5

Утро разбудило странным шелестом. Опять шел дождь, и снова светило солнце, но полосы дождя светились в лучах восхода и застыли, словно золотые нити.

«Золотой дождь, – подумала Лена и вспомнила, – "Golden Rain Bank"».

Она нашла на столе визитку и впервые позвонила по личному номеру боссу.

– Да, – раздался хриплый голос, – нет-нет, не разбудили. Я даже не ложился. Конечно, конечно. Если Вы считаете необходимым поработать сегодня дома, то пусть: Вы сами планируете свою работу.

Потом в разговор вклинился томный женский голос:

– Который час?

– Молчи, дура, – прошипел голос Владимира Фомича, что-то зашуршало, и звук исчез вовсе.

– Владимир Фомич! – позвала Лена.

Но онемевшая трубка молчала. Потом звук включился сразу и резко.

– Что-то на линии, – объяснил Высоковский.

«Какая линия, – подумала девушка, – у него же радиотелефон».

А вслух сказала:

– Спасибо Вам, босс.

И повесила трубку.

В своей городской квартире посреди огромной спальной с журчащим фонтаном стоял Высоковский в полосатых трусах и глупо улыбался.

«Неужели? – подумал он. – Она вполне игриво назвала меня боссом. Она! Которая боится слово произнести в моем присутствии. Все вокруг изменилось, и она тоже».

И он повторил вслух:

– Неужели?

– Что? – спросила лежащая в огромной постели высокая худая девица, присланная из какого-то модельного агентства.

Владимир Фомич посмотрел на ее ключицы и поморщился. Гостья поняла все правильно, поднялась с постели и начала одеваться. Она была загорелой до черноты, причем светлых полосок от бикини на теле не наблюдалось. «Лошадь, – подумал Высоковский, – настоящая гнедая кобыла». Девушка оделась быстро и так же спешно направилась к выходу.

– Послушай, – спросил ее Владимир Фомич, – ты когда-нибудь была на ипподроме?

– Была, – кивнула гривой наивная модель.

А Высоковский уже ржал, довольный своей шуткой. Все хорошо, все очень даже прекрасно! Скоро, очень скоро в его дом войдет другая – та единственная, которая может стать настоящей подругой президента, женой президента, его счастьем и смыслом всей его жизни.

А Лена тем временем говорила с подругой, с которой вместе начинали работать в «Svenska Handelsbanken».

– Что ты, Хелен, – удивилась подруга, – откуда у нас такие деньги. Ты же не хуже меня знаешь.

– Название «Golden Rain Bank» что-нибудь говорит тебе?

– Конечно, – затараторила шведка, – очень солидный банк. Это целый консорциум, который контролирует значительную часть добычи золота в Африке, потом он инвестирует средства в поиск нефти на океанском шельфе. Очень успешно причем.

Они еще немного поболтали об общих знакомых, пообещали друг дружке звонить почаще, после чего Лена повесила трубку.

«Да, конечно, – вспомнила она, – Виктор жил в Африке, и он, наверняка, слышал об этом банке. Но почему он убежден, что они мне не откажут?»

Дождь за окном продолжал лить. Сверкнула молния, и раздался мощный раскат грома, хлопнула балконная дверь, а во дворе заорали испуганные автомобильные сигнализации. Потом еще одна вспышка и опять гром. Но весь грохот мира не заглушил бы звучащий в ушах Лены тихий и спокойный голос. «Они Вам не откажут», – повторялась одна и та же фраза. Стало вдруг так хорошо, что пришлось прижать ладони к лицу, чтобы сдержать радостную улыбку, опуститься на диван и заплакать от счастья.

Через два дня пришел ответ из «Golden Rain Bank», подписанный председателем совета директоров Питером Ван Хейденом. Даже Высоковский не ожидал такой оперативности. Он смотрел на листок с переводом, потом поднимал глаза на сидящую напротив Лену и снова впивался глазами в текст письма, как будто старался вызубрить его наизусть.

– Надо же! – удивлялся он. – Я вчера позвонил в Центробанк, спросил, что это за банчок такой африканский. Так они мне такое понарассказывали. Дескать, в ЮАР самые солидные компании – это «Де Бирс» и этот «Золотой дождь». Тут же мне сказали: шансов, что они будут с Вами сотрудничать, никаких. У «Golden Rain Bank» слишком солидная репутация, чтобы участвовать в наших аферах.

