— Я никому не принадлежу, — ответила Хоури. — Ни Вольевой, ни кому другому. — Тут же она обозлилась на себя, что так активно оправдывается, и вспыхнула неприязнь к Суджике, которая ее на это спровоцировала. — И вообше это не твое дело! Знаешь что, Суджика?

— Умираю от желания узнать.

— Из того, что я слышала, Борис был не самым здравомыслящим из обитателей вселенной. И еще я думаю, что Вольева не столько довела его до безумия, сколько просто попыталась использовать его психическую неустойчивость в своих целях. — Она позволила своему скафандру слегка замедлить полет и первой мягко коснулась ногой шероховатой стены. — Но это дело у нее не получилось. А задумано было здорово. Может быть, вы с Нагорным стоите друг друга?

— Может оно и так, но…

— Что?

— Я не обязана притворяться, будто мне нравится все, что ты мне говоришь, Хоури. Факт, что если бы мы не входили в одну команду и не таскали на себе скафандры, то я с удовольствием показала бы тебе, как я умею ломать шеи. Впрочем, такая возможность мне еще может представиться в самом недалеком будущем. Однако должна тебе кое в чем признаться. У тебя есть мужество. Обычно ее куколки теряют его быстро. Впрочем, иногда она сама поджаривает их себе на обед еще раньше.

— Ты хочешь сказать, что судила обо мне несправедливо? Извини, если не услышишь от меня слов благодарности.

— Я хочу сказать, что ты, может быть, не настолько ей принадлежишь, как она думает. — Суджика рассмеялась. — Это не комплимент, девочка, а всего лишь констатация. И тебе может не поздоровиться, когда она это поймет. Кстати, это вовсе не значит, что я вычеркнула тебя из своего списка сволочей.

Хоури нашла бы, что ответить, но все, что было у нее на языке, утонуло в голосе Вольевой, которая обратилась к ним по общему каналу со своего наблюдательного пункта, находившегося где-то в середине зала.

— В следующем упражнении особых правил нет, — сказала она. — Во всяком случае, таких, которые были бы вам известны. Ваша задача — оставаться в живых до тех пор, пока не будет дан отбой. Вот и все. Начинаем через десять секунд. Пока будет продолжаться это упражнение, я для вас недоступна и вопросов не принимаю.

Хоури выслушала все без особой тревоги. На Краю Неба тренировки без правил случались часто, да и в Оружейной — тоже. Смысл их заключался в том, что глубинная «изюминка» сценария была так замаскирована, что получалось как бы упражнение в состоянии дезориентации, хаоса, который может сопровождать провал операции.

Началась разминка. Вольева наблюдала за ними с высоты, а в это время из замаскированных люков на них поперли автоматические цели. Эти цели не представляли собой ничего особенного, во всяком случае, сначала. В начале игры скафандры пользовались относительной автономией в обнаружении и выборе целей. Они проделывали все это раньше, чем сидевшие в них люди, так что все, что оставалось на долю «владельцев», это принять решение об уничтожении «противника». Потом цели вдруг перестали быть пассивными, принялись палить в ответ, не так чтобы очень метко, но зато непрерывно наращивая темп и частоту огня, так что даже их бесприцельная пальба стала опасной. И сами цели стали мельче, проворнее и выскакивали из люков быстрее и чаще. Вслед за ростом угрозы скафандры женщин стали терять многие свои функциональные достоинства. На шестом или седьмом раунде их способность к автономным действиям заметно упала, сенсорные сети, которые каждый скафандр намотал на себя, рвались, так что бойцам приходилось все больше полагаться на собственное зрение. Но хотя трудность упражнения и росла, Хоури, которой уже приходилось видеть подобные сценарии, стала действовать хладнокровнее и расчетливее. Надо было лишь хорошо помнить, насколько сохранился запас функциональной пригодности скафандра. Ведь у них еще было оружие, энергия и умение летать.

На начальной стадии упражнения три женщины не поддерживали между собой связи — они настроились на то, чтобы выявить свои собственные умственные пределы. Это было для них чем-то вроде второго дыхания, или того состояния стабильности, которое наступает тогда, когда перейдены рубежи обычного напряжения. Войти в такое состояние было равнозначно вхождению в транс. Существовали определенные возможности концентрации, ресурсы сил, которые можно было ввести в действие, что-то вроде чтения мантр, позволяющего достигнуть состояния медитации. Все это никак не было делом желания — пожелал, и вот ты уже там! Скорее это походило на тяжелый подъем на какую-то почти недоступную высоту. Но когда ты ее одолел и, если надо, взобрался еще чуточку выше, ты вдруг обнаруживаешь, что твои движения стали более плавными, а недоступная высота уже не кажется тебе такой трудной и высокой. Но ты бы ее не покорил никогда, если бы не прибег к могучему ментальному напряжению!

