Глава 17

Иоланта мерила шагами гостиную, в ушах стучала кровь, сердце бешено колотилось. Сколько еще ждать, пока она сможет убедиться, что Эдмунд отправился на соседнюю плантацию и не вернется за какой-нибудь забытой мелочью? Как только он действительно уедет, то будет отсутствовать целые сутки. Целых двадцать четыре часа! И она, Иоланта, будет свободна. Мало ему было разрушить ее жизнь, он еще отнял у нее единственную маленькую радость.

Возможно, она действительно слишком возбудилась во время последней порки. Теперь рабы стали куда осторожнее. Они скорее умрут на месте, чем сделают хоть шаг в сторону и заслужат наказание. С некоторыми именно так и случилось. И разумеется, Эдмунд потребовал, чтобы она просто ставила провинившегося к столбу, если на то будет реальная причина. Но раз его нет, откуда он узнает, что тут произошло? Иоланта подкупит управляющего, и тот подтвердит любую ложь.

Вздохнув, она взяла подушку, которую вышила для своей спальни и только что закончила набивать. Теперь Иоланта должна была признать, что в свое время не понимала, насколько ее развлекала Грейс. Вышивание доставляло ей куда больше удовольствия, если рядом была эта девчонка и уколов ей доставалось не меньше, чем ткани в пяльцах. А теперь рядом не было даже этой ее вонючей служанки. Иоланта потребовала, чтобы мерзавку вернули в дом, но Эдмунд отказался, заявив, что не желает держать Мату в доме, а сама Иоланта не собиралась марать подол своего платья, отправляясь в хижины рабов, чтобы взглянуть на нее. Вдруг на красивом лице промелькнула злобная улыбка. Она прикажет доставить сюда именно эту тварь! Мату сумеет утолить ее жажду!

Иоланта как раз решила, что больше не может ждать, когда в дверь робко постучал один из рабов, а потом нерешительно ее приоткрыл. Это был один из работников с сахароварни, все его тело блестело от пота. Иоланта сморщила свой изящный носик.

— Что ты делаешь в доме? — гневно спросила она. На самом деле он не вошел в дом, но все же был достаточно близко.

Раб затряс головой, в глазах его мелькнули страх и ненависть, но слов он не понял. Мужчина забормотал что-то на африканском наречии, потом указал в сторону фасада и произнес:

— Корабль.

— Корабль? — нетерпеливо переспросила Иоланта, этого она тоже прикажет выпороть. Кто он такой, чтобы в ее доме разводить вонь от потной черной кожи!

Раб ткнул пальцем в сторону сахароварни:

— Барка говорить «корабль».

Барка — так они звали управляющего. Значит, управляющий послал его сказать про корабль. Почему он всегда присылает к ней этих невежественных дикарей? Господи, да никто из них не способен произнести ни слова даже на ломаном английском, хотя и сам этот язык — сплошное варварство. Не то что французский, такой мелодичный и цивилизованный. Ее верхняя губа приподнялась. Иоланта оглядела раба еще раз и захлопнула дверь прямо у него перед носом. Эдмунд отсутствует, значит, ее долг — выяснить, кто находится на корабле и что ему нужно. С плантации сейчас нечего отправлять, так что она спокойно отошлет капитана и его команду.

Она вышла из парадной двери и улыбнулась открывшемуся зрелищу. «Надежда». В голове Иоланты завертелись различные предположения. Разумеется, самой приятной была мысль, что Грейс исчезла. Если письма достигли цели, то ей удалось выманить капитана Кортни на Тортугу, а Жак тем временем успел высадиться в Порт-Рояле. Иоланта громко рассмеялась и обхватила себя руками. Тогда Грейс уже в Гаване, продана с аукциона и вовсю раздвигает ноги в тамошних борделях. В какой-нибудь мерзкой грязной дыре с самыми отвратительными из мужчин. Отвратительнее, чем Эдмунд. Конечно, Иоланта ничем не сможет помочь бедному капитану в его поисках. Как жаль!

