ГЛАВА ВТОРАЯ

Я побывал в разных местах и много чего повидал. Я стоял у водопадов Виктории, которые люди называли Мози-о-Туниа, Гремящий дым, и я пасся на склонах горы Кения, где живет Бог. Я спускался в кратер Нгоронгоро и преодолевал Лунные горы. Всегда я держался подальше от поселений людей и редко страдал от голода и жажды.

Я пережил шесть засух и предугадывал то, до чего не могли додуматься другие животные. Когда затяжные дожди не приходили, я, десять дней вдыхая воздух и не ощущая в нем влаги, понимал, что солнце выжжет траву, а река пересохнет до того, как с неба упадет хоть капля, и потому поворачивал голову к югу и начинал свой долгий путь, опережая на шаг жаркое африканское солнце.

Голографический экран ожил.

— Сэр, вы уверены, что хотите посмотреть эту передачу? — спросил Флетчер.

— Более чем уверен, — ответил Борис Яблонски. — Я должен знать, что он замышляет.

— В его ближайшее окружение внедрены три наших агента, — сказал Флетчер. — Нам известно все, что он делает и что собирается делать.

— Но я не знаю, что он собирается сказать обо мне двумстам миллионам зрителей.

— Какая разница?

— Черт тебя побери! — взревел Яблонски. — Не можешь сидеть тихо и не мешать мне слушать, выйди из комнаты!

Флетчер вздохнул и повернулся к экрану. Небольшого роста, седоволосый, щегольски одетый мужчина с аккуратной бородкой удобно расположился в сверкающем кресле, лицом к лицу с симпатичной женщиной, которая завороженно смотрела на него.

— А теперь, — объявил невидимый комментатор, — переходим к научному разделу нашей трансляции. Наша корреспондентка Элизабет Кин побывала на Беллини VI, чтобы взять эксклюзивное интервью у знаменитого Кабинетного археолога Эфратеса Пима.

— Для меня это особая честь, доктор Ним, — засюсюкала Элизабет Кин. — Мне известно, сколь редко вы соглашаетесь встретиться с прессой.

— Не чаще раза в неделю, — фыркнул Яблонски, сверля взглядом образ доктора Пима.

— Дело в том, что я очень занят. — Пим широко улыбнулся. — Однако тружусь я на благо человечества и понимаю, что общественность должна знать как о моих успехах, так и о трудностях, с которыми мы сталкиваемся.

— Вы все еще исследуете Империю райзов, не так ли? Он кивнул:

— Совершенно верно. Это удивительная цивилизация. Мы только начали осознавать ее величие, и я уверен, что нас ждут потрясающие открытия.

— Вы побывали на их родной планете?

— На Гордости райзов? Разумеется. К слову сказать, я только что вернулся оттуда.

— Я понимаю, что это известно практически всем, но не могли бы вы еще раз рассказать, как вы открыли Гордость райзов?

— Как он ее украл, — прорычал Яблонски.

— Мне повезло. Тем более что значительную часть подготовительной работы сделали до меня.

— Но именно вы собрали воедино разрозненные факты, а итогом стало самое впечатляющее археологическое открытие с начала Галактической эры, — млела Элизабет Кин, а Яблонски бормотал под нос проклятия.

— Насколько оно впечатляющее, еще предстоит выяснить, — запротестовал Эфратес Ним, но по выражению его лица чувствовалось, что он полностью согласен с Элизабет.

— Может, вы расскажете нашим зрителям, как вам удалось доказать существование и определить местонахождение Гордости райзов?

— С удовольствием. — Лицо Пима осветила улыбка. — Примерно десять лет тому назад я прочитал статью, которая разбудила мое любопытство. В ней говорилось, что профессор Борис Яблонски со Спектры III около четверти века изучал различные цивилизации в спиральном рукаве галактики, в котором расположена и Земля, результатом чего стали интересные находки, пусть фрагментарные, и открытия, на то время скорее гипотетические.

— Не было в них ничего гипотетического! — возразил Яблонски.

— Он обнаружил, что в языке восьми различных цивилизаций Спирали имеются пятнадцать общих слов, — продолжал Пим. — Не то чтобы все пятнадцать слов использовались каждой из цивилизаций, но в языке каждой имелось по меньшей мере четыре из этих пятнадцати, которые присутствовали как минимум у шести других.