Именно на подходе к такому состоянию Хоури почудилось, что она видит Мадемуазель.

Это не было отчетливое видение. Просто на периферии чувств возникло впечатление, что — мгновенно — мелькнуло некое тело, чуждое этому залу и что оно могло бы принадлежать Мадемуазель. Ощущение исчезло так же быстро, как и появилось.

Могла ли это быть она?

Хоури не видела Мадемуазель со времени инцидента в Оружейной. Последнее обращение Мадемуазель к Хоури было оскорбительнее, чем когда-либо. Случилось это после того, как Хоури помогла Вольевой прикончить орудие из Тайника. Мадемуазель тогда предупредила ее: оставаясь в Оружейной так долго, Хоури привлечет к себе внимание Похитителя Солнц. И в самом деле, в момент, когда Хоури захотела покинуть сферу мозга Оружейной, она ощутила, как Нечто бросилось к ней. Ей померещилось, что на нее несется непрерывно растущая Тень, но она ничего не ощутила, когда, как ей показалось, эта Тень обволокла ее. Было похоже, что в Тени вдруг образовалась дыра, и Хоури проскочила сквозь нее не пойманной. Впрочем, Хоури сомневалась, что все произошло именно так. Правда, весьма возможно, была куда хуже. Хоури крайне не хотелось рассматривать возможность того, что Тенью был Похититель Солнц, но полностью игнорировать ее было нельзя. А принять такое за данность — значило согласиться, что Похититель Солнц умудрился перенести в ее мозг еще больший кусок самого себя!

Знание даже того, что там уже находится небольшая частичка этой твари, занесенная туда «псами» Мадемуазель, и то была непомерным грузом для Хоури. Но эта частичка все же была под контролем. Мадемуазель могла сдерживать ее. Теперь же Хоури пришлось принять к сведению, что до нее сумела добраться куда большая часть Похитителя Солнц. И именно с тех пор ее покинула Мадемуазель, которой не было видно, пока бестелесный и почти невидимый призрак ее, которого, возможно, и вообще-то не было, не промелькнул перед глазами Хоури в боевом зале. Слабый фрагмент ее воображения. Нечто, что нормальный человек счел бы за игру света где-то за гранью поля зрения. Если это была она… Что могло это означать после столь долгого перерыва?

Кончилась первая фаза упражнений. Хоури, Суджика и Кжарваль проверили состояние скафандров. Не все их функции восстановились, кое-какие из них оказались утеряны надолго. Женщины поняли, что правила игры нынче будут другие.

— Что ж, — оценила их действия Вольева, — видала я результаты и похуже.

— Я бы приняла это за комплимент, — откликнулась Хоури, надеясь вызвать хотя бы смутные чувства товарищества, — но беда в том, что Илиа всегда подразумевает буквально то, что говорит.

— Значит, хоть одна из вас поняла правильно, — резко ответила Вольева, — но не бери в голову, Хоури. Особенно сейчас, когда дела принимают куда более серьезный оборот.

В дальнем конце зала начала открываться другая бронированная дверь. Из-за постоянно меняющегося освещения Хоури воспринимала происходящее как серию неподвижных сияющих кадров, изображающих различные стадии движения. Что-то такое валило из этих дверей: масса эллипсоидальных объектов, каждый длиной около метра, светлого металлического цвета, снабженный многочисленными придатками, торчащими винтовочными стволами и манипуляторами. Металлическую поверхность разнообразили щели и амбразуры.

Управляемая охрана. Хоури знала их — или очень похожих — еще по Краю Неба. Их прозвали волкодавами из-за ярости атак, а еще потому, что они всегда нападали стаями. Хотя на войне они использовались преимущественно для деморализации противника, Хоури хорошо знала, что они способны на многое и что ее скафандр отнюдь не гарантирует ей безопасность. Волкодавы созданы для устрашения, а не для разведки. Вооружены сравнительно легким оружием, но этого оружия много и действует оно синхронно. Стая волкодавов могла, например, сосредоточить, если это было стратегически оправданно, весь огонь на одном человеке. Именно единомыслие делало их такими страшными противниками.

