ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО

Глава первая

1

История, о которой я хочу рассказать, хоть и случилась совсем недавно, обросла домыслами и стала похожа на миф. Но прежде чем пустить колесо истории вспять, хочу всех заверить, что писать буду только о тех событиях, свидетелем которых был сам или же мои хорошие знакомые, кому полностью можно доверять. А может быть, и нет.

Я бы начал, по своему обыкновению, издалека, но боюсь, что пришлось бы залезть в такие дремучие дебри, где легко заблудится и опытный историк, не говоря уже обо мне, грешном. И все же, приступая к описанию весьма странных и даже загадочных событий, если не всколыхнувших все общество, то потрясших светлые умы некоторых столпов его, хочется вспомнить момент, когда все началось. Не уверен точно, какой это был день недели; могу признаться, что даже не знаю точной даты, одно могу сказать определенно – дождя не было. Даже наоборот: светило солнце, мне теперь кажется – оно просто сияло. А раз так, то история моя началась летом. Именно в самой середине его, когда шампиньоны на городских газонах еще не начали вылезать из подстриженной травы, а сама трава еще пахла не только пылью, но и отцветшими недавно одуванчиками. Теперь припоминаю: это был июль, и к тому же конец трудовой недели. Именно – послеобеденное время пятницы, когда уже не хочется работать, а мысли только о том, как прекрасна рюмка холодной водочки, выпитая за столиком в тени раскидистой яблони и закушенная хрустящим малосольным огурчиком. А как тает во рту ломтик маринованной ножки белого гриба! А белая рассыпчатая картошка, посыпанная только что сорванным с грядки укропом, излучает такой аромат, что даже соседская собака высовывает нос из своей будки и, завидуя чужому счастью, от горечи разочарования гавкает на сидящую на заборе ворону. А селедочка в горчичном соусе! А уха из судака, в которой густо плавают горошины новорожденного картофеля и крупно нарезанные хвосты речных раков. Впрочем, о чем это я? Ах, да – было лето, и воробьи купались в пыли возле главного административного здания нашего славного города.

Двое людей… Наверное, правильно было бы сказать два человека спустились по ступеням широкого крыльца, прошли вдоль газона с вечными цветами у подножия памятника и двинулись в сторону, куда указывал маленький бронзовый вождь Великой революции, о которой уже все стали забывать. А зря!

Впрочем, история моя не о том, что не следует забывать даже то, помнить о чем не очень-то и хочется. А бронзовый отец всех российских передряг показывал в тот летний день на бронированный лимузин, к которому как раз и направлялись два человека. Хотя я ошибся: все-таки это были не человеки, а – Люди! Человеки – это мы с вами; те же, что шли мимо алых роз, являлись Людьми, которые над всеми людьми. Или почти над всеми. А вот за ними как раз и семенили простые маленькие человечки, хотя и двухметрового роста, но с одинаковыми прическами и в одинаковых костюмах, не говоря уже о ремнях с кобурой под мышкой. Но двое идущих впереди словно не замечали тех, кто следовал по пятам и вокруг. Не будем обращать внимание на эскорт и мы с вами.

Вернемся лучше к тем, кто уже садился в бронированный «мерседес». Они как раз говорили о самом важном и знаменательном, что ожидало их в ближайшее время, говорили спокойно и с таким достоинством, что можно было не сомневаться – предстоящее мероприятие окажет существенное влияние если не на весь ход мировой истории, то курс европейской политики изменит – это точно.

Простите меня, но увлекшись мелкими и незначительными подробностями, я упустил самое главное: не описал внешности двух этих мужчин. Мужчин, конечно же, с большой буквы. Впрочем, зачем мне их обрисовывать. Одного – высокого – вы и сами прекрасно знаете: это самый главный чиновник нашего города. Человек он простой и общительный, потому-то его часто показывают по телевизионным каналам. Что о нем говорить! Все хорошее о нашем главном чиновнике уже сказано, и я не хочу повторять чужие слова, чтобы меня не обвинили в компиляции или плагиате, а может быть, и в чем другом – гораздо более худшем. Да и вообще: что о нем говорить – он скоро выйдет из автомобиля и из моего повествования тоже. А вот другой поедет дальше – в свой загородный домик, и, конечно же, по страницам, которые я предлагаю вниманию усердного читателя, из главы в главу, пока мне не надоест рассказывать эту удивительную историю, так похожую на вымысел. Но человек тот стоит того, чтобы о нем рассказывали сказки, хотя бы потому, что он ехал в собственной машине, а главный чиновник просто попросил, чтобы его подвезли, так как роскошный лимузин был тогда единственным бронированным автомобилем в нашем городе, и даже у очень больших начальников таких не было.

