Каспар глубоко вздохнул, переводя дух. От пережитого ужаса, от стремительного бега, от прыжков по скалам и от боли у него захватило дыхание. Еще минута — и он потерял бы сознание.
      Встретив неожиданное препятствие, бык, казалось, еще больше рассвирепел. Он бросался из стороны в сторону, издавая гневное ворчание, и по временам ударял рогами о скалы, словно надеясь разбить их и добраться до своей жертвы. Один раз он даже просунул голову в трещину, и покрытая пеной морда чуть не коснулась Каспара. К счастью, широкая, мохнатая грудь быка не могла просунуться дальше, и ему с трудом удалось высвободить рога из расселины.
      Каспар воспользовался этим и, схватив первый попавшийся камень, начал так яростно колотить быка по морде, что животное быстро отскочило от валуна. И хотя оно продолжало метаться у входа в расселину, но уже не решалось повторить нападение.
      Почувствовав себя в безопасности, Каспар с беспокойством подумал, что у него сломана нога. Неизвестно, сколько времени ему придется просидеть здесь взаперти, — он знал, что мстительный як ни за что не уйдет, пока перед ним будет находиться его враг. Эти животные готовы разорвать на клочки разозлившее их существо, но, как только потеряют его из виду, словно забывают о нем.
      Бык вовсе не собирался уходить. Он расхаживал взад и вперед, свирепо хрюкая и время от времени ударяя рогами о край расселины, как будто все еще надеясь достать свою жертву.
      Каспар теперь смотрел равнодушно на маневры врага. Его гораздо больше занимала нога, и он стал ее исследовать, как только ему удалось поудобнее устроиться.
      Он осторожно ощупал ногу книзу от колена, так как знал, что бедро у него цело. Он опасался, что кость сломана у щиколотки. Нога распухла и посинела, но признаков перелома Каспар не обнаружил.
      «В конце концов, — сказал он себе, — возможно что я только ее вывихнул. Если так, то еще не беда».
      Он продолжал осмотр, пока наконец не пришел к заключению, что у него только вывих.
      К нему опять вернулось хорошее настроение; правда, нога сильно болела, но Каспар умел стоически переносить боль.
      Он начал размышлять о своем положении. Как избавиться от этой свирепой осады? Услышат ли Карл и Оссару, если он закричит? Едва ли. Он почти в миле от них, их отделяют от него леса и холмы. К тому же они, вероятно, рубят деревья и ни за что не услышат его призыва. Но ведь они не все время будут работать, а он будет кричать без передышки. Он уже заметил, что в долине, со всех сторон замкнутой утесами, звуки разносятся на большое расстояние, повторенные эхом. Без сомнения, Карл и Оссару в конце концов его услышат, особенно если он пронзительно свистнет; ведь Каспар умел свистеть очень громко и часто вызывал эхо в Баварских горах.
      Он готов был вызвать эхо и в Гималаях и уже поднес пальцы к губам, когда ему пришло в голову, что этого не следует делать.
      — Нет, — сказал он после краткого размышления, — я не стану их вызывать. Я знаю, что мой свисток призовет Карла. Брат прибежит на мой сигнал. Я не смогу его остановить, и он побежит прямо к этим скалам и попадет на рога к быку! Нет, я не имею права рисковать жизнью Карла. Не буду свистеть!
      И он отнял пальцы от губ.
      — Если бы только у меня было ружье, — сказал он после паузы — если бы только у меня было мое ружье, я бы живо расправился с тобой, гадкая скотина! Благодари свою судьбу, что я его бросил!
      Ружье выпало из рук Каспара в момент, когда он повалился ничком, спрыгнув с валуна в первый раз. Без сомнения, оно лежит там, где упало, но он не знал, в какую сторону оно отлетело.
      — Если бы не нога, — размышлял он вслух, — я бы еще мог выбежать за ним. О, только бы мне достать ружье! Мне бы удалось прикончить старого ворчуна, прежде чем он успеет махнуть хвостом. Уж я бы с ним расправился!.. Постой! — продолжал охотник, помолчав несколько минут. — А ведь ноге, кажется, лучше. Она сильно распухла, но не очень болит. Это только вывих! Ура, это только вывих!.. Клянусь честью, я попытаюсь достать ружье!
