он и спрашивает:
- Господин, а господин! Расскажи, как ты людей от забот избавляешь?
- Есть у меня одно зелье, - отвечает старец, - кто выпьет его - обо всех невзгодах забудет! Печали, тоски да забот - как не бывало!
Услыхали это муж с женой и стали просить старца, чтоб продал им волшебное зелье. Согласился старец, отвесил пол-ляна.
Взяла жена зелье и говорит мужу:
- Ну, теперь мы непременно разбогатеем, подсыпем богатым гостям этого порошка в рис или чай, и забудут они здесь свои мешки да тюки.
И надо же было так случиться, что прямо на другой день заехал на постоялый двор богатый купец. Ларцы жемчугом набиты, мешки - яшмой, ящики - кораллами да бирюзой. А украшений золотых и серебряных - не счесть! Разгорелись у жадных хозяев глаза. Пока муж смотрел, как купец в своей комнате бесценные сокровища возле кана складывает, жена на кухне в чай да в рис всыпала гостю весь порошок до капельки. Гость съел весь рис, опорожнил целый чайник чаю и спать лег. Жадные хозяева от нетерпения всю ночь дрожали и не сомкнули глаз.
А рано утром, только купец уехал, кинулись к нему в комнату: подле кана рыщут, на кане ищут - ничего найти не могут. По углам искать стали, пол разворотили, кан разобрали, все напрасно: не то чтоб драгоценностей, камешка - и то не нашли!
- Обманул нас проклятый старик! - в ярости закричала жена, - не волшебное это зелье, все купец с собой увез, ничего не забыл!
- Ах, черепашье отродье! - еще громче завопил муж. - Забыл! За постой уплатить забыл! Говорил нам старик: «Кто выпьет зелье, обо всех невзгодах забудет!» А мы эти его слова запамятовали!
Жадность, видать, память отбивает!
КАК ТРИ ЗЯТЯ ТЕСТЯ ПОЗДРАВЛЯЛИ
Было у старика три дочери. Старшую и среднюю он за сюцаев замуж отдал, а младшая за крестьянина вышла. И вот однажды решил старик день своего рождения справить. Все три дочери с мужьями пришли долголетия ему пожелать, только не глядят старшие зятья на меньшого. Сели все за праздничную трапезу, решили тут сюцаи себя показать, меньшого зятя посрамить, велели каждому стих сочинить. А кто не сможет, тому мяса не дадут, вина пить не дозволят.
Старший зять первым стих сочинил:
Дважды восемь - шестнадцать,
Первым съем кусок мяса.
Сказал он стих и очень довольный взял кусок мяса пожирнее, рюмку ароматного вина выпил. Вслед за ним второй зять стих сочинил:
Дважды девять - восемнадцать,
Два куска мяса одним махом подцеплю.
Сказал он стих и очень довольный два куска мяса сразу съел, две рюмки вина выпил. Дошла очередь до третьего зятя, взял он сперва в руки блюдо с закуской, а потом начал стих говорить:
Четырнадцать - дважды по семь,
Полное блюдо держу и ем.
Сказал стих - целое блюдо дочиста опустошил да кувшин вина - буль-буль - вылакал. Злятся ученые зятья, а сказать ничего не могут. Только не смирились они, дождались, пока закуску по второму разу принесли, и, когда гости за палочки взялись, сказали, что надо еще по стиху сочинить, а кто не сумеет, тому есть не дозволят.
Спрашивает тут третий зять:
- А про что сочинять?
Отвечает второй зять:
- Про все. И про птицу, которая в небе летает, и про зверя, который по земле рыщет, и про драгоценность, которая на столе лежит, и про человека, который у стола стоит.
Опять начал первый зять:
Птица в небе парит - это феникс, фэнхуан,
Зверь по земле бежит - это горный козел.
На столе сочинение лежит,
А по бокам красавицы стоят.
Второй зять подхватил:
Птица в небе парит - это гриф, пэнцзю,
Зверь по земле идет - это носорог, синю.
На столе «Весны и Осени» лежат,
По бокам две служанки стоят.
Потом третий зять стал стих говорить, спокойно, не спеша:
Тварь пернатая в небе боится ружья,
Зверь по земле бежит - это свирепый тигр,
На столе уголек раскаленный лежит,
По бокам юноши стоят.