– Вообще-то я люблю простую еду, – сказал главный чиновник хозяину «мерседеса». – Помню, мальчишкой, отрежу ломоть черного хлеба, полью его подсолнечным маслом, посыплю солью – и на речку на целый день. Из воды вылезешь, бывало, откусишь кусок и сыт.

– Да, голодное было время, – согласился с ним наш герой, – у нас тоже черная икра только по большим праздникам была. А так – только красная. Я ее до сих пор ненавижу. А может, это только из-за цвета. Мне уже тогда все красное не нравилось.

– Но согласитесь, что красная рыба… – начал было большой начальник.

Но обладатель бронированного авто перебил его:

– Чушь! Рыба – это семга, а она розовая.

Важные и значительные люди никогда не спорят, так же как умные люди не соперничают друг с другом. Даже если они и бизнесмены. Конкурируют только дураки, а умные люди всегда партнеры. Поэтому иной раз лучше промолчать и бросить лишний взгляд сквозь бронированное стекло на любимый город.

– Вот Вы и приехали, – произнес любитель черной икры.

Но он не сказал «До свидания», и потому большой начальник продолжал оставаться в автомобиле, глядя в экран телевизора, вмонтированного в спинку водительского кресла. На экране не было ничего интересного: какой-то мужчина с обгоревшими от солнца плечами плескался в бассейне с удивительно голубой водой. У мужчины даже были надеты надувные нарукавники для удобства, потому что рядом плавал невысокий резиновый плотик, на котором стояло ведерко со льдом и бутылкой виски, а также пара бокалов с коктейлем «Маргарита». Мужчина пил виски, а коктейли через соломинку потягивали две очень симпатичные молоденькие мулатки, на которых из одежды были только небольшие татуировочки на худеньких попках. У одной голубая орхидея, а у другой – лимонная бабочка Emigrant, которую на Руси называют капустницей.

– Ну вот, – сказал большому чиновнику его спутник, – а вы говорите «конкурент»! Забудьте!

– Но до выборов еще почти год, – попытался возразить чиновник.

– Значит, есть время еще снять несколько серий этого скучного фильма. Кстати, на этой пленке самое интересное еще впереди. Правда, качество неважное. Он зачем-то свет в номере погасил, но все, что надо, видно очень хорошо, – негромко и словно бы нехотя сказал владелец шикарного лимузина, доставая из автомобильного бара бутылку французского коньяка.

– По рюмочке и разбежимся?

Большой чиновник спорить не стал, пригубил коньяк и посмотрел на экран:

– А девушки симпатичные, – вздохнул он.

– Только скажите, завтра же они будут здесь. Хотя мне кажется, что вы предпочитаете другой тип.

При этих словах радушного хозяина чиновник слегка порозовел. Но, может быть, это просто коньяк подействовал.

– Кстати, – вдруг вспомнил его собеседник, – а что это за девушка была сегодня в компании министра?

– Его новый референт. Очень симпатичная, не правда ли?

– Да-да, – в раздумье подтвердил хозяин броневика, – к тому же шатенка.

«Много красавиц в аулах у нас, звезды мерцают во мраке их глаз» – сказал Лермонтов устами своего героя-горца. Как нравятся южным людям блондинки, знают все, а вот скандинавы предпочитают брюнеток. Все ищут красоту в противоположности обыденному и часто встречаемому типу, при этом понимая, что душа жаждет встречи со своей половиной. Но у души нет масти. Блондинки, брюнетки – а в чем, собственно, разница? На вкус и цвет товарищей нет. Восточный поэт сравнит светловолосую девушку со свежестью северного утра, а рифмолюбивый потомок викингов страсть брюнетки назовет поцелуем жаркого звездного неба. Но только умный человек, все понимающий, остановит свой выбор на шатенке. Блондинки – нежны, но ветрены и похотливы; брюнетки – темпераментны, но ревнивы и мстительны. А вот шатенки! В них все: и нежность, и темперамент, и переменчивость, которая всегда волнует мужчин, и что-то еще – то, чего нет ни у одной блондинки, не говоря уже о брюнетке. Кстати, я сам люблю шатенок. Они мне так нравятся, что приходится обходить их стороной, кабы чего не вышло.

