Пять или шесть лет после переворота поселок продолжал жить, но постепенно лучшие ученики Силвеста переводились в Кювье, а их тут заменяли инженеры-экологи, ботаники и специалисты по геоэнергетике. Наконец Мантель пал до уровня очень плохо финансируемой испытательной станции, чьи программы считались изъеденными молью и безнадежно устарелыми. Годами ходили слухи, что лидеры Праведного Пути в Кювье (или в Ресургем-Сити, или как его там еще называли) руководились кем-то извне, какой-то кликой бывших соратников Жирардо, которые разошлись с ним сразу же после первых мероприятий, последовавших за переворотом. Предполагалось, что эти отчаюги отчасти изменили свою физиологию, что позволило им жить вне куполов, в условиях запыленной и бедной кислородом атмосферы, используя биотехнологию, закупленную у капитана Ремильо.

Появление подобных баек — дело вполне естественное. Но после спорадических атак на некоторые аванпосты байки стали смотреться куда достовернее. Затем, насколько было известно Силвесту, Мантель забросили совсем, а это означало, что его нынешние обитатели могли здесь жить гораздо раньше, чем состоялось убийство Жирардо. Месяцы, а может, и годы.

Вели они себя так, будто давно уже были здесь хозяевами. Когда его ввели в комнату, Силвест понял, что именно здесь разговаривал с Джиллиан Слукой сразу после его доставки сюда из Города. Как давно это было, он не знал. Впрочем, комнату тоже не узнал, хотя в былые времена, когда жил в Мантеле, возможно, бывал в ней часто. Сейчас он не видел в ней никаких предметов, которые подсказали бы ему что-либо. Убранство комнаты, меблировка, какими бы они ни были раньше, сейчас, должно быть, были полностью заменены. Слука стояла к нему спиной, рядом со столиком, руки в перчатках скромно лежали на бедрах. Волосы собраны в заплетенный «хвост», свисающий до лопаток. Одета в длинную — до колен — рифленую куртку с кожаными наплечниками. Ее цвет представился зрению Силвеста как грязно-оливковый. В углах комнаты вертелось несколько глобусов, стоящих на тонких, изогнутых как лебединые шеи, подставках. Что-то похожее на дневной свет лилось с потолка, но глаза Силвеста не отследили никакого источника тепла.

— Когда мы говорили с вами сразу после вашей поимки — сказала хрипло Слука, — мне показалось, что вы меня не узнали.

— Я всегда считал, что вы погибли.

— Парни Жирардо всегда хотели, чтобы вы так считали. История о гибели нашего краулера под оползнем — чистая ложь. На нас напали… Они, разумеется, думали, что вы на борту.

— Но почему они не убили меня позже, когда нашли на раскопках?

— Они пришли к выводу, что живой вы им более полезны, чем труп. Жирардо же не идиот — он всегда использовал вас с прибылью.

— Если бы вы остались на раскопках, ничего бы не случилось. Но как вам вообще удалось уцелеть?

— Кое-кто вылез из краулера еще до нападения палачей Жирардо. Мы захватили разное оборудование и перетащили его в Каньоны Птичьей Лапы. Там же поставили и надувные палатки. Это все, что я видела в течение целого года. При нападении меня тяжело ранило.

Силвест провел пальцем по крапчатой поверхности одного из глобусов, стоявших на пьедестале. Теперь он знал, что они изображают: топография планеты на разных этапах выполнения программ преобразования поверхности Ресургема.

— А почему вы не присоединились к Жирардо в Кювье? — спросил он.

— Он считал, что от меня слишком много хлопот, и не рвался принять меня в свои объятия. Жирардо был готов сохранить нам жизнь, но только потому, что убийство такого количества людей могло бы привлечь внимание. — Она помолчала. — К счастью, мы захватили с собой кое-какие игрушки Ремильо. Самыми полезными среди них оказались энзимы мусорщиков. А пыль нам не слишком вредила.

