Глава третья

1

Все складывалось как нельзя лучше. До президентских выборов оставалось каких-нибудь пара месяцев. Серьезные аналитики предсказывали победу Высоковскому, ежедневно публиковались результаты социологических исследований – Владимир Фомич лидировал с большим отрывом. Для себя он уже составил план первоочередных действий после избрания.

Во-первых, не отдавать никаких денег Ван Хейдену и, вообще, разорвать всяческие отношения с Южно-Африканской Республикой. Неплохо бы, конечно, ее оккупировать, но вряд ли американцы с англичанами поймут это правильно. Не говоря уже о французах и голландцах. А как было бы здорово! Реквизировать все средства, находящиеся в подконтрольных «Золотому дождю» банках, забрать все их компании, потом продать и погасить внешний долг России. Народ наш только спасибо скажет.

Во-вторых, надо разобраться и с Джулией. Тоже возомнила себя «Мисс Африкой»! Дураку понятно: папашка спонсировал этот конкурс – вот на нее корону и надели. Привезти бы ее в загородную резиденцию, оставить в набедренной повязке – пусть скачет по соснам вместе с белками.

Ну, потом более мелкие дела: посадить во главе естественных монополий своих людей, чтобы все эти Газпромы и РАО ЕЭС тоже стали бы подконтрольными, заставить их перевести счета в «Лидер-банк», народ одобрит, потому что тепло и свет будет во всех домах. Еще надо не забыть опустить цены на водку, а за выпитую кружку пива инспектора дорожного движения штрафовать не должны, а вежливо предупреждать, где еще находится пост ГИБДД. За многоженство не наназывать, а судить тех, кто и одну жену содержать не может. Одновременно с этим повысить уровень минимальной зарплаты и увеличить размер пенсий раза в два или в три. А если при этом российская сборная станет чемпионом мира по футболу, то народ станет молиться на такого замечательного президента. Все будут боготворить Владимира Фомича и любить. И если Елена Павловна… Впрочем, ее судьба уже решена. Для начала ее арестуют по подозрению в организации убийства собственного мужа. Показательный процесс, телевидение, газеты: еще бы – взорвать лучшего друга президента. Народ будет требовать отменить мораторий на смертную казнь, митинги у здания суда, плакаты с оскорблениями в адрес подсудимой, Лена рыдает от унижения и стыда. Состав суда совещается недолго – двадцать пять лет. Присутствующие негодуют, топают ногами, свистят, осуждая это слишком мягкое решение. В одиночке темно и сыро, пищат крысы возле припрятанного под матрасом куска черствого хлеба. Лена понимает, что все это – наказание Божие за то, что она отказала хорошему человеку. Но тут поворачивается ключ в замке, скрипят несмазанные петли, и на пороге появляется Он.

– Елена Павловна, – грустно объявит Всенародно избранный президент, – сегодня я подписал Указ о Вашем помиловании.

Она снова зарыдает, но уже от счастья.

Потом бросится к нему на шею, но на полпути замрет и медленно опустится на колени.

– Я недостойна быть Вашей, – произнесет она тихим голосом.

А Высоковский приложит ладонь к уху и спросит:

– Ась?

Нет, он лучше вздохнет обреченно, но с достоинством. И тогда она сама, обнимая его колени, начнет шептать горячо и страстно:

– Но я хочу этого! Я стану, кем прикажете: Вашей горничной, кухаркой, собачкой на коврике возле Вашей кровати, птичкой в клетке или ветром в трубе, но только чтобы рядом с Вами!…

Владимир Фомич улыбался, представляя все это. Но это все будет, осталось недолго – каких-нибудь два месяца. Но это почти вечность, когда даже день ожидания тянется дольше года. Но пусть это время станет золотым сном мечтаний и надежд, особенно сладким оттого, что это не просто фантазии, а реальные планы человека, умеющего подчинять себе будущее, человека, чьей воле вскоре подчинится целый народ.

