Глава 24

Грейс сразу поняла, что на борту «Судьбы» Джайлз занимал капитанскую каюту. Поняла потому, что на виду нигде не было ни одной его личной вещи. Грейс улыбнулась и провела рукой по исцарапанной, но абсолютно пустой поверхности письменного стола. Тем не менее ей было ясно, что каюта ему не принадлежит. В лучах света, лившихся из большого иллюминатора, она видела, что полированная столешница изуродована, вероятно, следами мужских башмаков и светлыми кругами, оставшимися от множества мокрых стаканов.

— У меня беспорядок, — извиняющимся тоном проговорил Джайлз.

Грейс тихонько засмеялась:

— Я так по тебе тосковала, Джайлз.

Смех жены прозвучал так сладко, но неуверенность в ее взгляде ножом резанула Джайлза по сердцу. Ему хотелось развеять ее страхи.

— Я должен тебе кое-что сказать. За время твоего отсутствия я кое-что понял. И я благодарен судьбе, что имею возможность сказать тебе об этом. — Он притянул ее поближе. — Грейс, я…

Она прижала пальцы к его губам.

— Остановись!

У Грейс щипало глаза, в груди возникла непонятная боль, но она решила, что не позволит ему вымолвить то, что должно сейчас прозвучать, ибо тогда ей ни за что не найти в себе силы рассказать правду.

— Не говори ничего, не сейчас. Вдруг тебе придется взять свои слова обратно…

— Я люблю тебя, Грейс.

— Нет, — воскликнула она, — ты не знаешь меня, Джайлз! — Она пыталась вырваться из его объятий, но Джайлз держал ее очень крепко.

— Нет, это все позади, наш спор окончен, — твердо заявил он. — Знаешь, за что я особенно тебя люблю? За то, что ты сильная. Ты прошла через ад и вернулась обратно, и вот ты стоишь, такая же красивая и здоровая, как раньше. Люблю за то, что ты знаешь себе цену, за то, что даже такая злобная тварь, как Иоланта, не смогла сломить силу твоего духа. Мне нравится, что ты такая умная и проницательная и что ты этим гордишься. — Он громко расхохотался: — Да, мне жаль человека, который думает, что способен тебя усмирить. И ты прекрасна.

— Остановись, Джайлз!

Он запустил пальцы ей в волосы.

— Я люблю твои волосы, твой прекрасный нос, полные губы. — И он поцеловал ее, едва прикоснувшись к губам, но все же страстно. Потом отстранился и заглянул в ее глаза. — Насколько я могу судить, все лучшее досталось тебе от матери, я не нахожу в тебе ничего от Эдмунда.

— Я должна рассказать тебе о своей матери.

— Что тут можно сказать? Только то, что она наверняка не была рабыней. Ни одна женщина, способная дать жизнь такой смелой и страстной натуре, как твоя, никогда не считала себя чьей-то рабыней.

Грейс смотрела на него во все глаза и не могла даже вздохнуть. Он знает. Знает, но любит ее. Любит не вопреки тому, кем была ее мать, а отчасти именно из-за этого! Она и подумать не могла, что так будет, никогда на это не рассчитывала и не надеялась, что такое возможно. Тем не менее слово было произнесено.

— Я тоже люблю тебя, Джайлз. Ты добрый, мягкий, щедрый и душевный…

Он снова засмеялся:

— Одним словом, настоящий пират! Мне повезло, что судьба послала на моем пути эту плантацию.

Грейс не поняла последнюю фразу, но и не особенно в нее вникала. Она притянула его к себе, их воссоединение обернулось лихорадочным сплетением рук, горячими, торопливыми поцелуями, общим дыханием. Грейс больше не чувствовала привычного страха. Общение с Фейт и Энкантадорой научило ее, что бояться нечего. Она узнала, что можно выдержать даже соединение с чужим человеком, ас настоящим возлюбленным оно просто прекрасно. В этот волшебный день она была счастлива, что первое ее миновало, и всей душой стремилась испытать второе.

— Клянусь, я не причиню тебе боли, только ту, без которой не обойтись, — тихо говорил ей Джайлз.

— Я знаю, — ответила Грейс и улыбнулась. — Сначала немного больно, а потом — раз, и все, — повторила она слова Энкантадоры и щелкнула пальцами.