— Вы хотите сказать, что все эти слова произносились одинаково?

— В пределах фонетических ограничений. Более того, во всех цивилизациях слова эти означали одно и то же.

Профессор Яблонски выполнил превосходное исследование, за что я ему очень признателен.

— Спасибо и на том! — вырвалось у Яблонски.

— Я не имел ни малейшего представления о работах профессора Яблонски, пока не прочел его статью. В ней он утверждал, что эти слова, эти сочетания звуков возникли одновременно и могли рассматриваться как инстинктивная реакция на некие объекты, описать которые представители различных цивилизаций могли только этими звуками.

— Это была лишь версия! — вскричал Яблонски. — Одна из многих указанных мною версий!

— Так вот об одной из упомянутых профессором Яблонски цивилизаций, Борони с Бета Камос IV, я знал достаточно много. Знал, к примеру, о том, что их голосовые связки столь значительно отличались от голосовых связок других гуманоидов, что произношение некоторых звуков вызвало бы у них болевые ощущения.

— Я это отмечал! — Яблонски подпрыгнул от негодования.

— Чем больше я думал об этом, тем сильнее склонялся к мысли, что звуки эти привнесены в цивилизацию Борони извне. Я стал подбирать материалы по другим цивилизациям и выяснил, что несколько экзобиологов подметили следующее: губы обитателей Феникса II устроены так, что один из звуков просто не мог быть произнесен, следовательно, он привнесен извне. Я встретился с Борисом Яблонски на его родной планете, и мы вместе написали статью, в которой указали на существование некой, еще не известной нам цивилизации, когда-то создавшей в Спирали звездную империю. Отсюда и одинаковые слова, оказавшиеся в языке обитателей нескольких планет.

— Ваши коллеги встретили этот вывод в штыки, — напомнила Элизабет Кин.

— Если кто-то скажет, что ученые легко воспринимают новые идеи, — усмехнулся Пим, — не верьте этому человеку.

— Что произошло потом?

— Профессор Яблонски продолжил свои исследования, а я вернулся домой и еще раз задумался над полученными результатами.

— И нашли правильный ответ! — воскликнула Элизабет Кин.

— Давайте не преуменьшать заслуги профессора Яблонски. — Пим вновь улыбнулся. — Его находки во многом подготовили мое открытие.

— Снисходительность! — бушевал Яблонски. — Как же я ненавижу его снисходительность.

— Я решил не присоединяться к профессору Яблонски, продолжавшему поиски следов этой загадочной цивилизации, которой покорились межзвездные расстояния. Я чувствовал, что ее существование нами уже доказано и…

— Ваши коллеги придерживались иного мнения.

— Я полагался на свое мнение.

— Проклятый эгоцентрик! — пробормотал Яблонски.

— Как бы то ни было, я прибыл домой, приказал компьютеру воссоздать объемное изображение Спирали, отметил планеты, на которых употреблялись одинаковые слова, и попытался разобраться что к чему. — Последовала театральная пауза. — И чем больше я углублялся в изучение имеющихся у меня материалов, тем крепче становилось мое убеждение, что в наши прежние рассуждения вкралась серьезная ошибка. Видите ли, на этих восьми планетах обитатели дышали кислородом, углерод являлся основой их организмов. Вот все и решили, что покорила их цивилизация с кислородной планеты. — Вновь пауза. — Видите ли, кислородная планета, на которой возможна органическая жизнь, может образоваться лишь у звезды определенного типа. Но такой звезды в том месте, где ей следовало быть, я не находил. Ближайшая кислородная планета имела столь высокий уровень радиации, что там не могло возникнуть никакой жизни, а планета, пригодная для жизни, находилась на расстоянии восьмисот световых лет.

— Речь идет о Принсипии, не так ли? — спросила Элизабет Кин.

— Да.

— И те немногочисленные ученые, что поддерживали вашу точку зрения, полагали, что именно Принсипия — родина цивилизации, которую вы ищете.

— Да, особенно после того, как на Принсипии нашли остатки цивилизации, уничтожившей себя в ходе разрушительных войн почти шестьдесят тысяч лет тому назад. — Он пожал плечами. — Я сразу же отверг эту версию.

