Я повернулся к великану, чтобы немного его подстегнуть и заставить сократить разрыв, но он опередил меня. Он показывал на что-то и кричал, но что именно, я никак не мог разобрать из-за низкого грохота, который послышался сверху.
      И когда я посмотрел, наконец, наверх. то увидел, что на меня рушится целая ледяная стена.
      * * *
      Пол был холодным. Это был кафельный пол школьной раздевалки, а мне тогда было десять лет от роду, и я лежал лицом вниз, прижатый к плиткам мальчишкой по кличке Суп, обладавшим физическими данными гориллы и соответствующим КИ.
      Когда он сначала толкнул меня к стене, сделал подсечку и опрокинул на пол, я заплакал и воззвал о помощи к кольцу зрителей с горящими глазами. Большинство из них сами не раз испытали на себе тяжесть огромных костлявых кулаков Супа. Никто даже не пошевелился. Потом он пригнул мою голову к полу и потребовал назвать его дядюшкой, и я уже раскрыл было рот, чтобы сказать то, что велено, но вместо этого плюнул прямо в его ненавистную рожу. После этого Суп окончательно вышел из себя. И теперь его рука обхватила мое горло, отжимая голову назад, а колено упиралось мне в копчик, и я знал, без малейшей тени сомнения знал, что Суп был мальчишкой, который не в состоянии рассчитывать собственные силы; он напряжет свои растущие мышцы, и, охваченный и влекомый их удивительной, только что открывшейся ему силой, будет выгибать мне спину до тех пор, пока позвоночник не сломается, и тогда я умру, умру, умру, буду мертвым всегда, приняв смерть от рук идиота.
      Ести только я не ухитрюсь спастись. Ведь я гораздо умнее Супа... да и вснх остальных. Человек подчинил себе животных силой разума - а ведь Суп был самым настоящим животным. Он не сможет, не сможет убить меня. Не сможет, если я воспользуюсь своей головой, вместо того, чтобы безуспешно сопротивляться нажиму тела, которое в два раза больше моего собственного.
      Как бы со стороны я взглянул на самого себя. Я увидел, как он стоит на коленях надо мной, сцепив руки замком, балансируя на одной отставленной ноге. Я увидел, как, перекатившись вправо, смогу выскользнуть из-под прижимающего мою спину колена, а затем внезапным движением...
      Я рванулся из-под него и вверх, сгибаясь пополам, изо всех сил, - и его колено соскользнуло с моей спины. Потеряв равновесие, но все еще не выпуская меня, он стал клониться вправо. Еще рывок, и моя голова оказалась у него под подбородком. Я протянул руки, вцепился в его жесткие рыжие волосы, и дернул изо всех сил.
      Он закричал, и захвата как не бывало. Я извернулся, как уж, когда он ухватился за мои руки, все еще погруженные в его шевелюру, и вцепился зубами в его толстое ухо. Завывая, он попытался вырваться, и тут я почувствовал, как рвется хрящ, и ощутил на губах соленый вкус крови. Он, наконец, оторвал мои руки, потеряв при этом часть волос вместе с приличными кусками скальпа, и я увидел его лицо, искаженное, как маска какого-то демона. Он отшатнулся от меня, все еще держа за запястья, и тогда я двинул ему коленом в пах. Лицо его стало серым, как глина. Я вскочил на ноги. Он скорчился, согнувшись почти пополам, издавая горлом сдавленные звуки. Я прицелился и врезал ему ногой прямо в рот. И пока у аудитории не проснулись зачаточные понятия о справедливости и меня не оттащили от него, я успел еще дважды, тщательно прицелившись, отвесить ему полновесные пинки в лицо.
      * * *
      Около меня возникло шевеление. Я услышал, как что-то твердое трется о твердое. Затем пробился свет, я вздохнул и увидел белобородое лицо древнего человека, глядящего на меня издалека - словно лежу я на дне глубокого колодца...
      - Ты все еще живешь, Карл Паттон, - голос великана донесся, словно глухое эхо. Я молча смотрел, как его огромные руки тянутся ко мне, охватывают глыбу льда и очень медленно отваливают ее в сторону. Волосы его были покрыты снегом, в бороде сверкали льдинки, изо рта валил пар.