— Что? — не понял Джайлз.

— Поцелуй меня.

Дважды просить ей не пришлось. Джайлз обнял ее, и когда Грейс сделала то же самое, притягивая его все ближе, в сердце моряка поднялась волна такой радости, что он едва не задохнулся. Ее мягкие жадные губы раскрывались навстречу его поцелуям, заманивая его язык. Он не мог объяснить этой перемены, но и не слишком задумывался. Имели значение лишь жар и влага ее языка, ее пальцы, вплетенные в его волосы, и общее, все ускорявшееся дыхание.

Грейс казалось, что в глубине ее существа что-то плавится. По всему телу распространялась волна нестерпимого жара, воспламеняя каждую клеточку. Груди ее отвердели и подрагивали в предвкушении его прикосновений. Джайлз угадал это желание в глазах жены. Одну свою руку он держал на талии Грейс, другую положил на жесткую выпуклость корсета. Грейс нетерпеливо прижала его ладонь.

Джайлз отстранился.

— Ужасный цвет, — хрипло проговорил он. Грейс удивленно вскинула глаза. — Платье, серый тебе совсем не идет.

Грейс смущенно покраснела. Диего раздобыл ей несколько нарядов, но она, разумеется, не имела возможности выбирать ни цвет, ни фасон. Как только появится возможность, она наденет то, что будет по вкусу Джайлзу.

— Какой цвет ты предпочитаешь?

— Золотой.

Грейс задумалась, похоже, у нее не было платьев такого оттенка.

Секунду Джайлз наблюдал за промелькнувшей в ее глазах мрачной тенью. Ему нравилось угадывать мысли Грейс, которые так отчетливо отражались на ее лице, словно он читал открытую книгу.

— Тот цвет, в который одел тебя Бог. Вот я о чем.

— Мне кажется, он меня убивает. С таким цветом кожи и волос… О! — И она покраснела еще гуще.

— Если ты не хочешь…

— А ты хочешь?

У Джайлза от одной этой мысли заколотилось сердце.

— Да, очень.

— Сегодня я стану твоей.

— А я — твоим.

— Значит, мы равны, и я думаю, будет честно… — И она потянула за рукав его рубашки.

Джайлз усмехнулся:

— Наверное, мне надо сначала помыться. Я весь вспотел, сначала догоняя тебя, потом убегая.

— Нет! — запротестовала Грейс. Ее не отталкивал запах его пота, а, наоборот, странно возбуждал.

Корсет ее платья был зашнурован спереди, пальцы Джайлза просто летали, расшнуровывая его. Когда их руки случайно встречались, Грейс чувствовала, как твердеют ее соски. Сейчас ее ничуть не волновала мысль, что он слишком уж ловко управляется с платьем, в чем явно сказывался немалый опыт. Она лишь радовалась, что хоть один из них знает, как надо действовать. Как только платье упало на пол и она через него переступила, Джайлз тоже потянул с себя рубашку.

— Нет! — снова запротестовала Грейс. — Если ты развернул свой подарок, то я тоже хочу развернуть свой.

Он взял ее ладони в свои, повел Грейс к кровати и сел, чтобы ей легче было снять с него рубашку. Она просунула ладонь под рубашку, провела рукой по его плечам, чуть подвигала ею, чтобы волоски на груди пощекотали ей кожу, наконец ухватилась за рубашку и стянула с него через голову. Джайлз положил ей руки на бедра, а Грейс гладила твердые мышцы на его плечах и груди. Потом он протянул руку, поднял ее рубашку так, чтобы она смогла сесть к нему на колени, обхватив его бедрами, как всадница.

Они снова поцеловались, язык знакомился с языком, руки изучали тела друг друга. Джайлз развязал тесемки рубашки и спустил ее на талию Грейс, его восхищенному взору открылись золотисто-медовые груди.

Лицо Джайлза так загорело, что в полумраке каюты Грейс казалось, будто у них один и тот же цвет кожи. Его торс был немного светлее, но только чуть-чуть. Наверное, он часто работает без рубашки, решила она. Джайлз приподнял голову, коснулся губами ее сосков. Глубоко вздохнув, Грейс откинула шею, отдаваясь во власть его поцелуям.