      Каспар встал на ноги и, держась за стенки, направился к выходу. Он мог свободно продвигаться вперед, так как расселина была всюду одинаковой ширины.
      Но — странное дело! — увидев, что охотник направился к противоположному концу трещины, старый бык кинулся туда и уже приготовился поднять его на рога.
      Каспар не ожидал от быка такой хитрости. Он надеялся, что ему удастся сделать вылазку с одной стороны валуна, пока враг сторожит другой выход; но теперь он убедился, что животное не уступает ему в хитрости. Валун был не так велик — бык живо обежит вокруг и догонит его, если он осмелится отойти футов на шесть от выхода.
      Он попробовал было сделать такую вылазку, но был загнан обратно в расселину противником, который едва не задел его рогами. Теперь як стал еще внимательнее следить за своей жертвой, ни на минуту не спуская с нее глаз.
      Однако охотник кое-что выиграл от своей вылазки. Он разглядел, где лежит его ружье, и рассчитал расстояние от него. Будь у него хоть тридцать секунд, он достал бы оружие. Он начал ломать голову, как бы отвлечь внимание врага.
      Внезапно у Каспара возник план, и он решил его испробовать.
      Як стоял у самого отверстия трещины, опустив голову чуть не до земли; он свирепо вращал глазами, и из пасти у него капала пена.
      Каспар мог бы ткнуть быку в голову копьем, будь оно у него, или ударить дубиной.
      «Нет ли способа ослепить это животное? « — подумал он.
      — А, клянусь честью, я придумал! — воскликнул он, когда ему пришла счастливая мысль.
      Он быстро снял через голову свою пороховницу и пояс; потом, сняв куртку, растянул ее, насколько позволяла ширина трещины. Затем он стал приближаться к выходу из расселины, надеясь, что ему удастся набросить куртку быку на рога и, ослепив его на несколько мгновений, выбежать за ружьем.
      Идея была хорошая, но — увы! — ее не удалось привести в исполнение. Расселина была очень узкая — Каспар был стеснен в движениях и не смог достаточно метко бросить куртку. Она упала быку на лоб; он отшвырнул ее презрительным движением головы и продолжал наблюдать за противником.
      На мгновение Каспар упал духом; понурив голову, он вернулся в глубь расселины.
      «В конце концов, пожалуй, придется вызвать Карла и Оссару,
      — подумал он. — Нет, нет! Подожду их вызывать. Я нашел новый выход. И на этот раз мой план удастся, клянусь честью! « Он схватил пороховницу и вынул из нее пробку. Затем снова подполз к выходу, возле которого стоял бык. Держа пороховницу за широкий конец и вытянув руку как можно дальше, он насыпал кучку пороха на самое ровное и сухое место, потом, постепенно притягивая пороховницу к себе, сделал дорожку длиной в несколько футов.
      Хрюкающий як не подозревал, какой сюрприз его ожидает.
      Каспар достал кремень, огниво, трут, в один миг высек искру и поджег пороховую дорожку.
      Как он и рассчитывал, як был напуган вспышкой и окутан густым сернистым дымом. Слышно было, как животное мечется по сторонам, не зная, куда бежать. Этого мига и ждал Каспар, стоявший наготове, — он тотчас же выскочил из расселины и кинулся к ружью.
      Он поспешно схватил его и, забывая о вывихнутой ноге, помчался назад с быстротой оленя. Но даже и теперь он едва успел отступить, так как бык, оправившись от неожиданности, увидел его, погнался и снова ударился рогами о валун.
      — Ну, — сказал Каспар, обращаясь к своему свирепому врагу, — на этот раз ты скорее испуган, чем ранен, но в следующий раз, когда я зажгу порох, дело будет посерьезнее… Стой где стоишь, старик! Дай мне еще минуту — и я покончу с этой осадой. Не жди от меня пощады!
      С этими словами Каспар стал заряжать ружье. Он зарядил оба ствола; впрочем, хватило бы и одного, потому что первый же выстрел сделал свое дело — свалил старого быка и навсегда прекратил его хрюканье.
      Каспар вышел из расселины, приложил пальцы к губам — и громкий свист разнесся далеко по долине. Такой же свист раздался в ответ из леса. Через четверть часа Каспар увидел, что к нему бегут Карл и Оссару. Вскоре они слушали рассказ Каспара о его приключении и поздравляли со спасением.