Силвест снова обратился к глобусам. Со своим поврежденным зрением он мог лишь догадываться о расцветках, принятых для изображения, но полагал, что на глобусах показано последовательное поступательное движение к зелено-голубой гамме. Высокие плато должны были превратиться в материки, омываемые океанами. Степям предстояло смениться лесами. Потом он перевел глаза на последние глобусы, изображавшие возможную версию картины Ресургема через несколько столетий. На ночной стороне планеты сверкали цепочки городов, на дневной — была видна россыпь игрушечных природных заповедников. Паутинки звездных мостов тянулись от экватора к орбитам. Что станется с этой хрупкой экологией подумал он, если солнце Ресургема вновь вспыхнет, как это случилось 990 тысяч лет назад, когда амарантянская цивилизация уже почти подходила к нашему современному уровню развития?

Не слишком радужная перспектива.

— Кроме биотехники, — спросил он, — что еще дал вам Ремильо? Поверьте, я спрашиваю из чистого любопытства.

Кажется, она в хорошем настроении.

— Вы не спросили меня о Кювье. Это меня удивляет. — И добавила: — И о своей жене — тоже.

— Фолкэндер сказал мне, что Паскаль в безопасности.

— Так оно и есть. Возможно, я разрешу вам встретиться с ней. А теперь попрошу вашего внимания. Нам не удалось захватить столицу. Остальной Ресургем наш, но люди Жирардо продолжают удерживать Кювье.

— Город цел?

— Нет, — ответила она. — Мы… — Она бросила взгляд через его плечо на Фолкэндера. — Позовите Делоне, будьте добры. И пусть принесет образчик даров Ремильо.

Фолкэндер вышел, оставив их вдвоем.

— Я так понимаю, — сказала Слука, — что между вами и Нильсом было заключено соглашение. Хотя слухи, доходившие до меня, были весьма разноречивы, но им все же можно верить. Не угодно ли вам просветить меня?

— Все это было неофициально, — ответил Силвест. — Что бы вы там ни слышали.

— Я поняла так, что он ввел в игру свою дочь, чтобы обрисовать вас в нелицеприятном свете?

— В этом был определенный смысл, — устало ответил Силвест. — Есть определенная пикантность в том, чтобы получить мою биографию, написанную членом семьи моего же тюремщика. А Паскаль молода, но не настолько, чтобы не интересоваться успехом. Никто ничего не терял. Паскаль вряд ли потерпела бы неудачу, хотя, говоря по чести, она отлично и с энтузиазмом делала свое дело. (Он поморщился, вспомнив, как близко она подошла к истине в вопросе о судьбе имитационной альфа-модели Кэлвина. Не раз он убеждался в том, как верно она отбирает и оценивает факты и тем не менее воздерживается от их включения в биографию. Теперь Паскаль знает гораздо больше, в частности, о том, что случилось у Завесы Ласкаля и о смерти Карин Лефевр, которая была вовсе не такой, как описал он, вернувшись в Йеллоустон. Жаль, ему не удалось поговорить с Паскаль после того, как он ей об этом рассказал.) — Что касается Жирардо, — продолжал он, — то он испытывал удовольствие, видя, что его дочь связана с действительно очень важным проектом. Не говоря уже о том, что я был открыт миру для более детального изучения. Я был ценной бабочкой в его коллекции, но пока биография не была написана, он не мог выставить меня для всеобщего обозрения.

—Я познакомилась с вашей биографией, — сказала Слука, — но у меня нет уверенности, что Жирардо получил именно то, что хотел.

— Тем не менее он обещал сдержать свое слово. — Его глаза расфокусировались, и на какое-то мгновение женщина, с которой он говорил, показалась ему отверстием, вырезанным в виде женской фигуры в стене. За этим отверстием лежала бесконечность.

Странное мгновение прошло. Он продолжал:

— Я хотел получить право организовать экспедицию к Цербер-Гадесу. Думаю, что Жирардо уже был готов дать мне свободу рук, если у колонии найдутся средства.

— Вы думаете, там что-то есть?

— Вы же знакомы с моими идеями, — ответил Силвест, — и не можете отрицать, что они логичны.

— Я нахожу их увлекательными, как и любую умозрительную конструкцию, основанную на иллюзии.

