— Мое сотрудничество? — Глаза Триумвира сощурились.

— Мы еще дойдем до этого. Пока что я лишь говорю, что, уничтожая копию, я знал, что существует дубликат, и вы меня заставите предъявить его или сообщить, где он находится.

— Значит, ваше действие было бессмысленным?

— Нет, ни в коем случае. Какое-то время я наслаждался, видя, как вы воображаете, что все ваши планы рухнули, Ююджи-сан. Риск стоил того, чтобы заглянуть в вашу душу. К тому же зрелище было не слишком уж симпатичное.

— Откуда ты… узнал? — спросил Кэл. — Что меня скопировали?

— Я думала, что его нельзя скопировать, — сказала женщина, которую им представили как Хоури. Она была низкорослая и похожая на лисичку, но вероятно, как и Саджаки, ей нельзя было полностью доверяться. — Я думала, существуют способы защиты от копирования — споилеры и другие…

— Это касается только имитаций на альфа-уровне, милочка, — объяснил Кэлвин. — Я — не то! Нет! Я ведь просто низший уровень бета. И не важно, что могу пройти все тесты Тьюринга, главное, что, с философской точки зрения, сознанием я не обладаю. А стало быть, у меня и души нет. И по этой причине у меня не возникнет никаких этических проблем, если меня будет больше, чем один. Однако… — Он с шумом перевел дыхание, заполнив таким образом тишину, которую кто-нибудь из присутствующих иначе мог бы заполонить своими высказываниями. — Не верю я больше в эту нейронно-познавательную чушь. Я не имею права говорить о себе, записанном на уровне альфа, поскольку эта запись исчезла два столетия назад, но я по каким-то причинам обладаю сознанием! Не знаю, может, на то же самое способны все модели бета-уровня, а может, я один, благодаря своей повышенной сложности, перевалившей через критическую массу. Не знаю. Я знаю только, что я мыслю, а потому дико злюсь.

Все это Силвест слышал далеко не в первый раз.

— Он — запись сознания на бета-уровне, отклонившаяся от стандарта Тьюринга. Им — «бетам» — просто положено высказываться в таком ключе. Если бы они не претендовали на наличие сознания, они бы автоматически не соответствовали этому стандарту. Но это совершенно не означает, что высказывания Кэла, вернее, произносимые им звуки, имеют под собой прочный фундамент сознания.

— Я мог бы те же самые доводы приложить к тебе, — возразил Кэлвин, — и это привело бы нас, мой дражайший сын, вот куда: поскольку о судьбе альфа-записи нет даже предположений, приходится допустить, что я — это все, что от меня осталось. Далее. Может, тебе это трудно понять, но один лишь факт, что я являюсь чем-то драгоценным и уникальным, уже заставляет меня еще более решительно возражать против идеи, разрешающей кому бы то ни было снимать с меня копии. Каждый акт копирования принижает мое значение. Меня как бы ставят на ту же полку, что и любой товар. Я становлюсь чем-то, что производят, дублируют и уничтожают, если я случайно не соответствую чьему-то представлению о полезности. — Кэл помолчал. — Итак, хотя я и не утверждаю, что не приму мер к увеличению моей способности выживать, я добровольно не дам согласия на копирование — кому бы то ни было.

— Но ты же дал его. Ты разрешил Паскаль скопировать тебя в «Сошествие во тьму»!

Она сделала это очень осторожно, и на протяжении нескольких лет Силвест даже не подозревал об этом. Он сам дал ей согласие на общение с Кэлвином, чтобы облегчить ей подготовку его собственной биографии. В обмен на это она добилась для него разрешения вернуться к своей навязчивой идее — амарантянам, выхлопотала ему доступ к исследовательской работе и к переписке со значительно сузившимся кругом поклонников.

— Это была его собственная идея, — оправдывалась Паскаль.