      Убитых яков ободрали, разрубили туши на куски и понесли к хижине. Неподалеку они заметили раненого молодого быка, и Оссару прикончил его ударом копья; его также ободрали и разрубили. Все это сделали Карл и шикари: у Каспара разболелась нога, и им пришлось нести его на спине.

      У Карла и Оссару тоже было приключение, хотя и не такое опасное, как у Каспара. На этот раз они были скорее зрителями, чем участниками. Настоящим героем был Фриц: пес вышел живым из схватки, получив большую рану в бок.
      Они выбрали сосну и начали ее рубить. Из лесу послышался странный шум — смесь тявканья и воя. Охотники прервали работу и стали прислушиваться. В этом месте лес был негустой; среди кустарника кое-где поднимались сосны, и можно было видеть на большое расстояние.
      Внезапно мимо них пробежало, видимо спасаясь, какое-то крупное животное. Бежало оно не слишком быстро, и они успели хорошо его разглядеть. Крепкие заостренные рога, дюймов в двенадцать, показывали, что оно принадлежит к парнокопытным. Шерсть у него была жесткая и грубая, спина темно-бурая, бока рыжеватые, живот еще светлее; на шее, передних ногах и по бокам шерсть была очень длинной и свисала, словно грива; шея толстая, а голова довольно крупная. Рога были загнуты назад и почти касались шеи; ноги толстые и сильные; вид у этого животного был довольно нелепый, и бежало оно тяжело и неуклюже.
      Ни Карл, ни Оссару еще не видели подобного животного, но они решили, что это тар — разновидность породы антилоп, называемого козерогом; в Ост-Индии их имеется несколько видов.
      И в самом деле это был тар.
      Но тар был не один. Правда, он бежал не слишком быстро, но со всей скоростью, на какую был способен. Он убегал от стаи зверей, которые гнались за ним по пятам. Карл принял их за волков, но Оссару сразу узнал диких красных собак. Их было около дюжины, каждая ростом с волка; у них были длинные шеи и туловища, довольно длинные морды, длинные прямые уши с закругленными концами. Шерсть рыжая, на животе светло-бурая; хвост длинный, пушистый, на конце темный, между глазами темное пятно, придававшее им свирепое, волчье выражение. Они-то и издавали вой и тявканье, яростно преследуя тара.
      Услыхав этот дикий концерт, Фриц стал метаться, явно желая к ним присоединиться. Хорошо, что Карл перед началом работы привязал его к дереву, чтобы пес не попал в какую-нибудь беду. Фрицу волей-неволей пришлось остаться на месте.
      Тар и собаки промчались мимо и вскоре исчезли из виду, хотя вой еще раздавался вдали.
      Через некоторое время вой стал громче, и охотники, заметив, что животные возвращаются в их сторону, прервали работу, желая посмотреть, чем все это кончится. Снова на полянке показался тар, а собаки по-прежнему бежали за ним по пятам.
      Они опять исчезли, но через некоторое время шум стал вновь нарастать, и охотники с удивлением увидели, что собаки снова гонят тара по лесу.
      Видно было, что собакам ничего не стоит догнать тара, — они не отставали от него, и каждая могла бы вцепиться ему в горло. Казалось, они гонят его для забавы и могут окончить травлю когда захотят.
      Охотники были отчасти правы. Дикие собаки могли бы в любой момент перегнать тара, но они и делали это, так как не раз уже заставляли его поворачивать. Но вместе с тем они гнали его не только для забавы. Они гоняли свою жертву взад и вперед для того, чтобы загнать ее ближе к своим логовищам и избавить себя от труда тащить туда ее тушу. Такова была цель красных собак, и этим объяснялось их странное поведение. Оссару, хорошо знакомый с дикими собаками, уверял Карла, что, когда у них родятся щенята, они гоняют крупных животных с места на место, до тех пор пока не загонят поближе к своим логовам, а там прыгают на жертву, перегрызают ей горло; а щенята сбегаются к туше и терзают ее в свое удовольствие.
      Охотник за растениями уже слышал об этой странной повадке и наблюдал ее у диких собак Южной Африки, так что не очень удивился рассказу Оссару.