Владимир Фомич улыбался во весь рот.

– Вы представляете, Елена Павловна? Это они мне так заявили. А вот, пожалуйста.

Он потряс листом.

– Это наш Центробанк – сборище аферистов, а у меня солидная фирма!

Он перестал улыбаться и посмотрел на свою экономическую советницу почти испуганно.

– Так что же: может, и я сам уже мировая финансовая элита?

Снова улыбнулся и утвердительно кивнул:

– Конечно. Это Вам не кошельки под столом тырить!

Глава третья

1

Из Москвы Владимир Фомич вернулся совсем другим человеком. Конечно, внешне он ничуть не изменился: за три дня усы и борода у него не отрасли, он не побрился наголо и даже не выкрасил волосы в рыжий цвет, но ощущение было такое, будто Высоков-ский стал выше ростом. Может быть, это казалось от того, что известный олигарх не ходил, а подпрыгивал, пытаясь, как видно, продлить чувство полета, в который он отправился в столице. Еще бы! Вначале по всем новостям показывают как главное событие дня прием Президентом России видного представителя деловых кругов Южно-Африканской Республики Питера Ван Хейдена и сообщают, что во встрече принял участие известный российский бизнесмен и политик Владимир Высоковский, затем Ван Хейдена принимает премьер-министр, а Владимир Фомич опять тут как тут. И даже потом, когда оба бизнесмена встречались вдвоем в посольстве ЮАР, телевидение опять-таки присутствовало. Лена была рядом, она же выступила в роли переводчика, и Высоковский заметил, как выгнулась бровь у Ван Хейдена при ее появлении. Тот еще мужичонка! Но роста высокого, да и возрастом не намного старше Владимира Фомича – два-три года от силы. Потому-то, наверно, они так быстро нашли общий язык, замечательно пообщались и подписали протокол о намерениях. Основной договор решили отложить до результатов проверки международной аудиторской компании, о чем попросил гость, а Высоковский не возражал. Смущало только одно: кредит, конечно, будет получен, и большая часть его уйдет на предвыборную кампанию, если не изберут, то можно лишиться всего. Но смущение это не заставляло ни краснеть, ни бледнеть – Владимир Фомич уже был уверен в своем будущем. По телевидению смаковали один и тот же эпизод: в кремлевском кабинете президента хозяин, пожав руку гостю, обнял Высоковского и похлопал его по плечу, словно напутствуя. И одна газета даже поместила на первой полосе этот снимок и огромный заголовок над ним «Преемник? Когда состоится передача власти?». Стоило это недорого, журналисты наши – народ непривередливый. Но приятно было очень. Молодцы имиджмейкеры! Президент и в самом деле обнял, похлопал, а потом сказал, хитро прищурившись: «Здорово, академик! Какой сегодня анекдотец расскажешь?». Владимир Фомич, как всем известно, анекдотов не помнил. Честно говоря, он не всегда даже понимал их смысл, а тут осмелел и тут же на ходу сочинил, наклонился к уху Президента и сказал: «Встречаются американский президент и российский…».

– То есть я, – уточнил хозяин кремлевского кабинета.

– Угу! – кивнул головой Владимир Фомич. – Американский начал все хаять… Что у вас за страна? – говорит. – Этого нет, того нет. Вообще ничего. А наш…

– То есть я? – спросил глава России.

– А наш говорит: зато у нас нет Моники Левински.

Ван Хейден со своим помощником и переводчиком уже сидели за длинным столом из карельской березы, а хозяин кабинета задумчиво смотрел в потолок.

«Не понял, – пронеслось в голове Высоковского, – не дошло до него. И зачем же я?…»

Но тут он опомнился и спросил:

– Правда, что Вы подписали указ о присвоении Монике Левински звания подполковника, а Клинтону, соответственно, полковника?