      - Уходи отсюда, - выдавил я, превозмогая в груди царапающую боль, как от битого стекла. - Пока не обрушилось остальное...
      Он ничего не ответил, откинул еще одну льдину, и руки мои освободились. Я попытался помочь ему, но от этого меня еще только сильнее засыпало снегом. Он обхватил меня за плечи своими невероятно большими руками, приподнял - и вытянул, в конце концов, из ледяной могилы. Я лежал на спине, а он нагнулся надо мной. Вула подползла к нему, издавая тревожное поскуливание. Сверху то и дело сыпались небольшие струйки снега, которые тут же подхватывал и уносил ветер. Масса льда размером с корму авианосца нависла над нами на высоте нескольких сотен футов.
      - Беги отсюда, идиот несчастный! - заорал я, но послышался лишь слабый шепот. Он медленно опустился на колени, поднял меня на руки и поднялся. Сверху сыпались кусочки льда. Он сделал шаг вперед, по направлению к Башням Нанди.
      - Назад, - с усилием выдавил я. - Там ты погибнешь...
      Он остановился, так как перед нами начал сыпаться лед.
      - А если бы ты был один, Карл Паттон... ты повернул бы назад?
      - Нет, - ответил я. - Но тебе... теперь... нет причин умирать...
      - Тогда мы пойдем вперед. - Он сделал еще шаг и покачнулся. Кусок льда величиной с баскетбольный мяч ударил его по плечу, скатился к ногам. Пес залаял. Льдины посыпались вокруг, как рис во время свадебной церемонии, но он продолжал идти вперед, покачиваясь, как пьяный, и уже начал перебираться через последний подъем, когда позади вдруг послышался грохот, словно там выстрелила пушка. Воздух со свистом вылетел из узкой расщелины, вырываясь на свободу. Великан сделал еще три шага и не удержался на ногах. Он выронил меня, потом встал рядом на колени, прикрыв меня своим телом, словно навесом. Я слышал, как он застонал, когда несколько кусков льда попало в него. Где-то позади нас раздался грохот и шум, как будто вода прорвала плотину, воздух наполнился снегом, ослепляющим, режущим горло... И свет померк...
      * * *
      Мертвые плакали. Это был звук, исполненный печали, очень одинокий и как будто выражающий искреннее удивление тому, что жизнь так коротка и полна ошибок. Я понял, какие чувства они испытывают. А почему бы и нет? Ведь я был одним из них.
      Но у мертвецов не может болеть голова, по крайней мере, насколько я знаю. У них не должны мерзнуть ноги, они не должны испытывать боли. Хотя, конечно, легенды о том, куда после смерти попадают нехорошие люди, могут и не врать... Я открыл глаза, чтобы получше рассмотреть преисподнюю, и увидел пса. Он снова завыл, и тогда я повернул голову и увидел рядом с собой руку, большую, чем моя нога. Тяжесть, которая давила на меня, была тем, что осталось от Джонни Грома, распростертого под завалом ледяных глыб.
      Чтобы выбраться из-под него, мне потребовалось около получаса. Спас меня скафандр, конечно, точнее - автоматическое защитное устройство, которое превращает материал в броню. Я был покрыт синяками, возможно, у меня были сломаны одно-два ребра, но со мной не произошло ничего такого, что могло бы помешать мне живым и невредимым добраться до базы и своего миллиона кредитов.
      Потому что я выполнил миссию. Великан не пошевелился за все то время, которое я выбирался из-под него, и даже не дрогнул, когда я приподнял ему веко. Правда, слабенький пульс я у него нащупал, но это не могло продолжаться долго. Он истекал кровью - ранами от льдин были сплошь покрыты его лицо и руки, но кровь уже замерзла, и то, чего не довела до конца ледяная бомбежка, доделает холод. Но, даже если он оклемается, ледяная стена не даст ему выбраться из этой западни. И когда скорбящие родственники прибудут сюда, чтобы взглянуть на своего любимца-переростка, они найдут его здесь именно так, как я опишу: благородная жертва ненастья и невезения, которое заставило нас отклониться от цели на десяток миль, а это серьезно в таком долгом и утомительном путешествии. И тогда они закажут по своему Джонни замечательный плач насчет того, какой он был хороший и на все готовый благородный человек, а потом закроют еще одну страницу истории.