      Впрочем, Карл и Оссару вели эту беседу несколько позже. В данный момент они были слишком поглощены этим зрелищем — тар снова промчался ярдах в двадцати от того места, где они стояли.
      Казалось, он был вконец затравлен, и чувствовалось, что преследователи скоро его свалят. Но этого они, видимо, не хотели делать. Им нужно было угнать его еще немного подальше.
      Однако животное не собиралось им уступать, хотя выбивалось из сил. На пути ему попалось большое дерево — ствол имел несколько футов в диаметре; у основания оно разветвлялось в разные стороны, причем развилка была так глубока, что там вполне поместилась бы лошадь. Именно такого места искал тар — он бросился к дереву, вскочил в развилку и, повернувшись к врагам, приготовился к обороне.
      Этот внезапный маневр, видно, сбил c толку свирепых преследователей. Многие из них были знакомы с таром и испугались направленных на них рогов. Они знали, что, заняв такую позицию, он становится опасным противником.
      Поэтому почти все старые собаки отступили, поджав хвост. Но в стае было несколько молодых собак, быстрых и горячих, — им стыдно было опускать хвост перед врагом, и они тотчас же набросились на тара. Последовала сцена, глядя на которую Оссару хлопал в ладоши и хватался за бока от смеха. Завязалась отчаянная битва. Со всех сторон налетали дикие собаки, но в следующий миг с визгом отползали назад, раненые, искалеченные. Одна или две уже лежали, пронзенные насмерть острыми рогами тара. Оссару наслаждался этой сценой, так как питал большое отвращение к диким собакам, нередко отбивавшим у него добычу.
      Неизвестно, чем окончился бы этот бой, так как он был внезапно прерван. Фрицу удалось сорваться с привязи, и он тотчас же помчался к месту свалки. Дикие собаки были испуганы его появлением не меньше, чем их жертва, и, не желая знакомиться с пришельцем, все как одна разбежались и вскоре исчезли в лесу.
      Фриц никогда еще не видал тара, но, считая, что это настоящая дичь, сразу же кинулся на него. Легче было бы ему справиться с саксонским диким кабаном! Тар нанес псу несколько ударов рогами; борьба была упорная и длилась бы еще долго, если бы Карл не пришел на помощь Фрицу, одним выстрелом покончив с таром.
      Охотников интересовала только шкура тара, так как мясо у него жесткое и невкусное. Однако жители Гималаев усердно охотятся на тара, тем более что охота эта считается нетрудной, а вкус у них неприхотливый.

      Как мы уже сказали, Оссару всей душой ненавидел диких собак. Они часто перехватывали у него добычу, когда он уже готов был подстрелить антилопу или оленя, а сами не стоили выстрела: мясо у них несъедобное и шкуру почти невозможно продать. Оссару считал их нечистыми животными, которых следует уничтожать.
      Поэтому шикари ликовал, видя, что старый тар избивает своих врагов.
      Но Оссару суждено было в этот же вечер жестоко поплатиться за свое злорадство. Его ожидало еще одно приключение, о котором мы сейчас расскажем.
      Поляна, где были убиты яки, находилась далеко от хижины — их разделяли добрых три четверти мили. Карлу и Оссару пришлось несколько раз ходить туда и обратно, чтобы перенести мясо и шкуры. Каспар лежал с вывихнутой ногой и не мог им помочь. Мы уже сказали, что его самого пришлось нести домой.
      Они перетаскивали мясо до самого вечера; начало смеркаться, а между тем оставалось принести еще четверть туши. За этой последней четвертью Оссару отправился один, а товарищи занялись приготовлением ужина.
      Разрубив туши на куски, охотники предусмотрительно развесили мясо высоко на ветвях, чтобы дикие звери не могли его достать. Они знали по горькому опыту, что в долине множество хищников, которые могут уничтожить бычью тушу в несколько минут. Правда, им было неизвестно, какой хищник утащил мясо самки яка. Карл и Каспар думали, что это волки, так как волки различных пород встречаются во всех частях света, а в Индии их несколько видов: например, ландгах, или индийский волк, бериа
      — волк желтой масти, ростом с борзую, с длинными прямыми ушами, как у шакала. Там встречается и шакал и обыкновенная, или пятнистая, гиена, поэтому трудно было сказать, какой из этих хищников произвел грабеж. По мнению Оссару, это сделали не волки, а дикие собаки — быть может, та самая стая, которая в этот день гналась за таром. По существу, большой разницы нет, ибо эти дикие собаки — скорее волки, чем собаки, и не менее свирепы и прожорливы, чем волки. Но вернемся к Оссару.