Но было и еще кое-что. В массе выливающихся из ворот беспилотных волкодавов виднелось и несколько более крупных объектов, тоже из светлого металла, но не обладающих сферической симметрией волкодавов. Во вспышках ослепительных и непрерывно меняющих места источников света, Хоури показалось, что она узнала эти предметы. Тоже скафандры и вряд ли дружелюбно настроенные.

Теперь волкодавы и вражеские скафандры разбегались в стороны от главной оси зала, направляясь к ожидающим начала тренировки женщинам. С того момента, как открылись ворота, вероятно, прошло секунды две, но Хоури казалось, что куда больше, ибо ее мозг за это время уже успел переключиться на тот быстрый темп работы, который жизненно необходим в такого рода схватках. Многие из наиболее важных автономных функций скафандров отказали, но рутинные действия, связанные с выбором цели, почти полностью сохранились, поэтому Хоури приказала скафандру сосредоточиться на волкодавах, пока не стрелять, но брать каждого на прицел. Она знала, что ее скафандр сам свяжется с двумя другими партнерами, с которыми выработает единую кратковременную стратегию и распределит цели. Знала она и то, что этот процесс для владельцев скафандров проходит незаметно.

Но где, черт бы ее побрал, Вольева?

Возможно ли, что она перемещается из одного конца зала в другой, а на какое-то время даже оказывается впереди стаи противников? Да, возможно. Движение в скафандре, особенно при данном уровне компрессии, может быть настолько быстрым, что человек может исчезнуть в одной точке и появиться в сотне метров от нее в мгновение ока и не будет никем замечен. Однако вражеские скафандры, что вошли через другую дверь, должны были заставить Вольеву покинуть зал и проделать путь назад через корабельные коридоры и лестницы. Даже в скафандре и даже пользуясь заранее изученным путем, вряд ли можно проделать это за считанные секунды, не превратившись по дороге в лужицу. А нет ли тут другого, более короткого хода? Какая-нибудь шахта, через которую можно пройти быстро?

Вот черт!

В Хоури стали стрелять.

Палили волкодавы, надеясь пробить ее скафандр своим сравнительно слабым лазерным оружием, стрелявшим двумя лучами из злобных, близко расставленных глаз, помещенных в верхней полусфере их эллипсоидальных тел. К этому времени камуфляж волкодавов, адаптируясь к цвету металлического пола, уже превратил их в пурпурные ромбовидные лепешки, которые, казалось, то исчезали из виду, то снова появлялись. Ее собственный скафандр — серебряный и отполированный до слепящей зеркальности, отражал большую часть получаемой энергии, но все же прямые попадания наносили ему определенный ущерб. Да, Хоури несла потери, и это потому, что она уделяла слишком много внимания исчезновению Вольевой, и соответственно отвлекалась от хода сражения. Эта диверсия — явно затея самой Вольевой. Хоури огляделась, желая убедиться в правильности информации скафандра, что пока все ее компаньонки живы. Справа и слева от нее стояли Суджика и Кжарваль, похожие на огромные антропоморфные капли ртути. Они явно не были ранены и отвечали на огонь противника.

Хоури приказала своему скафандру вести огонь, который по интенсивности должен лишь слегка превосходить интенсивность огня противника и не преследовать цели его полного уничтожения. Скафандр перешел на низкоэнергетические лазеры, появившиеся на его плечах и укрепленные на турелях. Хоури видела, как оба луча соединяются перед ее глазами и пронизывают пространство, оставляя после себя лиловый хвост ионизированного воздуха. Задетый в полете сверкающей «стрелой» волкодав или обрушивался на пол, или взрывался, как огненный цветок. Да уж, без скафандра в этом зале делать нечего, ежели говорить по правде.

— Ты слишком медлишь, — сказала ей Суджика по общему каналу, хотя бой еще не кончился. — Если бы бой был реальным, нам пришлось бы соскабливать тебя со стенки.

— А сколько раз в жизни тебе приходилось бывать в рукопашной схватке, Суджика?

Кжарваль, которая до сих пор не произнесла ни слова, вдруг вмешалась в разговор:

— Мы все участвовали в сражениях, Хоури.

— Вон оно как! А бывали ли вы при этом так близко к врагу, чтобы слышать, как он вопит о пощаде?

— Я хотела сказать… мать твою! — Кжарваль, видимо, задело.

Ее скафандр скорчился, он мгновенно претерпел целую серию диких цветных камуфляжных изменений — то становился черным как космос, то белым как снег, то красным с прожилками, то разноцветным, как тропические заросли, что делало Кжарваль похожей на дверь, ведущую прямо из зала в сердце джунглей неизвестной планеты.