Не успел он до конца сказать, захохотали ученые зятья, стих, говорят, чересчур грубый, да и рифмы никакой нет, не давать-де ему закусок. А третий зять отвечает:
- Погодите, дайте я до конца договорю, - и стал все сначала повторять: - «Тварь пернатая в небе боится ружья» - ружье может убить вашего грифа и феникса. «Зверь по земле бежит - это свирепый тигр» - тигр может загрызть вашего носорога и горного козла. «На столе уголек раскаленный лежит» - уголек может сжечь ваши «Весны и Осени» и другие писания. «По бокам юноши стоят» - они могут жениться на ваших служанках да красавицах.
Услыхали это сюцаи, аж рты поразевали, языками ворочают, а сказать ничего не могут. Хотели ученые мужи посрамить крестьянина, да самим от него досталось. Недаром говорится: не держи камень за пазухой - тебе же на ноги упадет. И поделом им!
ИМПЕРАТОР И МЫШЬ
Жил в прежние времена император, глупый был, ему бы только сладко поесть, нарядно одеться да народ обобрать, денег с него побольше получить.
И вот однажды завелась в золотых императорских покоях мышь. Испугался государь, потому как отродясь мышей не видывал, и решил, что это нечисть какая-нибудь. Со страху в дальних покоях схоронился, уж и не знаю, сколько дней в тронной зале не появлялся. Стали сановники военные да штатские совет держать и порешили, что во дворце оборотень объявился.
Время идет, видит мышь - все боятся ее прогнать: и император и сановники. Совсем обнаглела. Хвостом помахивает, каждый день по золотым покоям взад-вперед прохаживается вперевалку, императорский халат с драконами прогрызла, пояс, нефритом отделанный, проела. Пуще прежнего испугались тут император да его сановники. Военные говорят: человека найти надобно, чтоб чудище изловил, штатские советуют моления устраивать, жертвы чудищу приносить. Совсем растерялись государевы приближенные, не знают, как тут быть, под конец решили и военных и штатских послушаться: утром и вечером перед чудищем трижды поклон совершать, на рассвете и в сумерках благовония возжигать да поскорей доски вывесить, а на досках написать: ищем-де людей мудрых, с понятием, чтоб смогли зверя диковинного изловить. Внизу мышь нарисовать и приписать: «Кто изловит оборотня, десять тысяч слитков золота получит да цветного атласу тысячу кусков».
Увидел молодой крестьянин объявление, смешно ему стало: не оборотень там нарисован, самая что ни на есть обыкновенная мышь. И решил он изловить ее. Встал спозаранку, спрятал в рукав большого кота, во дворец отправился. Смотрит - государь да сановники перед жертвенным столом на коленях стоят, поклоны бьют. На столе мышь сидит на задних лапках, в передних пирожок масленый держит, за обе щеки уплетает. Глядит крестьянин на дураков этих твердолобых, хохочет во все горло: не волка испугались, не рыси, мыши обыкновенной. Услыхали император да сановники - смеется кто-то, головы повернули, а это, оказывается, крестьянин. Хотели тотчас связать его да судить. А крестьянин спокойно так говорит:
- Не тревожьтесь, пожалуйста, я оборотня пришел довить!
Сказал и кота выпустил. Увидел кот мышь, к жертвенному столу кинулся, мышь насмерть загрыз. Император и сановники аж глаза вылупили, рты разинули. Они и мыши отродясь не видали, а кота и подавно.
Взял крестьянин кота на руки, прочь пошел. Всполошился тут император: и так удерживает крестьянина, и эдак уговаривает:
- Уйдешь ты, а вдруг снова нечисть какая объявится, что тогда делать! Оставайся во дворце императора охранять!
Крестьянин пи в какую. Поднес ему государь еще десять тысяч слитков золота, еще тысячу штук атласной материи прибавил. Согласился тогда крестьянин зверя своего государю оставить, который котом зовется, нечисть всякую ловит.