      Когда шикари возвратился на поляну, он был не слишком удивлен, увидев множество шнырявших там диких собак. С полдюжины их собралось под деревом, где висело мясо: некоторые подпрыгивали кверху, и все смотрели на соблазнительный кусок жадными, голодными глазами. С обрезками и потрохами они уже покончили — не оставалось ни кусочка. Оссару пожалел, что не захватил с собой ни лука со стрелами, ни копья — словом, никакого оружия. Даже свой длинный нож он оставил, чтобы удобнее было нести увесистую четверть туши.
      Но Оссару не устоял перед искушением попугать проклятых собак и, набрав крупных камней, бросился прямо в середину стаи, швыряя камни направо и налево.
      Ошеломленные внезапным нападением, собаки шарахнулось в кусты. Но Оссару заметил, что они не слишком-то испуганы: иные из них отступали нехотя, злобно ворча; отойдя на несколько шагов, останавливались и, казалось, готовы были вернуться.
      Первый раз в жизни Оссару ощутил что-то похожее на страх перед дикими собаками. Он привык нападать на них, как только завидит, и они всякий раз разбегались, стоило ему крикнуть. Но таких огромных и свирепых собак ему еще не приходилось встречать, и у них был явно воинственный вид.
      Между тем стемнело, а ночью такие звери становятся куда смелее, чем днем. Действительно, темная тропическая ночь — самое подходящее время для грабежа и нападений. К тому же эти собаки, вероятно, никогда еще не встречали человека, а потому и не обнаруживали перед ним страха.
      Шикари стало не по себе — ведь он был совсем один, да к тому же безоружен.
      Он расшвырял все камни, но несколько собак еще оставались на поляне; в серых сумерках они казались гораздо больше, чем на самом деле.
      Оссару хотел было набрать еще камней, чтобы расправиться с собаками, но, поразмыслив, решил, что лучше их не затрагивать. Ведь он уже почти разогнал собак, а если их разозлить, они могут наброситься на него всей стаей. Итак, он решил оставить собак в покое и делать свое дело.
      Он поспешно снял мясо с дерева и, взвалив его на плечи, зашагал по направлению к хижине.
      Не прошел он и нескольких шагов, как ему стало казаться, что собаки идут за ним следом. Вскоре он в этом убедился, услыхав за спиной шелест сухих листьев и приглушенное рычание. Шикари шел, согнувшись под тяжестью мяса, и не мог повернуть голову и осмотреться по сторонам.
      Но топот лап слышался все ближе, все громче тявканье и рычание. Опасаясь, как бы на него не напали сзади, Оссару остановился и обернулся.
      Зрелище, которое ему представилось, могло нагнать ужас даже на храбреца. Он ожидал увидеть собак шесть, но их было несколько десятков разного возраста и размера. Казалось, на него ополчились все собаки, обитавшие в долине.
      Но отважный шикари не упал духом. Он слишком презирал диких собак, чтобы их испугаться, и решил снова отогнать свору.
      Прислонив свою ношу к дереву, он наклонился и начал шарить по земле. Набрав крупных камней, величиной с добрый булыжник, он отошел на несколько шагов и стал изо всех сил швырять их в своих преследователей, целясь прямо в морды. Ему удалось ранить нескольких собак, которые с воем убежали прочь; но самые сильные и свирепые не отступили, только злобно ощерились и зарычали; в лунном свете зловеще поблескивали их оскаленные зубы.
      Оссару понял, что ничего не выиграл от этой новой стычки, и, взвалив мясо на плечи, двинулся дальше, но вскоре заметил, что собаки не отстают от него.
      У него был уже соблазн бросить мясо, но внезапно ему пришла счастливая мысль — он придумал, как избавиться от своих отвратительных спутников.