Да, и все-таки с Ван Хейденом надо что-то решать. Лучше всего, конечно, отправить его в какую-нибудь африканскую резервацию, чтобы он жил среди дикарей и отрабатывал милость, проявленную к нему Победителем, – пусть стоит по пояс в какой-нибудь реке, кишащей голодными крокодилами, плачет от страха и трясет лотком, намывая по крупицам золотой песок своей будущей свободы.

2

Яхта замедлила ход, потом остановилась, покачиваясь на волнах. Прожекторы осветили воду, и было видно, как пошли в глубину стайки серебристых рыб. Елена Павловна осталась чуть позади, но она словно и не желала возвращаться на судно, плавала, то взлетая на гребень, то исчезая на мгновенье в ночном пространстве. Ван Хейден стоял на корме, и они с дочерью что-то кричали ей. Видимо, что-то веселое, потому что кто-то из членов команды прошел мимо открытой двери салона и засмеялся. Высоковский поднялся, продолжая прижимать льняную салфетку к разбитому носу. «Варварская страна, – злился он, – дикари! Вы еще узнаете, с кем связались!»

Лена подплыла к борту и, взявшись за поручни, поднялась по узкой лесенке. Хозяин подал ей руку, и она вылезла на палубу – вся мокрая, в платье, плотно облепившем ее фигуру. «И все-таки как она прекрасна!» – восхитился Владимир Фомич и тут же почувствовал во рту вкус крови. Он сплюнул себе под ноги. Лена широко улыбалась – впервые за почти два месяца, и это было самое противное. Кто-то из мексиканцев укрыл ее своим пончо, и она прошла вместе с Джулией вдоль борта совсем рядом с Высоковским, даже не взглянув на него, словно не замечая своего босса. И никто его не замечал, все прошли мимо, даже мексиканцы отвернулись, сделали вид, что смотрят в сторону далекого берега – где светился слабый свет маяка на Мысе Доброй Надежды.

Владимир Фомич лежал в своей каюте на не разобранной постели, не сняв даже ни ботинок, ни костюма. Монотонно работали двигатели, и судно, разрезая волны, шло к берегу. Немного покачивало, но почему-то это не давало сосредоточиться, оставалось только закрыть глаза и представить себе что-нибудь приятное. Он еще раз попытался вспомнить вылезающую из океана Лену в мокром и почти просвечивающем в лучах прожектора платье. Так она и зашла к нему в кабинет, оставляя за собой следы босых ног на ковре. Это было чудесно, только шло совещание, и какой-то очень важный вопрос застрял в горле Высоковского. Правда, совещания никакого не было: так – просто сидел рядом с ним Витька Подрезов и рассказывал, какой у него есть прекрасный контракт с фирмой «Вольво». Да-да, именно это они обсуждали только что. Дома скучала Рита, а может быть, она встречалась со своим Валтером, а девушка-певица сидела в «Метрополе», и человек с рыжими бровями и ресницами пытался украсть гениальный план государственного переустройства, протягивая к папке пальцы, испачканные копченой скумбрией. Все перемешалось, все вернулось назад, и от этого стало легче и спокойнее.

«Вова! – кричала в окно бабушка, и это пролетело над океаном, уносясь на Север к Берегу Скелетов, где в песках, накрытых расплавленным воздухом, умирают его мечты, над которыми тянутся нескончаемыми вереницами стаи розовых фламинго».

Высоковский очнулся и сбросил с себя сон: он по-прежнему в своем кабинете, где напротив только друг детства и чашки с остывающим кофе.

– А сколько мы заработаем? – спросил Владимир Фомич и тут вздрогнул, потому что в самый последний момент, перед тем как проснуться окончательно, он увидел себя сидящим в автомобиле, за окнами которого сыпанул ливень, а Подрезов протягивает ему зажатый кулак, потом раскрывает его, и на ладони остается маленькая зеленая монетка.

– Это все? – удивился Высоковский.

Чавкала вода о причал, отчаянно кричали чайки.