— Почему?

— Во-первых, потому, что в радиусе двухсот световых лет от Принсипии находятся шесть необитаемых кислородных планет. Если Принсипия намеревалась создавать звездную империю, то с чего ей выбирать наиболее сложный вариант? Если уж они хотели взять под контроль всю Спираль, элементарная логика требует прежде всего освоения ближайших планет, а не прыжка на восемьсот или тысячу четыреста световых лет. И вторая, не менее серьезная причина: ни на одной из планет, обследованных профессором Яблонски, не обнаружилось следов принсипианской цивилизации.

— Но на мирах профессора Яблонски вообще не обнаружено следов инопланетных цивилизаций, — заметила Элизабет Кин.

— Большинство противников нашей идеи на этот довод и напирали. Однако именно он и стал ключом к разгадке.

— Каким образом?

— Я продолжал изучать карту. Предложил компьютеру просчитать несколько вариантов и наконец решил, что Принсипия лишь в одном случае может быть колыбелью искомой цивилизации: вращаясь вокруг Адхары. Но это уже из области фантастики. Адхара — очень молодая, очень большая голубая звезда, которая со временем превратится в черную дыру. Атмосфера ее единственной планеты на восемьдесят пять процентов состоит из гелия. Органическая жизнь на ней невозможна, нет там места и тем, кто дышит метаном или хлором. Да и вообще звездная система слишком молода, чтобы на ней возникли привычные нам формы жизни. — Он задумчиво уставился в камеру, словно вновь перебирая аргументы «за» и «против».

— Тут он всегда делает паузу, — пожаловался Яблонски, — чтобы зрители осознали величие его открытия.

— Целый месяц я бился над этой проблемой, вновь и вновь возвращаясь к Адхаре. Именно там должна была возникнуть цивилизация, покорившая окрестные миры. Внезапно я понял, почему на них не найдены следы этой цивилизации. Ее представители дышали не кислородом и планеты Яблонски использовали лишь в качестве перевалочных баз, хранилищ топлива, а их целью являлись другие гелиевые планеты. Возможно, на кислородных мирах они держали небольшую колонию специалистов, а когда их империя по каким-то причинам рухнула, эти специалисты отбыли восвояси.

Пим улыбнулся:

— Вы должны понимать, что ранее мы не сталкивались ни с цивилизацией, возникшей на гелиевой планете, ни с живыми организмами, которые могли развиваться в системе голубого гиганта. Вероятность и первого, и второго считалась равной нулю. Меня уволили из университета, когда я ознакомил научную общественность со своей гипотезой.

— И что произошло потом?

— Выход у меня оставался только один. Я собрал все свои сбережения, влез в долги, но отправил экспедицию к Адхаре. Денег хватило лишь на то, чтобы команда из шести человек провела у единственной планеты Адхары двадцать три дня. Сам я перед этим сломал ногу, так что остался дома. Я проинструктировал их, где и что надо искать, поддерживал с ними постоянную связь через подпространство… а остальное уже стало достоянием истории. Через девятнадцать дней они обнаружили первые следы цивилизации райзов, и планета официально получила название Гордость райзов. — Он скромно улыбнулся. — Они хотели назвать планету моим именем, но я не допустил этого. — Пауза. — Как я и предполагал, их империя состояла из гелиевых планет. А планеты Яблонски они использовали только как перевалочные базы.

— Вот так вы и стали Кабинетным археологом! — восхищенно воскликнула Элизабет Кин.

— Вот так он использовал мои работы и забрал всю славу себе, — прокомментировал Яблонски.

— Этим титулом наградила меня пресса, — ответил Пим. — На самом деле я выезжаю в экспедиции при первой же возможности.

— Поскольку вы признанный эксперт по Гордости райзов и Империи райзов, может быть, вы расскажете нам, что узнали об этом народе?

— Пока совсем немного, — признал Пим. — Это необычная форма жизни, так что нам не составило труда определиться с направлением их экспансии. Мы уверены, что существовали по меньшей мере еще три гелиевые цивилизации. Я предполагаю, что со временем мы найдем в Спирали еще не меньше дюжины других… К сожалению, эти три цивилизации погибли, ибо райзы вели войну на уничтожение, а не на покорение. Так что об их жертвах нам практически ничего не известно. Я считаю, что райзы, осознав, что Адхара в скором, времени станет сверхновой и погубит их планету, не создавали империю в классическом смысле этого слова, а просто уничтожали обитателей планет, чтобы обеспечить себе жизненное пространство. А вот население кислородных миров они уничтожать не стали. Зачем? Все равно жить там райзы не могли.