Губы Джайлза ласкали гладкую, как атлас, кожу Грейс. Ее тихие, полные желания стоны сводили его с ума. Она все сильнее прижималась к нему раздвинутыми бедрами. Джайлз изо всех сил старался не спешить, но силы ему изменяли. За месяцы разлуки она сумела преодолеть страх перед ним, но он еще не верил своему счастью. На мгновение оторвавшись от нее, Джайлз стянул с Грейс рубашку. И замер в восхищении, понимая, что, проживи он еще сто лет, ему никогда не увидеть ничего более изящного и прекрасного, чем обнаженное тело жены у него на коленях. Он взял в ладони обе ее груди, чуть приподнял, словно бы взвешивая, провел пальцами по их твердым темным вершинам.

— Ты так прекрасна, — выдохнул он. — Это сон.

Грейс выскользнула из его объятий, опустилась на колени и стала расстегивать ремень на его штанах. Она устала бояться, устала оттого, что не знает всего до конца. И она хотела его увидеть. Джайлз приподнялся на кровати, а она сняла с него кюлоты. Возможно, ей следовало смутиться или продемонстрировать больше скромности, но Грейс открыто рассматривала его тело, и Джайлз, казалось, не возражал. Ее не испугал вид его возбужденного достоинства. Он был достаточно велик, и Грейс теперь понимала, почему соединение должно быть болезненным, но все же не так, чтобы это было невыносимо. Она взяла его в руки, и Джайлз застонал.

— Я сделала тебе больно? — спросила Грейс, отдергивая ладони.

Он отчаянно замотал головой, и Грейс улыбнулась. Она никогда не чувствовала ничего подобного, не ощущала сейчас никакого смущения или скованности. Джайлз растянулся на кровати, и его мускулистое, закаленное работой тело полностью открылось ее взору. Она могла делать с ним все, что захочет, и остановиться тоже, когда захочет.

Грейс в отличие от большинства невест-девственниц знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной, гораздо больше, чем ей следовало бы. То, что казалось ей отвратительным, когда об этом рассказывала Энкантадора, сейчас выглядело абсолютно естественным и желанным. Она наклонилась вперед и провела языком по самому кончику его копья. Джайлз хрипло вздохнул. Грейс подняла на него глаза, испугавшись, что сделала нечто недопустимое.

— Это плохо? — спросила она.

— Нет, — простонал в ответ Джайлз, — просто неожиданно. Не давай мне тебя останавливать. — И он улыбнулся дрогнувшими губами, когда она взяла в рот твердый, упругий стержень и увидела, как, покоряясь, смягчается его лицо.

Какое-то время он позволил ей продолжать, но потом со стоном, похожим на крик боли, приподнял пальцами ее подбородок.

— Не сейчас, — прошептал он. — Может, ты тоже хочешь попробовать то, что делала со мной.

Он потянул ее вверх, усадил рядом с собой, а сам опустился на пол, там, где только что стояла на коленях Грейс.

— Нет! — воскликнула Грейс, плотно сжимая колени.

— Почему?

— Ты меня увидишь! Джайлз расхохотался:

— Ты же меня видела!

— Это другое дело!

— Как это?

— Сама не знаю, но другое. — Никто никогда не рассказывал ей, что мужчина может то же самое сделать с женщиной! Одно дело, когда он оказался в ее власти, а это — совсем другое.

— Как хочешь, — покорился он.

Грейс расслабилась, Джайлз просунул ей ладонь между бедер и стал ласкать.

— Но я догадываюсь, — лукаво продолжал он, — что эта мысль не кажется тебе такой уж неприятной.

Грейс густо покраснела, чувствуя, как ласкающие ее пальцы покрываются горячей влагой. И тут это началось. То пугающее, острое возбуждение, которое всегда заставляло ее остановиться, когда она по совету Фейт пробовала до себя дотронуться.

— Джайлз, — слабо запротестовала Грейс, пытаясь убрать его руку.