Яхта только что пришвартовалась к берегу. Воздух был прохладен и светел, солнце еще не поднялось, и уходили к горизонту черные рыбачьи суда. Что-то сказал темнокожий стюард. Кажется, «Вас ждет на берегу машина». Владимир Фомич прошел по коридору, оказался на корме и, уже опускаясь по трапу, увидел, как Лена и Ван Хейден с дочерью садятся в большой джип, а лимузин стоит с открытой дверью, словно она специально была оставлена для него, чтобы даже водитель не поднимался навстречу Высоковскому, не заслужившему и такой маленькой чести, как поклон чернокожего шофера, распахивающего перед гостем дверцу в нутро салона.

Пока ехали вдоль океана, на который не хотелось смотреть, Владимир Фомич набрал домашний номер имиджмейкера и, дождавшись его ответа, сказал:

– Что ты вчера плел про какую-то прокуратуру?

Но тот, видимо, еще не проснулся окончательно и пытался понять: кто же его беспокоит в такую рань.

– Да тут…, – пытался вспомнить политолог и, наконец, до него дошло: – А-а! Владимир Фомич!!

И он перешел на шепот:

– Мне источник из прокуратуры сообщил, у них есть какие-то подвижки по делу об убийстве Вашего зама.

«Ну дурак! – мысленно возмутился будущий президент. – И этому идиоту я доверил свою предвыборную кампанию!»

А вслух сказал равнодушно и спокойно:

– А при чем тут я?

Он поднялся по ступеням широкого крыльца, дверь перед ним раскрылась, и наглый слуга посмотрел на него, белозубо улыбаясь.

– Где мистер Хейден? – спросил Высоковский.

– Мистер Хейден, – еще шире оскалился привратник, – желает Вам счастливого пути в Сан Сити.

Это хуже, чем пощечина! Заманили, избили, а теперь гонят как собачонку.

– А мисс Елена? – спросил Владимир Фомич.

– Не знаю, – пожал плечами чернокожий открыватель дверей, – мне известно только, что она остается здесь.

Надо же, какая пакость! Нет, в режиме апартеида, определенно, были и светлые стороны. Попробовал бы вот такой наглец разговаривать подобным образом с белым человеком лет семь назад! Но хоть чемоданы к машине несет, и то ладно. А так не хотелось уезжать, ведь на этот частный визит были возложены такие надежды! Но все равно: то, что произошло на яхте, то, что происходит сейчас, – нелепая случайность. Это все Ван Хейден. Он сам положил глаз на русскую красавицу, а она – наивная дурочка – уже невесть что возомнила: от глупой радости даже в океан прыгнула.

Высоковский прошелся вдоль ограды дома, поднял голову вверх, устремляясь взглядом в окна за широким балконом.

– Елена Павловна, – позвал он негромко.

Но в доме была тишина, и ни одна штора не пошевелилась.

Несчастный влюбленный покашлял в кулак и чуть громче произнес:

– Лена, нам пора ехать!

В ответ откуда-то из сада хрипло прокричали павлины. До чего глупые птицы!

– Леночка, – взмолился олигарх, – ну выйди, пожалуйста.

Балконная дверь бесшумно отворилась, и на балконе показалась Елена Павловна. Она даже не стала подходить к перилам ограждения, сказала только:

– Езжайте, Владимир Фомич. Я заявление об уходе сегодня же отправлю по факсу. Прощайте!

И скрылась в комнате. Высоковский вздохнул, на мгновенье ему показалось, что он маленький, нищий и всеми брошенный. Но ведь это не так. Он всегда добивается своего. Так будет и теперь. Только надо немного подождать – ведь сейчас его время. Время таких же, как и он. Высоковский сделал несколько шагов к лимузину, но потом остановился и швырнул на пустынный балкон всего три слова:

– Ну и дура!

А на востоке над мысом Доброй Надежды вставало огромное желтое африканское солнце.

3

А пока все идет как нельзя лучше. Факс был получен, но запись об увольнении в трудовой книжке Елены Павловны никто делать не собирался. Сама она за ней не приходила и даже не звонила. Но не это сейчас главное. «Погоди немного, радость моя, – думал Владимир Фомич, – скоро ты сама полетишь в клетку, дверца которой для тебя всегда открыта».