Воротился крестьянин домой, золото да парчу бедным роздал. Узнал про это жадный помещик и думает: «Мне бы десять тысяч слитков золота получить да тысячу штук атласа! Не было бы богаче меня в Поднебесной». Чем больше думает, тем сильнее жадность в нем разгорается. О ту пору задумал император наложниц во дворец набрать, во все стороны людей разослал красивых девушек искать. А кому охота родную дочь государю в наложницы отдавать? Только богач обрадовался. Вот, думает, удача привалила, такое раз в тысячу лет бывает. Достал свадебный паланкин разукрашенный, принарядил дочь, к императору повез. А сам думает: «Ну, я-то побольше золота да атласа получу, чем крестьянин». Только лопнули все его надежды. Привел помещик дочь к императору, а император ему и говорит:
- Нет больше во дворце оборотней, всех кот загрыз, вот я и жалую тебе этого кота, десять тысяч слитков золота да тысячу штук атласа отдал за него.
Так и получил помещик кота взамен дочери. Досадно ему и обидно, да разве осмелится он перечить императору? Делать нечего, запечалился помещик, голову повесил, с котом домой воротился.
СЕМЕЙНАЯ ДРАГОЦЕННОСТЬ
В старину жил на свете один кузнец, трудолюбивее не сыщешь. И был у него сын, без малого двадцать годков парню, высокий, статный, до еды охочий, а в работе ленивый. Вот однажды кузнец и говорит сыну:
- Весь век я трудился, сынок, что есть в доме - все моими руками нажито. А ты работать не хочешь, только ешь да пьешь, ни одного юаня не заработал. Что ж дальше-то будет?
Пропустил сын отцовские слова мимо ушей и говорит:
- Эка важность юань заработать, да тут никакого таланту не надо!
Отвечает отец:
- Ладно, коли заработаешь юань, я тебе целый сундук добра отдам.
Не терпится сыну сундук с добром получить, да нет у него юаня. Работать неохота. Ходит он взад-вперед перед воротами, не знает, как быть.
Поглядела на него мать, пожалела сына: как бы не извелся он от дум, как бы не высох, подошла она к нему и говорит:
- Дам я тебе юань, поскорей отцу отнеси.
Взял лентяй юань, узелок с едой прихватил, улегся в холодке под деревом и уплетает за обе щеки. До самого вечера провалялся, воротился домой, как ни в чем не бывало, отцу юань отдал и говорит:
- Вот тебе юань, давай сюда сундук с добром.
Взял кузнец монету, поглядел, в руках повертел, в горн швырнул и говорит:
- Не заработал ты этот юань.
Понял лентяй, что не видать ему сундука с добром, растревожился. Спать лег, никак не уснет, с боку на бок ворочается. Узнала про это мать, и на другой день опять денежку ему дала. А лентяй взял денежку и опять целый день пробездельничал, только на этот раз притвориться решил, бегом пробежал два ли, весь вспотел, в дом влетел, аж запыхался, отдал отцу юань и говорит:
- Ну и намаялся я, пока этот юань заработал, прямо ноги не держат! Теперь неси сундук с добром!
Взял кузнец денежку, долго на нее глядел, потом в реку бросил, которая возле дома текла, и говорит сердито:
- И этот юань ты не заработал!
Видит лентяй, что никак не заполучить ему сундук с добром, взяла его досада, хоть помирай!
Смекнула тут мать, в чем дело, поняла, что не добро - зло сыну делала. Кликнула она его на другой день и говорит:
- Отец добра тебе желает, сынок. Коли хочешь сундук получить, потрудись честно!
Послушался юноша мать, в тот же день из дома ушел. Шел, шел, пока все подошвы стер, наконец на улочке одной подрядился бревна таскать. До ночи таскал, а как артельному за харч заплатил, гривенник один остался. Никогда парень не работал и так намаялся, что с ног свалился. Подняли его, опять стал бревна таскать. Десять дней трудился, ни монетки не потратил, юань скопил. Радостный домой воротился и отцу деньги отдал. Взял отец монетки, пересчитал, опять в горн бросил. Не стерпел сын, деньги из огня выхватил и говорит отцу обиженно:
- Десять дней я работал, пока этот юань заработал!
Обрадовался отец и отвечает:
- Верно говоришь, сынок! Теперь я вижу, что эти деньги ты сам заработал. Небось не жалко было, когда я чужие в огонь кидал!
Сказал так кузнец, вынес сундучок и опять говорит:
- Не злато-серебро, не редкие сокровища в этом сундучке - весь мой инструмент. Возьми его и помни, что дороже он злата-серебра, дороже всех богатств! Трудись! Век горя знать не будешь!