      Оссару уже приближался к озеру. Его отделяла от хижины широкая полоса воды — залив озера. Он знал, что залив довольно мелкий и его можно перейти вброд. Еще сегодня он переходил его, сокращая дорогу. Сейчас он находился ярдах в ста от этого брода; быть может, он успеет добежать до воды прежде, чем собаки нападут на него. Он бросится в воду, и это их отпугнет. Как ни дерзки его враги, они, конечно, не пустятся за ним вплавь.
      Тут он снова вскинул мясо на плечи и быстро зашагал к озеру. Ему не было времени осматриваться по сторонам. Он и без того знал, что стая бежит за ним по пятам, ибо по-прежнему раздавались топот, взвизгивание и рычание. Эти звуки все приближались, и, когда наконец Оссару подошел к озеру, ему показалось, что он чувствует горячее дыхание зверей у себя на ногах.
      Он спустился с берега и быстро пошел по дну, по колено в воде. Теперь он уже ничего не слышал, кроме плеска рассекаемой им воды, и не оглядывался на своих преследователей, пока не выбрался на другой берег залива. Тут он остановился и огляделся. К его досаде, вся стая плыла за ним, как гончие за оленем. Они уже находились на середине залива. Конечно, собаки не сразу решились пуститься вплавь, что позволило Оссару довольно далеко уйти вперед; если бы не это, они вышли бы на берег в одно время с ним. Но, во всяком случае, они скоро его нагонят.
      Оссару хотел уже бросить мясо и убежать, но охотничья гордость не позволяла ему позорно отступить перед дикими собаками. Он побежал по тропинке со своей ношей. До хижины было уже недалеко. Он все еще надеялся добраться до нее, прежде чем псы решатся на него напасть.
      Он бежал со всех ног. Но собаки его нагоняли — все ближе раздавались их ворчание, тявканье, рычание, горячее дыхание обдавало ему ноги. Тут он почувствовал, что его ноша становится все тяжелее. Внезапно она перетянула его — и он упал навзничь на землю. Несколько собак вцепились в мясо и повалили ношу и носильщика.
      Но Оссару тут же вскочил и, схватив большую палку, которая случайно оказалась у него под рукой, начал изо всех сил колотить собак, громко крича.
      Началась дикая свалка: собаки яростно боролись, хватали зубами палку, наскакивали на охотника, но шикари ловко действовал своим импровизированным оружием, отражая натиск врагов.
      Он уже начал уставать; без сомнения, еще немного — и он окончательно выбился бы из сил, и собаки растерзали бы его на клочки. Но в эту страшную минуту какое-то большое пятнистое тело выпрыгнуло из темноты и ринулось в самую гущу собак.
      Это был Фриц. А с Фрицем прибежал его хозяин Карл, вооруженный двустволкой; грянули выстрелы, и страшная свора рассеялась, как стадо баранов, оставив на месте несколько трупов.
      Битва быстро закончилась, Оссару был спасен; но он дал страшную клятву отомстить диким собакам.

      Оссару так обозлился на собак, что поклялся не ложиться спать, пока им не отомстит. Карлу и Каспару любопытно было знать, что он собирается делать. Они предполагали, что собаки будут всю ночь бродить вокруг хижины. Действительно, невдалеке раздавался их вой. Но каким образом Оссару с ними расправится? Тратить порох и пули на этих гнусных тварей не стоило; к тому же вряд ли можно было бы застрелить хоть одну из них в такой темноте.
      Может быть, Оссару хочет перестрелять их из лука? Но разве ночью в них попадешь! А между тем он грозился устроить им настоящую гекатомбу. Разумеется, лук и стрелы не годились для этой цели. Но, в таком случае, как же он хочет с ними расправиться?
      Братья знали, что ни в одну западню не поймаешь больше одной собаки; и даже самую простую западню было бы долго сооружать, не имея нужных инструментов. Правда, можно было в несколько минут сделать «медвежью ловушку» из бревен, которые валялись кругом, но она убьет только одну жертву, и Оссару придется снова и снова ее налаживать. Кроме того, умные собаки, увидев, что одна из них погибла, не полезут второй раз в ловушку.
      Карл с Каспаром никак не могли догадаться, что именно задумал Оссару, но ясно было, что у него уже созрел какой-то план; поэтому они не задавали ему лишних вопросов и молча следили за его приготовлениями.