      Не то, чтобы я очень возгордился, лишний раз доказав недюжинность своего ума. Ничего из ряда вон выходящего тут не было - просто нужно как следует анализировать имеющиеся данные, а затем правильно пользоваться результатами анализа.
      - Ну, прощай, Джонни Гром, - сказал я. - Ты был отличным парнем.
      Пес поднял голову и завыл. Я включил вспомогательные механизмы своего скафандра на максимальную мощность и отправился к грузу, который находился в пятнадцати милях от меня.
      * * *
      Грузовой отсек длиной в двадцать футов покоился на участке плотно слежавшегося снега в небольшой ложбинке между оголенными скалами. На нем не было ни царапинки. Это ничуть не удивило меня: автоматика, которой я его начинил, могла бы посадить целый магазин фарфора, не разбив ни единой чашечки. Я обязался доставить груз в целости и сохранности, и выполнить условия договора в точности было делом моей профессиональной гордости. Я так увлекся самопоздравлениями, что, только приблизившись к отсеку на пятьдесят футов, заметил, что снег вокруг него истоптан, а потом сверху заровнен, дабы скрыть следы. Но к этому времени прятаться было поздно. Если там кто-то был, меня уже засекли. Остановившись в десяти футах от входного люка, я разыграл жалостливую сцену падения от усталости и превращения в жалкую маленькую кучку на снегу, одновременно внимательно оглядев пространство вокруг отсека и под ним. Но ничего не обнаружил.
      Пролежав довольно долго, чтобы тот, кто находился здесь, имел возможность проявиться, я не увидел никого. Желающих не нашлось. Значит, и дальше играть предстояло мне самому. Я старательно исполнил номер по вытягиванию ног, поднятию на них, и, пошатываясь, добрался до входа. Царапины на люке досказали мне все остальное. Запирающий механизм был нетронут. По моей команде он сработал, и я заполз в шлюз. Внутри все выглядело как всегда. Изоляция холодильной камеры была по-прежнему прочна, приборы показывали, что охлаждающие установки функционируют нормально. Я почти уверился в этом, но не совсем. Не знаю, почему, быть может, жизненный опыт, преподавший мне немало болезненных уроков, научил меня не принимать ничего как должное. Мне потребовалось полчаса, чтобы снять кожух с риферного пульта, и когда я снял его, все встало на свои места: соленоид висел полуоткрытым. Это была сравнительно небольшая неисправность, которую вполне можно было бы отнести на счет сложного приземления - но только если бы я не знал того, что знал прекрасно. Это было сделано искусственно: кронштейн слегка изогнут на долю миллиметра - и этого как раз достаточно, чтобы аппаратура разладилась и включился цикл нагрева, который примерно через десять часов неминуемо убьет десятерых, которые находились в холодильниках. Я поправил соленоид, услышал, как газ снова зашипел в трубках, и на сей раз более тщательно проверил показания приборов. Внутренний термометр показывал три градуса по абсолютной шкале. Температура еще просто не успела начать подниматься. Десять длинных контейнеров и их содержимое пока были в целости. Это означало, что вмешательство произошло совсем недавно. Я все еще размышлял над возможными последствиями такого вывода, когда услышал шаги, приближающиеся к входному люку.
      * * *
      Иллини теперь выглядел совсем иначе, чем в последнюю нашу встречу в затянутом плюшем кабинете в Централи Лиги. Его обезьянье лицо, прикрытое маской, выглядело съежившимся и бескровным, длинный нос посинел от холода, а на скулах виднелась синева от пробивающейся щетины. Казалось, он ничуть не удивился, увидев меня. Он вошел внутрь, и следом появился другой человек. Они огляделись, приняли к сведению отметины на покрытом инеем кожухе рифера, обратили внимание на откинутую панель.