Засмеялся сын весело и принял отцовское наследство. Это и была семейная драгоценность.
КТО УКРАЛ ЯЙЦО?
Назначили Бао-гуна чиновником. Услыхала про это жена его старшего брата и думает: «Чересчур он молод в ямыне сидеть, дела решать». И надумала невестка испытать Бао-гуна.
Сварила она вкрутую яйцо, велела служанке Чунь-сян его съесть, а потом и говорит Бао-гуну:
- Оставила я нынче утром в комнате яйцо, да кто-то съел его. Как бы узнать, кто это сделал, да человека не обидеть зря!
Стал Бао-гун в уме прикидывать: в комнату старшей невестки ходят только служанки, наверняка которая-нибудь и стащила яйцо. Да как узнать, которая? Их ведь несколько!
Вынес Бао-гун во двор скамейку и столик, на столик две чашки поставил: одну с водой, другую без воды, сам рядом сел, кликнул служанок, выстроил в ряд перед столом, велел каждой отпить глоток из чашки, прополоскать рот, а воду в пустую чашку выплюнуть. Девушки так и сделали. У всех вода чистая, у одной Чунь-сян желтые крупинки плавают.
Взял тут Бао-гун кисть и написал: «Поскольку установлено, что яйцо украла Чунь-сян, к ней и следует применить наказание. Но поскольку преступление совершено впервые, надобно явить милосердие и простить преступницу. Остальные служанки к делу не причастны, равно, как и прочие люди».
Поняла тут невестка, что Бао-гун справедлив, умеет правду от лжи отделить, успокоилась и отпустила его на службу в ямынь.
КАК СУДЬЯ БАО ОСЛА ДОПРАШИВАЛ
Жил в старину один бедняк по прозванью Ван У-цзы - Ван Пятый. И был у него осел, он на нем хворост да уголь возил. Других руки кормят, а бедняка ослиная спина. Берег бедняк своего осла ну, прямо, как сокровище драгоценное, поил, кормил, мелкую траву и то секачом для него рубил. Так он своего осла холил, что шкура у того стала гладкая, щетина блестящая. Кто ни увидит - всяк похвалит:
- И впрямь сокровище четвероногое!
Был, конечно, осел тот упрямым, так на то он и осел! С утра до ночи копытами бьет, отдыху себе не дает. На другого осла самое большее сто двадцать цзиней навьючишь, а этот и двести сорок одолеет. Другой осел в один конец сбегает, а этот в два поспеет.
Навьючил бедняк на осла уголь древесный, повез в городок продавать. Осла у ворот привязал, сам мешок с углем на продажу понес. Воротился - нет осла. Вместо него к дереву другой, ледащий, осел привязан. Всполошился бедняк, заметался, то на восток побежит, то на запад кинется, где только не искал! Осла и след простыл. Взяла Вана Пятого досада, рассердился он, потащил паршивого осла ледащего к судье Бао жалобу подавать, да не знает, ответчиком кого сказать. Думал, думал, на осла ледащего жалобу подал.
Вышел судья Бао в зал, стал дела разбирать. Дошел до жалобы Вана Пятого, приказал стражникам ответчика привести и давай его ругать:
- Тай! Ты откуда взялся? Как посмел чужое имя присваивать, себя за другого выдавать!
А осел голову понурил, молчит, хоть бы слово вымолвил!
Пуще прежнего рассвирепел судья Бао, как стукнет колотушкой по столу, как закричит:
- Ван Чао, Ма Хань! Живо намордник на осла наденьте! Не кормите его, не поите! Крепко-накрепко под арест на три дня заприте. После снова ему допрос учиним!
Едва не рассмеялись стражники, и те, что на возвышении подле судьи стояли, и те, что внизу в зале были, да не осмелились. Пришлось им выполнить приказ судьи. Заперли они ответчика почтенного, осла ледащего, в пустом загоне. Тем временем новость эта на все четыре стороны разнеслась, дивятся люди, отродясь про такое не слыхали. И на третий день, когда опять был суд назначен, не сотни - тысячи людей заполонили присутствие. Каждому охота поглядеть.
Три раза в барабан ударили, поднялся судья Бао в зал, на судейское место сел. Стражники тотчас осла притащили: брюхо у него ввалилось, голова опущена, смотреть жалко. Стукнул судья колотушкой по столу и как закричит:
- Эй, стража! Дайте-ка этому паршивцу сорок палок, да посильнее бейте!