      Первым делом шикари собрал жилы всех убитых ими животных: тара, лающего оленя, подстреленного утром, и яков, которых принесли неободранными. Вскоре в руках у него оказался целый пучок жил; он высушил их на огне, потом скрутил из них тонкие бечевки. Получилось больше двадцати штук. Карл с Каспаром работали под его руководством, помогая ему. Эти туго скрученные бечевки были похожи на грубые струны. Оставалось только завязать мертвую петлю — и струна превращалась в силок.
      Теперь братья начали догадываться о намерении Оссару: он решил ловить собак в силки. Но как он будет ставить эти силки
      — разве годится для этого тонкая струна? Ведь собаки быстро перегрызут ее. Без сомнения, так бы и случилось, если бы силки были поставлены обычным способом. Но у Оссару была какая-то своя система, и он рассчитывал переловить всех собак.
      Когда веревка была готова, Оссару вырезал из сырых шкур яков двадцать прочных ремней. Затем он нарезал в кустах штук двадцать палочек и заострил их с одного конца. Далее вырезал для приманки двадцать кусков из туши тара, мясо которого было не слишком хорошо на вкус. После всех этих приготовлений Оссару отправился ставить силки.
      С ним вышли и братья. Прихрамывая на одну ногу, Каспар нес вместо факела ярко пылающую сосновую ветку — луна зашла, и для работы нужен был свет. Карл тащил ремни, палочки и куски мяса, а Оссару — силки.
      Невдалеке от хижины росло множество деревьев, нижние ветви которых были горизонтально расположены над землей. Это была разновидность горного ясеня, называемая также «ведьмин орешник». Ветви у него длинные, тонкие, но крепкие и упругие, сучьев не так много, а листва негустая. Это было как раз то, что требовалось Оссару; он приметил эти деревья еще в сумерках, подходя к хижине и думая о том, как бы расправиться с дикими собаками. От тотчас же подошел к деревьям.
      Подпрыгнув, шикари поймал одну из веток, пригнул к земле, затем отпустил, чтобы испытать ее упругость. По-видимому, он остался доволен; тогда он оборвал с ветки листья, обломал сучья и привязал к ее верхнему концу сыромятный ремень. К другому концу ремня привязал палочку, которую затем воткнул в землю. Она прочно удерживала ветку в согнутом положении, но при малейшем толчке ветка должна была разогнуться.
      Затем шикари привязал к ремню кусок мяса так, что до него нельзя было дотронуться, не вытащив из земли палочку, после чего ветка должна была подняться кверху. Наконец был поставлен силок с таким расчетом, что всякое животное, пытаясь схватить приманку, непременно попадало в скользящую петлю.
      Поставив западню, Оссару перешел к другому дереву и там проделал то же самое; затем — к третьему, и так далее. Когда все двадцать силков были поставлены, охотники вернулись в хижину.
      Все трое просидели еще с полчаса, чутко прислушиваясь. Они надеялись, что еще с вечера в западню попадется хоть одна дикая собака.
      Но, вероятно, собак напугал яркий факел, потому что ни вой, ни лай, ни рычание не нарушали ночной тишины. Наконец охотникам надоело ждать — они затворили дверь своей хижины и крепко уснули.
      Кажется, никогда в жизни им не приходилось так тяжело работать. Они до смерти устали и с наслаждением растянулись на душистых листьях рододендронов.
      Не будь их сон так глубок, они всю ночь слышали бы разноголосый шум: лай, ворчание, тявканье, вой, рычание, отчаянный визг и треск ветвей. Этот адский концерт, казалось, разбудил бы и мертвеца. Перед рассветом все трое проснулись и, увидев, что в щели хижины проникает свет, быстро вскочили и бросились наружу. Солнце еще не взошло, но, когда они протерли заспанные глаза, им представилось зрелище, при виде которого Карл и Каспар разразились громким смехом, а Оссару стал прыгать как сумасшедший, издавая ликующие крики.
      Почти в каждую западню попалась жертва, почти на каждом дереве в ветвях висела дикая собака; одни, повешенные за шею, уже издохли; другие захваченные поперек тела, отчаянно барахтались; третьи, схваченные за лапу, висели головой вниз, почти касаясь земли, высунув покрытый пеной язык.