А пока ему надо было ездить по стране, встречаться с избирателями, участвовать в митингах и теле дебатах, разучивать наизусть тексты своих выступлений – длиннющие монологи, которые неизвестно кто составляет. Вот и сегодня он сидит, зубрит, как безмозглый школьник, чужое сочинение.

– …Задумайтесь: почему мы так плохо живем? Разве народ виноват в провале всех инициатив правительства и нынешнего президента? Тут или реформы плохи, или глупы те, кто их нам навязывает. Мы же великий народ, великое объединение наций!

Высоковский встал из-за стола, подошел к зеркалу, постарался придать лицу задумчивое выражение и произнес проникновенно:

– Недавно с деловым визитом я посетил несколько африканских стран. Был, в частности, и в ЮАР. Как там живут люди! Вчерашние рабы, еще совсем недавно не имеющие не только права слова, но и письменности, а сегодня они свободные и богаче нас. Нас, у которых более чем тысячелетняя история, которые никогда не были рабами, которые не потеряли за многие века ни пяди земли своей Родины, а только преумножали территорию России! Неужели негры умнее нас, неужели африканские недра дают большую прибыль?…

Теперь надо красивым жестом ослабить узел галстука и сделать глубокий вдох. Так. Теперь повторить еще раз. Вдох и сурово:

– Все начинается со свободы. А есть ли она у нас? У нас есть конституционное право на труд, но нет свободы выбора работы, есть право на жилище, а обернитесь вокруг – сколько вокруг бездомных, у нас есть право защищать свою Родину, а посмотрите, что сделали с ней бездарные правители. На экранах телевизоров непотребные сцены, звучит нецензурная брань, а попробуйте запретить: господа продажные журналисты тут же начнут вопить – наступление на свободу слова!! У них есть свобода говорить гадости, а у нас нет свободы слушать правду. Нищета духа рождает убогую жизнь! Я знаю, как вывести страну из нищеты, и потому призываю вас воспользоваться своим правом быть честными, обратиться к нераздавленной совести и сделать правильный выбор.

Пауза, вдох и теперь обязательно надо прижать ладонь правой руки к сердцу. Это вроде как клятва. И сказать:

– Если бы среди кандидатов был человек, который убедил бы меня в том, что он способен выполнить все, о чем мечтает наш народ, то я, не задумываясь, снял бы свою кандидатуру и призвал бы других претендентов сделать то же самое. Но…

Теперь надо развести руки в стороны…

– Но приходится бороться и рассчитывать только на вашу поддержку.

Перед зеркалом все получается очень неплохо. Кстати, и рейтинг популярности все время растет. Интересно: смотрит ли Елена Павловна телевизор? Но все-таки было бы лучше, если бы она стояла возле трибуны или рядом с претендентом. Красивое лицо застенчивой девушки. Символ России – это не какая-то мисс Африка, которой бы только кулаками махать. Лена, где ты? Как тяжело одному в огромной московской квартире! И как назло, Петр куда-то пропал: с утра уехал, до сих пор его нет. А за окном поздний вечер и ранняя весна – самое тоскливое время, когда особенно хочется ласки или напиться. Можно просто поговорить по душам. Но с кем?

4

– Я пригласил Вас для того…

– Не понимаю, – возмутился Владимир Фомич. – Мое время рассчитано по минутам, предвыборная кампания, как-никак. У меня встречи с избирателями, с журналистами. Спать почти не приходится, не говоря уже о личной жизни. Неужели в прокуратуре…

– Мы все понимаем, – сказал следователь, – и потому решили не придавать этому делу огласки.

Он подумал пару секунд и добавил:

– Пока.

– Какому делу? – всплеснул руками Высоковский, – и что значит «пока»?

Человек в прокурорской форме еще не стар. Может быть, он даже ровесник будущего президента. Но виски у него седые и взгляд противный – следователь смотрит на Владимира Фомича так, словно тот приехал к нему на трамвае и, причем, без билета.

