Загадочные явления

Ему принесли стакан ликера; он выпил его с наслаждением и сказал, что чувствует себя значительно лучше, но не просыпается, ложится и продолжает спать самым обычным образом.

А вот еще один интересный случай.

У одного высокопоставленного лица спросили совета относительно очень важного и трудного дела, и он тщательно принялся за изучение этого дела. После того как несколько дней он был занят таким образом, жена его раз ночью заметила, что он встал с постели, подошел к письменному столу, стоявшему в спальне, уселся за стол и долго писал; затем заботливо спрятал в стол исписанную им бумагу и вернулся в постель. На следующее утро он сказал жене, что видел необыкновенно интересный сон: ему снилось, что он подал ясное, блестящее мнение о затрудняющем его деле, и он дорого дал бы, чтобы восстановить цепь мышления, проходившую в его уме во время этого сна. Тогда жена направила его к столу, где он нашел свое полно и ясно изложенное мнение, оказавшееся впоследствии абсолютно правильным.

(Родник. 1991, № 10)

Сомнамбулизм ясновидящей Самье в своем развитии проходил через две фазы.

В первой из них она определяла болезни присутствующих, приведенных в магнетическую связь с ней, причем диагнозы поражали всех своей точностью.

Во второй фазе явление ясновидения или двойного зрения было не менее поразительно. Так, например, один из присутствовавших на сеансе просил г-жу Самье перенестись мысленно в свой дом, находящийся в Пюто. По прошествии некоторого времени г-жа Самье сказала: "В этом доме находится какое-то фабричное заведение; я вижу какие-то вращающиеся машины, между которыми некоторые снабжены какимито большими зубцами; это, вероятно, суконная фабрика". Затем г-жа Самье дала подробное описание положения здания и расположения его комнат, причем спрашивающее лицо признало полную точность данного описания.

На другом сеансе редактор одного журнала просил г-жу Самье описать его собственный дом в Лилле. Ясновидение и на этот раз не изменило ей. "Ваш дом прекрасен и величествен, сказала она. – Это деревенский дом, построенный совершенно не так, как другие: архитектура его очень древнего стиля. Большая лестница разделяется на две ветви, ведущие одна направо, другая налево".

Г-жа Самье описала затем все комнаты и всех в них живущих, дав такое точное описание их наружности, что все они тотчас были узнаны. При этом интересно то обстоятельство, что, когда спрашивающий сосредоточил свои мысли и волю на архитектуре лестницы, дабы побудить сомнамбулу дать ее описание, та, вопреки его желаниям, стала говорить о растениях и цветах, которые она видела на этой лестнице, так как растения и цветы она очень любила. Спрашивающий с удивлением заявил, что он ни о растениях, ни о цветах вовсе и не думал. Это является доказательством того, что сознание сомнамбулы, перенесясь в этот дом, сохранило свою независимость, несмотря на волю экспериментирующего лица.

Профессор философии университета в Павии описывает следующий случай сомнамбулизма.

Один фармацевт этого города, ученый-химик, каждую ночь вставал во сне, отправлялся в лабораторию и доделывал неоконченные работы. Он зажигал спиртовки, брал различные инструменты, реторты, трубки и продолжал свои опыты с такой точностью и аккуратностью, какой вряд ли мог достичь даже в нормальном состоянии. Хотя этот человек постоянно имел дело с самыми опасными веществами, с самыми сильными ядами, во сне с ним никогда ничего плохого не происходило. Когда у него не хватало времени приготовить днем лекарства по рецептам докторов, он их вынимал из ящика, клал на стол и ночью, во сне, совершал свою работу с такой точностью и аккуратностью, каких только возможно желать. Замечательно то, с какой точностью он взвешивал милиграммы и вообще самые минимальные дозы, какие употребляются в аптеках, затем смешивал их, пробовал, наливал в склянки или запечатывал в пакеты, приклеивал этикетки и раскладывал в требуемом порядке.

Закончив работу, он приводил все в порядок, ставил все на место и отправлялся в свою постель, где спал спокойно до утра.

Проф. Зоав добавляет, что у этого лунатика во время его ночных похождений глаза были постоянно закрыты, и полагает, что только памятью относительно расположения различных предметов и идеей о необходимости докончить задуманную раньше работу можно объяснить такого рода явление, но чтение рецептов, содержание которых ему не было известно, остается необъясненным.