— Да… это я должен признать. — Кэл набрал в легкие воздуха, что создало впечатление, будто он готовится к длительному выступлению, несмотря на то, что запись Кэлвина «думала» куда быстрее человека. — Времена были опасные, не хуже теперешнего, конечно, как я понял после пробуждения, но тоже весьма тяжелые. Мне показалось заманчивым сохранить хоть часть себя от возможного уничтожения оригинала. Я думал не о копии, а скорее об очертаниях, абрисе. Пожалуй, даже не о думающей машине в представлении Тьюринга.

— И что же заставило тебя переменить свое решение? — спросил Силвест.

— Паскаль начала вставлять отдельные куски меня в твою биографию, в определенный период времени, исчисляемый месяцами. Выборки были маленькие. Но однажды она скопировала такой кусок оригинала, что ранее скопированные отрывки начали соединяться и взаимодействовать между собой, пока они, а вернее — я, не оказались в положении, когда идея кибернетического самоубийства ради того, чтобы доказать свою правоту, стала казаться менее привлекательной. Фактически в процессе копирования я почувствовал себя даже более живым и более самим собой, чем раньше. — Кэл наградил аудиторию улыбкой. — Конечно, я понял, в чем тут дело. Паскаль копировала на несравненно более мощной компьютерной системе — ядре правительственной системы в Кювье, где тогда набирали «Сошествие». Система была соединена с куда большим числом архивов и сетей, чем мне позволил использовать ты в Мантеле. Я получил нечто, чем мог занять свой мощный интеллект. — Кэл спокойно выдержал их взгляды, а затем мягко добавил: — Между прочим, это была шутка, если кто не понял.

— Копии биографии продавались свободно, — сказала Паскаль. — Одну из них достал Саджаки, даже не понимая, что она содержит в себе модель Кэлвина. А как ты узнал, что он там? — Она посмотрела на Силвеста. — Тебе об этом поведала скопированная версия Кэла?

— Нет, и я даже сомневаюсь, что он захотел бы сказать, будь у него такая возможность. Я просто вычислил. Биография была слишком велика для того объема материала, который в ней содержался. О, я знаю, ты поступила очень умно, закодировав Кэла среди самых незначительных файлов, но Кэла там оказалось слишком много, чтобы легко скрыть. «Сошествие» оказалось на пятнадцать процентов больше, чем должно было быть. Несколько месяцев я думал, что там должен быть скрыт целый пласт сценариев — те аспекты моей жизни, которые не были хорошо документированы, но которые ты отложила для тех, кто будет настойчив и разыщет их. Однако в конце концов я понял, что избыточная емкость вполне достаточна, чтобы спрятать там копию Кэла. Тогда все встало на свои места. Конечно, кое-какие сомнения у меня оставались, полной уверенности не было… — Он поглядел на модель Кэла. — Хотя, полагаю, ты можешь сказать, что ты и есть настоящий Кэл, а то, что я уничтожил, — всего лишь копия?

Кэл поднял ладонь с подлокотника, как бы призывая к окончанию диспута.

— Нет, то была слишком упрощенная версия. В конце концов можно признать, что когда-то я был этой копией. Но то, чем я был тогда и чем оставался в погубленном тобой картридже, — это все лишь тень того, каков я теперь. Давай скажем так: это был момент моего богоявления. И покончим на этом.

— Так… — Силвест вышел вперед, постукивая ногтем по зубам. — В таком случае, значит, я тебя вовсе не убивал?

— Нет, — ответил Кэлвин с обманчивым миролюбием. — Не убивал. Но сделать это мог, а это — главное. И поэтому, мой дорогой, боюсь, для истории ты остаешься жестоким подонком-отцеубийцей.

— Как трогательно, не правда ли? — вмешался Хегази. — Больше всего на свете я ценю доброе семейное согласие.

Они отправились к Капитану. Хоури уже бывала здесь, но, несмотря на известное знакомство с местными окрестностями, чувствовала тут себя нервно. К тому же она понимала, что зараженная материя еле сдерживается холодом, обволакивающим Капитана.

— Кажется, я знаю, чего вы от меня хотите, — сказал Силвест.

— Разве это не очевидно? — ответил Саджаки. — Вы полагаете, мы взяли на себя все эти труды только для того, чтобы спросить у вас, как вы поживаете?