— Естественно, — хмыкнул Яблонски. — Я указывал на это пять лет тому назад.

— Что же случилось с райзами? — спросила Элизабет Кин.

— Мы не знаем, — ответил Пим. — Они покинули захваченные гелиевые планеты, и можно предположить, что в конце концов нашли для себя другую обитель. Полагаю, в будущем нам еще предстоит встреча с ними.

— Вы допускаете такую возможность?

— Почему нет? Человечество будет и дальше продвигаться к ядру галактики. Да и в Спирали мы обследовали не так уж много звезд.

— И это все, что вы узнали о цивилизации райзов?

— Не забывайте, что я предсказал ее существование лишь пять лет тому назад. — Очередная скромная улыбка осветила лицо Пима. — Но нам очень повезло: два года тому назад мы нашли Документ райзов.

— Документ райзов? — повторила Элизабет Кин.

— Можно сказать, райзовский аналог Розеттского камня*.3 Но, — печально добавил он, — успехи наших лингвистов пока невелики. Письменность райзов дается им с трудом.

— Ходят слухи, что вскоре вы объявите об открытии, более важном, чем находка райзовского Документа. Не можете вы сообщить нашим зрителям какие-нибудь подробности?

— По моим представлениям, у нас есть немалые шансы доказать, что райзы посещали Землю до того, как человечество вышло в космос.

— Вы нашли на Земле следы Империи райзов? — воскликнула Элизабет Кин. — Райзы были теми астронавтами, о которых упоминают легенды древности?

Он улыбнулся и покачал головой:

— На оба вопроса я могу ответить отрицательно. Пока мы не нашли доказательств того, что райзы или представители иных цивилизаций посещали Землю.

— Тогда на чем основана ваша уверенность в том, что они-таки побывали на Земле?

— Некоторые события в далеком прошлом Земли и археологические находки могут истолковываться как свидетельства пребывания на Земле инопланетян. И вектор экспансии райзов проходил через Землю.

— Именно об этом вы и намеревались объявить? — воскликнула Элизабет Кин. — Похоже, это уже произошло, доктор Пим.

— Одно дело — высказать предположение, другое — представить неопровержимые доказательства. Как я уже говорил, с переводом Документа райзов дело движется медленно, но кое-что мы узнали. У меня есть основания предполагать, что большое сооружение, обнаруженное нами на Гордости райзов, в свое время было музеем. Если это так, если мы найдем предметы материальной культуры землян, на что я очень надеюсь, не останется никаких сомнений в том, что райзы посещали Землю.

— И Кабинетный археолог добавит к длинному перечню своих успехов еще один триумф, — восторженно добавила Элизабет Кин.

— Если такое и случится, этот триумф я разделю с участниками археологической экспедиции, работающей сейчас на Гордости райзов. И давайте не забывать профессора Яблонски, чьи работы послужили начальным толчком для всего проекта.

— Господи! — вырвалось у Яблонски. — Как же я его ненавижу, когда он благодарит меня!

— Какой совет вы могли бы дать тем молодым людям, составляющим немалую часть нашей зрительской аудитории, которые захотят связать свою жизнь…

— Хватит! — проревел Яблонски, и Флетчер выключил компьютер.

Яблонски вскочил, нервно заходил по кабинету.

— Каков мерзавец! — бушевал он. — Подгрести под себя кафедру археологии на Селике II, кафедру, которая по праву принадлежит мне. Убедить фонды, которые всегда финансировали меня, передать эти средства ему! И почему? Все решила одна удачная догадка!

— Вы очень разволновались, сэр, — мягко заметил Флетчер. — Может, вам присесть и постараться расслабиться?

— Присесть? — не унимался Яблонски. — Это он Кабинетный археолог, не я!

— Пожалуйста, профессор.

— Самодовольный, напыщенный сукин сын! — продолжал Яблонски. — Он даже не может написать приличную научную статью.

— Я знаю, сэр.