Известен случай еще с одним фармацевтом, который, как и в вышеупомянутом случае, вставал во сне и приготовлял по рецептам различные лекарства. Желая испытать, действуют ли при этом функции сознания или же все действия лунатика совершаются чисто автоматически, один из докторов положил на конторку следующий рецепт: Едкой сулемы… 2 драхмы (около 3,5 грамма). Дистил. воды… 4 унции (около 60 мл). Принять в один прием.

Фармацевт, как обычно, встал в сомнамбулическом сне, спустился в свою лабораторию, взял рецепт, прочел его несколько раз, выражая удивление, и произнес следующие слова, которые спрятавшийся в лаборатории доктор, проделывавший этот эксперимент, записал слово в слово: "Невозможно предположить, чтобы со стороны доктора, написавшего рецепт, тут не было ошибки: двух гранов было бы совершенно достаточно, даже много, а между тем здесь весьма четко стоит 2 драхмы – что составит больше 150 гранов… этого более чем достаточно, чтобы отравить двадцать человек… очевидно доктор ошибся… я отказываюсь приготовить этот рецепт…"

Затем лунатик перешел к другим рецептам, лежавшим на конторке, приготовил по ним лекарства, запечатал и расставил в порядке для выдачи на следующий день.

Рассказывает доктор, которому пришлось лечить от нервного заболевания одну очень интересную пациентку:

"В одну из летних ночей, при полном свете луны, я заметил на крыше высокого дома человеческую фигуру, которая, пробираясь по ней в самых опасных местах, где стоя, где ползком, уцепилась наконец за выступ кровли и уселась на зубце стены. Чтобы лучше рассмотреть это странное явление, я вооружился биноклем и увидел, что это была молодая женщина с грудным ребенком на руках, которого она прижимала к своей груди. Она оставалась около получаса в этом опасном положении, затем спустилась с удивительной ловкостью со своего опасного пункта и скрылась. В следующую ночь, в тот же самый час, повторилось то же самое явление. На другое утро я сказал хозяину дома о том, что я видел. Он выслушал меня с ужасом и сообщил мне, что его родная дочь – сомнамбула, и он подозревает, что это была она, хотя до сих пор ничего не подозревал о ночных ее прогулках. Я посоветовал ему принять все возможные меры предосторожности во избежание какой-нибудь катастрофы. Наступила ночь, и я опять видел молодую женщину, проделывающую то же самое. Тогда я пошел опять к ее отцу, которого застал в сильном волнении.

Он рассказал мне, что, уложив свою дочь спать, сам запер замок двери, и сверх того, из предосторожности, повесил еще висячий замок. "Увы, – говорил он, – бедное дитя, не найдя другого выхода, открыло окно и по выступу карниза отправилось на крышу. По прошествии четверти часа она возвратилась тем же путем и, найдя окно закрытым ветром, вышибла стекло, причем слегка себя поранила, проснулась с криком и уронила ребенка. По счастливой случайности младенец упал на кресло, которое мать приготовила, чтобы легче ей было влезать на окно…"

Во время нашего разговора вышла сомнамбула: это была молодая, худенькая, болезненная женщина, черты ее лица носили отпечаток печали и предрасположенности к истерии.

Причиной ее горя и нервного расстройства было тюремное заключение, которому ее муж подвергся за политическое преступление. Когда я рассказал девушке о ее ночных похождениях, она томно улыбнулась, считая все это выдумкой или ошибкой с моей стороны. Когда я начал ее расспрашивать о характере ее сновидения, она призналась, что уже несколько дней спит каким-то тяжелым сном, что ей снятся какие-то люди, которые хотят арестовать мужа и ее с ребенком".

Самый интересный факт раздвоения человека – это, безусловно, феномен двойника Эмилии Саже, наблюдавшегося в течение нескольких месяцев целым пансионом молодых девиц в то время, когда сама девушка была у них на глазах.

В 1845 г. в Лифляндии, в тридцати шести милях от Риги и полутора милях от маленького городка Вольмара существовало имевшее хорошую репутацию воспитательное заведение для благородных девиц – пансион Пейвельке. Директором его был тогда некто Бух.