— От вас всего можно ожидать, — парировал Силвест. — Ваше поведение и в прошлом казалось мне не всегда нормальным, так с какой стати ему меняться сейчас? А кроме того, не будем обманывать друг друга и утверждать, что все происходившее там — внизу — было именно таким, каким казалось.

— Что вы хотите этим сказать? — вспыхнула Хоури.

— Ох, уж не желаете ли вы меня уверить, что сами еще не разобрались в происходившем?

— Не разобралась в чем?

— Что в действительности ничего не случилось. — Силвест уставился на нее пустыми провалами своих глазниц. Этот испытующий взгляд ощущался скорее как сканирование автоматической сторожевой системой, нежели как проявление человеческого любопытства. — А может быть, и нет. Может быть, вы и впрямь ничего не поняли. Кстати, а кто вы такая?

— У вас еще будет возможность задать любые вопросы, какие вам заблагорассудится, — вмешался Хегази, который нервничал все больше, так как Капитан был уже совсем рядом.

— Нет, — огрызнулась Хоури. — Я хочу знать. Что вы хотите сказать этим своим «в действительности ничего не случилось»?

Силвест ответил медленно и спокойно:

— Я говорил о том поселении, которое Вольева стерла с лица земли.

Хоури сделала несколько шагов вперед и загородила дорогу процессии.

— А ну-ка, объяснитесь подробнее…

— Это может и подождать, — вмешался Саджаки, тоже выходя вперед и отталкивая с дороги Хоури. — Тебе еще самой придется объяснить свою роль в происходящем, да так, чтобы это объяснение меня удовлетворило. — Триумвир уже давно поглядывал на Хоури с подозрением, убежденный, что две смерти в ее присутствии не могут быть простым совпадением. Теперь, когда Вольева была без сознания, а Мадемуазель умолкла, некому было защитить Хоури. Вопрос о том, как на собственные подозрения будет реагировать Саджаки и какие жуткие меры предпримет, — был лишь вопросом времени. За нее ответил Силвест:

— Нет, зачем же ждать? Я думаю, что нам всем надо совершенно ясно понять, что тут происходит. Саджаки, вы спускались на поверхность Ресургема не только для того, чтобы раздобыть копию моей биографии. Так? Тогда зачем? Вы не знали, что «Сошествие» содержит копию сознания Кэла до тех пор, пока я вам это не сказал. Вы взяли биографию только потому, что она могла оказаться вам полезной при переговорах со мной. Но спускались на Ресургем вы по другой причине. По совершенно другой.

— Сбор разведывательных данных, — осторожно ответил Саджаки.

— Больше того. Вы отправились собирать информацию. Это верно. Но вы должны были насадить там и свою.

— О Фениксе? — спросила Хоури.

— Не просто о Фениксе. Ему надо было создать Феникс. Его не существовало. — Силвест разрешил себе закатить актерскую паузу, прежде чем продолжить. — Это был призрак, созданный Саджаки. Его не было на старых картах, которые хранились в Мантеле, но как только мы обновили их по материалам новых карт из Кювье, Феникс возник. Мы решили, что это совсем новый поселок, которого на старых картах быть не могло. Это было глупостью, я должен был догадаться. Но мы решили, что оригиналы карт не могут быть подделками.

— Дважды глупость, — согласился Саджаки. — Тем более что вам давно следовало задуматься над вопросом, где же я нахожусь?

— Если бы я задумался хоть на минуту…

— Нисколько не жалею, что вы этого не сделали, — ответил Саджаки. — Иначе этот наш разговор мог бы и не состояться. Но, с другой стороны, мы могли бы прибегнуть и к другим средствам, чтобы заполучить вас.

Силвест кивнул головой.

— Полагаю, что логическим следующим шагом было бы уничтожение более крупного населенного пункта, но тоже фиктивного. Но я сильно сомневаюсь, что вам дважды удалось бы провернуть одно и то же. Есть у меня неприятное предчувствие, что вам пришлось бы подорвать что-то более реальное.