— Ложись на спину, Грейс, — прошептал он, — не бойся. Она хотела что-то сказать, но одной рукой он продолжал ее поглаживать, а другой прижимал ее спину к кровати. Она легла на мягкий матрац, который раскачивался вместе с кораблем и с ритмичными поглаживаниями Джайлза. Ей не хватало воздуха, и она стала ловить его, а внутри что-то сжималось все сильнее, сильнее, наконец, Грейс стало казаться, что она сейчас разобьется на части, как хрустальная ваза. Она чувствовала, как его теплые руки раздвигают ей бедра, как горячие губы касаются самого потаенного уголка ее тела. И тут неизъяснимое ощущение, которое все время в ней нарастало, неожиданно взорвалось! На тело накатывали все новые и новые волны непередаваемо острого наслаждения.

Джайлз видел, что на сей раз в криках его жены нет страха. Бедра Грейс приподнялись, спина выгнулась. В другой раз он, пожалуй, позволит ей наслаждаться дольше, но сейчас его сжигала собственная страсть. Он поднялся с пола и надвинулся на нее.

Восторженный экстаз тут же развеялся. Несмотря на то что сейчас произошло, Грейс снова запаниковала. Мысль, что она окажется беспомощно распростертой под тяжестью его тела, разбудила в ней прежний ужас, желание убежать, спастись, — скрыться. Она плотно зажмурила глаза, стыдясь своего страха после того, что он с ней делал.

Джайлз внимательно наблюдал за ее лицом, твердо решив, что ничем не омрачит этот первый для нее опыт. Он сел рядом с Грейс, пальцем провел линию по ее груди, обвел сосок. Грудь тут же напряглась в ответ. Все же Грейс не слишком его боится. Когда она приоткрыла глаза, Джайлз жестом показал себе на колени.

— Лучше садись сюда.

По ее лицу пробежала нервная улыбка.

— Как раньше?

На этот раз, когда она обхватила его бедрами, он расположился у самого входа в ее тело, она была сверху, а весь ее вес приходился ему на колени. Джайлз положил ей руки на бедра и посмотрел Грейс прямо в лицо.

— Мы будем действовать так медленно, как ты захочешь. Если будет слишком больно, ты всегда можешь остановиться. — Она кивнула, и Джайлз мягко притянул ее к себе, предоставляя ей самой определять скорость и силу давления. Джайлз испытывал необыкновенное чувственное возбуждение оттого, что так медленно и плавно проникал внутрь ее тела. Вот он ощутил барьер невинности, Грейс на мгновение замерла.

— Я… я думаю, будет лучше с этим покончить, — прошептала она.

— Ты уверена? — Да.

Она прикрыла глаза, глубоко вздохнула и кивнула. Джайлз сделал движение бедрами, Грейс приникла к нему, лишь слегка вскрикнув от боли. Когда он наконец вошел в нее до конца, Джайлз остановился и заглянул Грейс в лицо. Она широко распахнула глаза.

— Это… все? — чуть слышно спросила она.

Он сглотнул. Господи, конечно же, нет, во всяком случае, он надеется, что нет!

— Не совсем, ты можешь…

— Да, если боль не усилится.

Он погладил ее волосы, отбрасывая их со лба.

— Думаю, почти вся боль позади.

Грейс расслабилась, а его руки мягко заскользили с ее лица на плечи, на груди и, наконец, остановились на бедрах. Он заставил ее двигаться вверх и вниз у него на коленях и сам двигался с ней в такт. Джайлз оказался прав, боли почти не было. Но она уже начала ощущать, как напрягся ее живот, как волна возбуждения побежала ниже… Однако Грейс теперь знала, к чему она движется, и заспешила.

Они сплели руки, потные от страсти тела легко скользили рядом друг с другом, их губы сомкнулись, языки вздрагивали от стонов, бедра неутомимо двигались, пока два финальных крика не смешались вместе с общим дыханием. Тогда оба, и Джайлз и Грейс, откинули головы, пытаясь вдохнуть полной грудью.

Должно быть, корабль взлетел на особенно высокий вал, Грейс почувствовала, что он поднимается, а потом падает в бездну, словно эхо той бури, что утихала у нее внутри. Она томно подняла голову и взглянула на своего мужа. Лицо Джайлза было мягким и расслабленным, она с удивлением улыбнулась ему:

— Неужели это сделала я?