– Выдвигая кандидатуру, Вы должны были указать свои доходы и собственность, которой владеете.

– Ну-ну, – дернул плечом кандидат, чувствуя какой-то подвох.

– Но почему-то Вы забыли, – прокурорский работник внимательно посмотрел на Высоковского, и тому вдруг тоже стало противно, словно взгляд следователя был заразным, – почему-то Вы забыли указать и виллу в Испании, и домик в Швейцарии, и несколько дорогих автомобилей. А главное, миллионы долларов на заграничных счетах…

– Сперва докажите! – махнул рукой Владимир Фомич, но тут же успокоился: – При чем здесь Ваше ведомство: ведь этим должен заниматься Центризбирком или налоговые органы?

Но прокурорский работник постучал пальцем по столешнице, как будто прерывая собеседника. Противно так постучал – ногтем; и оттого звук получился звонкий и мерзкий, как сигнал охрипшего будильника. Следователь посмотрел в окно, за которым из серого московского неба сыпалась мерзкая морось, и произнес негромко:

– Они, конечно, разберутся. Мы же мелочевкой не занимаемся. У меня к Вам несколько вопросов, касающихся убийства владельца и президента холдинга, в котором Вы до сих пор числитесь председателем совета директоров.

– А при чем тут я? – прошептал Высоковский, но так тихо, что не услышал своих слов.

За окном на перекрестье рамы сел мокрый воробей. Следователь посмотрел на него и неизвестно кому сказал:

– Позавчера такой вот в открытую форточку залетел: не знал, наверное, что здесь Генеральная прокуратура. Но я поймал его и отпустил – воробей ведь никого не убивал…

– Не правда ли?

Это было обращено уже Владимиру Фомичу, и тот, втянув голову в плечи, став сразу похожим на маленькую птичку, прошептал хрипло:

– Я тоже.

– Нам это известно.

Работник прокуратуры нагнулся над столом и уставился на Высоковского круглыми глазами. «Кот, – подумал претендент, – точно кот, мерзкий котяра».

А следователь подмигнул и прошептал:

– Исполнителей мы взяли. Начальник вашей личной охраны тоже у нас. Все уже дали показания. То, что далее последует, Вам известно: очная ставка, ордер на арест, следственный изолятор, потом короткий, но шумный процесс и…

– Я – лицо неприкосновенное, – воскликнул Владимир Фомич.

– За подачу неверных сведений Центризбирком через несколько дней вычеркнет Вас из списка кандидатов, а потом уж никто не помешает задержать Вас.

«Вот, значит, куда исчез Петр, – пронеслось в мозгу, – и ведь предал, негодяй». Стало не просто горько и обидно; стало страшно. Надо было приходить в этот дом с адвокатом; и не с одним. Так он и хотел, но конкуренты подняли бы такую шумиху, потом пришлось бы доказывать, что ты не верблюд. Но лучше быть живым и свободным верблюдом, чем бывшим финансистом и зеком. Понятно, что все это подстроено, и цель ясна: им надо, чтобы он – Владимир Фомич Высоковский снял свою кандидатуру. Но не дождетесь, господа, не дождетесь!

– Я свободен? – спросил Высоковский.

– Пока свободны, – кивнул следователь.

Кандидат в президенты поднялся и пошел к двери.

– Вы заметили, что я не вел никаких записей, – сказал ему вслед работник прокуратуры, – ни протокола, ни магнитофонной записи?

– Ну и что?

– Думайте. Только поскорее, а то завтра уже может быть предъявлено официальное обвинение.

Владимир Фомич вернулся к столу и спросил:

– Значит, если я сниму свою кандидатуру, не будет обвинения?

– А какое? – удивился следователь. – Декларация Ваша уже никого интересовать не будет, и мы сделаем вид, что никакого Подрезова в природе не существовало. Вы останетесь богатым и свободным. Президентом станет человек, который оценит Ваше благородство и способность уступить дорогу более достойному.

– А как же взорванная машина и труп?

– Объявим, что машина была угнана, угонщик не справился с управлением – наезд на препятствие, двигатель воспламенился, и взрыв.