Как раз, когда она произносила эти слова, открылась дверь и вошел человек, которого Силвест еще никогда не видел, но понял, что это — Делоне. Его сопровождал Фолкэндер. Больше всего Делоне походил на бульдога. Его лицо покрывала многодневная щетина, на лысой голове топорщился малиновый берет. Глаза были окружены красными рубцами, на шее висели очки. Грудь перетягивал тканый ремень, ноги утопали в меховых муклуках.

— Покажи ту страховитую штучку нашему гостю, — приказала Слука.

Делано держал за толстую рукоять какой-то, по-видимому, тяжелый темный металлический цилиндр.

— Возьмите ее, — сказала Слука Силвесту.

Тот так и сделал. Оружие, как он и ожидал, было тяжелым. Рукоять крепилась к верхушке цилиндра. Под ней располагался единственный ключ зеленоватого оттенка. Силвест положил цилиндр на стол — он был слишком тяжел, чтобы долго держать в руке.

— Откройте его.

Силвест нажал на ключ — ничего другого не оставалось. Цилиндр раскрылся как русская матрешка. Верхняя половинка поднялась на четырех металлических подпорках, которые опирались на чуть меньший цилиндр, до тех пор скрытый внутри. Этот меньший тут же раскрылся, в свою очередь, обнажив следующий. Процесс продолжался, пока не появилось шесть или семь «скорлупок».

Самым последним на свет появился небольшой серебристый столбик. В его боковине было прорезано крошечное оконце, за которым находилось освещенное углубление. В нем можно было видеть нечто вроде булавки с круглой головкой.

— Надеюсь, вы знаете, что это такое? — спросила Слука.

— Могу сказать лишь, что оно произведено не здесь, — ответил Силвест, — и что я не думаю, чтобы его привезли с Йеллоустона. Таким образом, остается лишь наш доблестный благодетель Ремильо. Это он продал его вам?

— Его и еще девять ему подобных. Осталось еще восемь, ибо один использован против Кювье.

— Это оружие?

— Люди Ремильо называли его «Раскаленная пыль», — ответила Слука. — Эта штука — источник антиматерии. Головка булавки содержит одну двадцатую часть грамма антилития, чего для наших целей было более чем достаточно.

— Я не знал, что такое оружие существует. Да еще столь компактное.

— Это понятно. Данная технология поставлена вне закона чертову уйму лет назад. Никто даже не помнит, как их производят.

— И что оно делает?

— У него эффект двух килотонн. Достаточно, чтобы сделать на месте Кювье большую дыру.

Силвест кивнул, пытаясь оценить результаты сказанного. Своим внутренним взором он попробовал представить себе, что случилось с теми, кто умер или был ослеплен булавочной головкой, которую Праведный Путь применил против столицы. Легкая разница в давлении внутри куполов и вне их должна была привести к появлению бешеных вихрей, прочесывающих ухоженные улицы и площади города. Он видел вырванные с корнем деревья и кустарники, изломанные штормом, видел птиц и животных, унесенных ураганом. Те люди, которые пережили взрыв — вряд ли их было много, — должны были искать спасения под землей, причем быстро, пока они не погибли от удушья, когда наружный воздух заменил улетевшую атмосферу куполов. Конечно, воздух планеты сейчас ближе к тому, который нужен для дыхания, чем был двадцать лет назад, но надо уметь с ним обращаться, а времени оставалось считанные секунды. Он и гроша медного не дал бы за их шансы выжить.

— Зачем? — спросил он.

— Это была… — Слука запнулась. — Я хотела назвать это ошибкой, но вы бы могли возразить, что ошибок на войне не бывает, бывают лишь более удачные и менее удачные решения. Во всяком случае, у нас не было намерения воспользоваться «булавочными головками». Люди, стоявшие за Жирардо, должны были бы сдать город, как только они узнали о нашем оружии. Но так не получилось. Самому Жирардо о существовании его было известно, но он не успел передать эту информацию своим подчиненным. Никто не поверил, что оно у нас есть.

