Рейнольдс Мак
За кружкой пива
Мак РЕЙНОЛЬДС
ЗА КРУЖКОЙ ПИВА
Пер. М. Коркина
Французския площадь - самый центр Танжера: здесь заканчивается бульвар Пастера, главная магистраль европейской части города, и начинается улица Свободы, переходящая в конце концов в шоссе, ведущее на Тетуан. Достаточно пересечь площадь, чтобы за каких-нибудь две-три минуты попасть из сверхсовременного, почти калифорнийского курорта в Старый город,, наводящий на мысли о Багдаде времен Харуна ар-Рашида.
Танжер - город в своем роде неповторимый.
Возле трех углов Французской площади тротуар оккупирован уличными кафе. В том, что обслуживает самых богатых клиентов, подают лучшее в городе бочковое пиво, а подле входа расположились сразу три чистильщика сапог. По утрам здесь можно спокойно посидеть на солнышке, перелистывая парижское издание нью-йоркской "Геральд Трибьюн", а тем временем ваши ботинки окажутся неощутимо доведены до зеркального блеска - и все удовольствие за каких-нибудь тридцать марокканских франков, то бишь всего-навсего пять центов по нынешнему курсу. А потом, отложив газету, можно спокойно посидеть, потягивая пиво и наблюдая за прохожими.
Танжер не только самый древний, но и, наверное, самый космополитичный город в мире. Здесь можно встретить кого угодно - шлехов, бераберов-тамазигтов и арабов в национальных одеяниях, порою попадаются пришельцы с самого юга - сенегальцы; в европейских костюмах то и дело проходят японцы и китайцы, индийцы и турки, ливанцы и филиппинцы, обитатели обеих Америк и, конечно, европейцы, живущие по обе стороны "железного занавеса". Тут легко можно встретить как самых нищих, так и самых богатых представителей рода людского. Первые неизменно стремятся всучить вам что-нибудь - от сапожных шнурков до собственных отнюдь не блещущих девственной чистотою тел.
Вторые же старательно избегают встречаться с вами взглядом из опасения, как бы им не всучили какую-нибудь eрунду.
Невзирая на прогресс, Танжер умудряется сохранять собственную уникальную самобытность. Тут неизменно полным-полно контрабандистов и дельцов черного рынка, благополучно избегающих встречи с рукой правосудия, международных аферистов, шпионов и контрразведчиков, гомосексуалистов и лесбиянок, алкоголиков и наркоманов, беженцев всех мастей и перемещенных лиц, королей в изгнании и террористов-экстремистов.
Местная Фемида безразлично взирает на них сквозь пальцы. Танжер воистину неповторимый город.
Впрочем, это я уже говорил.
Заметив краем глаз приближение Пола, я оторвался от газеты.
- Присаживайтесь. Как дела?
Он опустиля на стул напротив меня и завертел годовой, отыскивая взглядом официанта. Впрочем, ничего другого ему не оставалось - даже без моего приглашения: все столики были заняты, что отнюдь не в диковинку для "Парижского кафе". В поисках уединения сюда не идут.
- А что хорошего у вас, Руперт? - в свой черед поинтересовался Пол.-Давненько не виделись...
Ему удалось наконец подозвать официанта, и он заказал пиво. На вид Пол был довольно невзрачен - невысокий, щуплый, с желтоватой кожей на лице, сохранявшем, правда, неизменно добродушное выражение.
От кого-то я слышал, что родом он будто бы из Ливерпуля, а здесь занимается какими-то экспортно-импортными операциями.
- Что пишут? - вежливо полюбопытствовал Пол, кивнув на газету.
- Пого с Альбертом намерены устроить поединок, a Лил Эбнер - исполнять рок-н-ролл.
Реакцией послужило нечленораздельное ворчание.
- Ага! - заметил я, просматривая следующую страницу.- А вот это уже любопытно: русские снова запустили астронавта.
- А корабль большой?
- В несколько раз крупнее нашего.
Пиво, которое принесли Полу, выглядело довольно аппетитно, и я, соблазнившись, тоже заказал кружку.
- А что слышно насчет этих чертовых летающих тарелок?
- Каких еще тарелок?
По тротуару проплыла влекомая пуделем француженка - пес был подстрижен так коротко, что казалось, будто его побрили. Хозяйка его была одета по последней парижской моде - все, что нужно, открыто для обозрения, остальное же спрятано так, что не снилось и ЦРУ. Мы дружно проводили ее глазами. Потом Пол вернулся к прежней теме: - Неужели запамятовали - лет десять назад о них только и говорили. Жаль, тогда еще не было этих чертовых спутников. Уж с них-то можно было бы рассмотреть эту порхающую посуду.