      - Все в порядке? - спросил коротышка. Он задал этот вопрос как бы невзначай, словно мы с ним случайно встретились на улице.
      - Почти, - ответил я. - Если не считать небольшого происшествия с соленоидом. Впрочем, ничего серьезного.
      Иллини кивнул, словно именно такого ответа и ожидал. Его глаза быстро обежали меня.
      - Снаружи ты, кажется, испытывал кое-какие затруднения, - заметил он. - Но я вижу, ты довольно бастро справился.
      - Наверное, это было что-то психосоматическое, - ответил я. - Забравшись сюда, я просто отвлекся.
      - Полагаю, наш объект мертв?
      - Конечно, нет, черт возьми. Он жив и здоров и пребывает сейчас в городе Феникс, штат Аризона. Как вы обнаружили отсек, Иллини?
      - Мне очень повезло: я уговорил торговца подпольным товаром, который снабдил тебя пеленгационным оборудованием, продать мне его точную копию, да еще настроенную на тот же самый код. - Видно было, что рассказывать это доставляет ему удовольствие. - Но ты не расстраивайся, Улрик. При неограниченном бюджете почти не может быть секретов.
      - Ясно, - сказал я. - Все сделано правильно. Но пока вы мне так и не сказали, зачем вы это сделали.
      - Твой план довольно умен, - сказал Иллини. - Может быть, немного переусложнен... но тем не менее умен. До какой-то степени. Благодаря специальному оборудованию, которое ты вмонтировал в отсек, стало ясно, что ты вознамерился сохранить свой груз нетронутым, так?
      - Ну и что?
      - Ты хотел, чтобы публика восхищалась чистеньким символом, Улрик, да? Отлично, прекрасно. Но гибель этого переростка в дурацкой попытке спасти людей, которым никогда ничего не угрожало, может испортить картину. Ты об этом не подумал? Люди могут разочароваться. Они могут начать расследовать обстоятельства, при которых их любимчик ухитрился так бездарно погубить себя. Но зато если окажется, Что он НА САМОМ ДЕЛЕ мог спасти людей - вот тогда публика примет его жертву.
      - И ради подобной теории вы собираетесь лишить жизни десять человек?
      - Нет ничего необычного в том, чтобы такой ценой оплачивались дополнительные гарантии.
      - И, значит, вы явились сюда, чтобы исправить мои ошибки. А как же вы предполагаете уладить дело с Мониторной Службой? Они всегда косо смотрят на самовольные посадки туда, куда не следует.
      Выражение лица у Иллини стало таким, каким оно бывает у кошки, только что съевшей канарейку.
      - Я нахожусь здесь на совершенно законных основаниях. Благодаря счастливому стечению обстоятельств моя яхта находилась неподалеку от этой планеты и перехватила сигнал твоего передатчика. Станция Кольцо приняла мое предложение оказать помощь.
      - Понятно. А что вы припасли для меня?
      - О, конечно же, только то, о чем мы договаривались. У меня нет никакого желания осложнять дело еще и в этом отношении. Мы будем и дальше в точности следовать твоим предложениям - за одним исключением, о котором я уже говорил. По ясным нам обоим причинам я надеюсь, что могу положиться на твое благоразумие. Твоя плата уже переведена на депозит в Центральный Кредитный Банк.
      - Значит, вы уже все продумали, да? Так вот, вы забыли одно: я очень честолюбив. И я терпеть не могу, когда кто-то вносит изменения в мои планы.
      Иллини приподнял верхнюю губу.
      - Мне известно, что ты обычно стараешься искупить угрызения совести профессионального убийцы крайним чистоплюйством во всех других отношениях. Но боюсь, что в этом случае решающее слово останется за мной. - Рука второго человека ненавязчиво потянулась к оружию на бедре. До сих пор он не проронил ни единого слова. Да ему это было и ни к чему. Он до конца будет играть роль молчаливого помощника. Иллини наверняка взял с собой самого лучшего. Или почти лучшего. Возможно, вскоре мне придется проверить это.