Холод, казалось, обладал стальной текстурой, будто тысячи острых стальных крючков мягко скребли кожу, причем каждое движение угрожало проникнуть глубже и дойти до кости. Но как только люди оказались во владениях Капитана, этот холод уже больше не ощущался, поскольку холод, в котором был заключен Капитан, был куда сильнее.

— Он болен, — сказал Саджаки. — Вариант Расползающейся Чумы. Вы, надо думать, о ней наслышаны.

— Кое-какие вести из Йеллоустона до нас доходили, — ответил Силвест. — Не могу сказать, чтобы они были подробными. — За все это время он ни разу не взглянул на Капитана.

— Нам не удалось сдержать наступление болезни, — тихо проговорил Хегази. — Во всяком случае, не удалось заставить ее отступить. Глубокая заморозка замедляет ее развитие, но не более того. Она, вернее сказать, он — вирус — медленно распространяется, поглощая массу корабля и превращая ее в собственную ткань.

— Значит, Капитан все еще жив, во всяком случае, с биологической точки зрения?

Саджаки кивнул.

— Конечно. Впрочем, ни один организм нельзя назвать живым при этих температурах. Но если бы мы стали согревать Капитана… какие-то части его могут начать функционировать.

— Вряд ли это вселяет большие надежды.

— Я доставил вас на борт, чтобы вы лечили его, а не чтобы слушать ваши заверения.

Капитан больше всего напоминал статую, обмотанную щупальцами, похожими на серебристые веревки, протянувшиеся на десятки метров во все стороны Они завлекательно поблескивали с какой-то зловещей биомеханической злостью. Кокон для глубокого сна, находившийся в центре замороженной экспозиции, все еще, в силу чуда конструкции или случайности, номинально функционировал. Его когда-то симметрическая форма была разорвана и развалена медленной, как ползущий ледник, и такой же неостановимой силой увеличения объема тела Капитана Большая часть жизнеобеспечивающих датчиков и приборов уже давно погибла. Не было и иллюзорных живых картин, которые разнообразили бы окружение. Из приборов, которые еще работали и чьи экраны светились, большинство показывало несусветную чушь. Бессмысленные иероглифы машин, погрузившихся в бездны старческого маразма. Хоури обрадовалась, что техника оптических иллюзий сдохла. Ей казалось, что иначе иллюзии тоже претерпели бы жуткие деформации. Хороводы изуродованных серафимов и искалеченных херувимов только подчеркивали бы невероятную глубину и распространенность болезни Капитана.

— Вам нужен не хирург, вам нужен священник, — сказал Силвест.

— А Кэлвин говорит иначе, — ответил Саджаки. — Ему не терпится взяться за работу.

— Тогда копия, сделанная в Кювье, просто обезумела. Ваш Капитан не болен. Он даже не мертв, так как того, что было когда-то живым, уже не осталось.

— Тем не менее, — заявил Саджаки, — вы нам поможете. У вас будут помощники. Илиа, как только она поправится. Она полагает, что ей удалось вывести контрвирус для чумы — новый ретровирус. Мне сказали, что на небольших срезах ткани он работает. Но она — оружейник. Применение этого вируса к Капитану — дело медицины. Зато она может обеспечить вам инструментарий.

Силвест улыбнулся Саджаки.

— Я уверен, что вы уже обсудили это дело с Кэлвином.

— Скажем так: его известили. Он готов попытаться, думает, что вирус может сработать. Это вас ободряет?

— Я преклонился бы перед мудростью Кэлвина, — ответил Силвест. — Он врач — не я. Но прежде чем мы начнем что-то делать, надо договориться об условиях.

— Условий не будет, — твердо сказал Саджаки. — И если вы будете противиться нам, не воображайте, что мы забудем о возможности влиять на вас через Паскаль.

— Может быть, но вы об этом горько пожалеете.

Хоури что-то кольнуло. Уже несколько раз сегодня у нее возникало ощущение, что тут что-то не так. Она чувствовала, что то же самое испытывают и другие, хотя на их лицах ничего нельзя было прочесть. Слишком уж самоуверенным казался Силвест. Вот в чем дело. Слишком самоуверенным для того, кого похитили и понуждают заниматься очень неприятным делом. А он говорит так, будто в рукаве у него козырной туз и он собирается его вытащить.