Разумеется, ее письма могли не найти адресата вовремя. В таком случае капитану могло стать известно про обман Эдмунда и Грейс. Может быть, он приплыл, чтобы притащить Грейс домой, избитую, униженную, швырнуть ее к ногам отца? Если дело обстоит именно так, тогда жалко, что Эдмунда нет дома. Иоланта объяснит, что сама она всегда противилась этому плану. Она умилостивит капитана Кортни, привязав Грейс к столбу, где та заплатит и за себя, и за своего отца. Капитан наконец убедится, что негры — совсем не то, что белые люди. Это лживые дикари. Ему придется извиниться за то, как он прежде говорил с ней в ее собственном доме.

Иоланта чувствовала себя такой счастливой, что, спустившись на пристань, она пританцовывала от нетерпения, пока капитан и его друг гребли к берегу.

— Ну, не знаю, — говорил тем временем Джефф, сидя в лодке напротив Джайлза. — Она выглядит такой довольной. Явно рада нас видеть, даже возбуждена. — Они вдвоем гребли к пристани, Джефф — лицом к дому, Джайлз — к кораблю. — Разве может так выглядеть человек, обрекший кого-то на мучения? Если бы она была виновна, то тряслась бы от страха.

Джайлз быстро посмотрел через плечо.

— Попомни мои слова, страдание доставляет ей радость. Она надеется отпраздновать несчастье Грейс.

Джефф покачал головой:

— Неужели ее не беспокоит собственная судьба? Или ты думаешь, она любит не только причинять боль, но и получать ее?

— Вероятно, она считает, что Уэлборн сможет ее защитить.

— А ее надо защищать? Ты ни слова об этом не сказал, Джайлз. Что ты собираешься с ней делать?

— Если она сообщит мне то, что нужно, и мы отыщем Грейс невредимой, тогда я оставлю эту женщину на милость ее мужа. Он, конечно, далек от совершенства, но любит свою дочь. Если же она не станет помогать или если Грейс подверглась… — Джайлз сглотнул. — Тогда я не откажу себе в удовольствии свернуть ее тощую шею.

Джефф иронично усмехнулся:

— Ты даже в гневе никогда не обижал женщин. Джайлз прошипел что-то неразборчивое. Вероятно, Джефф прав. Он и сам не думал, что способен причинить зло женщине, но ведь Иоланта этого не знает. Когда он закончит ее допрашивать, она будет абсолютно убеждена, что он едва-едва сдержался и не убил ее.

Шлюпка подошла к берегу, Иоланта тут же воскликнула:

— Капитан Кортни! Капитан Хэмптон! Какой приятный сюрприз! А где же ваши жены?

Джефф привязал шлюпку, и Джайлз спрыгнул на сушу. В два огромных прыжка он подскочил к Иоланте, схватил за плечи и стиснул их словно тисками.

— Где она? — зарычал он прямо в лицо потрясенной женщине. — Что вы и этот гнусный крысеныш, ваш брат, сделали с моей женой?

— Я… я понятия не имею, о чем вы говорите. Какое отношение имеет к этому делу мой брат? И что случилось с Грейс?

Джайлз отшатнулся от нее, но тут же снова придвинулся. Иоланта хотела отступить, шагнула, споткнулась и опрокинулась навзничь.

— Если вы хоть чуть-чуть цените свою никчемную жизнь, то не станете лгать! — предупредил Джайлз. — Ваш брат похитил мою жену и сделал это по вашему требованию. И помоги вам Господь, если с ней хоть что-нибудь случилось!

Иоланта в отчаянии взглянула на Джеффа, который стоял за спиной у друга, сложив на груди руки.

— Пожалуйста, капитан! — взмолилась женщина. — Ваш друг сошел с ума. Разве я позволю, чтобы с моим собственным ребенком случилось какое-нибудь несчастье?!

Джефф, имевший репутацию человека, способного убить врага без малейшего проявления эмоций, ответил ей скучающим, равнодушным взглядом.

— С тех пор как мы покинули Порт-Рояль, Джайлз все время говорил только о том, что собственным кинжалом порежет вас на куски и скормит акулам. И проделает то же самое с вашим дорогим братцем, но сначала он его кастрирует и отправит его достоинство рыбам, так, чтобы тот видел это еще при жизни. На вашем месте я бы не стал сейчас лгать капитану.

Иоланта снова обратилась к Джайлзу. В ее темных глазах отражался настоящий, неподдельный ужас.