В этом году в пансионе было сорок две воспитанницы, большею частью из лучших дворянских фамилий Лифляндии.

В то же время там работала классная воспитательница Эмилия Саже, француженка из Дижона. Блондинка северного типа, с прекрасным цветом лица, светло-голубыми глазами и светло-русыми волосами, худая и стройная, несколько выше среднего роста, она была спокойного, ровного характера, отчасти робкая и нервная по темпераменту. Здоровье у нее вооб ще было хорошее: за свое полуторагодовалое пребывание в пансионе она болела всего только два раза, и то несерьезно. Пансионское начальство во все время ее пребывания в заведении было вполне довольно ею, как умной и образованной девушкой, ревностно исполнявшей свои обязанности. В то время ей было тридцать два года от роду.

Несколько недель спустя после приезда Эмилии Саже между воспитанницами начали распространяться странные слухи.

Иногда, когда кто-нибудь, отыскивая ее, спрашивал, не знает ли кто, где она, некоторые воспитанницы отвечали, что видели ее в такой-то комнате, на что кто-нибудь другой возражал, что этого не может быть, что ее сейчас встрегили на лестнице или в отдаленном коридоре. Вначале, естественно, тут предполагали какуюлибо ошибку, но так как это стало повторяться чаще и чаще, то пансионерки стали толковать между собой, что это очень странно, и обратились со своим недоумением к другой воспитательнице, которая, не зная, как объяснить это, ответила им, что все это вздор и фантазия, и посоветовала не обращать на эти глупые толки внимания.

Но вскоре стали происходить вещи гораздо более странные, никак не объяснимые уже фантазией или ошибкой. Однажды Эмилия, давая урок в классе тринадцатилеток, что-то объясняя, писала на большой деревянной доске мелом, а ученицы внимательно следили за ней, и вдруг, к великому своему ужасу, увидели двух Эмилий Саже, стоящих одна возле другой! Из них одна с мелом в руке действительно писала, а другая только подражала ее движениям.

Случай этот взволновал все заведение. Каждая из бывших в классе учениц видела вторую фигуру и описывала ее и ее движения совершенно так же, как и все остальные.

Вскоре после этого одна из воспитанниц, Антонина Врангель, получив разрешение отправиться вместе с несколькими подругами на сельский праздник по соседству, доканчивала свой туалет, а Эмилия, всегда добрая и услужливая, помогала ей застегнуть сзади платье. Обернувшись, Антонина случайно взглянула в зеркало и увидала там двух Саже, застегивавших ее платье. От неожиданности девочка упала в обморок.

Прошло несколько месяцев, а странные явления не прекращались. Иногда во время обеда двойник показывался стоящим за стулом своего оригинала, повторяя все его движения, только не имея ни ножа, ни вилки в руках. Раздваивалась одна фигура; видели ее как все сидящие за столом, так и прислуга.

Однако двойник не всегда повторял движения своего оригинала. Бывало и так, что Эмилия вставала со стула, а призрак показывался сидящим на ее месте. Однажды Эмилия лежала с головной болью в постели, а Антонина Врангель, сидя рядом, читала ей вслух и заметила, что больная вдруг сильно побледнела, осунулась, точно собираясь лишиться чувств. Испуганная девочка спросила, не хуже ли ей, но воспитательница ответила слабым, едва слышным голосом, что она чувствует себя все так же. Несколько секунд спустя Антонина, взглянув вокруг себя, увидала фигуру Эмилии, ходившую взад и вперед по комнате. На этот раз девочка настолько овладела собой, что не выдала своего испуга и даже не сказала больной ни одного слова о виденном, а вскоре сошла вниз, где обратила на себя общее внимание своих подруг побледневшим личиком, и тут только все им рассказала.

Самый же замечательный случай самостоятельного действия обеих фигур происходил следующим образом.

Однажды все сорок две воспитанницы были собраны в одной комнате на уроке рукоделия. Они сидели в большом зале первого этажа, с четырьмя огромными окнами или, скорее, зеркальными дверями, выходившими в довольно большой сад.

Посреди комнаты стоял длинный стол, около которого сидели воспитанницы всех классов, занятые различными работами, и с этого места отлично могли видеть все, что происходит в саду.