Человек в форме резко развел руки в стороны и коротко выдохнул:

– Бах!

Владимир Фомич вздрогнул, потом вытянул вспотевшую шею, глянул за окно, где за решеткой ограды здания Генеральной прокуратуры стоял его бронированный «мерседес».

– Я подумаю, – сказал он.

Следователь, конечно же, лукавил. Хотя в его словах правда тоже присутствовала. Три месяца назад, как раз накануне наступления нового года, некий молодой человек, давно мечтавший посетить Москву, гуляя по столичным улицам, обнаружил припаркованный «Линкольн-навигатор». Говоря откровенно, а именно так потом объяснял молодой человек на следствии, роскошный автомобиль он заприметил за три дня до того момента, когда увидел его, наконец, без хозяина и охраны, стоящим возле сияющего огнями входа в казино. Проникнуть внутрь труда не составило, но любитель красивых автомобилей не знал, что за парковкой ведет наблюдение охрана заведения. Через несколько минут началась погоня, которая быстро закончилась – уходя от столкновения с перегородившей узкую улочку патрульной машиной, угонщик неудачно крутанул руль, и в результате «линкольн» протаранил газетный киоск и врезался в бетонную коробку автобусной остановки. Машина превратилась в хлам, а гость столицы не получил даже царапины! Но если бы он знал, чей это был автомобиль, то предпочел бы прямо противоположный итог. Расстроенный хозяин очень быстро узнал, в какой камере содержится его обидчик. Утром молодой человек слезно стал требовать вызвать следователя, чтобы сообщить ему нечто важное, и когда тот все же встретился с ним, угонщик поведал, что он может помочь в раскрытии громкого заказного убийства. Оказывается, они со своим напарником в Петербурге пасли несколько дней «мерседес» и обратили внимание, что за дорогой машиной следят еще люди из голубого «опеля». Поначалу думали, что это охрана, потом догадались, что это собратья по профессии, но все равно решили сделать то, что планировали. Поздним вечером хозяин «мерседеса» вышел из дома, сел в автомобиль и поехал на Морскую набережную. Напарник действовал по плану, но когда садился в «мерседес», во двор неожиданно въехал «опель омега» и через несколько мгновений раздался взрыв.

Следователь все старательно записывал: и номер голубой машины, и внешность тех, кто находился внутри. В тот же день информацию переправили в Петербург. Машина была найдена, она принадлежала двоюродному брату одного из сотрудников охранного предприятия «Лидер» Ахметову. Правда, найти самого владельца голубого «опеля» долго не удавалось, наконец, его взяли, он назвал сообщника-земляка и даже указал на заказчика – начальника личной охраны известного финансиста. Тридцать тысяч долларов, полученные от Петра Синельникова, разделили на троих. Высоковский очень бы удивился, узнав это – ведь он начальнику своей охраны выделил пятьдесят для передачи исполнителям.

Следователь лукавил: и он, и Владимир Фомич прекрасно понимали, что доказать ничего не удастся – сядут братья Ахметовы и земляк их, подвернувшийся так некстати, в худшем случае и Петр Синельников, если доживет до суда. Олигарха же ухватить не за что: хороший адвокат добьется не только оправдательного приговора, но и снятия всех обвинений по статье пятой пункт второй – пять два, как говорят опытные люди – за отсутствием состава преступления. Но когда речь идет о президентском кресле, то Фемида снимает с глаз повязку, и на ее весах капля чернил, которыми подписывают указы и постановления, весит больше моря слез миллионов невинно осужденных. К тому же был еще один маленький повод для рвения прокурорского работника: его вызвали в очень большой кабинет и сказали, что если некий претендент снимет свою кандидатуру, то лично его ждет должность начальника следственного управления. Владимир Фомич, конечно же, не знал об этом, а если бы даже и догадывался, то перекрестился бы.

И все же, Высоковский решил бороться. Скоро выборы, они совсем близко – впереди финишная прямая, но в спринте побеждает не тот, кто лучше борется, а тот, кто лучше бегает.