Он тоже приподнял голову и улыбнулся в ответ:

— Ты сомневаешься? Мы ведь еще соединены, правда, боюсь, ненадолго.

— Я знаю, что я это сделала. Я о другом. Неужели это из-за меня ты выглядишь так, как будто умираешь, как будто это уже не только ты, а…

— Словно бы часть тебя? Да, это сделала ты!

— И этого я так долго страшилась?

— Тебе больше никогда не придется бояться.

— Это правда. — Грейс откинула голову и засмеялась, потом бросила на него покаянный взгляд, ибо этот смех разорвал наконец связь между ними. — Ничего, мы снова этим займемся.

Он провел носом по ее шее.

— Это уж наверняка.

— Скоро.

Он негромко рассмеялся, его дыхание щекотало ей шею.

— Когда? — лукаво спросил он.

— Сейчас?

— Тогда, возможно, придется слегка потрудиться, — ухмыльнулся Джайлз.

— Значит, не стоит терять времени. — Она откинула с его лба мокрую от пота прядь и убрала ее ему за ухо. — Как грустно думать, что когда-то я тебя боялась! Рухнули все надежды моего дяди, черт подери его пропащую душу. Лучше ему никогда больше не попадаться мне на глаза!

Лицо Джайлза стало серьезным.

— Мы еще поговорим об этом, любовь моя. Сейчас не время и не место.

Грейс взмахнула разметавшимися локонами.

— А для чего время?

Ответ он прошептал ей на ухо, она покраснела до самой шеи, а позже, когда он вдавил ее тело в перину, она с восторгом приняла его тяжесть.

Эпилог

Грейс опустилась на траву возле двух могил в дальнем уголке двора. На обеих стояли простые деревянные кресты, но за одной усердно ухаживали, а другая понемногу исчезала с лица земли под слоем быстро разраставшейся зелени. Грейс пробежала пальцами по буквам имени, вырезанным на одном из крестов, потом уронила руку себе на живот. Он лишь недавно начал округляться, и корсет слишком давил на талию.

— Что ж, отец, — негромко проговорила она, — ты получишь то, о чем всегда мечтал. Уэлборн перейдет от тебя по крайней мере к двум наследникам. Но и я не останусь темным пятном в дебрях семейной истории. И моя мать не будет забыта. Твои внуки и внуки твоих внуков будут знать, что в их жилах течет доля африканской крови. И это не станет страшной тайной, за которую должны страдать невинные люди. — Она замолчала и склонила голову, припав щекой к невысокому холмику. Нагретая солнцем земля и трава на ней были теплыми, словно живая плоть. — Но я прощаю тебя и хочу, чтобы ты это знал.

Грейс села опять и стала рассматривать могилу Иоланты. Ей никогда не понять, что превратило Иоланту и ее брата в таких злобных и беспощадных людей. Да и не желала она этого понимать.

Ради спокойствия собственной души она хотела бы простить их, но этого, пожалуй, придется еще подождать. Фейт как-то сказала, что не верит, будто есть люди, совсем недостойные Божественного прощения, что ж, Бог с ней. Но лично она, Грейс, надеется, что эти двое, Иоланта и Жак, заработали себе маленькое место в аду по крайней мере на несколько миллионов лет.

Шаги за спиной отвлекли Грейс от ее рассеянных дум. Она оглянулась и увидела, что подошла Мату. Несколько секунд Мату бесстрастно смотрела на могилы, потом протянула руку, помогла Грейс встать и сделала жест, означавший Саран, приемную дочь Джайлза и Грейс. Затем пантомимой изобразила чтение.

— Мне надо помочь Саран с уроками? — спросила Грейс. Мату кивнула.

Вернувшись домой, Грейс первым делом открыла школу для всех детей на плантации, чтобы они научились хотя бы самому необходимому — читать и считать. Хотя Грейс отдавала себе отчет, что в Карибском море они едва ли сумеют применить свои знания. Повзрослев, они скорее всего не станут ни клерками, ни торговцами, но, в конце концов, эта плантация — их собственный уголок огромного мира. Вероятно, они смогут сделать не так уж много, чтобы изменить происходящее в этих местах, но здесь, на этом кусочке земли, все может случиться.