— Пожалуйста, расскажите мне, что случилось! Какое отношение имеет к этому Жак?

Джайлз приблизился, намеренно наступив на край ее юбки.

— Сначала я получил два поддельных письма от французского капера, который мне едва знаком. Неграмотного капера. Он просил меня прийти на Тортугу, чтобы ему помочь. Этого француза я на острове не нашел, но нашел другого, по имени Жак Рено.

На лице Иоланты смешались неподдельное недоумение и страх.

— Жак отправился на Тортугу?

И вы об этом знали! — выкрикнул Джайлз. — Он предал меня, обманул мое доверие! Когда мы прибыли в Порт-Рояль, он похитил мою жену. Я ведь не дурак, мадам! Вы тому причиной. Именно вы разработали этот дьявольский план! А теперь говорите, что ваш гнусный братец сделал с моей женой!

— Подумайте сами, — продолжала убеждать его Иоланта, — Грейс — моя плоть и кровь!

— Ложь! — взревел Джайлз. — Деталей я не знаю, и мне нет до них никакого дела! Но я знаю, что, слава Богу, Грейс — не ваше дитя!

К этому моменту из сахароварни с ружьями в руках выскочили управляющий и охранник.

— Стойте! — закричал один из них.

Когда они немного приблизились, выражение лица Иоланты изменилось. Мольба уступила место злобному расчету.

— Так вы, капитан Кортни, не знаете деталей? Тогда, может быть, я могу их вам сообщить?

— Вы сообщите мне то, что я хочу знать, или дорого за это заплатите!

Казалось, с каждой проходящей минутой женщина становится все спокойнее. Дыхание ее стало ровнее, на щеках появился слабый румянец.

— Я отвечу на ваши вопросы. Но сначала уберите свои грязные башмаки с моего платья!

— Прочь! — закричал управляющий, подходя ближе. — Отойдите, или я буду стрелять!

Джефф неторопливо развел руками, демонстрируя, что у него нет оружия, хотя этот жест больше напоминал ленивое потягивание, чем знак покорности превосходящей силе противника. Он неспешно подошел к двум вооруженным охранникам и с видом спокойной уверенности спросил:

— Парни, видите ту посудину в бухте? — Джефф широко ухмыльнулся. Охранник кивнул, а Джефф опустил руки и добавил: — На ней две дюжины вооруженных солдат и пушки.

Охранники с тревогой обменялись взглядами. Джайлз в это время убрал ноги с юбки Иоланты, но не сделал ни одного движения, чтобы помочь ей встать.

— Где Эдмунд? — грозно спросил Джайлз.

— Уехал к соседу по делу, — пролепетала Иоланта.

Джайлз махнул рукой.

— Не имеет значения, у меня вопросы к вам.

— Как раз наоборот, капитан. Ваше дело касается именно Эдмунда. Я ничего не сделала, лишь покрывала его преступление перед вами.

— Черт возьми, что вы имеете в виду? Иоланта обратилась к охраннику:

— Приведи сюда Мату! — И добавила в ответ на его непонимающий взгляд: — Немую няньку Грейс. Сейчас же притащи ее сюда!

Охранник, спотыкаясь, отправился выполнять приказание, а Иоланта что-то пробормотала себе под нос по-французски и опять обратилась к Джайлзу:

— Я могу признать, что написала письма, даже что просила Жака убрать из вашей жизни эту лживую тварь.

У Джайлза потемнело в глазах, он думал, что в конце концов действительно убьет эту женщину. Он сделал шаг вперед, но она подняла руку, останавливая его властным жестом.

— Я должен вас предупредить… — нервным голосом прервал их управляющий и направил дуло ружья на Джайлза, бросая одновременно неуверенный взгляд на стоящее на рейде судно.

— Замолчи! — рявкнула на него Иоланта. Управляющий посмотрел на нее с недоумением. Обращаясь к Джайлзу, Иоланта сказала: — Вы сами потом скажете мне спасибо. Понять не могу, почему Жаку вздумалось встретиться с вами на Тортуге. В ваше отсутствие он должен был отправиться в Порт-Рояль. Я не хотела, чтобы вы знали о моем участии.

Джайлз с недоумением смотрел на нее.

— Черт возьми, да вы просто рехнулись!