- Слушаюсь, - разом ответили стражники, взяли батоги и давай осла дубасить. Десять, двадцать, тридцать - все сорок палок ему дали.
Напоследок судья Бао приказал:
- Теперь отпустите его, пускай идет, куда хочет.
А осел ледащий три дня взаперти просидел, три дня не ел, три дня не пил, сорок палок получил, страху натерпелся. Как вылетит он из зала, как помчится! Только его и видели. Приказал тут судья Бао одному стражнику да Вану Пятому по следу пойти, поглядеть: в чей он дом забежит - тот и есть его хозяин, тот самый вор, который осла у Вана Пятого увел, а своего ледащего оставил.
Пошли Ван Пятый со стражником по следу, с ними еще несколько зевак увязалось, целых пятнадцать ли прошли, смотрят - осел ледащий к хозяину одного хутора забежал. Пошли люди за ослом следом. Нашли, конечно, осла, которого у Вана Пятого увели, и самого вора схватили.
КАК ПЫТАЛИ КАМЕННУЮ ПЛИТУ
Сел однажды Бао-гун в паланкин, отправился в суд дела вершить. Едет он по улице, смотрит: сидит на каменной плите мальчик, плита старая, аж почернела, сидит и горько плачет. А рядом с ним стоит плетеная корзинка бамбуковая.
Приказал Бао-гун носильщикам остановиться, подозвал мальчика и спрашивает:
- Кто тебя обидел, мальчик? Отчего ты плачешь?
Отвечает мальчик:
- С самого утра торговал я пончиками. Наторговал на двести медяков, деньги положил в корзину. Тут фокусник пришел, стал фокусы показывать. Сел я на этот камень, стал смотреть. Недолго смотрел. Потом в корзину заглянул, а денег нет.
Сказал так мальчик, еще горше заплакал.
Выслушал Бао-гун мальчика, брови нахмурил, подумал немного и говорит:
- Деньги лежали в корзине, корзина стояла на камне, Вдруг деньги исчезли. Наверняка каменная плита их украла. Стража! Доставить в ямынь мальчика и плиту на допрос.
Услыхали люди, что Бао-гун каменную плиту допрашивать будет, друг другу передавать стали, недаром говорится: один десяти скажет, десять - сотне. Подивились, скорей к ямыню побежали допрос послушать.
Поднялся Бао-гун в зал, велел внести плиту, перед столом поставить. Мальчику рядом с плитой велел встать, а народ весь по обеим сторонам стола расположился.
Сел Бао-гун на судейское место, допрос начал:
- Признавайся, плита каменная, ты у мальчика деньги украла? Только правду говори, не то я велю тебя бить и пытать.
Но камень, он камень и есть, лежит себе да молчит. Рассвирепел Бао-гун, стукнул по столу, велел стражникам бить плиту. Услыхал народ, что судья камень бить приказал, смех, да и только! Но в ямыне не посмеешься - боязно. Подняли стражники палки, принялись камень колотить. Бьют, колотят, аж щепки от палок во все стороны разлетаются. Не стерпели тут люди, захохотали, да так громко, что и не слышно, как палки о камень бьют.
Только Бао-гун не смеется, в дощечки стучит, чтоб народ утихомирить, и говорит:
- Вы что, порядка не знаете? Не умеете себя в ямыне вести? Стража! Запереть двери, никого не выпускать!
Видят люди - рассердился Бао-гун, упали на колени, о пощаде молят.
Говорит судья:
- Ладно, на этот раз я вас пощажу, только пусть каждый, прежде чем домой идти, монетку даст. Коли согласны, отпущу я вас с миром.
Приказал Бао-гун стражникам притащить большой чан с водой, посреди зала поставить. Потом каждому велел монету в чан бросить, сам рядом стоит, смотрит. Одна за другой падают монеты в чан, люди друг за дружкой из зала выходят. Но вот подошел какой-то человек, монету в чан бросил. Смотрит Бао-гун - на воде кружочки жира плавают.
Как закричит судья:
- Это ты, пес, у ребенка деньги украл? Признавайся!
Испугался вор, дрожит весь.