Я не упомянул рыжих, но о них лучше ни слова, потому что все рыжие женщины – ведьмы.

Простите меня, судари мои. А сударыни, надеюсь, просто пролистнули эту страницу. Но я возвращаюсь к лимузину, в котором разговор как раз подходил к концу.

– Ну что же, прощайте, – сказал самому главному чиновнику его приятель, – желаю приятно провести выходные.

Городской голова пожал протянутую ему руку и повернулся было к двери, как вдруг услышал обращенную к нему просьбу:

– Позвоните сегодня же министру: пусть уволит в понедельник свою референтшу. Министр Вам не откажет.

– Да-да, – согласился большой начальник, – мы с ним хорошие приятели. Только Вам это зачем?

Хозяин «мерседеса» отключил телевизор и, глядя на погасший экран, вздохнул:

– В понедельник ее уволят, во вторник она поплачет, а в среду я позвоню и предложу ей высокую должность в моем московском офисе. С зарплатой, которую она сама себе назначит.

На том и порешили. После чего приятели расстались: один по коридору из спин охранников проскочил в парадную дверь своего дома, а другой покатил дальше со своим скромным эскортом – впереди джип с телохранителями и следом точно такой же. И на всех трех машинах крутились голубые мигалки, почти незаметные в ярком солнечном свете. Оставшийся в одиночестве на заднем сиденье огромного лимузина человек, ненавидящий красную икру, оказался совсем маленьким, что и не удивительно, потому что он был роста невысокого и сложения почти тщедушного. Но эти мелочи не мешали ему быть лицом значительным. Впрочем, это лишнее подтверждение всеобщего закона нашей Вселенной – маленькие объекты обладают большей энергией. Астрономы могут подтвердить, что белые карлики светят ярче, чем желтые великаны. История, даже очень недавняя, тоже имеет свои свидетельства этому. Октябрьскую революцию, как известно, организовали карлики. В состав первого советского правительства вошли люди, как будто специально отобранные в театре лилипутов – каждый из них ростом не превышал полутора метров. Хотя память мне подсказывает, что был один из них великан – почти метр семьдесят, но он был очень скромным и ходил на полусогнутых, чтобы не выделяться. А то мало ли что! Короче говоря, карлики – великая сила, а все остальные, в особенности те, кого любят девушки, должны помнить об этом и быть настороже.

2

Человека, который летел в бронированном «шестисотом» к своему загородному дому, звали Владимир Фомич Высоковский. Личностью он был весьма выдающейся. Легенду о черной икре по большим праздникам и о ненависти к лососевой он придумал сам, а может быть, сказал так, чтобы показать разницу между собой и тем большим начальником, проплававшим все свое детство в мелкой провинциальной речушке, не выпуская изо рта кусок хлеба, политый подсолнечным маслом. Я никого не хочу убеждать, но мне доподлинно известно: Владимир Фомич родился в семье более чем скромной, в которой и минтаевую икру в глаза не видели, не то чтобы деликатесы, украшающие столы партийного начальства. Выбиться в люди у Володи шансов почти не было, потому что в прежние годы вершители судеб могли закрыть глаза на низкое происхождение, если человек был высокого роста. Время революционных карликов уже ушло в историю, дочери высокого начальства предпочитали накачанных великанов с прилизанными волосами, а кому был нужен студент ростом метр шестьдесят, и то только тогда, когда он вставал на цыпочки. Но если бы девушки во французских дубленках, подъезжающие к дверям Альма Матер в папиных служебных машинах, знали тогда, сколько энергии может аккумулировать в себе маленький человек! Если бы преподаватели экономического факультета могли догадаться, что по коридору, прижимаясь к стене, скромно передвигается небольшая водородная бомба! Никто не знал, даже я. Хотя уже на третьем курсе популярность студента Высоковского начала расти. Именно тогда он написал экономический труд, который широко ходил по рукам. Школьную тетрадку из сорока восьми листов, исписанных аккуратным почерком, перелистала вначале бабушка-бухгалтер, потом мать, затем ее подержал в своих ладонях отец, но он читать не стал. После чего с ней ознакомились, заперевшись в кабинке туалета, двое невысоких студентов из параллельной группы. A потом уж Володя осмелел настолько, что предложил оценить его творение одной девушке, для чего пригласил ее пройтись по Таврическому саду, который был в двух шагах от факультета. Студентка покраснела, потому что не сразу догадалась, чего от нее хотят, а когда поняла, то решила отказаться, но за окном светило осеннее солнце, с деревьев осыпались золотые листья, а Высоковский настаивал. Они опустились на садовую скамью, на которой еще лежала пустая бутылка портвейна «Ереван» и стакан с розовыми разводами на стенках. Девушка углубилась в чтение, а Володя украдкой поглядывал на ее прыщавый лобик, прикрытый редкой челкой. Наконец сокурсница закрыла тетрадь, посмотрела на коротышку влажными глазами и выдохнула:

– Ты – гений!

Экономический труд был и впрямь замечательный. Я его, правда, не читал, но мне его пересказал один приятель, у двоюродного брата которого была тетка, дружившая в то время с бабушкой Высоковского. Идея была проста и гениальна. Поскольку Советский Союз является общенародным государством, а каждый член общества – собственником части природных ресурсов, основных фондов, недвижимости и движимости, музейных собраний и золотовалютных запасов, то надо выдать каждому советскому человеку документ, подтверждающий его право на эту собственность. Высоковский даже придумал название для такого сертификата. Он должен называться «ваучер». Этот документ должен иметь денежный эквивалент, свою номинальную стоимость. Володя определил ее в десять тысяч рублей, так как большей денежной массы он не мог себе представить. После того как каждый, включая даже только что родившихся младенцев, получит в руки по ваучеру, начнется второй этап. И он будет важным звеном в повышении благосостояния государства и всего народа. В стране будет создан рынок капитала. Само слово «рынок» Высоковскому не очень нравилось: оно является синонимом слова «базар», и потому не каждый сможет понять его правильно. Но Володя сослался на Карла Маркса, привел пару цитат, а с классиками у нас не спорили. Кто-то, правда, пытался, но потом у него это желание пропадало лет на восемь. Идея Высоковского в том и заключалась, что созданный рынок капитала не обозначает превращение всех советских граждан в капиталистов. Как раз наоборот: ваучер можно продать по рыночному курсу, который будет неуклонно расти вместе с ростом отечественной экономики, можно будет заложить его в банк и получить под него кредит, можно ваучер передать в управление. Последнее и являлось самым главным. Все наши сознательные граждане, дабы не утруждать свое сознание, передают ваучеры в управление государству, но чтобы не было обезлички, чтобы можно было прийти к кому-то и спросить: «Сколько миллионов заработал мой ваучер в прошлом году?», то договоры от лица государства должны подписываться в специально созданных общественных фондах, возглавить которые должны умные, инициативные и честные люди. На последнем листе был помещен проект письма-обращения Владимира Фомича Высоковского с просьбой поручить ему возглавить общесоюзный ваучерный фонд.

– Ты – гений! – повторила Рита.

Была суббота, птицы улетали в теплые края, накануне выдали стипендию, а пивной бар «Медведь» был через дорогу.

Вова с Ритой сидели за дощатым, покрытым светлым лаком столом, пили кислое пиво и переговаривались шепотом, так как рядом сидел высокий рыжий парень и прислушивался. Девушка прижималась к плечу Высоковского, и это нравилось Вовке, да и сама сокурсница казалась уже вполне симпатичной. Рите надо было отлучиться из-за стола, а Володя решил взять еще пару кружек. Когда он опустился на место, рыжего за столом уже не было, а когда вернулась девушка, они вдруг оба заметили, что пропала и тетрадь с гениальным проектом. Ее не было ни на столе, ни под ним, на подоконнике и на барной тоже. Вовка даже слетал в мужской туалет, мало ли – выпала из кармана. Но все впустую – там не нашлось ни одного, даже скомканного листочка из заветной тетрадочки.

«Рыжий украл», – догадался Высоковский. И тогда он испугался, ведь совсем неподалеку – менее чем в полукилометре от бара «Медведь» – находилось управление КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Надо было бежать спасаться, но ноги отказывались идти. А потом, куда бежать? Все равно отыщут, ведь на последней странице Высоковский сам указал свои данные, включая и домашний адрес.