Все это услышал иностранный переводчик и что-то прошептал на ухо Ван Хейдену, тот усмехнулся, и президент России, заметив это, громко расхохотался и даже вытер слезу. Какой-то фотограф вовремя щелкнул, и Владимир Фомич привез домой уникальную фотографию в рамке. Момент, запечатленный на ней, просто замечательный – он, Высоковский, привстав на носки, что-то с улыбкой шепчет на ухо первому российскому президенту, а тот с грустным лицом утирает слезы. Пусть пока повисит в кабинете, зато придет время, когда ее опубликуют все газеты мира: «Передача власти состоялась!».

Но как изменилась Лена! Она вся светится и постоянно улыбается. Высоковский с трудом сдерживался, чтобы не обнять ее, когда девушка находилась рядом. Однажды он настолько потерял голову, что потянулся губами, надеясь поцеловать ее в плечо, но бдительный Петр вовремя закашлялся. Наваждение хоть и не прошло, но попытку пришлось отложить. Но теперь она уже не шарахалась от него, разговаривала приветливо, не пряча глаз, смело опиралась на его руку, когда он помогал ей выйти из машины или когда поднимались рядом по ступеням загородного дома. И все-таки иногда выдавала себя. Однажды, когда шли к лимузину, а Витька Подрезов с шоферской бесцеремонностью распахнул перед девушкой дверь, она взглянула на водителя, опустила голову и тут же обернулась к Владимиру Фомичу, а он, как человек крайне наблюдательный, заметил – лицо его советницы мгновенно стало пунцовым. Похоже, что Елена Павловна неравнодушна к своему боссу. Но форсировать события Высоковский не стал: зачем трясти яблоню, когда яблочко само скоро упадет в руки. Но с Виктором надо что-то решать. Как-никак он – совладелец, юридически даже хозяин. Он, конечно, парень скромный, знает, кто в действительности создал финансовую империю, и ни на что не претендует. А вдруг заявит о своих правах? Даже иностранный аудитор посмотрел учредительные документы фирмы и спросил:

– А кто такой мистер Подресофф?

Надо что-то срочно предпринимать; уговорить Витьку отказаться от своей доли акций будет сделать несложно, но как оформить все это юридически – ведь за все годы существования групп «Лидер» компаньон ни разу не получал дивиденды. А прибыль, как ее ни утаивай, все равно огромная. С кем-то надо посоветоваться. А с кем? С Еленой Павловной? Отпадает – что она может подумать о своем боссе, узнав, что тот только и делал, что обманывал своего старшего партнера. И потом, опять же выборы. Сейчас один неверный шаг – и все может рухнуть.

Примчавшийся из Москвы политолог и имиджмейкер оказался по образованию юристом и кое-что еще помнил.

– Это просто здорово, что у Вас есть такой человек, – обрадовался он, – если бы этого партнера не было, его нужно было бы придумать.

Но Владимир Фомич не понимал причину радостного возбуждения своего имиджмейкера. Какой смысл в том, чтобы придумывать Витьку: ведь он его с детства знает – простодушный и непритязательный, потому и невезучий. Высоковский поглядел на свою фотографию, висевшую на стене, на которой он что-то шепчет на ухо президенту, потом покрутил в руках авторучку и кивнул своему политическому советнику:

– Ну!

– Наш народ, – начал объяснять тот, – не любит богатых. Может им завидовать, а некоторые даже восхищаться, но все равно ненавидят. И потому на выборах вряд ли единодушно проголосуют за него. А представляете, что будет, если вдруг станет широко известно: Владимир Фомич Высоковский – никакой не миллиардер, а всего-навсего умный и удачливый менеджер, который помог другу детства стать богачом, обеспечил высокооплачиваемой работой десятки тысяч других людей, а все, что зарабатывает сам, и даже больше того, отдает на благотворительность, помогает нищим и обездоленным, старикам и детям. А с другой стороны, какие к Вам могут быть претензии со стороны налоговых органов – хозяин всех предприятий не Вы, а этот – как его?…

– Подрезов, – подсказал олигарх.

– Во-во, – закивал головой имиджмейкер. – А Вы, если смогли за несколько лет, начиная с нуля, достичь многого, то, руководя страной, – сделаете ее богатой и процветающей. Избрав президентом страны Высоковского, каждый гражданин уже не будет рассчитывать только на свои силы, а доверится Вам, и это будет твердой гарантией его светлого будущего. Понимаете?