Приказал Бао-гун обыскать вора, нашли у него стражники сто девяносто девять монет, с той монетой, которую он в чан бросил, ровно двести. Отдал Бао-гун все двести монет мальчику, а вора приказал побить хорошенько и вон выгнать.
Только тут поняли все, зачем понадобилось Бао-гуну каменную плиту допрашивать. С той поры стали люди пуще прежнего мудрого судью почитать.
Сказы и легенды
БОГИНЯ ПЕЧИ
Есть в провинции Шаньдун уезд Линьцзы, так вот, в южной его стороне, в селении Синьдяньчжэнь, на восточном краю стоит небольшой храм. В том храме есть статуя красивой восемнадцатилетней девушки. В народе ее прозвали Лу-гу - Богиня печи, потому и храм называют храмом Богини печи. Вот что рассказывает легенда об отважной Лу-гу.
Уж и не знаю, при какой династии, в какую эпоху жил неподалеку от Синьдяньчжэня кузнец Чжан. Ничего у него не было, только молот большой да сильные ловкие руки. Они его и кормили. Бедным был кузнец, но добрым. Односельчане его любили и называли - учитель Чжан.
Рано потерял кузнец семью, как говорится, на середине пути. Много лет назад умерла жена, горевал он так, словно полнеба на него обрушилось. Где такому бедняку денег взять, чтоб во второй раз жениться? Только и есть у него руки, которые его кормят. Вот и жил кузнец бобылем.
Жил он с дочкой по прозванью Чжэн-чжу
1. Все заботы на нем: и заработать, и за хозяйством присмотреть, и дочь растить - мать ей заменить. Долго ли, коротко ли, сровнялось дочке семнадцать годков. Расцвела она, ну, прямо цветок в саду.
1Чжэн-чжу - жемчужина.
И вот что нежданно-негаданно приключилось.
Лежало западнее Синьдяньчжэня селение Цзиньлиньчжэнь, к северу от него гора Фениксов - Фэнхуаншань - высилась, поистине сокровищница. Добывали в той горе тяжелые черные камни, их в плавильной печи на железо переплавляли - лучшего во всем мире не сыщешь. Вот и назвали ту гору Железной. Но о ту пору, когда кузнец жил, про эти камни из горы Фениксов никто и не знал. Лежали они себе в горе, и люди их не трогали. Но однажды приключилось удивительное событие. С того дня все и началось.
Как-то ночью на горе Фениксов вдруг вспыхнуло пламя, а из того пламени бык появился громадный, в чжан длиною, в восемь с лишком чи высотою. Не стал траву есть ту, что на горе росла, прямо на поля кинулся.
Днем и ночью топчет посевы бык, за день тридцать му вытопчет, за два - шестьдесят. Затревожились крестьяне, стали думать, как беде помочь, и говорят:
- Вытопчет бык все наши посевы, ветром холодным будем зимой питаться!
Старики да старухи твердят:
- Это небесный владыка наслал на нас кару за грехи, за то, что зло творим. Смириться надобно да хорошенько попросить железного быка, чтоб не губил нас.
Купили они мяса самого лучшего, курицу зарезали, на четыре подноса восемь чашек с жирной рыбой и мясом поставили. Опустились перед быком на колени, о пощаде молят. А бык и не слушает, по-прежнему днем и ночью посевы топчет.
Парни молодые злятся, кулаки сжимают, говорят:
- Чего там думать: святой это бык, несвятой - схватить его, и все тут.
Собрались парни разом, большие серпы взяли, острые топоры плотничьи, и ну рубить быка, аж искры во все стороны разлетаются. Заболели у юношей руки, затупились ножи, а с железного быка, как говорится, хоть бы волосок упал.
Просили быка по-хорошему - не помогло, попробовали силой взять - тоже ничего не вышло. Запечалились люди. Одни советуют в город отправиться, жалобу начальнику уезда подать, другие говорят: без пользы это, раз уж народ не одолел злую силу, начальнику и подавно не справиться!
После решили все же идти в уезд, помощи просить. Выбрали миром несколько человек, с жалобой в Линьцзысяньский ямынь отправили.
Начальником уезда о ту пору У Тянь-ли был. Одна у него забота: чины да богатство, про народ и не вспоминает. Услыхал он о железном быке и думает: «Вот случай славу добыть». Посоветовался он с чиновниками и указ издал: кузнецам всего уезда за пять дней железного быка усмирить. А кто отлынивать вздумает - того наказать по всей строгости.