– Тебе плохо? – спросила Рита, взглянув на побледневшее Вовкино лицо.

Высоковский кивнул, и отважная сокурсница, подхватив его под руку, вытащила Володю из-за стола.

– Тогда поехали ко мне: у меня родители до завтрашнего вечера на даче.

Сказать, что будущий гений российского бизнеса испугался, значит, ничего не сказать. Он сидел на заднем сиденье в темном салоне такси, не замечая пролетающих за окном улиц и переулков – навстречу летело и прижималось к лобовому стеклу суровое лицо человека с рыжим чубчиком. Страшный человек смотрел на Высоковского внимательным взглядом бесцветных глаз, мир вокруг сразу стал нереальным и жутким, маленькое Вовкино сердце колотилось в бешеном ритме – в унисон с ударами по стеклу капель начинающегося дождя. Лик ангела смерти исчез, остались только страх, помутнение разума и желудка. Несчастный студентик не знал, куда его везут, и хотел, чтобы путь этот продолжался бесконечно, чтобы наступающая ночь длилась всегда, ибо следующее утро не принесет ничего, кроме разочарования и позорного конца.

Но все же они поднялись в квартиру и начали целоваться уже в прихожей, потом быстро перебрались в темную комнату и не стали включать освещение. Несмотря на ужас, охвативший Высоковского, и на то, что все последовавшее в эту ночь он делал в каком-то тумане небытия, внезапно вспыхнувший свет не испугал и даже не удивил его. Вовке показалось, что неожиданно вернулись с дачи родители Риты, но даже эта неприятность показалась ему смешной по сравнению с той бездной, которая ждала его с первыми лучами солнца. Свет в комнате вспыхнул так неожиданно, что Высоковский, уткнувшийся в пухлое плечико уснувшей Риты, резко поднял голову над краем одеяла, открыл глаза и замер. Не было разгневанных папы и мамы, и выключателя никто не касался, люстра под темным потолком тихо позвякивала хрустальными подвесками, но посреди всего мирового мрака, как раз в центре комнаты сокурсницы, еще вчера мало знакомой нашему герою, стоял луч золотого света. А в центре его находилась высокая фигура человека, сидевшего напротив Вовки в пивном баре «Медведь». В луче света переливались и пульсировали пылинки драгоценного металла, а рыжие волосы незнакомца сияли ослепительным нимбом. Человек так пристально глядел в самое нутро Высоковского, что не было сил хотя бы зажмуриться. Наконец уголки рта ночного гостя сдвинулись в ехидной улыбке, он приоткрыл рот и произнес два слова. И хотя фраза не прозвучала, – может быть кто-то отключил звук или просто Вовкины уши были заложены звенящим ужасом, но было понятно все.

Рыжий сказал:

– Я прочитал.

После чего рот с тонкими губами осклабился в ехидной улыбке прохиндея. Свет дрогнул, стал меркнуть и через несколько мгновений, уже став серым, напоследок вспыхнул на долю секунды и исчез. Вокруг была лишь темнота, но она уже не пугала. Высоковский почувствовал на своей щеке ровное дыхание девушки, вспомнил все, что произошло в этой постели за час до появления рыжего призрака, и неожиданно тихо рассмеялся. Наконец-то он стал мужчиной! А если так, то чего бояться: из любой ситуации должен найтись выход, а может быть, даже не один. Так за одну ночь Владимир Фомич стал не только мужчиной, но и очень смелым мужчиной. Об этом он никогда не забывал в дни всяческих российских передряг, сидя в бунгало на Каймановых островах или гоняя шары в кегельбане на Колумбус-авеню в Нью-Йорке.

