— Крис, я намереваюсь провести эту ночь одна. Надеюсь, ты не против?

— Ещё как против, — сказал Крис. — Неужели ты думаешь, что после этого ужасного происшествия я оставлю тебя в одиночестве? Тебе нельзя оставаться одной.

Меган положила руку на рукав его пальто.

— Ты не так меня понял. Я хочу побыть одна. — Крис открыл было рот, чтобы сказать решительное «нет», но Меган его остановила: — Не беспокойся, со мной ничего не случится. Этот человек не вернётся. Ведь он добился чего хотел — мы бросили это дело. Повторяю, мне нужно побыть наедине с собой и разобраться в своих мыслях.

— Но, Меган, я…

— Крис, не спорь со мной. Прошу тебя.

Крис растерялся. Он ничего не понимал. На лице Меган появилось чужое и отстранённое выражение. Она была серьёзна, как никогда и, судя по всему, отступать от своего решения не собиралась.

— Как знаешь, — вздохнул Крис. — Но если что-нибудь тебя напугает или тебе вдруг захочется со мной поговорить, номер моего телефона тебе известен.

— Я тебе позвоню, — сказала Меган и поцеловала его в щёку. — Спасибо тебе. За все, — добавила она и пошла к воротам колледжа.

Крису ничего не оставалось, как развернуться, пройти через лужайку к асфальтовой дорожке, где он оставил свой автомобиль, сесть за руль и уехать в Лондон.

Меган не спалось. Поначалу она даже не пыталась уснуть. Натянув длинную тёплую фуфайку, она занялась перестановкой мебели: придвинула стоявший в гостиной диван к двери и установила на его подлокотник настольную лампу — в случае, если кто-нибудь попытается проникнуть к ней в комнату, лампа обязательно упадёт и разбудит её. Потом она открыла окно, чтобы её услышали, если придётся звать на помощь, и лишь после этого забралась в постель.

Несмотря на все эти приготовления, она была уверена, что человек с ножом больше не вернётся. Во всяком случае, в эту ночь. Переставляя мебель, она лишь пыталась избавиться от терзавшего её страха.

Заключив себя таким образом в маленькую крепость, Меган глубоко задумалась.

Вечер с Эриком прошёл совсем не так, как она предполагала. Прежде всего, Эрик вовсе не был жёстким хищным банкиром, думающим только о своих деньгах. За прошедшие десять лет он почти не изменился и оставался всё таким же красивым и обаятельным, как прежде. Воспоминания о прежней страстной любви нахлынули на неё вновь. Конечно, у неё были молодые люди, когда она училась в школе высшей ступени, но Эрик был первым мужчиной, которого она любила по-настоящему. Лёжа без сна в постели и ворочаясь с боку на бок, она спрашивала себя: сможет ли она когда-нибудь избавиться от любви к этому человеку?

Отослав на ночь глядя Криса, она поступила ужасно и понимала это, но она понимала также, что поступила правильно. Спать с Крисом, имея тот сумбур в душе, который она сейчас переживала, она бы не смогла. Кроме того, это было бы нечестно по отношению к Крису. Но ей меньше всего хотелось говорить ему, почему она отослала его в Лондон. Крис ни в чём не виноват. К тому же он ей нравится. Как бы она ни относилась к Эрику, он был человеком из её прошлого. Расставаться из-за него с Крисом в намерения Меган не входило.

«Но так ли это?» — задала себе вопрос Меган. Кажется, Эрик намекал, что у него с Кэсси все далеко не безоблачно. В глубине души Меган не сомневалась, что он женился на Кэсси по расчёту, пусть и неосознанно, а сейчас, возможно, раскаивается в этом.

В открытое окно вливался холодный воздух, и Меган плотнее завернулась в одеяло.

О чём только она думает? Ведь Эрик женат! Меган понимала, что все эти странные мысли нахлынули на неё в результате пережитой ею сильнейшей эмоциональной встряски. Уж слишком много всего на неё навалилось: смерть Ленки, человек с ножом, наконец, неожиданный визит Эрика. Она невольно пыталась уцепиться за что-нибудь стабильное, прочное. А самым прочным и стабильным в её жизни были отношения с Эриком. Тем не менее, она не могла не понимать, что, предаваясь размышлениям об Эрике, попросту обманывает себя.

Ей захотелось перемолвиться с кем-нибудь словом. И она знала с кем — с Ленкой. Ленка всегда понимала движения её души и могла дать хороший, дельный совет. Но Ленка умерла. Меган поёжилась — мысль о смерти подруги в очередной раз вызвала у неё страх и приступ острой душевной боли.