В этот раз многие из них отчетливо видели в окна, как Эмилия Саже, стоя около цветочной клумбы поблизости от дома, окапывала небольшой лопатой цветы, которые она очень любила. В конце стола, на хозяйском месте, в большом кожаном кресле сидела другая классная воспитательница, наблюдавшая за ученицами. Вскоре она встала и вышла из комнаты, оставив кресло незанятым, но ненадолго: вдруг на нем появилась фигура Саже. Пансионерки посмотрели в сад и увидели там Эмилию около той же клумбы, продолжавшую работать лопатой, но вместе с тем заметили, что она двигалась медленно, как будто сонная или больная. Девочки опять посмотрели на кресло и увидели Эмилию, которая сидела в нем неподвижно, но на вид настолько реальная, что, не будь она в то же время у них на глазах в саду и не появись она в кресле неожиданно, не пройдя предварительно через комнату, все были бы убеждены, что это действительно она сама. Теперь же, будучи уверены, что это не она, и несколько привыкшие уже к странному явлению, две самые храбрые решились подойти и дотронуться до фигуры, и тут же заявили, что ощущают некоторое сопротивление, как бы от прикосновения к легкой материи. Затем одна из них, проходя совсем близко от кресла, задела фигуру и прошла сквозь некоторую ее часть. При этом видение не исчезло, а продолжало еще сидеть на том же месте и, наконец, постепенно как бы испарилось. Тогда девушки заметили, что по исчезновении его к Саже вернулась ее обычная живость и энергия. Все сорок две пансионерки видели одну и ту же фигуру совершенно одинаковым образом.

Впоследствии некоторые из них спросили Эмилию, не ощущала ли она в то время чего-либо особенного. Она ответила, что помнит лишь одно: увидев, что воспитательница вышла, она подумала, что лучше было бы той не уходить, потому что девочки перестанут работать в ее отсутствие и еще наделают каких-нибудь шалостей.

Эти странные явления продолжались с различными изменениями во все время пребывания Эмилии Саже в Нейвельке, т.е. около полутора. лет, с перерывами на неделю, а иногда и на несколько недель. Происходили они чаще всего в то время, когда она была чем-нибудь особенно занята, на чем-нибудь сосредоточена. Было вообще замечено, что чем живее, материальное выглядел двойник, тем слабее и неподвижнее становилась сама девушка, а по мере постепенного исчезновения двойника к Эмилии возвращались ее силы.

Эмилия Саже не имела никакого понятия о своем двойнике и услышала о нем в первый раз от других, а теперь догадывалась о его появлении по взглядам присутствующих. Сама она никогда призрака не видела и не ощущала овладевающей ею слабости при его появлении.

Это явление никогда не происходило на большом расстоянии от своего оригинала, например на расстоянии нескольких миль. Иногда двойник появлялся в некотором отдалении во время их прогулок, но большей частью только внутри дома.

Понятно, что такое странное явление, продолжавшееся целые восемнадцать месяцев, не могло не вредить репутации пансионата.

Узнав об этом странном факте и убедившись, что это не басня и не фантазия и что это влияет на здоровье воспитанниц со слабыми нервами, большинство родителей сочло необходимым забрать на время своих дочерей. После каникул многие из них не вернулись, и когда, наконец, из сорока двух воспитанниц осталось всего двенадцать, как ни тяжело было пансионскому начальству расстаться с ни в чем не виноватой, а только несчастной, всегда заслуживавшей полного уважения и доверия девушкой, оно сочло, однако, необходимым попросить Эмилию Саже уйти.

Бедная девушка была в отчаянии. "В девятнадцатый раз, – воскликнула она, – это слишком тяжело!", и когда у нее спросили, что означают эти слова, она неохотно пояснила, что до пансиона Нейвельке она перебывала в восемнадцати школах, начав свою воспитательную работу с шестнадцати лет, и отовсюду ее прогоняла ее несчастная способность, хотя во всем прочем ею всегда бывали довольны и давали ей наилучшие аттестаты. И все-таки ей опять приходилось искать себе новое место, как можно дальше от прежнего.

Оставив Нейвельке, Эмилия некоторое время прожила по соседству вместе со своей невесткой, у которой были маленькие дети, и там ее преследовало то же явление. Даже трех– и четырехлетние дети знали о двойнике и рассказывали, что видели двух тетей Эмилий…

Из истории известно, что императрица Анна Иоанновна, которая правила Россией в середине XVIII века, за несколько дней до своей смерти видела своего двойника и таким образом узнала о том, что ее ждало. До наших дней дошло свидетельство очевидца этого случая.