— Я отремонтирую вашего дурацкого Капитана, — сказал Силвест. — Или, во всяком случае, докажу, что сделать этого нельзя. Но в обмен вы должны оказать мне небольшую услугу.

— Извините, — вмешался Хегази. — Но когда торговля идет с позиций слабости, услуг не просят.

— А кто говорит о слабости? — Силвест опять улыбнулся, на этот раз с откровенной яростью и еще с чем-то, что, к ее удивлению, было похоже на удовольствие. — Перед тем как я покинул Мантель, мои тюремщики сделали мне последнее одолжение. Не думаю, что они почитали себя обязанными оказать мне его. Но дело было не такое уж значительное, и оно давало им возможность подложить вам свинью, что им весьма импонировало. Они теряли меня и не видели причины отдавать вам именно то, что вы мечтали получить.

— Мне все это как-то не нравится, — сказал Хегази.

— Поверьте, вам это не понравится еще больше. А сейчас я хочу задать вам вопрос, чтобы прояснить наши позиции.

— Валяйте! — бросил Саджаки.

— Вы достаточно знакомы с концепцией горячей пыли?

— Не забывайте, что вы разговариваете с Ультра.

— Да, конечно. Мне просто хотелось убедиться, что у вас не будет никаких иллюзий. И вы знаете, что частички горячей пыли могут быть заключены в «контейнеры» размером меньше булавочной головки? Конечно, знаете. — Он похлопал пальцем по подбородку, как бы разыгрывая роль опытного адвоката. — Вы слышали о прилете сюда Ремильо? Это последний суперсветовик, который торговал с Ресургемом перед вашим нынешним визитом.

— Мы знаем об этом.

— Ну так Ремильо продал колонии горячую пыль. Не так уж много. Но достаточно для колонии, которая в недалеком будущем собирается провести масштабные работы по ландшафтной архитектуре на поверхности планеты. Часть вот таких «булавочных головок» — дюжина или меньше — попала в руки людей, которые держали меня в плену. Хотите, чтобы я продолжил, или вам уже все ясно?

— Боюсь, я понял, — сказал Саджаки, — но вы все-таки продолжайте.

— Одна из этих «булавочных головок» в настоящее время включена в мою зрительную систему, которую мне в свое время изготовил Кэл. Этой системе не нужен ток, да и если бы вы разобрали мои «глаза», вы бы все равно не узнали бы, в каком из их компонентов заключена бомба. Впрочем, вы вряд ли на это пойдете, так как попытка манипулировать с моими глазами обязательно закончится взрывом, причем сила взрыва будет такова, что превратит кусок корпуса длиной в километр в очень дорогой и совершенно бесполезный кусок колоссальной стеклянной скульптуры. Убейте меня или только причините мне вред, который изменит функциональные возможности моего тела в сравнении с их нынешним состоянием, и приборчик сработает. Это ясно?

— Как хрусталь.

— Отлично. Причините вред Паскаль, и случится то же самое. Я могу спустить пружинку по желанию, отдав ряд нейронных сигналов. Конечно, я тоже буду уничтожен — результат будет ошеломляющий. — Силвест сложил руки на груди, улыбаясь как статуя Будды. — Итак! Как вам идея небольших мирных переговоров?

Саджаки не сказал ни слова за время, показавшееся почти вечностью. Безусловно, он обдумывал то, что услышал от Силвеста. Затем сказал, даже не обращаясь к Хегази:

— Мы можем проявить гибкость.

— Отлично. Тогда, вероятно, вам будут интересны мои условия?

— Горим энтузиазмом.

— Благодаря недавним неприятностям, — сказал Силвест, — я получил неплохое представление о том, на что способен ваш корабль. Подозреваю, что та скромная демонстрация показывает лишь одно из самых небольших ваших достоинств?

— У нас есть… возможности, но вам надо поговорить с Илиа. А что вы имеете в виду?

Силвест усмехнулся.

— Сначала вы должны меня кое-куда свозить.