Потом ее скафандр как бы запнулся и разом восстановил свой серебряный полированный вид.

— Меня тревожат вон те чужие скафандры.

— Для этого они и торчат здесь. Чтоб ты заволновалась и напортачила.

— Нам нужна помощь, чтобы напортачить? Что-то новенькое.

— Заткнись, Хоури, и веди этот чертов бой.

Она так и сделала. Это было проще всего.

Грубо говоря, треть атакующих волкодавов была уничтожена, а из все еще открытых дверей в конце зала новых подкреплений не поступало. Зато скафандры — а их было, насколько могла судить Хоури, три штуки — до сих пор никаких действий не предпринимали. Они топтались возле двери и медленно продвигались в направлении пола, корректируя спуск выбросом тонких, как иглы, струек воздуха из своих каблуков. Делая это, они одновременно принимали цвет и текстуру, свойственные полу. Трудно сказать, были они с «владельцами» или без них.

— Они входят в сценарий, эти скафандры — зачем-то же их сюда притащили!

— Я уже велела тебе заткнуться, Хоури!

Но она все равно продолжала гнуть свое:

— Мы выполняем задание, верно? Значит, надо разобраться в обстановке, иначе мы понятия иметь не будем, с кем воюем!

— Хорошая мысль, — отозвалась Суджика. — Давайте откроем совещание.

К этому времени волкодавы и скафандры трех женщин уже перешли на лучи из радиоактивных частиц. Возможно, что лазеры были все же настоящими — это следовало признать весьма вероятным, — хотя Хоури казалось, что столь серьезные виды оружия могут быть только смоделированными. В конце-то концов вряд ли было бы здорово, если бы окончание тренировки ознаменовалось дырой от взрыва в стене и тем, что весь запас воздуха вырвался бы в космос.

— Давайте примем за факт, — сказала Хоури, — что нам известно, кто мы такие и зачем мы здесь, где бы это «здесь» ни было. Следующий вопрос: известно ли нам, кто такие вон те подонки в скафандрах?

— Для меня это слишком заумно, — сказала Кжарваль, пытаясь укрыться от прицельного огня.

— Если мы ведем этот разговор, — продолжала Хоури, упорно не замечая въедливых подначек подружки Суджики, — тогда мы должны решить, кто они такие. И что они — наши враги. А это значит, нам следует прикончить этих сволочей прежде, чем они сделают с нами то, что они собираются сделать.

— Ты любое удовольствие можешь испортить, Хоури.

— Как ты сама изволила раньше заметить, меня там внизу не будет.

— Аминь.

— Э… люди… — начала Кжарваль, которая уже заметила то, что до Хоури и Суджики дошло только мгновение спустя. — Мне все это не по душе!

А увидела она кисти на трех вражеских скафандрах, причем эти кисти сокращались и отращивали оружие, которого раньше на них не было. Процесс шел быстро, будто надувался воздушный шарик, принимающий форму какой-то зверюги.

— Стреляйте в этих говнюков, — произнесла Хоури так спокойно и холодно, что сама испугалась. — Всем скрестить лучи на левом скафандре. Начать с малой мощности, с коническим расхождением, а затем подмести пол по горизонтали.

— С каких пор ты отдаешь нам…

— Делай, что сказано, блин!

Но Суджика уже палила вовсю, и Кжарваль — тоже. Теперь все три женщины стояли во весь рост, примерно на расстоянии метров десяти одна от другой, направляя огонь своих скафандров на одного из врагов. Были задействованы и пульсаторы антиматерии. Да уж, ежели они настоящие, то от зала мало чего останется!

Вспышка! Такая яркая, что Хоури ощутила, будто свет накатился на нее и запустил когти ей прямо в глаза. Вспышка такой силы просто не может быть смоделированной. Звук взрыва по сравнению с ней показался слабым, но взрывная волна отбросила Хоури назад, швырнув на изъеденную стену зала. Удар походил на тот, что получился бы, если б тебя изо всех сил кинули на толстый пружинящий матрац в дорогом отеле. Скафандр на мгновение вышел из строя. Когда зрение вернулось к Хоури, она увидела, что приборы либо сдохли, либо дают вместо показаний бессмысленный набор цифр. В течение нескольких секунд агонии все оставалось в таком же виде, пока не включился запасной мозг скафандра, который тут же начал восстанавливать то, что поддавалось восстановлению. Упрощенный — но хотя бы понятный — дисплей вернулся к жизни, показывая, что осталось, а что уничтожено. Большая часть главного калибра вышла из строя. Автономность скафандра снизилась на пятьдесят процентов, способность принимать самостоятельные решения катилась в сторону машинного автоматизма. Отказали три сервомотора суставов. Способность к полету потеряна, во всяком случае, до тех пор, пока за нее не примется авторемонт, которому понадобится не меньше двух часов для построения обходных решений.