— Не смейте говорить со мной в таком тоне! — взвизгнула Иоланта. — Я этого не потерплю! Я вынуждена терпеть такое от своего мужа, даже смиряться с мерзкими выходками его гнусного отродья, но от вас я требую уважительного отношения! И я имею на это право! Вы мне всем обязаны! Вы понятия не имеете, от чего я вас спасла!

— Спасли меня? Неужели вы действительно считаете, что мне есть дело до того, что мать Грейс была проституткой?

Иоланта дико расхохоталась:

— Проституткой? Это она вам так сказала? Ее матери никто никогда не платил за услуги моему мужу! Эта женщина была рабыней! Днем она резала сахарный тростник, а ночью расставляла свои черные ноги для Эдмунда!

— Что вы такое говорите?! Женщина с такой светлой кожей, как у Грейс, не может быть наполовину негритянкой!

— Наполовину не может, а на четверть — может. Шлюха, породившая ее на свет, была мулаткой!

— Это ложь!

— Ложь? Тогда откуда у нее эта кожа, капитан? От ее папаши-блондина? А этот ее плоский нос, гротескно толстые губы?

«Нет, нет, — подумал Джайлз. — Они прекрасны! И губы, и нос. И кожа — золотистая, безупречная».

— А волосы? — продолжала Иоланта. — Господи, да разве у белой женщины могут быть такие волосы? В них птицы могут вить гнезда!

Джайлз с недоверием смотрел на нее расширившимися глазами. Вернулся охранник, волоча за собой Мату. Иоланта ткнула в нее пальцем.

— Скажи, Мату! Да и говорить нечего! Просто кивни. Разве кровь Грейс не такая же черная, как твоя?

Лицо Мату сморщилось от ужаса. Она начала отчаянно жестикулировать, упала перед Джайлзом на колени, сложив руки в беззвучной мольбе.

— Мату… — начал было Джайлз, но у него перехватило горло.

В отчаянии Мату пыталась произнести хоть слово, звуки цеплялись друг за друга, образуя неразборчивую мешанину, понять которую не было никакой возможности.

— Видите, капитан! — с триумфом воскликнула Иоланта. — Она — черная. Негритянка! Полукровка! Мулатка! Слова не имеют значения, она — животное!

Он стоял, пытаясь охватить разумом то, что она ему сообщила. Грейс — негритянка! В ней течет африканская кровь. Имеет ли это значение? Должно ли это иметь значение?

— Джайлз! — позвал друга Джефф, но голос его звучал словно издалека. — Джайлз, что с тобой?

Джайлз оглянулся на друга, на чьем лице больше не было маски безразличия. Были жалость, сочувствие. Отвращение?

— Не смей на меня так смотреть, Джеффри Хэмптон! — закричал он. — Не смей! — Он снова обернулся к Иоланте. — Нет, мадам. Слова и правда не имеют значения, как бы вы ее ни назвали, она — моя жена. А теперь говорите — где она?

Иоланта бросила на него взгляд, полный ненависти.

— Она превзойдет даже свою мать. Ее использует не один человек, а масса белых мужчин в Гаване, на Кубе! Один за другим, один за другим, один за другим… — И Иоланта зашлась маниакальным, истерическим смехом.

— Господи Боже мой! — пробормотал управляющий.

Мату все пыталась что-то сказать, ее руки дергались в непонятных для Джайлза жестах. Ему казалось, что мир вокруг него плывет в густом, липком тумане. Он разрывался между желанием превратить лицо злобной фурии в кровавую маску, чтобы она наконец замолчала, и порывом броситься на корабль и уплыть куда глаза глядят. Он опустил взгляд на умоляющее лицо Мату. Джайлз отчетливо понимал, что не бросит Грейс на милость Жака, но дальше этого он загадывать не решался.

— Все будет хорошо, — обратился он к негритянке. — Я поеду и заберу ее. — Но она все не сводила с него глаз, из которых беззвучно текли слезы. — Сейчас я больше ничего не могу сказать, — произнес Джайлз. — Мне… мне надо подумать.

Он резко повернулся к впавшей в безумие Иоланте. Рука Джайлза ухватилась за эфес сабли, но Джефф перехватил это движение.

— Ты не можешь ее убить, Джайлз! — воскликнул он.