Не было необходимости говорить Силвесту об остальном. То, что произошло, было предельно ясно. Разозленные тем, что их не принимают всерьез, бандиты пустили в ход свое страшное оружие. И тем не менее столица все еще обитаема. Верные Жирардо силы пока удерживают город. Он представил себе, как они пытаются руководить планетой из своих подземных бункеров, тогда как на поверхности пыльные бури гоняют по улицам обломки прежних куполов.

— Как видите, — заговорила женщина, — никто не должен нас недооценивать, а меньше всего те, кто еще сохранил привязанность к режиму Жирардо.

— И как же вы собираетесь использовать остальные «булавочные головки»?

— Для просачивания. Если удалить весь этот декорум, то «булавочную головку» можно скрыть хоть в зубном дупле. Их не найдут даже при глубоком медицинском осмотре.

— Вот, значит, каков ваш план! Найти восемь волонтеров и хирургическим путем ввести им в организм эти штуки? Потом вся эта восьмерка явится в город? На этот раз вам, конечно, поверят…

— Все верно, кроме того, что нам нужны волонтеры, — ответила Слука. — Они, конечно, хороши, но можно обойтись и без них.

Не обращая внимания на собственный внутренний голос, Силвест сказал:

— Джиллиан, пятнадцать лет назад вы мне нравились куда больше.

— Можете забрать его обратно в камеру, — обратилась она к Фолкэндеру. — Он мне изрядно надоел.

Силвест чувствовал, как хирург тянет его за рукав.

— Могу ли я еще поработать над его глазами, Джиллиан? Я хотел бы еще изменить кое-что, хотя, конечно, ему придется за это расплатиться со мной болью.

— Делайте что хотите, — отозвалась Слука. — Только не чувствуйте себя обязанным. Теперь, когда он у меня, должна признаться, что я разочарована. Думаю, он мне тоже нравился больше в прошлом, пока Жирардо не превратил его в мученика. — Она передернула плечами. — Он слишком ценен, чтобы выбросить, но за неимением лучшего я могу его заморозить, до тех пор, пока он мне не понадобится снова. Может, это будет через год, а может — через пять. Я хочу вот что сказать, доктор Фолкэндер: не стоит вкладывать много сил в то, что может вам быстро надоесть.

— Хирургия часто может быть сама по себе наградой.

— Но я и без того вижу прилично, — вмешался Силвест.

— О нет, — ответил Фолкэндер, — я могу сделать для вас гораздо больше, доктор Силвест. Я ведь практически еще только начал.

Вольева была внизу у Капитана Бреннигена, когда сторожевая крыса сообщила ей, что информация от «гальки» поступила. Она как раз собрала свежие образцы грибка с периферии Капитана — ее ободрил успех одного из ретро-вирусов, недавно примененного ею против Чумы. Этот вирус Вольева вывела от одного из военных кибервирусов, которые попали на корабль во время сражения. К ее удивлению, он и в самом деле сработал, во всяком случае, на тех образцах грибка, которыми она тогда располагала. Как раздражает, когда тебя отрывают от важного дела ради того, то ты сама выпустила из корабля девять месяцев назад и о чем уже давно успела позабыть! На мгновение она даже не поверила, что столько прошло времени. Тем не менее ее взволновала перспектива узнать от киберразведчиков столь долго ожидаемые новости.

Вольева вошла в лифт, идущий наверх. Да, в самом деле, девять месяцев! Кажется невероятным, но ведь так бывает частенько, когда ты по горло занята работой. Этого следовало ожидать. Умом-то она понимает, что времени прошло много, но вот в ту часть мозга, которая ведает хранением и переработкой такого рода сведений, информации, видно, добраться не удалось. А казалось бы, чего уж проще? Корабль давно идет на скорости, равной одной четверти световой, через сто дней они достигнут точки перехода на орбиту Ресургема, то есть понадобится хорошо отработанная стратегия перехода. А для этого необходимы данные «гальки».