Меган открыла глаза. Она сама не заметила, как задремала. На мгновение ей показалось, что из гостиной доносится странный скребущий звук. Меган вскочила с постели, на цыпочках подошла к двери спальни и сквозь щёлочку выглянула в гостиную. Никого.

Она попыталась уснуть снова, но сон не приходил. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней возникал силуэт мужчины с ножом в руке. Это была настоящая пытка. Тогда она поднялась с постели, взяла подушку, одеяло, вышла в гостиную, водрузила настольную лампу на стол и улеглась на диван.

Теперь, когда она точно знала, что всякий, кто попытается открыть дверь, обязательно наткнётся на неё и разбудит, к ней неожиданно пришло успокоение. Завернувшись в одеяло и подложив под голову подушку, она забылась крепким, без сновидений, сном.

Йен оплатил счёт за номер в отеле «Король Георг V», вышел на улицу, немного погулял по городу, а потом зашёл в маленькое кафе на авеню Марсо. Он устроился за крохотным столиком у окна, заказал себе кофе, попросил принести пачку сигарет из чёрного табака «Житан», закурил и стал обдумывать своё положение.

Он был зол на себя за то, что снова позволил Эрику перехватить инициативу, но так было всегда. Как обычно, последнее слово осталось за ним.

Йен вспомнил, какой ужас овладел им, когда Алекс сорвался с борта яхты в тёмные воды залива. Вспомнил и свой собственный подогретый алкоголем героический порыв, заставивший его прыгнуть в воду, чтобы спасти приятеля. Йен был неплохим пловцом, но, как он ни старался разглядеть голову Алекса на тёмной поверхности воды, ничего, кроме белого буруна под форштевнем яхты, направлявшейся к Лонг-Айленду, он не видел. Борясь с волнами, Йен звал Алекса по имени, но ответа не было.

Потом уже, минут через десять, он разглядел среди волн чёрный предмет и понял что это — человеческая голова. Йен поплыл к плескавшемуся в воде человеку и вдруг понял, что ошибся. Перед ним в волнах бултыхались не один, а два человека. Сначала Йену показалось, что один пытается подать руку помощи другому, но потом, когда он подплыл поближе, выяснилось, что один человек, положив другому ладони на затылок и с силой на него надавливая, старается погрузить его голову как можно глубже в воду — другими словами, всячески пытается утопить несчастного. Хотя Йен чертовски устал, он продолжал плыть к сцепившимся в воде людям. Когда он добрался до места, над тёмной поверхностью воды виднелась только одна голова. Йен присмотрелся — это был Эрик. Йен громко позвал его по имени, Эрик повернул было голову на крик, но потом отвернулся и поплыл в противоположную от Йена сторону.

Йен некоторое время пытался отыскать среди волн тело Алекса, но его попытки ни к чему не привели. То ли он уже погрузился на глубину, то ли его отнесло течением, но видно его не было. Прошло ещё несколько минут, и Йен понял, что пора позаботиться и о себе. Он ужасно устал и замёрз.

«Ну куда же подевалась эта проклятая яхта?» — задавал он себе вопрос. Он уже не раздвигал сильными гребками воду и, сберегая силы, старался только держаться на поверхности.

То, что он увидел, никак не укладывалось у него в сознании. Какого чёрта Эрик вздумал топить Алекса? По мнению Йена, это было чистой воды бессмыслицей. Возможно, если бы Йен находился не в холодной воде, а в других, более благоприятных условиях, он до чего-нибудь путного и додумался бы, но холодная водная стихия отнюдь не способствовала ясным размышлениям.

Йену становилось всё труднее держаться на поверхности воды. Несколько раз он терял сознание, но снова приходил в себя, когда его захлёстывало волной, и инстинкт заставлял его выхаркивать из лёгких солёную морскую воду. Наконец он услышал звук мотора возвращавшейся яхты, а потом заметил в непосредственной близости от себя её корпус. Голоса, которые он слышал довольно смутно, звали его по имени. Йена увидели, бросили ему спасательный пояс, а потом выудили из ледяной воды залива, едва не ставшего его могилой.

В скором времени он лежал без сил на корме судна и больше походил на утопленника, чем на спасённого.

— Молчи обо всём, что увидел. Алекс собирался нас выдать. Мне ничего не оставалось, как его убрать, — прошептал Эрик ему на ухо.