      - Дела здесь отнимут у нас всего несколько часов, - заявил Иллини. - А потом... - он сделал руками широкий жест, - мы сможем заняться совершенно другими делами. - Он улыбнулся, словно это решало все проблемы сразу. Кстати, где же тело? Я бы хотел взглянуть на него. Просто так принято.
      Я сложил руки на груди и прислонился к переборке. Я сделал это очень осторожно, на всякий случай, а то вдруг я что-нибудь неправильно рассчитал.
      - А что, если я не намерен сообщать вам, где оно?
      - В таком случае я вынужден настаивать. - В глазах Иллини появилась тревога. Оруженосец насторожился.
      - Ой-ой, - сказал я. - Какая деликатная ситуация. Обугленный труп вовсе не улучшит общей картины...
      - Подиаку дано указание обезвредить, а не убивать.
      - Для слуги общества, исполняющего свой долг, вы, Иллини, по-моему, слишком близко принимаете это дело к сердцу. Даже не верится, что вами движет только стремление устранить незначительную помеху, задерживающую приход прогресса на Вэнгард. А ведь Комиссионер объяснял все именно так. Нет ли у вас, случайно, какой-нибудь личной заинтересованности?
      Иллини пожал плечами.
      - Не стану скрывать - я действительно являюсь участником концессии по эксплуатации планетных ресурсов. Но ведь кто-то же должен иметь с нее прибыль. Так почему бы ее не иметь человеку, который организовал все это?
      - Опять я свалял дурака, - сказал я. - Мне следовало потребовать процент с дохода.
      - Ну, ладно, хватит болтовни, - вдруг резко сказал Иллини. - Не нужно водить меня за нос, Улрик. Или высказывайтесь прямо, или не обессудьте за последствия.
      Я покачал головой.
      - Плевал я на ваш блеф, Иллини. Все это дело висит на волоске. Малейший признак, не укладывающийся в рамки происшествия, например, жирное пятнышко на полу - и все лопнет, как мыльный пузырь.
      Подиак сделал быстрое движение, и оружие оказалось в его руке. Я усмехнулся.
      - Видимо, это должно настолько вспугнуть меня, что я позволю вывести себя наружу и там предоставить вам возможность обработать меня как следует, да?
      - Предупреждаю тебя, Улрик...
      - Бросьте. Никуда я не пойду. Зато вам придется уйти, Иллини. Ваша яхта наверняка спрятана где-то недалеко отсюда. Так вот - садитесь в нее и убирайтесь. А я отсюда прослежу за вами.
      - Да ты просто идиот! Ты подвергаешь риску всю операцию из-за каких-то слюнявых сантиментов!
      - Это моя операция, Иллини. И либо я доведу дело до конца так, как было задумано сначала, либо вообще ничего делать не буду. Вот такой уж я... Но, если помните, именно поэтому меня и наняли.
      Он набрал полную грудь воздуха, как человек, собирающийся глубоко нырнуть, и с шумом выпустил его.
      - У тебя нет ни единого шанса, Улрик! Ты лишаешь себя всего - ради чего?
      - Вовсе не всего. Вы все равно заплатите мне за проделанную работу. Это-то вы уж сделаете. Вы вернетесь и доложите, что обнаружили отсек в полном порядке. Только попробуйте заявить что-нибудь другое. Ваша затея тут же провалится.
      - Нас здесь двое. Мы можем взять тебя голыми руками.
      - Только после того, как у меня в руке не станет пистолета.
      Коротышка, казалось, готов был съесть меня взглядом. Он явно хотел бы сказать мне кое-что еще, но вместо этого состроил гримасу человека, жующего стекло, и кивнул своему помощнику. Они боком добрались до люка и спрыгнули на землю. Я смотрел, как они удаляются.
      - Ну, ты у меня еще схлопочешь за это! - крикнул Иллини. - Обещаю тебе.
      - Ничего вы мне не сделаете, - ответил я. - Вы будете сидеть, считать свои миллионы и держать язык за зубами. Комиссионеру это наверняка понравится.