Снимки Ресургема и космоса в его окрестностях были уже сконцентрированы на капитанском мостике. Они были сделаны во всех спектрах электромагнитных полей и даже кое-каких экзотических элементарных частиц. Это был первый хорошо отработанный взгляд на возможного противника. Вольева широко раскрыла доступ этой информации в свой мозг, чтобы в случае кризиса он мог распоряжаться ею с быстротой инстинкта. «Галька» облетела Ресургем с обеих сторон, чтобы иметь подробные сведения как о ночном, так и о дневном полушарии. Само облако «галек» растянулось по линии полета таким образом, что разница между появлением первого кибера и последнего составила пятнадцать часов. Иначе говоря, оба полушария были исследованы при различных уровнях освещенности. «Галька», летевшая как бы от Дельты Павлина, имела возможность собирать информацию о наличии выбросов нейтрино от атомных реакторов и силовых установок антиматерии на поверхности планеты. Обследовавшие же ночную сторону искали данные о тепловом излучении, чтобы определить городские центры и орбитальные спутники. Некоторые тщательно обнюхивали атмосферу, измеряя содержание чистого кислорода, озона и азота и делали выводы о степени воздействия колонистов на естественный биом.

Вольеву удивило, что колонисты, торчащие здесь уже больше пятидесяти лет, сохранили такой удивительно низкий уровень жизни. На орбитах не было обнаружено никаких крупных искусственных конструкций, не было и следов космических перелетов внутри Системы. Только немногочисленные исследовательские спутники облетали планету, ведя аэрофотосъемку и оценивая природные ресурсы. На поверхности «галька» не зафиксировала крупных промышленных центров, что вызывало большие сомнения в способности колонистов противостоять агрессии и быстро восстановить разрушенную экономику. Разоружить население Ресургема и посеять среди него панику было не трудно, что существенно облегчало разработку плана действий.

Нельзя сказать, что колонисты были совсем бездеятельны. В атмосфере Вольева обнаружила следы весьма существенных изменений. Содержание свободного кислорода было куда выше, чем она ожидала. Киберы, работавшие в инфракрасном спектре, выявили пункты забора геотермической энергии, расположенные вдоль линий материковых разломов. Наличие нейтрино в полярных районах говорило о вероятном существовании заводов, которые производят кислород, а также атомных установок, расщепляющих молекулы воды и льда на кислород и водород. Кислород, надо полагать, выпускался в атмосферу или закачивался в купола населенных пунктов, тогда как водород оставался на установках. Вольева насчитала около пятидесяти населенных пунктов. Большинство — мелкие; ни один из них даже близко не приближался по населению к единственному главному. Она вполне допускала, что есть еще множество совсем маленьких — типа семейных ферм или гомстедов, которые «гальками» не регистрировались. Было и еще кое-что.

Система Ресургема была бинарной. Дельта Павлина являлась источником жизни, но, как известно, у нее имелся погасший близнец. Этот темный компаньон был нейтронной звездой, отделенной десятью световыми часами от Дельты, что давало возможность обеим звездам обзавестись собственными планетными системами со стабильными орбитами. У нейтронной звезды была всего одна планета. Факт ее существования был известен Вольевой и раньше, еще до появления информации от «гальки». Банк данных корабля добавил к этому различного рода комментарии и уйму плохо воспринимаемых цифр. Этот мир не был интересен в химическом отношении, не обладал атмосферой и был бионически инертен — его стерильность обусловили ветры с нейтронной звезды еще в те времена, когда она была пульсаром. Вряд ли нечто большее, нежели просто кусок железистого шлака, думала Вольева. Надо полагать, ничего полезного он не содержит.

И вот в этих местах «гальки» обнаружили источник нейтрино. Он был очень слабым, еле-еле фиксировался, но игнорировать его было нельзя. Вольева некоторое время обдумывала ситуацию и пришла к банальному выводу: только машина могла так «расписаться».

И это ее очень беспокоило.

— Ты что же, все это время провела на ногах? — спросила Хоури, пробудившись от долгого сна. Сейчас они с Вольевой шли навестить Капитана.

— Ну, не совсем так, — ответила Вольева. — Даже мое тело нуждается в каком-то отдыхе. Я как-то попыталась справиться с этим… есть такие лекарства… и имплантаты, которые вмешиваются в работу ретикулярной формации — того участка мозга, где возникают сны. Но ведь все равно нужно куда-то сбрасывать яд усталости… — Она поморщилась. Хоури стало ясно, что Вольевой тема имплантатов так же приятна, как зубная боль.