Грейс подошла к Саран, которая сидела на обитом гобеленом стуле в зале нижнего этажа. Малышка с помощью своей приемной матери училась английскому очень быстро и уже начинала читать. Забыв все ужасы, которые пережила в Гаване, она быстро привыкла к своим новым и таким необычным родителям. Грейс положила руку на головку Саран, девочка подняла на нее глаза и улыбнулась, горя желанием продемонстрировать свои последние достижения.

— Слушай, мама. — Ее палец аккуратно полз по словам в книжке. — Это черепаха. Я знаю про черепаху. Из нее вкусный суп.

— Так и есть, — согласилась Грейс. — Может быть, мы попросим дядю Джеффа, когда он приедет к нам в следующий раз, привезти нам черепаху. Тогда Кейя приготовит нам из нее суп.

Рука Грейс снова скользнула на живот. Саран была темнокожей дочерью ее сердца, но ребенок, который растет у нее внутри, скорее всего будет более светлокожим, чем она сама. Со временем он узнает, что не у каждого подростка с белой кожей и прямыми светлыми волосами есть сестра, кожа которой темна, как черное дерево, а черные, как ночь, волосы уложены тугими кольцами. Но Грейс будет оттягивать этот момент, сколько сможет.

— Этот урок — трудный, — заявила Саран.

— Она избаловалась, — послышался голос Сиатты, заглянувшей с заднего двора в распахнутое окно.

Грейс засмеялась:

— Глупая, что ты там стоишь? Заходи. Во дворе слишком жарко для женщины в твоем положении.

Сиатта легкомысленно махнула рукой, но предложение приняла. Она прошла через заднюю дверь, ступила в прохладу дома и облегченно вздохнула:

— Ты говорить, как мой муж. Все время про мой положение. — И она погладила свой круглый живот.

— Лично я собираюсь наслаждаться своим положением изо всех сил, — со смехом заявила Грейс. — Джайлз не позволяет мне и пальцем шевельнуть. Но как только эти дети родятся на свет, вот тут-то и начнется настоящая работа.

Сиатта тоже рассмеялась:

— Это точно.

— Но у моего-то… — чтобы не обидеть девочку, тут же добавила Грейс, — будет чудесная взрослая сестра. — И она притянула к себе Саран и крепко ее обняла. — И к тому же большой сильный отец, который сумеет его защитить. Или ее.

Сиатта снова погладила руками живот.

— Мой тоже не так плохо. Мы иметь хороший, свободный негр с широкий плечи.

— Только, боюсь, у Джавары в кармане не слишком густо, — со смехом вставила Грейс.

— В этот место у всех не густо в карман, но мы есть счастливый. А Джавара иметь кое-что, кроме деньги. — Сиатта закатила глаза и улыбнулась: — О, миа гранд-сеньор, о, миа гранд!

— Мама! — воскликнула Саран. — Она опять говорит по-испански.

— Твоя немного подождать, может, два-три года, — объяснила Сиатта, — и моя говорить с твоя по-английски об эти вещи.

— Нет-нет! — воскликнула Грейс. — Ей придется ждать куда дольше!

В заднюю дверь дома вошла Мату, в обеих руках она несла по грубой глиняной чашке. Тонкий фарфор давно продали.

— Моя уже говорить Мату. Моя больше не пить эта дрянь! — воскликнула Сиатта. — Она иметь вкус, как… — Женщина бросила быстрый взгляд на Саран и благоразумно придержала язык.

Мату фыркнула и протянула ей одну из чашек. Грейс отпустила Саран и взяла напиток.

— Что толку спорить! Все женщины-работницы пьют его, когда носят детей или когда у них маленькие неприятности.

Саран энергично закивала:

— Да, от этого чая у мамы будет здоровый сынок.

Грейс глубоко вздохнула и залпом выпила горький отвар. Его готовили из нескольких местных трав, и Мату клялась, что он приносит пользу беременным женщинам. Проглотив отвар, Грейс обратилась к Саран:

— А маленькую сестричку тебе не хочется?

— Хочу мальчика.

В парадную дверь вошел Джайлз с влажными волосами и в мокрой рубашке. Он умылся во дворе у насоса и сейчас выглядел необычайно свежим и сильным.