Утро, несмотря на воскресный день, заливало дождем стекла окон, за которыми в серой мутной хмари ветер гнул тополя, срывая с них золотые листья. Желтые мокрые кругляши пытались ворваться в квартиру, но, прилипая к стеклам, медленно сползали на подоконник. С кухни тянуло едким дымом – Рита готовила яичницу с ветчиной, а Вовка лежал в сладкой полудреме, вдыхал ядовитый аромат, и ему казалось, что это запах славы. В каком-то полусне он видел ярко освещенный зал, широкие ступени, ведущие на сцену, слышал аплодисменты. Все это для него одного: мечта, пробившая пространство, застряла в его мозге и стала реальностью – с чудесной оказией ученическая тетрадь с его проектом и отпечатками его пальцев, измазанных копченой скумбрией, оказалась у членов Нобелевского комитета, и вот теперь его признали величайшим экономистом современности, вручив заодно и миллион долларов. Он знает, как распорядится этой суммой: купит домик в Крыму, яхту, роскошный автомобиль, а еще…

– Яичницу или бутерброды? – долетел до Вы-соковского чей-то голос из советского настоящего.

Володя открыл глаза и увидел Риту в коротеньком халатике. Она смотрела на него с благодарностью и восторгом.

– Все равно, – ответил он.

Девушка немного помялась, а потом виновато вздохнула:

– Яичница подгорела, а чтобы сделать бутерброды, надо открыть банку с икрой.

Голодный Высоковский задохнулся от чужого домашнего счастья, вылез из постели и пошел голым на кухню, нашел консервный нож и начал было открывать металлическую емкость с российским деликатесом, так увлекся этим занятием, что не заметил, как открылась входная дверь.

– Это кто? – раздался суровый мужской голос.

Вовка обернулся и увидел невысокого плотного пятидесятилетнего мужчину и почти молодую женщину в кожаном плаще с каплями осеннего дождя на плечах. Высоковский, словно футболист, ожидающий штрафного удара, прикрыл себя ладонями, вымазанными рыбьим горохом, и даже немного присел. И в этот момент в кухню вошла счастливая Рита.

– Это – мой жених! – твердо сказала она, но с таким чувством, что мама ее вздохнула, продолжая смотреть на Вовкины руки.

Но глава семьи взял жену за плечо и повел вглубь квартиры. По звуку его шагов Высоковский понял, что Ритин папа – большой начальник. Походка у него была уверенная и неторопливая, какой обладают только люди, привыкшие ступать по мягким коврам в уличной обуви. Удивительно, что при своем гениальном уме Высоковский не догадался об этом прежде. Большая квартира, дорогая мебель, опять-таки ковры на полу во всех комнатах и рюмка французского коньяка «Курвуазье», которую ему поднесла Рита, перед тем как они рухнули на кровать. Даже постельное белье благоухало лавандой, а от Риты за версту несло незабудками. Кто же знал тогда, что это запах духов «Шанель № 5».

Родители исчезли в глубине своего номенклатурного бытия, которое, как известно, определяет сознание всего остального советского народа, а Вовка попал в объятия Риты, ставшей в одну секунду его невестой. Девушка крепко прижалась губами к его рту и, целуя, говорила:

– Ну все, теперь все будет хорошо. Теперь я твоя навеки.

Но Высоковский, ощущая под халатиком податливость ее тела, сообразил вдруг: «Ага, это я твой, но не дай Бог навсегда!». Но все же, поглаживая чужие плечи, он прошептал:

– Я люблю тебя, Рита.

Это было неправдой, как неправдой была вся жизнь его до этого. Но так вдруг не захотелось возвращаться в маленькую квартирку на первом этаже неуклюжего дома, в квартирку, в одной из двух комнат которой ютились родители, а во второй Вовка жил со старенькой бабушкой. Вспомнился вдруг совмещенный санузел с сидячей ванной и коричневым от старости унитазом. Тесная пятиметровая кухонька, стол, на котором он писал свой труд, комары, стаями прилетающие из близкого подвала с ранней весны до первых морозов, – все это пронеслось в мозгу и скрылось в далеком и темном прошлом, куда уже не хотелось возвращаться.

– Я люблю тебя, – шепотом повторил Высоковский.