Конечно, все это именно так. Не зря же престарелый нынешний президент плачет на огромной фотографии. Теперь можно смело не возвращать деньги «Golden Rain Bank». Отвечать за все будет Подрезов.

– Значит, я должен буду переписать на Виктора собственные акции, – размышлял Высоковский, – в качестве капитализации недополученной им прибыли за несколько лет. В конце концов, он хозяин фирмы и может самостоятельно принять такое решение. Подрезов подпишет договор с южно-африканским банком.

Политолог, слушая босса, только кивал головой. Но вдруг Владимир Фомич замолчал. Риск, конечно, есть. Но ведь и вся наша жизнь – риск, а жизнь крупного бизнесмена тем более.

– Вы, наверное, думаете, – подсказал собеседник, – не украдет ли этот Подрезов Ваши деньги? Поверьте, по личному опыту знаю – столько украсть невозможно: в карманы даже самого дорогого костюма столько не поместится. Ну, миллион, ну два от силы…

– Если украдет, то все до копейки я вычту из Вашего гонорара, – негромко произнес Высоковский.

Уже потом по дороге в загородную резиденцию, глядя на затылок Подрезова, Владимир Фомич вдруг подумал: «А с чего это вдруг Витька ко мне в шоферы нанялся? Ведь он и в самом деле может потребовать у меня все. Уж не такой он дурак, чтобы не понимать этого. Может быть, из дружеских чувств? Выходит, Виктор – больше, чем дурак, если верит в дружбу, которая, как и все на свете, продается, только дорого за нее не платят. Продать друга еще проще, чем изменить жене».

Подумав так, Высоковский нажал кнопочку и отгородился от водителя светонепроницаемой перегородкой; в конце концов, кто Он и кто такой Витька! Подрезов даже не представляет, кого он везет сейчас, какое будущее ждет его приятеля детства. Сильные Мира Сего выше измен и привязанностей…

Если мужчина изменяет жене, то это касается только их двоих, но если этот мужчина – глава государства, то он обманывает не только свою жену, но и свой народ, мечтавший о честном правителе. Если народ устраивает развратный правитель – следовательно, весь народ развратен. Но беда еще и в том, что именно такие народы, погрязшие в разврате и ханжестве, учат жить другие страны, покупая их за ничего не стоящие бумажки с портретами своих президентов.

Когда-то народ наш, прикованный к своей родине зарешеченной стеной, считал, будто за морем живут совсем другие люди, не похожие на нас, может быть, даже великаны, но оказалось, что там такие же, как и мы, в целом более мелкие, несмотря на баскетбольные успехи.

Впрочем, если перевести один из катренов Нострадамуса на великий и могучий русский язык, то выяснится, что королевству за океаном при сорок пятом короле будет кердык.

2

Если бы миром правила любовь, то не было бы преступлений на свете, не было бы войн, предательства и страха. Существование людей стало бы жизнью прекрасной, полной счастья и радости. Добра было бы в изобилии, его бы хватило на всех, но за добро люди почитали бы не материальные ценности, а все самое светлое – солнечную погоду, ясность мысли, ласковые слова и нежные взгляды. Кто бы думал тогда о воровстве, о грабежах или убийствах? Слов бы таких не было ни в одном языке мира. Люди бы любили друг друга не за обещанные блага, не за деньги, а просто оттого, что каждый из них прекрасен и неповторим в своей доброте. И не было бы неравенства, как не было бы вражды, ненависти, зависти и денег. Из золота бы делали памятники самым лучшим и самым любимым. Может быть, так будет когда-нибудь, и человек будущего, найдя между страницами древней книги сторублевую купюру, заначенную от жены, подумает, что это старинная закладка, и станет жалеть давно ушедшего читателя, так и не узнавшего, чем же закончилась увлекательная повесть.

Внешне ничего не изменилось: Владимир Фомич остался президентом фирмы, для Подрезова придумали должность, и он стал председателем совета директоров. Высоковский уступил ему свой кабинет в офисе, а сам продолжал трудиться в загородной резиденции, не забывая регулярно выбираться в столицы. За рулем лимузина теперь сидел уже другой человек, Виктору тоже приобрели «мерседес» – правда, не такой бронированный. Если честно признаться, он вообще был самым обычным, и Высоковский забрал его у председателя правления «Лидер-банка». Но тот не переживал, потому что в машинах у банка недостатка не было.