И Йен промолчал. В тот момент он был слишком измотан, чтобы рационально мыслить, а потом появилась состряпанная Крисом и Эриком история, выдуманная для того, чтобы прикрыть Дункана. И тогда Йен подумал: «С какой стати мне во всё это вмешиваться?» Эрик, похоже, был в состоянии уладить это дело, причём так, чтобы никто больше не пострадал. Если бы Йен сообщил полиции об увиденном, то сам оказался бы в двусмысленном положении, поскольку доказательств у него не было. Йен не желал иметь к этому делу никакого отношения, и ему оставалось только молчать и постараться забыть о том, что произошло.

Забыть о случившемся ему, конечно же, не удалось. Его преследовало чувство вины, которое становилось ещё пронзительнее, когда он встречался с Эриком. Ничего удивительного — только они двое из всей компании знали тайну смерти Алекса. Они договорились хранить молчание и в течение десяти лет после смерти приятеля никогда не возвращались к этой теме.

Теперь же, вспоминая прошедшие годы, Йен пришёл к выводу, что совершил ошибку. По сравнению с Эриком ему почти нечего было терять. Наркотиками Алекса и Йена снабжал Эрик. По правде сказать, они не так уж часто баловались белым порошком, но полиция и руководство «Блумфилд Вайса» все равно объявили бы Эрика поставщиком, а их с Алексом — наркоманами. Эрику каким-то чудом удалось избежать тестирования на наркотики, которое устроили американским слушателям после экзаменов, возможно, по той причине, что он написал экзаменационную работу раньше всех и соответственно раньше всех ушёл — ещё до того, как администрация объявила о диспансеризации. Йен был иностранцем, и его не тестировали. Таким образом, на употреблении наркотиков поймали одного только Алекса. Между тем Алексу предстояло оплачивать медицинские счета своей матери, поэтому он как никто был заинтересован в получении работы после окончания курсов, и Эрик опасался, что Алекс, желая оправдаться, укажет на него как на поставщика. Случись такое, Эрик не только потерял бы работу в «Блумфилд Вайсе», но сведения о его деятельности, несомненно, просочились бы в прессу, и в будущем, когда Эрик решил бы совершить намеченный им рывок в большую политику, это могло подпортить его репутацию. Стоило только какому-нибудь журналисту из «жёлтой» газетёнки написать, по какой причине Эрика уволили из «Блумфилд Вайса», как его карьера политика была бы уничтожена. Вот почему Эрик убил Алекса — Йен, во всяком случае, в этом нисколько не сомневался.

Что касается Йена, его потери оказались бы далеко не так велики. Разумеется, он также лишился бы работы в «Блумфилд Вайсе», но ему, при связях его семьи в Лондоне, не составило бы труда найти какую-нибудь другую, не менее престижную работу. Йен примкнул к Эрику по той только причине, что не хотел обнародовать своё пристрастие к наркотикам.

Йен знал, что, рассказав Ленке об Эрике, совершил невероятную глупость. Но он никак не ожидал, что Эрик из-за этого пойдёт на убийство, и простить Эрику её смерть не мог. Ленка всегда нравилась Йену, у них даже наметился небольшой роман, и они восхитительно провели несколько недель. А потом Ленку убили. Но даже после смерти Ленки он был не в силах выразить Эрику своё негодование открыто — до того он его боялся.

Но больше этого не будет.

Йен, разжигая у себя в душе ненависть к Эрику, вышел из кафе и неторопливо направился к Сене. Дождь перестал, но прохожих на улице по причине воскресного утра почти не встречалось, если не считать кучки подвыпивших валлийцев, возвращавшихся в отель после весело проведённой ночи.

Но что же ему делать? Не меньше часа он вполне серьёзно размышлял над тем, не убить ли ему Эрика самому. Это был бы красивый жест: он отомстил бы ему за смерть Ленки и Алекса, особенно за смерть Ленки. Если Эрик может позволить себе с лёгкостью распоряжаться жизнью своих старых знакомых, то почему так не может поступить Йен?

В глубине души, однако, Йен знал, что никогда этого не сделает. Не то чтобы он так уж пёкся об Эрике. По мнению Йена, этот ублюдок заслуживал смерти. Просто Йену не хватило бы для этого решительности и мужества. Одно дело — замышлять убийство и совсем другое — воплощать подобные планы в жизнь.

Йен снова зашёл в кафе, где выпил пива и выкурил сигару. Утренний туман стал постепенно рассеиваться, и улицы Парижа предстали во всей своей неповторимой прелести.