- Возможно, - поддержал я.
Пауза настолько затянулась, что я уже стал подумывать, как бы это вернуться к чтению, не обидев при этом Пола, - знал я его не слишком хорошо, а раздражать малознакомых людей - не лучшая политика.
В Танжере, кстати, вообще как-то не принято особо сближаться - каждый тут сам по себе да себе на уме.
Тут как раз принесли мое пиво, а вдобавок к нему - тарелку местной закуски, одну на стол. Называется это лакомство "тапас"- тончайше нарезанный хрустящий картофель с анчоусами, маслинами и пряными травками, присыпанный пикантныем сыром. Наконец я не выдержал: - Кик по-вашему, откуда они? - и, поймав недоумевающий взгляд Пола, поспешил добавить: Летающие тарелки, я имею в виду.
- Может, с Марса, - усмехнулся Пол. - Может, с Венеры. А может, откуда-нибудь еще.
- Вот как, - вздохнул я. - Жаль, ни одна из них не разбилась. Или не совершила посадку на футбольном поле Йельского университета[ йельский университет в городе Нью-Хейвене, штат Коннектикут, был основан в 1701 году и относится к числу старейших в США. Он является частным учебным заведением, а студентами его могут быть только мужчины, обучающиеся так называемым свободным профессиям (право, медицина, искусство, педагогика и т.д.). Выпускники Йельского университета заканчивают его без присуждения ученой степени. ]. Вылезли бы и попросили болельщиков проводить их к президенту клуба. Или что-нибудь столь же дурацкое...
- Всяк о них думает по-своему, - зевнув, проворчал Пол. - Полная дурь! Если они и впрямь из космоса- так показались бы людям!
Я попробовал "тапас" - увы, картофель явно жарили в прогорклом масле.
- Ну, их скрытность можно легко объяснить. Я сам готов предложить парочку совершенно логичных гипотез.
- Например? - оживился Пол.
- Можно предположить, скажем, что цивилизованные планеты нашей Галактики объединены в какую-нибудь проклятую Лигу Разумов, а принимают в нее только тех, кто самостоятельно вышел в космос. Мол, теперь созрели так милости просим. А на землю периодически направляют тайные миссии чтобы следить за развитием ситуации.
- Похоже, мы с вами начитались одной и той же чепухи, - рассмеялся Пол.
В этот момент мимо нас прошествовала юная мавританка- в изящной галабии прохладного серого цвета, в туфельках на высоких каблуках и с лицом, скрытым под розовым шелковым покрывалом, настолько прозрачным, что можно было определить цвет помады на губах. Соблазнительное создание - и зачем только ей прятать такие прекрасные, жгучие глаза!
Мы с Полом долго смотрели ей вслед, потом вернулись к прерванному разговору.
- Вот вам другая версия. Предположим, существует некая высокоразумная раса -- скажем, на Марсе.
- На Марсе? Ни за что! Там слишком сухо, да и атмосферы - кот наплакал.
- Прошу не перебивать, - профессорским тоном провозгласил я. Цивилизация там очень древняя, а потому, когда планета начала терять воздух и влагу, она укрылась под землей, используя достижения гидропоники и всякие прочие научные штучки, позволяющие экономить воду и воздух. Ведь нам и самим предстоит нечто подобное - через каких-нибудь несколько миллионов лет, когда Земля начнет уподобляться нынешнему Марсу.
- Логично, - кивнул Пол. - Но что же с тарелками?
- Как дважды два. Они следили, как земляне переживают в нашем веке научный взрыв, промышленный взрыв, демографический взрыв. Взрыв - вот ключевое слово. Человечество вот-вот научится строить космические корабли, но - заметьте! - уже создало водородную бомбу. И если прислушаться, как грохочут боевые барабаны по обе стороны "железного занавеса", нетрудно понять, что и те, и другие отнюдь не прочь воспользоваться ею - лишь бы обрести уверенность, что сами уцелеют.
- Можете не продолжать, - перебил Пол. - Про это я тоже читал уже добрую сотню раз: они, мол, испуганно следят за землянами-самоубийцами. Прямо скажем, версия с бородой.
- Ну и что? - я пожал плечами. - Вполне приемлемая гипотеза.
- У меня есть получше. Как вам понравится? Где-то существует разумная раса, далеко обогнавшая нас в своем развитии, настолько древняя цивилизация, что истоки ее теряются во времени даже для них самих.