Ох, и в дополнение к этому, согласно биомедицинскому осмотру, у скафандра не хватало одной руки — от локтя и ниже.

Она с трудом села, и, хотя все инстинкты говорили ей, что пришло время, когда главное — постараться остаться в живых и правильно оценить обстановку, — ей приспичило сначала осмотреть свою отстреленную руку. Правая рука находилась именно в том состоянии, о котором сообщала медсистема скафандра: перемещенная масса размозженной кости, мяса и кусков металла. А выше — обрубок, обработанный гель-воздухом от шока и для предотвращения потери крови и давления. Впрочем, это была та деталь, которую следовало считать обязательной. Боли, конечно, не было — еще один аспект, в котором имитация была полностью реалистичной, так как скафандр был обязан передать болевому центру приказ на какое-то время заткнуться.

Оценить… оценить ситуацию.

Во время взрыва Хоури полностью потеряла ориентацию. Сейчас она огляделась, но сочленения шлема заело. Откуда-то тянет дымом. Дым висит кольцами в воздухе, видимо, его вытягивает вентиляционная система зала. Освещение мигает — оставшиеся в целости немногочисленные плавающие светильники придают зрелищу эффект заикающейся киноленты. Неподалеку валяются обломки двух скафандров, получивших такие страшные повреждения, которые могли быть лишь результатом комбинированного попадания снарядов-пульсаторов. Скафандры так изуродованы, что Хоури не в состоянии определить, были они обитаемы или нет. Третий скафандр поврежден меньше, он лишь оглушен, как был оглушен ее собственный. Сейчас он валяется в десяти—пятнадцати метрах возле изгиба обожженной стены. Волкодавов не видно — либо бежали, либо уничтожены. Трудно сказать, что именно.

— Суджика? Кжарваль?

Тишина. Даже собственного голоса почти не слышно, а уж об ответе — что и говорить. Каналы связи между скафандрами нарушены — согласно подробностям доклада о повреждениях, на которые она раньше не обратила внимания. Плохо, Хоури. Очень плохо.

И никаих идей о том, кто противник.

Покалеченная рука скафандра уже через секунду была им же самим исправлена, обгоревшие лохмотья упали на пол, наружная «кожа» ползком обволокла обрубок. Смотреть на это было противно, хотя Хоури уже приходилось наблюдать подобное, участвуя в моделируемых сценариях на Краю Неба. Самым отвратительным было сознание, что немедленный ремонт этого ранения невозможен, и придется дожидаться, пока санитары не эвакуируют ее из зоны боя.

Тот — другой — менее поврежденный скафандр уже двигался, сейчас он даже встал, точно так же, как и скафандр Хоури. У вражеского скафандра полный набор конечностей, а из амбразур высовываются стволы нескольких видов оружия. Все они нацелены на Хоури, подобно дюжине змей, готовых к прыжку.

— Кто ты? — спросила она, забыв, что коммуникационные каналы замолчали и, может быть, навсегда. Краем глаза она заметила, что из редеющих клубов угольно-черного дыма где-то сбоку от нее появились еще два скафандра. Кто они? Остатки той группы из трех скафандров, что появились вместе с волкодавами? Или ее товарки?

Одинокий вооруженный скафандр приближался к Хоури, причем с большой осторожностью, будто она была бомбой, готовой взорваться в любой момент. Потом остановился, постоял. Его кожа старалась принять расцветку, соответствующую окраске стены зала и дымовой завесе. Но удавалось это ему плохо. Хоури пыталась догадаться, чем в это время занят ее собственный скафандр. Был ли ее лицевой щиток мутным или прозрачным с той стороны? Изнутри не скажешь, а на указателе повреждений об этом ничего не говорилось. Если какое-нибудь оружие противника «увидит» сквозь щиток лицо человека, заставит это убить ее или, наоборот, удержит от выстрела? Хоури нацелила свое собственное оружие на скафандр, но ничто не говорило ей — целится она во врага или в онемевшего друга.