      Они обернулись, я насторожился и опустил руки. И в этот момент Подиак метнулся в сторону и выстрелил. Разряд отшвырнул меня к противоположной стене кабины.
      Все вокруг наполнилось светом и грохотом, причем свет грохотал, а грохот слепил. Я с трудом уцепился за тоненькую ниточку сознания, сплел из нее канат и выбрался по нему. Я сделал это лишь потому, что должен был это сделать. И как раз вовремя: Подиак уже лез обратно в кабину. Снаружи слышался голос Иллини, приказывающий что-то. Я прицелился в Подиака, нажал на спуск, и его как будто ветром сдуло.
      * * *
      Тело мое онемело, как палец, по которому стукнули молотком. Под скафандром текло что-то теплое, и, кажется, я чувствовал сломанные кости. Я попытался пошевелиться и снова почти потерял сознание. И тогда я понял: на сей раз мне уже не выкарабкаться. Я получил свое. Иллини победил.
      Его голос вывел меня из полузабытья:
      - Он стрелял вопреки моему приказанию, Улрик. Ты же сам слышал, как я сказал ему! Я не виноват!
      Я несколько раз моргнул и тогда смог рассмотреть коротышку через распахнутый люк. Он, съежившись, стоял на том же самом месте, на котором я последний раз его видел, и с ужасом ждал вспышки из темного отверстия люка, вспышки, которая прикончит его. Все козыри были у него на руках, но он, бедняга, не знал об этом. Он понятия не имел о том, как тяжело я ранен - настолько тяжело, что он мог спокойно войти в отсек и завершить задуманное, не встретив никакого сопротивления. А он-то думал, что сильный, умный Вэйрд Улрик остался цел и невредим и сейчас держит его на мушке, хладнокровный и смертоносный, как всегда, полностью владеющий ситуацией.
      О"кей. Постараюсь и дальше держать его в неведении. Пусть со мной покончено - но и с ним тоже, если бы только мне удалось заставить его улететь. Когда ребята с Мониторной Станции прибудут сюда, обнаружат мой труп и записку, которую я постараюсь написать до того, как окончательно стемнеет, с Иллини и Ко будет покончено. Им никогда больше не доведется участвовать в бизнесе с похищением планет, и остаток дней своих они проведут на каторге. Причем все это произойдет так быстро, что никто и глазом моргнуть не успеет. Я поискал собственный голос, немного подул на него и крикнул:
      - Ладно, Иллини, этот выстрел не в счет. Забирай своего парня и убирайся с планеты. Я буду следить за тобой. И локаторы Мониторной Станции тоже. Если ты еще раз попробуешь приземлиться, тебе придется им кое-что объяснить.
      - Я все сделаю, как ты сказал, Улрик. Ты в своем праве. Мне... мне придется привязать что-нибудь к Подиаку, чтобы дотащить его до яхты.
      На это я ничего не ответил. Не мог. Это обеспокоило Иллини.
      - Улрик! Я доложу, что обнаружил все в полном порядке. Только, пожалуйста, не делай глупостей. Помни о миллионе кредитов, который тебя ждет!..
      - Топай, топай, - выдавил я. Я смотрел, как он отошел на несколько шагов, повернулся и стал карабкаться по склону. Перед глазами у меня то вспыхивали, то гасли разноцветные огни.
      Иллини вдруг снова оказался почти рядом с отсеком. Впрягшись в какую-то упряжь, он тащил безжизненное тело Подиака. В снегу за ними оставалась борозда. Когда я снова поднял глаза, их уже не было видно. И только тогда я отпустил то, на чем висел, и провалился навсегда в бездонную пропасть.
      Когда я очнулся вновь, возле меня сидел Джонни Гром.
      * * *
      Он дал мне воды. Я выпил ее и сказал:
      - Ты, здоровенный идиот! Что ты здесь делаешь? - мне показалось, что я произнес эти слова вслух, но изо рта у меня вырвалось только легкое шипение, как из проколотого мяча. Я лежал, прислоненный головой к стене - так, как он положил меня, - и смотрел в широкое изможденное лицо, на потрескавшиеся и кровоточащие губы, спутанные волосы, в которых застрял снег. Взгляд его ярких голубых глаз встретился с моим.