Кредитный договор подписали Ван Хейден и Подрезов. В присутствии, конечно, Владимира Фомича. Именно его и показывало телевидение, и Высоковский подробно рассказывал о том, куда пойдут эти средства, сколько квадратных метров жилья для беженцев он построит на эти деньги, сколько детских домов и домов для престарелых можно будет содержать… Подрезов тоже случайно мелькнул на заднем плане, когда камера показала прекрасную экономическую советницу Великого человека.

Осень наступила неожиданно, когда ее не ждали вовсе, хотя уже давно шел сентябрь, но солнце сияло, как и в середине лета, шелестела под редкими теплыми дождями зелень городских деревьев, и даже птицы, казалось, передумали улетать в Турцию или в Африку. На душе Владимира Фомича было так же тепло и уютно. Он любил и подозревал, что чувство его не совсем безответно. В квартиру Лены он больше не врывался, хотя очень хотелось нежно выломать входную дверь.

«Погоди, родная, – думал он, глядя порой на девушку, – еще совсем немного, и ты сама позовешь и откроешь передо мной все, что я прикажу».

Но однажды заморосил дождь, превратившийся в ливень. Привыкшие к теплу люди надеялись, что эта неприятность ненадолго, но просчитались. Несколько дней подряд небесная вода заливала город, смывая летнюю пыль, похолодало резко, к тому же скоро улицы и дворы были покрыты лужами, в которых плавали неизвестно откуда взявшиеся желтые листья. Но дни шли, лето умерло окончательно, и, пролетая в автомобиле в город и обратно, Высоковский с тоской замечал, что осень выкрашивает в разные веселые цвета придорожные клены и тополя, от этого на душе тоже становилось радостно и немного муторно. Уже не хотелось никуда уезжать, а хотелось только сидеть в загородном доме и смотреть на кипящую под дождем зыбь залива, зная, что за завесой тумана есть город, Морская набережная и окно, в которое сейчас, может быть, смотрит на море самый дорогой и любимый человек. Зато Подрезов все время где-то мотался. По каким-то стройкам, заводам и банкам его носило непонятно зачем. Тогда, оформляя на друга свою часть акций, Высоковский сказал ему:

– Это тактический ход: ты же понимаешь.

И Виктор кивнул.

А теперь вот возомнил себя и в самом деле хозяином. А какой он хозяин? Один – без охраны, сам за рулем – смех! Но все равно, за ним нужен глаз да глаз. Самое надежное наблюдение – это когда держишь человека постоянно при себе. И однажды вечером Владимир Фомич позвонил другу:

– Витюша, приезжай ко мне – пообедаем вместе и поговорим о наших делах.

Подрезов уточнил время и хотел было попрощаться, но Высоковский, как бы случайно вспомнив, сказал:

– Елену Павловну прихвати. Может, и она что присоветует.

После чего зевнул и отключился.

Без четверти три следующего дня в растворенные металлические ворота проскочил автомобиль, из него вышел Виктор и, обойдя капот, открыл дверь, потом протянул руку девушке, и она приняла ее. Высоковский видел, как Лена осторожно обошла лужу, в которой светило отраженное солнце. Подрезов поддержал ее за локоть, и в этот момент девушка вдруг прижалась к нему. Не прижалась, конечно, а просто, не сбавляя шага, вдруг коснулась телом мощной фигуры бывшего шофера; так и стала подниматься по ступеням, в опасной близости, даже не делая попыток отодвинуться на расстояние, дозволенное приличиями.

– Интересно, – подумал Владимир Фомич, – что-то здесь не так.

Но внутри у него все вдруг похолодело, и он сказал вслух:

– А ты, Витек, не так прост, как кажешься. Ты у меня все забрать хочешь.

Но навстречу гостям Высоковский спустился с улыбкой на лице. Он поцеловал руку девушке, потом обнял друга и похлопал его по спине, по той части, до которой смог достать. Когда сели за стол, хозяин предложил выпить по рюмочке, но Лена отказалась, два раза быстро крутанув чудесной головкой, а Виктор ответил, что он за рулем. Но потом размялись салатами, и на столе появился настоящий глиняный горшок, из которого разносился духмяный аромат.