Она дернулась, пытаясь поднять здоровую руку и указать на свое лицо, чтобы другой скафандр тоже показал лицо сидящего в нем человека.

Вместо этого другой скафандр открыл огонь.

Хоури снова ударило о стену, невидимый снаряд попал куда-то в область желудка. Ее скафандр взвыл, рой свернутых в спирали точек скрыл поле зрения Хоури. Еще до того, как она врезалась в стену, ее оглушил громовой рев — это, сливаясь в единый взрыв, начали действовать все сохранившие активность виды ее вооружения.

«…твою мать!» — подумала Хоури. Ей было очень больно, боль выедала внутренности, и это странным образом смешивалось с мыслями о предательстве и о том, что все это вовсе не игра.

Хоури снова поднялась на ноги, и тут же еще один снаряд атакующего пролетел совсем рядом с ней. Третий попал Хоури в бедро. Она стала падать назад, руки хватали воздух где-то на периферии поля зрения. С ее руками что-то случилось, а точнее — не случилось, хотя и должно было случиться. Они казались вполне целыми — ни намека на то, что одна из них была недавно оторвана.

— Вот блин, — пробормотала она. — Что же, мать их так и перетак, тут происходит?

Атака продолжалась, каждый выстрел, попадавший в Хоури, отшвыривал ее назад.

— Говорит Вольева, — раздался голос отнюдь не обеспокоенный и не слишком заинтересованный. — Всем слушать меня внимательно. В сценарии обнаружена ошибка! Приказываю всем прекратить огонь.

Хоури снова сбили с ног, на этот раз с такой силой, что через прокладку «гель-воздуха» она почувствовала мощный шлепок. А тут еще боль в бедре, причем скафандр не делает ничего, чтобы эту боль снять и уменьшить дискомфорт.

«Вот так и уйдет жизнь», — подумала она.

Да, сейчас работает настоящее оружие. Во всяком случае, у того скафандра, который ее атаковал.

— Кжарваль! — кричала Вольева. — Кжарваль! Прекрати пальбу! Ты же убьешь Хоури!

Но Кжарваль — теперь-то Хоури поняла, кто был ее противником, — не слышала, не могла слышать или — что еще страшнее — не могла остановиться. — Кжарваль! — снова крикнула Триумвир. — Перестань, или мне придется тебя обезоружить!

Но Кжарваль уже не могла остановиться. Она продолжала вести огонь, и Хоури ощущала каждое попадание как удар плети, она корчилась под этими ударами, она готова была ногтями процарапать себе дорогу сквозь металл стены, который тоже страдал под ударами, и оказаться в безопасности пространства, лежащего за стеной.

А потом Вольева опустилась откуда-то из середины зала, где она оставалась все это время, невидимая, и сразу же открыла огонь по Кжарваль, сначала из легкого оружия, а затем стала наращивать мощь огневого шквала. Кжарваль ответила тем, что часть своего огня переадресовала вверх на опускавшегося Триумвира. Снаряды попадали в Вольеву, выжигая черные пятна на ее скафандре, вырывая фрагменты из гибких сочленений, сбивая орудия, которые ее скафандр выдвигал из амбразур, и уничтожая его. Все же Вольевой вскоре удалось подавить сопротивление своей подчиненной. Скафандр Кжарваль стал сморщиваться, теряя свою прочность. Его орудия выбывали из строя, снаряды шли мимо цели, разлетаясь по всем углам зала.

Наконец — вряд ли прошло больше минуты с того момента, когда Кжарваль стала палить по Хоури, — скафандр Кжарваль рухнул на пол. Сейчас он, там, где он не почернел от попаданий снарядов Вольевой, представлял собой путаницу психоделических расцветок и быстро сменяющих друг друга геометрических узоров, сквозь которые торчали разбитые стволы оружия и приборы. Конечности скафандра бессмысленно рубили воздух, из них беспрестанно выдвигались и тут же втягивались различные манипуляторы и большие — размером с ребенка — чудовищные кисти человеческих рук.

Хоури встала на ноги, стараясь не кричать от боли, которой раненая нога выражала протест против движения. Скафандр обвис на ее плечах, точно мертвое тело, и все-таки ей удалось сделать несколько шагов и доковылять до места, где лежала Кжарваль.

Вольева и другая фигура в скафандре — должно быть, Суджика — уже стояли там, наклонившись над останками скафандра и пытаясь прочесть медицинский диагноз на дисплее.

— Мертва, — сказала Вольева.