      - Я пришел в себя и увидел, что тебя нет, Карл Паттон. - Голос его совершенно потерял звучность. Он говорил, как древний старик. - Вула привела меня сюда.
      Я вдруг сообразил, что из всего этого вытекает, и чуть было не заулыбался. Конечно, записка, написанная кровью, может пробить дыру в планах Иллини, но ведь живой великан утопит их окончательно.
      Я сделал еще одну попытку и ухитрился на сей раз издать довольно разборчивый шепот:
      - Слушай меня, Джонни. Слушай внимательно, потому что второй раз объяснить все это у меня не хватит сил. Вся эта история - подделка, уловка, которая должна была погубить тебя. Потому что, пока ты жив, они не могут заграбастать твой мир. Люди, которые находятся здесь, в полной безопасности. По крайней мере, так должно было быть. Но в первоначальный план внесли изменение. Конечно, только после того, как позаботились бы о тебе. А раз ты жив... - я почувствовал, что мои объяснения становятся слишком сложными.
      - В общем, все это чепуха, - продолжал я. - Ты перехитрил их. Перехитрил всех нас. Ведь, несмотря ни на что, ты остался жив. Теперь твоя задача и дальше оставаться в живых. Поэтому ты должен затаиться. Здесь есть отопление и аварийный запасы пищи - тебе вполне хватит до прибытия спасательного отряда. И тогда твое дело в шляпе. Ты заметил, что поврежден соленоид, понимаешь? Ты ведь знаешь, как выглядит соленоид, да? И ты поправил его. Ты спас людей. Ты будешь героем. После этого они не осмелятся и пальцем тронуть тебя.
      - Ты тяжело ранен, Карл Паттон.
      - Меня зовут вовсе не Карл Паттон, черт тебя подери! Меня зовут Улрик! Я наемный убийца, понимаешь? И явился я сюда, чтобы прикончить тебя...
      - Ты потерял очень много крови, Улрик. Здесь есть какие-нибудь медикаменты?
      - Ничего из того, что могло бы меня спасти. Мне прямо в бедро угодили из энергетического разрядника. Левая нога - просто месиво из осколков кости и окорока. Скафандр, конечно, немного помог... Можешь забыть об этом. Важно, что они не знают о том, что ты жив! Вот если они попытаются сесть сюда еще раз, на всякий случай, и обнаружат тебя раньше, чем прибудет спасательный отряд, тогда они выиграли. А они ни в коем случае не должны выиграть, понимаешь? Я им не позволю!
      - В моем доме есть медицинская машина. Ее туда привезли доктора. После Болезни. Они сможет вылечить тебя.
      - Конечно! Я в Медицинском Центре я бы начал танцевать "сомали" уже через тридцать шесть часов. А если бы я не сунулся в это дело, то не попал бы в такую переделку... Забудь обо мне и постарайся сосредоточиться на том, чтобы остаться в живых...
      Тут я, должно быть, отключился, потому что следующим моим ощущением были удары в бок тупыми ножами. Я приподнял веки и увидел, что скафандр мой расстегнут, а там, под ним - много-много крови. Большой Джонни что-то делал с моей ногой. Я велел ему оставить меня в покое, но он продолжал пилить меня раскаленной добела пилой и лить на раны кипящую кислоту. А потом, через некоторое время, я словно вновь поднялся откуда-то из глубин - и снова увидел свою ногу, уже забинтованную до бедра лентой из аптечки первой помощи.
      - В тебе еще много сил, Улрик, - сказал Джонни. - Ты боролся со мной, как морозный демон.
      Я хотел сказать ему, чтобы он бросил это бесполезное дело и дал мне возможность спокойно умереть, но не смог издать ни звука. Великан поднялся на ноги, завернутый в зелено-пурпурный мех. Он нагнулся, поднял меня и направился к люку. Я снова попытался закричать, объяснить, вдолбить ему, что спасать он должен только себя самого, ради того, чтобы взять реванш, что он уже сыграл роль сенбернара, спасающего терпящих бедствие в горах, и что еще одна бессмысленная прогулка в снегах будет означать победу Домбека и Иллини, что все мои труды тогда пойдут насмарку. Но это было бесполезно. Я почувствовал, как он покачнулся, оказавшись во власти ветра, услышал, как щелкнул включившийся термостат скафандра, и затем меня с головой накрыло огромное одеяло.