Из воспоминаний графини А.Д.Блудовой:

"Один из родственников моего деда рассказывал как очевидец об известном неразгаданном явлении перед смертью императрицы Анны Иоанновны. Он был дежурным со взводом солдат в карауле вечером за несколько дней до смерти Анны Иоанновны. Это было во дворце на Фонтанке у Аничкина моста, в покоях митрополита московского.

Караул стоял в комнате возле тронной залы; часовой был у открытых дверей. Императрица уже удалилась во внутренние покои. Все стихло; было уже за полночь, и офицер уселся, чтобы вздремнуть. Вдруг часовой зовет на караул, солдаты вскочили на ноги, офицер вынул шпагу, чтобы отдать честь.

Он видит, что императрица Анна Иоанновна ходит по тронной зале взад и вперед, склоня задумчиво голову, закинув назад руки, ни на кого не обращая внимания. Часовой стоит как вкопанный, рука на прикладе, весь взвод стоит в ожидании. Но что-то необычное в лице императрицы, и эта странность ночной прогулки по тронной зале начинает их всех смущать.

Офицер, видя, что она совершенно не собирается идти дальше залы, и не смея приблизиться к двери, решается, наконец, пройти другим ходом в дежурную женскую и спросить, не знают ли намерения императрицы. Тут он встречает Бирона и рапортует ему, что случилось.

– Не может быть, – говорит герцог, – я сейчас от императрицы, она ушла в спальню ложиться.

– Взгляните сами: она в тронной зале. Бирон идет и тоже видит ее.

– Это какая-нибудь интрига, обман, какой-нибудь заговор, чтобы подействовать на солдат! – закричал он, кинулся к императрице и уговорил ее выйти, чтобы на глазах у караула изобличить какую-то самозванку, пользующуюся некоторым сходством с ней, чтобы морочить людей, вероятно, с дурным намерением.

Анна Иоанновна решилась выйти, как была, в ночной одежде, и Бирон пошел с нею. Придя в тронную залу, они увидели женщину, поразительно похожую на императрицу, которая при этой встрече нисколько не смутилась. "Дерзкая!" – закричал Бирон и вызвал весь караул. Молодой офицер, товарищ моего деда, своими глазами увидел две Анны Иоанновны, из которых настоящую, живую, можно было отличить от другой только по наряду и по тому, что она вошла с Бироном из другой двери. Императрица, постояв минуту в удивлении, выступила вперед, пошла к этой женщине и спросила: "Кто ты, зачем ты пришла?" Не отвечая ни слова, та стала пятиться, не сводя глаз с императрицы, отступая в направлении к трону, и, наконец, все так же находясь лицом к императрице, стала подниматься, пятившись на ступеньки под балдахином. "Это дерзкая обманщица! Вот императрица! Она приказывает вам, стреляйте в эту женщину", – сказал Бирон взводу. Изумленный, растерявшийся офицер скомандовал, солдаты прицелились, женщина, стоявшая на ступенях у самого трона, обратила глаза еще раз на императрицу и исчезла. Анна Иоанновна, повернувшись к Бирону, сказала: "Это моя смерть!" Затем поклонилась остолбеневшим солдатам и ушла к себе.

Через несколько дней императрица скончалась".

За два дня до смерти императрицы фрейлины, дежурившие у дверей ее спальни, увидели, что Екатерина II, в ночном костюме и со свечой в руках, выходит из своей спальни, идет по направлению к тронному залу и входит туда. Сперва они были очень удивлены таким странным и поздним выходом, а вскоре начали тревожиться ее продолжительным отсутствием. Каково же было их изумление, когда они услыхали из спальни государыни звонок, которым она обычно вызывала дежурную прислугу! Бросившись в спальню, они увидели государыню, лежавшую на кровати. Екатерина спросила с неудовольствием, кто это ей мешает спать. Фрейлины замялись, боясь говорить правду, но императрица быстро заметила их смущение и в конце концов заставила рассказать подробно все происшествие. Живо заинтересованная рассказом, она приказала помочь ей одеться и в сопровождении своих фрейлин отправилась в тронный зал. Дверь была открыта – и странное зрелище представилось глазам всех присутствующих: громадный зал был освещен каким-то зеленоватым светом. На троне сидел призрак – другая Екатерина!..