— Это была бы куда более заслуженная смерть, чем любая другая, — мрачно отозвался Джайлз.

Джефф указал на Иоланту. У нее, видимо, перехватило дыхание, она пыталась вздохнуть, а потом опять стала смеяться.

— Видишь, эта тварь окончательно рехнулась.

Джайлз стоял, пытаясь справиться с самыми дикими»чувствами, которые он когда-либо испытывал. Никогда в жизни он не чувствовал такой ненависти, которую ощущал сейчас к Иоланте Уэлборн.

— Но Грейс… — прошептал моряк.

— Друг мой, убить Иоланту — значит проявить милосердие. Лучшая месть — оставить ее в живых.

— Да, — наконец согласился Джайлз. — Да, пусть так и будет. — И он убрал руку с эфеса сабли, сжав пальцы в кулак. Если бы он мог поверить, что ее слова — лишь симптом подступающего безумия!

— Что теперь? — спросил Джефф.

— Куба, — коротко ответил Джайлз.

Глава 18

Грейс стояла вместе с мулаткой Энкантадорой посреди большой пустой гардеробной. За решеткой окна виднелось темное ночное небо, свечи бросали на стены неверные» пляшущие блики. На Энкантадоре был пурпурный халат из тончайшего шелка, плотно обтягивавший ее гибкий стан. Белое полупрозрачное платье без рукавов, которое надели на Грейс, едва прикрывало ее тело. По фасону оно скорее напоминало рубашку с поясом на талии и ничего не оставляло воображению. Из внутреннего дворика за дверью комнаты доносились веселые голоса и взрывы смеха.

Было почти десять часов — время, назначенное для продажи невинности Грейс с аукциона. Пока они ждали, Энкантадора пыталась отвлечь Грейс от мрачных мыслей и поведала ей свою собственную историю. Дон Рамон купил ее с аукциона на Ямайке, где прошло ее детство. Когда ей было двенадцать лет, на нее обратил внимание хозяин плантации. Ему пришло в голову, что рабыня достаточно красива, чтобы продать ее в бордель. Раньше у нее было африканское имя Сиатта, и хотя дон Рамон сменил его при покупке, а сама она выучилась говорить по-испански, Энкантадора все еще считала Ямайку своей родиной.

— А сколько тебе лет сейчас? — спросила Грейс.

— Моя думать, может, шестнадцать. Здесь никто не знать, сколько мне.

— Шестнадцать! — воскликнула потрясенная Грейс. Ей казалось, что Энкантадора куда старше. Кожа у нее была гладкая и молодая, но глаза смотрели так, словно девушке было не шестнадцать, а тысячу лет. — Я бы скорее умерла! — добавила Грейс.

Именно поэтому Энкантадору оставили в комнате вместе с Грейс. Она должна была предотвратить повторение того, что случилось в начале этого вечера. Грейс нашла бритву, которой одна из женщин удаляла на теле волосы, подобрала ее и стала разглядывать у себя кисти рук. Всего два пореза, думала она, достаточно широких и глубоких. Энкантадора вырвала у нее лезвие.

— Хозяин прийти, увидеть: ты в кровь — кожу сдирать у всех, что позволили, — яростно заговорила она. — Почему твоя беспокоиться, а? Тут хорошо, тут не загон, где двадцать мужчина в ночь! Тут у мужчина много деньги. Много мужчина чистый. И быстро кончить.

Грейс прижала ладонь ко рту и с ужасом смотрела на остальных женщин. Глядя на нее, Энкантадора нахмурилась:

— Почему твоя бояться? Какой жизнь ты думал тебе будет? Думал замуж за красивый свободный неф с широкий плечи и карман звенит? Может, замуж, когда эти белый мужчина с тобой больше не хотеть. Сейчас лучше раздвигать ноги и показывать, что твоя это нравиться. — Энкантадора на мгновение замолчала и, склонив голову, стала рассматривать Грейс. — Твоя был на плантация? — Грейс кивнула, а Энкантадора продолжала: — Тогда твоя знать, как там. Моя… Моя лечь с тысяча мужчин, только не идти на плантация. Это точно. Моя говорить, тут не есть плохо.

— Но разве здесь не хуже, чем на плантации? То есть, я думаю, когда тебя наказывают бичом, это хуже?