"Итак, — думал Йен, — раз мне не хватает смелости покончить с Эриком, остаётся только одно: по-прежнему делать вид, что я знать ничего не знаю, и продолжать прятать голову в песок.

Хорошо, по крайней мере, что Крис решил взяться за Эрика всерьёз. А если Крис разоблачит Эрика, то и мне вряд ли удастся выйти сухим из воды. Если меня не посадят в тюрьму, то уже одно это будет большой удачей. С другой стороны, если Эрику снова удастся замять это дело, как удавалось до сих пор, снова пострадают или даже будут убиты люди. Возможно, Эрик, чтобы избежать риска разоблачения, расправится даже со мной".

Ничего этого Йену не хотелось, и он пришёл к выводу, что ему, наконец, пришла пора заговорить. Конечно, попытка вывести на чистую воду Эрика была чревата неприятностями, и нешуточными, но обстоятельства сложились таким образом, что и молчание может оказаться ничуть не менее опасным.

Допив пиво и расплатившись, Йен побрёл к мосту короля Людовика Святого. Сена, взбухшая от многочисленных дождей, билась белыми барашками волн о гранитные набережные. Из-за туч вышло солнце, и на улицах как-то сразу прибавилось народу — все радовались солнышку. У Йена тоже стало легче на душе: то ли от принятого им решения, то ли от появившегося на небе неяркого жёлтого диска. Оставалось, правда, решить, кому поведать о событиях десятилетней давности и о делах совсем недавних, в частности, о смерти Ленки. Он мог, конечно, отправиться прямиком в лондонскую полицию и все рассказать там. А мог поехать в Прагу или даже в Нью-Йорк. Но быть может, прежде ему следует посоветоваться со своим адвокатом? Или поговорить с каким-нибудь журналистом? Размышляя над всем этим, Йен решил, что лучше всего рассказать обо всём Крису. Хотя в последнее время они обыкновенно ссорились, это ничего не значило. Йен знал, что Крис — порядочный и честный парень. Он правильно распорядится информацией, которую ему доверят, в этом Йен не сомневался. Кроме того, они с Крисом могли бы морально поддержать друг друга. Йен, во всяком случае, в такой поддержке нуждался.

Йен шёл по набережной, все лучше понимая, что принял единственно правильное решение. Вернувшись к себе в отель «Король Георг V», он заказал билеты на лондонский рейс, немного поспал и развлёкся с приглашённой к нему в номер портье проституткой.

Тремя часами позже, возбуждённый и взбудораженный желанием поведать людям правду, а ещё более белым порошком, которого он нанюхался, Йен решил провести последнюю ночь в Париже, гуляя по городу. Он посетил несколько баров на левом берегу Сены, потом подцепил двух датчанок на мосту Сен-Мишель. Йен притворился французом и отлично сыграл роль парижанина — так ему, по крайней мере, казалось. По-французски он говорил неплохо, и надуть датчанок ему не составило труда. Йен веселился напропалую, как и его случайные подружки с родины принца Гамлета. По мере того, как они вливали в себя всё большее количество горячительных напитков, им становилось всё веселее. Потом по какой-то непонятной причине одна из датчанок стала поглядывать на Йена с подозрением. Йену было на это наплевать, поскольку её подруга, обладавшая великолепным бюстом, по-прежнему дарила ему свою благосклонность. Она все больше напивалась и все теснее прижималась к нему. Потом та, которая поглядывала на Йена с подозрением, утащила свою разомлевшую подругу в туалет, и, хотя Йен прождал их не меньше получаса, они так к нему и не вернулись.

Йен допил очередную кружку, пожал плечами и вышел из бара в полной уверенности, что в скором времени подцепит другую датчанку, голландку или бельгийку — какая, к чёрту, разница?

Йен был уже основательно пьян. Несколько минут он шёл, не имея ни малейшего представления, куда, собственно, направляется. Так уж вышло, что он все больше удалялся от района баров, углубляясь в какой-то тихий, глухой квартал.

— Эй, Йен! — прозвучал в ночной тишине чей-то громкий голос.

Йен рефлекторно повернулся в сторону позвавшего его человека. Поскольку он был сильно пьян, его ничуть не удивило, что кто-то зовёт его в чужом городе по имени.

В следующее мгновение ему в грудь между третьим и четвёртым рёбрами погрузился клинок ножа, пронзив насквозь его сердце.