Императрица вскрикнула и упала без чувств. С этой минуты здоровье ее расстроилось, и два дня спустя апоплексический удар прекратил ее жизнь.

Описанное событие имело стольких свидетелей, что скрыть его было невозможно.

Когда в 1982 году этноботаник У. Дэвис отправился на Гаити, целью его поездки было изучение случаев магического убийства с последующим воскрешением жертвы и использованием ее в качестве рабочей силы. Ему удалось то, что не удавалось до него никому из посторонних, – он раскрыл тайну зомбирования. Чтобы получить ответы на интересующие его вопросы, Дэвису пришлось изучить местные культы и вступить в одно из тайных обществ, в чем ему помог один мудрый колдун-священник.

Феномен зомби, обычно связываемый с религией аулу, не занимает в ней центрального места. Эта система верований не сводится к какому-то отдельному культу, а скорее представляет собой сложное мистическое видение мира, связывающее воедино человека, природу и сверхъестественные силы. В архаических обществах, отзвуком культуры которых выступает Вуду, святое и магическое тесно переплетены с повседневностью, поэтому характеристика таких религий нуждается в описании сопутствующего образа жизни.

Духовная культура Гаити возникла из верований многих африканских племен, представители которых попали в рабство к французским плантаторам на острове, и европейских влияний. Образованию такого "сплава" способствовала уникальная история страны, в течение ста лет бывшей независимой "черной" республикой. Вероисповеданием правящей элиты острова был католицизм, но его влияние практически не ощущалось за границами городов. И если городская жизнь по духу была близка к европейской – богатые негритянки Порт-оПренса щеголяли в парижских туалетах, говорили со своими образованными и утонченными мужьями по-французски и отправляли детей учиться за границу (словом, тропический Санкт-Петербург), – то сельские общины, где рождалась народная культура, оставались осколками Африки. Историческая родина малопомалу становилась в сознании гаитян мифом, и потомки выходцев с другого континента считали себя "детьми Гвинеи", обетованной страны, куда после смерти уносится душа.

На этом культурном фоне и возникла новая религия. Исследователи отмечают ее подлинно народный характер. Если в католицизме священник посредствует между верующим и Всевышним, то в вудуизме божества доступны любому. Духовная реальность нисходит на человека, когда в его тело вселяется дух. То, что в других религиях называется "одержимостью", в Вуду становится непосредственной целью, достигаемой с помощью ритуалов. "Католик идет в церковь разговаривать о Боге, вудуист танцует во дворе храма, чтобы быть богом".

Исследователи давно пришли к выводу, что зомбирование – это не воскрешение из мертвых. Скорее, мы имеем дело с видимостью смерти, "псевдосмертью, вызываемой каким-то наркотиком, действие которого известно ограниченному кругу лиц. Выяснено, что "порошок зомби" разрушает ту часть мозга, которая ведает речью и силой воли. Жертва может двигаться и что-то делать, но не в состоянии сформулировать мысль.

Состав порошка у колдунов различный; в него могут входить ингредиенты с такими колоритными названиями, как "разрежь-вода", "сломай-крылья" и т.п. Обязательной составной частью входят человеческие останки – хорошо растертые кости черепа. Кроме этого, никак не обойтись без различных видов ящериц, жаб, рыб и растений.

Благодаря усилиям Дэвиса тайна "порошка зомби" была наконец открыта. Оказалось, что активно действующая часть этого препарата тетродотоксин, сильнейший яд, блокирующий передачу нервных импульсов. Это вещество содержится во многих животных, в том числе в рыбе фугу – близком родственнике рыб, используемых для приготовления порошка. В Японии фугу считается деликатесом – особым образом обработанная, она вполне съедобна, и любовь к ней не убывает, несмотря на сотни случаев смертельного отравления из года в год. Дело в том, что в небольших концентрациях тетродотоксин вызывает эйфорию и приятные физические ощущения. Когда повар все же ошибается, у любителя пощекотать себе нервы сначала возникают ощущения покалывания в руках и ногах, затем следует онемение всего тела и паралич. Наступает смерть или… абсолютная видимость смерти, вводящая в заблуждение самых опытных врачей. Несмотря на почти полную остановку всех жизненных отправлений, жертва недостаточных предосторожностей продолжает осознавать происходящее вокруг. Так, один гурман в Осаке отравился этим блюдом. Было решено, что он умер. Его тело отправили в крематорий. Когда тело стаскивали с тележки, человек внезапно пришел в себя, встал и пошел домой…

Японцы говорят: "Те, кто ест фугу, глупы. Но те, кто не ест фугу, тоже глупы".