На плантация все хуже. Кнут хуже всего. Но потеть на солнце, вода нет, стоять над котел с сахар и париться, тащиться в хижина и варить для все негры… Моя думать про смерть и все. Моя не говорить, моя хочет провести тут вся жизнь. Моя говорить, есть вещи много хуже.

— Энкантадора, — проговорила Грейс с пылающим лицом, — ты никогда не ложилась с мужчиной, который тебе нравится?

В ответ женщина засмеялась:

— Моя? Моя первый раз случиться, как твоя. Тот мужчина, он хотеть девочку, чтобы научить. Хотеть смотреть, как моя бояться, что он говорить и делать. Тот мужчина не злой, но моя бояться. Потом все одинаково, почти одинаково. Некоторый грубый, если совсем плохо — твоя звать дон Рамон. Но да! Моя иногда думать, как быть с хороший мужчина, который любить. Много мужчин хотеть, чтобы твоя это нравиться. Моя притворяться. Но иногда моя хотеть, чтобы это правда нравиться.

В дверном замке звякнул ключ. В комнату просунул голову дон Рамон. Он что-то быстро затараторил по-испански, Энкантадора ответила, потом обратилась к Грейс:

— Он говорить — пора. Он наказать меня, если ты не будешь слушаться. Может, твоя иметь глупые мечты, тогда лучше твоя забыть их сейчас. Мечты давать только боль.

Грейс попятилась от двери, затрясла головой:

— Я не могу этого сделать. Энкантадора толкнула ее в бок:

— Твоя делать, что хозяин говорить. Одна женщина делать проблему — наказывать всех.

Грейс боялась подумать, что значат эти слова. Кое-как она заставила себя пойти за доном Районом в освещенный факелами двор. Энкантадора шла следом. На Грейс были сандалии, которые легко скользили по цветным плиткам, а ее юбка мягко обвивала щиколотки. Капитан пиратов в запятнанном бархатном камзоле с вожделением впился в нее взглядом.

— Мечтала обо мне, куколка, с самых торгов? — закричал он. Грейс содрогнулась.

Судя по доносившимся отовсюду голосам и по одежде гостей, большинство присутствующих были испанцами. Их глаза жадно шарили по ее телу, едва прикрытому облегающим платьем. Одно за другим она оглядела их искаженные вожделением лица.

Выхода не было. Утром или в какой-нибудь другой день она сможет найти еще одну бритву, но сейчас… сейчас ей не спастись! Грейс вспомнила, как ложилась в постель с Джайлзом, чувствуя то же самое, и сама не знала, плакать ей или смеяться над своей наивной глупостью. Она все бы отдала сейчас, лишь бы еще раз его увидеть! Все, что угодно, за еще один шанс обрести его любовь и заботу! А теперь ей никогда не узнать тех тайн, о которых рассказывала Фейт.

Дон Рамон остановился, остановилась и Грейс. В отличие от первого аукциона, на котором ее продавали, здесь говорили только по-испански. Ей не пришлось выслушивать холодные и расчетливые описания ее достоинств на нескольких языках, но теперь она радовалась бы всему, что хоть на несколько мгновений отдалило бы неизбежное. Сам аукцион был очень похож на прежний. Торговля началась весьма живо, но вскоре дело свелось к соперничеству нескольких клиентов. Английский пират весело перекидывал с одной руки на другую тяжелый кошелек и не отставал от толстого испанца со следами оспы на лице и еще одного претендента — тощего мужчины с такими же плохими, как у Иоланты, зубами, чей акцент Грейс так и не смогла определить.

Наконец толстый испанец отступился.

— Оставь ее мне! — торжествующе орал пират. — Я говорю на ее языке. Я научу ее всему, что крошке положено знать, чтобы завтра ночью вся ваша братия была довольна.

Худой незнакомец снова поднял цену, и уверенность пирата слегка пошатнулась. Грейс знала, что оказалась между двух огней — либо терпеть на себе грязную тушу английского пирата, либо почувствовать вкус гнили изо рта его соперника.

— Пятьдесят дублонов! — выкрикнул новый голос из угла дворика. Его заявление было встречено удивленными выкриками всех присутствующих и возмущенными — двух оставшихся участников торгов.