      * * *
      На обратном пути у меня почти не осталось воспоминаний. Прибор, контролировавший процессы в организме, постоянно держал меня под наркозом - видимо, того требовали ощущения, возникавшие при путешествии на плече великана через ледяную пустыню, да вдобавок осколки костей старались выйти наружу через разможженные ткани бедра. Помнится, один раз я занлянул в огромное обмороженное лицо и наткнулся на взгляд замутненных страданием глаз.
      - Оставь меня здесь, - произнес я. - Не нужно мне помощи. Ни от тебя, ни от кого другого. Я выигрываю или проигрываю только самостоятельно.
      Он покачал головой.
      - Но почему? - спросил я. - Зачем тебе это?
      - Человек, - сказал он. - Человек... всегда должен... доводить свои дела до конца.
      И он продолжал идти вперед. Он был трупом, но никак не хотел лечь и умереть.
      Я инстинктивно ел и пил из подведенных ко рту трубок. Если бы я находился в сознании, то, наверное, постарался бы уморить себя голодом, чтобы не продлевать агонию. Иногда я приходил в себя, но не больше, чем на полчаса. И тогда я понимал, каково приходится куску мяса на крюке мясника. Остальное время я спал, и мне снилось, что я уже сдал вступительные экзамены в Ад. Несколько раз я чувствовал, что падаю и лежу на снегу, потом огромные руки с ворчанием поднимали меня, и я вновь сквозь боль ощущал себя рядом с измученным телом, продолжающим куда-то бесконечно брести...
      А потом было еще одно падение, но только какое-то более окончательное, что ли, чем предыдущие. Долго я лежал на месте, дожидаясь смерти, пока, наконец, не сообразил, что скафандр не позволит мне так легко умереть. Питание и лекарства, которые позволили бы здоровому человеку благополучно продержаться с год, заставят помучиться умирающего ненамного меньше. Так что я остаюсь по эту сторону подземной реки, нравится мне это или нет. Я открыл глаза, чтобы сказать об этом великану, и увидел его дом, возвышающийся в сотне ярдов от меня под сенью огромных деревьев. Чтобы добраться до него, мне понадобился всего один день. Я проползал по тысяче миль зараз, преодолевая бескрайние пространства, усыпанные битыми бутылками. Дверь некоторое время сопротивлялась, но в конце концов я навалился на нее всем телом, и она отворилась, позволив мне рухнуть на дощатый пол. Мне потребовалась еще одна вечность, чтобы добраться до огромного медицинского кабинета, открыть его и вползти внутрь. Я успел услышать, как включился диагностический прибор, и ощутить, как сенсоры задвигались по телу, а потом я долго, очень долго не чувствовал ничего.
      * * *
      На этот раз я очнулся с ясной головой, испытывая вместо боли голод, и с шиной на ноге, которая почти не мешала мне ходить. Я огляделся в поисках хозяина, но оказалось, что в доме я один. В очаге не было огня, но, несмотря на это, в доме было тепло. Видимо, когда-то какие-то доброхоты установили здесь автоматическое отопление на тот случай, если очаг потухнет и великану станет холодно. На полках я нашел кое-какую снедь и впервые за много дней опробовал свои челюсти. Жевать было еще больновато, но вполне терпимо. Я включил коммуникатор и уже собирался было поведать Вселенной свою историю, но вспомнил, что нужно выяснить еще кое-какие подробности. Я подошел к двери, смутно надеясь увидеть как Джонни разминается колкой дров, но увидел лишь приглаженный снег, раскачивающиеся под ветром деревья и серое небо, низко нависшее над землей, подобно мокрому холсту. И скоро заметил кое-что еще: продолговатый сугроб на полпути между домом и опушкой леса.