– Все же, Витюша, – настаивал Владимир Фомич, – рюмочка перед тарелочкой кислых щей полагается.

Подрезов посмотрел на него внимательно, и Высоковский, словно не замечая его взгляда, продолжил:

– Уж больно щи здесь готовят замечательные: с копченой грудинкой и белыми грибами, туда еще кладут базилик, а пару зеленых оливок – уже в тарелку.

А девушка, прислуживающая в столовой, уже наполнила рюмку, стоявшую перед новым председателем совета директоров.

Друзья выпили, причем хозяин успел произнести:

– За Вас, Леночка!

Потом были расстегайчики, блинчики с черной икрой; жареное филе морской форели с солеными лисичками, прочие грибы: рыжики, волнушки и белые грузди – стояли на столе рядом с пупыристыми маринованными огурчиками, очищенными тигровыми креветками и анчоусами.

После четвертой рюмки Владимир Фомич почувствовал, как приятное тепло разлилось по его телу, некоторая слабость сковала руки, но голова оставалась ясной, и голос хозяина звучал с прежней мягкостью.

– Друзья, – сказал он торжественно и, посмотрев на гостью, добавил, – Леночка, позвольте мне Вас так называть. Я понимаю, что у Вас есть повод обижаться на меня, но прошу меня простить.

Девушка опустила глаза, и лицо ее слегка порозовело.

– Нет, – прошептала она, – я на Вас не обижаюсь.

– …Да и Виктор Николаевич тоже, наверное…

Высоковский сделал паузу. Авторучки «Parker» под

рукой не было, и потому он покрутил вилку.

– Друзья, у меня есть к вам просьба.

Он замолчал, потом вздохнул и продолжил:

– Только пообещайте сразу, что исполните ее.

Наивная девушка почти сразу кивнула, а Подрезов непонятно чему усмехнулся, и это не ускользнуло от внимания хозяина.

– Не спрашивайте только, почему я прошу об этом. Считайте это величайшей услугой, которую вы оба сможете мне оказать.

Вилка вернулась на стол, а Высоковский откинулся на спинку стула.

– Я хочу, то есть я прошу вас вступить в брак, проще говоря, пожениться.

Он произнес это голосом умирающего, последней просьбе которого не отказывают.

– Что? – еле слышно прошептала девушка. Она сидела совсем пунцовая и, низко склонившись

над столом, смотрела в свою тарелку, где лежал один-единственный маленький гриб – лисичка. Казалось, да в этом можно было не сомневаться, Лена сейчас разрыдается и, вскочив из-за стола, бросится вон из комнаты.

– Я знаю, что вас не очень тянет друг к другу. Но я только прошу, для меня, для нашего бизнеса, для моего будущего, наконец, – важно, чтобы брак этот состоялся. Пусть он будет фиктивным, если вы не хотите настоящего. Но так надо!

Девушка никуда не убегала, она даже осмелела и стала поднимать голову. А Подрезов продолжал усмехаться.

– Нет, – твердо произнес противный Витька, – я уже был фиктивно женат, а два фиктивных брака для одного человека – слишком много.

При этих словах Елена Павловна выпрямилась и, глядя Высоковскому прямо в глаза, тоже сказала:

– Нет!

Владимир Фомич вздохнул, слез со стула, прошелся по комнате и замер, повернувшись лицом к стене, на которой висела огромная фотография – та самая, где он с бокалом, а президент страны не то смеется, не то плачет.

– Ваше право, – наконец выдохнул он и обернулся, – но этим вы мне подписываете смертный приговор.

Его гости быстро переглянулись, и теперь уже смутились оба – святые в своей наивности. Откуда им, простым людям, знать, что в голове Высоковского – самый мощный в мире компьютер, за доли секунды просчитывающий все возможные варианты развития дальнейших событий. Ах, если бы у писателей были бы такие! Но потому они и писатели, что только описывают выдуманную жизнь, а мозг избранных – таких людей, как Владимир Фомич Высоковский, создает самую что ни на есть реальную, подчиняя себе и окружающую действительность, и волю людей, мечтающих, чтобы ими управляли самые умные и самые сильные.

3