Итак, физическая сторона зомбирования объясняется просто: втертый в тело порошок вызывает своеобразный транс, внешне неотличимый от смерти. В ночь после похорон могила того, чей удел отныне быть зомби, раскапывается, и он с помощью специальной процедуры приводится в чувство. Но дело здесь не столько в снадобье, сколько в психологическом механизме самого обряда.

Химически яд действует совершенно одинаково на представителя любой культуры. Но каждая культура формирует свой собственный психический фон, который определяет не только социальное поведение людей, но и их физическое и психическое состояние. Причем этот фон существует не где-то вне человека, а исключительно в его сознании. Европейский антрополог, занятый полевыми исследованиями в австралийской пустыне, и толпящиеся вокруг нег аборигены находятся, несмотря на пространственную близость, в разных мирах. Пояснить это можно на простом примере. Местные колдуны носят при себе кости гигантских ящериц, выполняющие роль магического жезла. Стоит магу-ведуну произнести смертный приговор и указать этим жезлом на одного из своих соплеменников, как тот заболевает и умирает.

Вот как выглядит действие такой "команды смерти": "Ошеломленный абориген глядит на роковую указку, подняв руки, чтобы остановить смертельную субстанцию, которая в его воображении проникает в тело. Его лицо искажается, он пытается закричать, но крик застревает в горле, изо рта пузырится пена. Его тело начинает содрогаться, он пятится и падает на землю, корчась, словно в смертельной агонии. Через некоторое время он становится очень спокоен и уползает в свое убежище. С этого момента он заболевает и чахнет, отказывается от пищи и не участвует в жизни племени".

Но если колдун попытается сделать то же самое с европейцем, тот просто не поймет значительности происходящего. Он увидит перед собой невысокого голого человека, машущего звериной костью и бормочущего какие-то слова. Будь это иначе, австралийские колдуны давно правили бы миром.

Все известные случаи зомбирования – той же природы. На человека любой другой культуры, подвергнувшегося действию "порошка зомби", подействует только тетродотоксин, и он либо умрет, либо на время впадет в глубокое забытье. А вот на сельского жителя Гаити подействует именно "порошок зомби". Обнаружив, что он лежит в гробу и не дышит, он сообразит, что кто-то из врагов продал его колдуну, который отделил его "маленького доброго ангела" от тела с помощью магической ловушки.

Магия существует – она чрезвычайно эффективна, но только в своем собственном измерении. Чтобы она действовала на человека, необходимо существование психического фона, делающего ее возможной. Необходим набор ожиданий, позволяющий перенаправить психическую энергию на управление внутренними процессами жертвы, потому что магические воздействия основаны не на внешних влияниях, а на запуске тех психических механизмов, которые сформированы соответствующей культурой и действенны только в ее пределах.

Тайные общества Гаити, несмотря на свою засекреченность, контролируют практически всю территорию. Среди их наименований встречаются и такие: "Безрогие козлы", "Серые свиньи"… Чтобы вступить в такое общество, требуется приглашение и инициация. Общества строго иерархичны, имеют членские билеты, тайные пароли, униформы и ритуалы: исполняемые хором песни и барабанные ритмы. Особая роль отводится мероприятиям, призванным "сплотить ряды". Это – сборища, проводимые только ночью. Они начинаются вызыванием духов и завершаются торжественным шествием за священным гробом.

Тайные общества – это как бы параллельная структура власти. Их происхождение восходит к временам борьбы за независимость. После победы они сохранили свое влияние. В глазах интеллигенции зомбирование – преступная деятельность, которую необходимо как можно быстрее разоблачить и изжить. С точки зрения вудуиста, это – социальный регулятор. Магическому вмешательству подвергаются только нарушители установившихся норм и только по приговору обществ.