Дошел тот указ до учителя Чжана и других кузнецов, не осмелились они перечить, все дела бросили, стали думать, как железного быка усмирить. Решили они большую плавильную печь сложить, быка в нее загнать.
Пять дней, пять ночей бушует пламя, а с железного быка хоть бы волосок упал. Не стал начальник уезда, как это говорят, разбираться, где синее, где красное, где черное, где белое, велел дать кузнецам по сорок палок. Потом выбрал двух самых искусных, прибавил им еще пять дней сроку, пригрозил голову снести, коли не усмирят быка.
Услыхала Чжэн-чжу о приказе начальника, тяжесть камнем легла ей на сердце. Ни днем, ни ночью не отходит отец от плавильной печи. Понесла она ему еду, смотрит - лица у мастеров хмурые, к еде никто и не притронулся. Подошла девушка к печи, заглянула: стоит в печи железный бык, страшный такой, головой трясет, изо рта черный дым валит. Думает девушка: «Вот беда на крестьян свалилась. Не усмирят его, так не только отца, всех кузнецов жизни лишат, бык все посевы вытопчет, людям есть будет нечего».
Вспомнила тут Чжэн-чжу, как бабушка ей маленькой про девушку рассказывала, которая в печь бросилась, чтоб помочь людям железо расплавить, и думает: «И я бы жизни не пожалела, только бы быка одолеть, по крайней мере, умерла бы не зря».
Отвязала девушка ленту, которой носки у щиколотки завязывала, на бычий рог бросила. Что за диво! Красным стал рог, вмиг расплавился. Увидела это Чжэн-чжу, стиснула зубы, изловчилась, в печь прыгнула, никто удержать ее не успел. Кинулись кузнецы к печи, да поздно: бушует пламя, а Чжэн-чжу стоит, крепко-крепко за быка держится. Минуты не прошло - расплавился бык, ну, прямо снежный ком на солнце, обмяк и свалился. Утихло пламя. Ни девушки, ни быка в печи не было, всю ее красный, как огонь, металл заполнил.
Горюет учитель Чжан по своей любимой дочери, уж так убивается, что и не расскажешь, и кузнецы плачут, слезы льют: жалко им храбрую девушку.
Услыхал начальник уезда, что народ от беды избавился, что послушная дочь жизни не пожалела, чтоб отца спасти, решил себе в заслугу это поставить. Вскочил на коня, в Синьдяньчжэнь помчался. Подошел к печи, внутрь заглянул. Тут из печи черный дым повалил прямо в лицо начальнику. Отскочил начальник, на спину упал. Кинулись к нему стражники, подняли, смотрят - нет у начальника глаз, их черный дым выел. А расплавленный металл, как огонь красный, мало-помалу в большую железную болванку превратился.
Не забыли люди юную Чжэн-чжу, которая своей смертью их спасла. В память о ней храм построили, в храме статую установили и прозвали ее Лу-гу - Богиня печи. В праздник, будь то зима или лето, весна или осень, приходят люди в храм, Богине печи поклониться.
У входа в храм две доски висят, на них начертано: «Слава тому, кто ради спасенья людей смело в огонь прыгнул!»
ЧЖАОЧЖОУСКИЙ МОСТ
Есть близ города Чжаочжоу два моста. Большой каменный, тот, что южнее города, Лу Бань построил; Малый каменный, тот, что к западу, - младшая сестра Лу Баня, по прозванью Лу Цзя.
Странствовали однажды Лу Бань с сестрой по Поднебесной, к городу Чжаочжоу прибыли. Издалека видны его желтые стены, да не так просто в город войти, река Сяохэ на пути бурлит да пенится. Народу на берегу видимо-невидимо: торговцы зерном, тканями, финиками, перевозчики хлопка, сена. Кто с коромыслом на плече, кто с ослом на поводу, кто с тачкой - все на ярмарку при храме спешат. Кричат, шумят, каждому охота поскорее на тот берег перебраться, в город попасть. Течение на реке сильное, а только две лодочки по ней ходят, не поспевают людей с берега на берег перевозить. Ждут люди, ждут, аж терпенья не хватает, и давай ругаться.