И счастливая невеста впилась в его дрожащие от неправды губы мелкими острыми зубами. За ее спиной в зеркальной дверце буфета отражалась влюбленная парочка. Вовка, обнимаясь, смотрел на пухленькую сокурсницу, на себя самого, видел свои тощие ключицы и темные растрепанные волосы на гениальной голове и думал: «Все случается помимо воли, но для блага сознания». Он даже хотел отстраниться и побыстрее записать умную мысль, но Рита целовала глубоко и часто, воздуха не хватало не то чтобы быть счастливым, но и дышать. Дождь за окном сек по стеклам, и ветер выдувал протяжную и скрипучую песню; верещал финский холодильник, и быстро подсыхала горка красной икры на блюдечке с изображением целующихся кавалера и дамы, взятых с картины галантного художника Антуана Ватто. Вскоре Рита, обернув чресла жениха в кухонное полотенце, провела его в свою комнату, где чувствовалось недавнее пребывание высокопоставленных родителей, обследовавших состояние постели. Простыня как вещественное доказательство уже была изъята, и потому пришлось целоваться, лежа на жестком гобеленовом матрасе. Но слава дождливым небесам – надолго это не затянулось. Как только Вовка натянул на себя рубашку и все остальное, в комнату, предварительно постучав, вошел будущий тесть, твердо сказавший с порога:

– Сейчас едем обедать в «Асторию», потом возвращаемся, а завтра с утра вы подаете заявление.

После этих слов Рита бросилась на шею отцу, а Володя изобразил на лице бешеный восторг.

Честно скажу, на свадьбе я не присутствовал, хотя очень хотелось бы солгать и причислить себя к высшему обществу, но все же, правда превыше всего; некоторые говорят даже, что правда дороже свободы слова, но мне все-таки милее свобода в общепринятом понимании, и потому я говорю только об известном мне доподлинно и из самых достоверных источников. Регистрация состоялась во дворце на улице, носящей в те годы имя идеолога народничества, торопливо уехавшего в эмиграцию, чтобы издавать там журнал «Вперед». Несколько экземпляров этого популярного в царской России журнала достигли все же территории нашей Родины, и потому все прогрессивные люди отечества слышали о злободневных статьях, а некоторые даже видели счастливцев, которые уверяли, что знают тех, кто их читал. Но это было очень давно: уже в позапрошлом веке.

Кажется, я отвлекся. Прошу прощения у читателя, который еще продолжает знакомиться с моим повествованием, но уж слишком сильно мне хочется показать истоки того явления, или лучше сказать, тех событий, подробности которых мне известны не понаслышке: ведь я сам был их участником, так как проживал в одном городе с героями моей грустной повести.

Итак, регистрация брака Владимира Фомича Высоковского и Маргариты Петровны Подковиной состоялась на Фурштатской улице, которая тогда именовалась Петра Лаврова. Все было, как говорится, по высшему разряду, а если быть точным в деталях, то по самому высшему. «Свадебный марш» Мендельсона-Бартольди исполняли скрипачи из оркестра всемирно известного театра, напутственную речь молодоженам произнес случайно оказавшийся в нашем городе министр путей сообщения. Он хоть и был проездом, произнес первый тост, выпил залпом шампанское, вдребезги разбил свой бокал об инкрустированный паркет Дворца бракосочетания, после чего, вытерев салфеткой губы, поцеловал невесту взасос. А счастливые родители Риты хлопали в ладоши и от души смеялись. Молодая жена тоже шмякнула об пол парочку-другую фужеров, поцеловалась два раза со свидетелями и один раз с Вовкой. Всем было весело, играли скрипки опять-таки Мендельсона – симфоническую увертюру «Фингалова пещера», а Высоковский отыскал глазами стоящих позади всей толпы родителей и бабушку. Они были такие маленькие и незаметные за всеми почетными гостями, что ему захотелось заплакать от жалости к ним. А родители и бабушка уже и так вытирали слезы от любви к своему сыну и внуку. Среди всех приглашенных было несколько криворожих подруг невесты, два приятеля жениха – тех самых, что читали его экономический труд, запершись в кабинке факультетского туалета. А еще присутствовал Вовкин друг детства – Витька, причем самый лучший друг, с кем Высоковский дружил уже много лет, потому что они жили в одном дворе и даже какое-то время учились в одном классе.

Что можно сказать про Виктора? Тогда он был вполне рядовым членом общества, каковым, впрочем, и оставался долгие годы, несмотря на дружбу с великим Высоковским. Сейчас уже сложно сказать, был ли Виктор на торжественном ужине в «Астории» – кто-то из присутствующих там в тот вечер говорил, что был, а кто-то уверяет, что Виктор Николаевич отсутствовал.

Ну, хватит о нем. Зачем тратить время на парня, который только тем и знаменит, что в ранней юности катал на своем мотоцикле будущего финансового гения.