Войны, кризисы, революции, борьба за власть -словом, все то, что приносит землянам неисчислимые беды, для этой галактической расы давным-давно пройденный этап. Они взирают на мир исключительно как ученые, понимаете? И для многих там Земля представляет собой чрезвычайно интересный объект-особенно теперь, когда все происходит с невероятной стремительностью... Все спешат, сами не зная, куда и что их там ждет.
Допив пиво, я хлопком в ладоши подозвал официанта.
- А почему, собственно, "сами не зная, куда"?
- Сами посудите. Какую страну ни возьми - все стремятся к индустриализации, модернизации... Египет и Израиль, Индия и.'Китай, Югославия, Бразилия - все хотят догнать развитые страны, достичь их уровня. Ну, а те? Те сами по горло увязли в собственных проблемах- всяк на свой лад. Рост преступности несовершеннолетних... Неспадающая волна самоубийств - да и психических расстройств тоже... Безработица, бесконечные войны... Расходы на вооружение за счет образования... Да кто ж в этой путанице разберется! Разве ж это не идеальный объект исследований для какого-нибудь тау-китайского социолога?
Мы заказали еще по кружке, и Пол продолжил:
- Я и сам немало поломал надо всем этим голову, но так ни до чего и не додумался. Похоже, гипотеза моя трещит по всем швам: существуй в действительности эти галактические исследователи, блюстители или шпионы как ни называй - рано или поздно хоть одного бы да поймали. Ведь у нас есть и Скотланд-Ярд, и Фэ Бэ Эр с Цэ Эр У, и русский Ка Гэ Бэ, и французская Сютэр, и Интерпол... Наше общество так пронизано различными спецслужбами, что всякий пришелец неизбежно должен бы попасться им в лапы - раньше или позже, но неминуемо, причем независимо от уровня его собственной подготовки. Он попросту не мог бы хоть раз.не допустить ошибки - и тут-то его бы и прибрали к рукам.
- Не уверен, - покачал головой я. - Поначалу, обдумывая эту гипотезу, я предполагал, что наш с вами галактический шпион непременно обосновался бы где-нибудь в Лондоне или Нью-Йорке - там, где можно свободно копаться в библиотеках и архивах, выписывать великое множество газет и вообще чувствовать себя в гуще жизни. Но потом я пришел к другому выводу: он обязательно выбрал бы себе местечно вроде Танжера.
- Почему, собственно?
- А потому, что Танжер - единственный в мире город, где никто ни на что не обращает внимания. Где до тебя никому нет дела. Взять хоть нас с вами - мы знакомы уже не первый год, а я понятия не имею, чем вы, собственно, занимаетесь.
- Не спорю, - согласился Пол. - В этом городе не принято задавать лишних вопросов. Здесь можно быть англичанином или русским белоэмигрантом, сикхским сепаратистом или баском-экстремистом - и всем на это наплевать. Вот, например, вы, Руперт, - откуда, собственно, вы?
- Из (Калифорнии.
- Неужели?
- На что вы намекаете? - поинтересовался я, чувствуя, как сердце забилось сильнее и чаще.
- Вы же принялись зондировать мое сознание, едва я упомянул, что Скотланд-Ярд или Фэ Бэ Эр могли бы сцапать межпланетного шпиона. А ведь телепатия у землян слабо развита, - если б не это, наша деятельность оказалась бы намного сложнее. Так что давайтека отбросим весь этот человеческий маскарад - мы же с вами не какие-нибудь гуманоиды. Так откуда вы, Руперт?
- С Альдебарана, - откровенно признался я.А вы?
- С Денеба.
Мы обменялись рукопожатием и, посмеявшись, заказали еще по кружке пива.
- А чем вы здесь пробавляетесь? - продолжал любопытствовать я.
- Исследованиями для одной фирмы. Дело в том, что в нашем рационе преобладают протеины, а потому плоть гуманоидов почитается и вовсе деликатесом. А чем занимаетесь вы?
- Туристическим бизнесом. Подыскиваю места для любителей острых ощущений. Дело нехитрое -выбрать какую-нибудь отсталую культуру и легонько нажать пару раз, чтобы запустить приличную войну. А когда дело пошло прибывает очередная партия туристов, разумеется, хорошо охраняемых и ничем не рискующих. Они, как и положено, глазеют, упиваются происходящим - и выкладывают за это денежки.
Неожиданно Пол нахмурился.
- Расточительная практика, - озабоченно заметил он. - Слишком много отличного мяса пропадает зря.