— А каков итог? Какой-то издатель платит ему пять миллионов кредиток за абсолютно неточное, лишенное научной достоверности описание цивилизации райзов, а куда более достойные работы остаются непрочитанными в компьютерных библиотеках.

— Произошло это давно, сэр, — увещевал его Флетчер. — А вы с тех пор сделали так много замечательных открытий.

— И все пошло прахом благодаря одной удачной догадке! — рявкнул Яблонски. — А он все еще стрижет купоны! Сам видишь, кого они приглашают в свои программы. Не Ванамейкера с его удивительными находками на Внешних мирах, ни Хайакаву, который обнаружил на Земле практически нетронутый храм инков. Может, приглашают меня? Нет! Они обращаются к этому гадателю.

Он подошел к креслу, плюхнулся в него, уставился в ту точку, где совсем недавно была голограмма Пима.

— Пожалуйста, сэр, не мучайте себя. Вы же помните, что сказал вам доктор.

— Моему доктору не приходится каждую неделю лицезреть человека, который погубил его карьеру.

— Вы не правы, сэр. Вы сделали прекрасную карьеру. Вы — один из самых уважаемых археологов Олигархии. Во всех академических институтах ваши работы признаются классическими.

Яблонски покачал головой.

— Ерунда. Этот человек растоптал меня. Я восемнадцать лет провел в Спирали, по крохам собирая информацию, пытаясь нащупать связи, проверяя первоначальные выводы. Еще пять лет — и я бы доказал, что райзы — уроженцы гелиевой планеты, доказал, основываясь на точных фактах, а не гадая на кофейной гуще или на чем-то еще, потому что слишком ленив, чтобы оторвать задницу от стула, и не хочу пачкать руки, копаясь в земле. И тут появляется он! Он заставил меня опубликовать ту статью до того, как я собрал необходимые доказательства, и мы оба стали посмешищем для наших коллег. Когда же он высказал свою догадку, впоследствии подтвердившуюся, ему удалось восстановить свою репутацию, но не мою. — Яблонски перевел дух. — Если бы мне не удалось открыть цивилизацию корббов на Висме III, я бы до сих пор искал колледж, который согласился бы доверить мне кафедру археологии.

— Но вы ее открыли, — успокаивающе напомнил Флетчер. — И почему вы так расстраиваетесь из-за этого Эфратеса Пима?

— Они-то все еще думают, будто он знает, что делает! — бросил Яблонски. — Они по-прежнему уверены, что интуиция может заменить тяжелый каждодневный труд!

— Не все придерживаются такого мнения, сэр. Яблонски поднялся, подошел к хрустальной полке, висящей над его столом.

— Посмотри на эти книги! — Он указал на восемь толстых томов в кожаных переплетах. — В них сорок три года кропотливых, методичных исследований. Экспедиции, поиски, находки, а не сидение в кабинете и ковыряние в носу. Они — итог моей жизни. Пим за неделю продает больше книг и дисков, чем я продал за полвека!

— Популярность не всегда показатель заслуг, — резонно указал Флетчер. — Доктор Пим знает, как манипулировать прессой, и это отражается на тираже его работ. Но вовсе не означает, что его вклад в археологию останется в веках.

— Идиот! — пробормотал Яблонски. Подошел к окну, долго смотрел на кампус, студентов, спешащих по своим делам. — Ты ничего не понимаешь.

— Простите, сэр?

— Он уже внес этот вклад! — в отчаянии выкрикнул Яблонски. — Открытие Гордости райзов и Документа рай-зов — самые важные археологические события столетия. Вот почему этот человек так опасен!

— Кажется, я вас не понимаю, сэр.

— Он дискредитировал научный метод, — объяснил Яблонски, повернувшись к своему ассистенту. — Нас может захлестнуть волна новоявленных интуитивных археологов. Куда проще догадываться, а не копаться в грязи планеты с хлорной атмосферой. Пим, доказал, что можно достичь фантастических успехов, не выходя из кабинета. Он же открыл Гордость райзов, следовательно, предложил более эффективный метод. — Лицо Яблонски перекосило от ярости. — Мы должны тотчас же опорочить этого человека, иначе будет поздно.

— Я думаю, вы преувеличиваете его значимость, сэр, — покачал головой Флетчер.