— Что-нибудь произошло за это время?

— Ничего такого, что могло бы тебя касаться, — отозвалась Вольева, затягиваясь сигаретой. Хоури уже решила, что эта тема исчерпана, но тут Триумвир разразилась неожиданным пассажем: — Впрочем, раз уж ты мне напомнила… кое-что случилось. Фактически случились две вещи, хотя я и не знаю, какой из них следует придать большее значение. Первая тебя пока не касается. Что же до второй…

Хоури искала в лице Вольевой доказательства того, насколько состарили эту женщину те семь лет, которые прошли со времени их последней встречи. Никаких следов, ни намека. А это означает, что Вольева скомпенсировала семь лет вливанием ряда специально разработанных лекарств. Если она и выглядела иначе, чем раньше, то это благодаря тому, что отпустила волосы, тогда как прежде стриглась наголо. Они и теперь были коротки, но все же смягчали резкие очертания рта и скул. Я бы сказала, думала Хоури, что она скорее выглядит на семь лет моложе, чем на семь старше. Уже не в первый раз она пыталась определить физиологический возраст этой женщины, но безрезультатно.

— И что же это?

— Было нечто непонятное в твоей нейронной активности пока ты лежала в глубоком сне. Ее вообще не должно было быть. Но то, что я видела, вряд ли можно было бы назвать нормальным даже у бодрствующего. Похоже было, что у тебя в голове шла небольшая война.

Лифт прибыл на этаж Капитана.

— Интересная аналогия, — сказала Хоури, выходя в холодный коридор.

— Если бы только аналогия. Я сомневаюсь, конечно, что ты хоть что-нибудь помнишь.

— Ровным счетом ничего, — отозвалась Хоури. Вольева молчала до тех пор, пока они не добрались до той человеческой туманности, которая раньше звалась Капитаном. Блестящий, отвратительно скользкий, он походил не на человека, а скорее на ангела, рухнувшего на твердую гибельную поверхность планеты. Древний «кокон» для глубокого сна все еще хранил Капитана, хотя совсем разболтался и растрескался. Он еще функционировал, но еле-еле, а холод, который он вырабатывал, теперь уже не обеспечивал задачи сдерживать непрерывно наступающую Чуму. Капитан Бренниген пустил множество корней, похожих на щупальца, которые уходили глубоко в корабль. Вольева следила за ними, но была бессильна остановить их рост. Конечно, можно было их срезать, но кто мог предсказать, какое действие это окажет на Капитана? Насколько Вольева понимала, именно эти корни поддерживали в нем жизнь — если бы она осмелилась применить к современному положению Капитана этот термин. Вольева как-то сказала, что когда-нибудь корни охватят весь корабль и тогда уже никто не различит — где корабль, а где — Капитан. Конечно, этот рост можно было остановить, можно было полностью изолировать эту часть корабля, можно было даже катапультировать ее, отрезать, как поступали старинные хирурги с гангренозными членами больных. Объем пространства, который сейчас занимал Капитан, был так мал, что корабль вряд ли заметит его исчезновение. Без сомнения, трансформация будет продолжаться, но так как нужной материи скоро не станет, вирус болезни обратится к внутренностям тела, и вскоре энтропия вытеснит жизнь из того, что еще недавно было Капитаном.

— Ты рассматривала такую возможность? — спросила Хоури.

— Да, рассматривала, — ответила Вольева, — но я надеюсь, что до этого не дойдет. Все пробы, которые я беру… мне кажется, я продвигаюсь. Я нашла противоядие — ретровирус, который вроде бы сильнее Чумы. Он разрушает механизм Чумы скорее, чем Чума уничтожает его. Но пока я имею дело с пробами очень маленьких объемов. Не знаю, что еще я могу предпринять: проверка на самом Капитане — это дело врачей, а я для такой работы не обладаю нужной квалификацией.

— Конечно, — быстро сказала Хоури. — Но если этого не сделаешь ты, значит, вы все надежды возложите на Силвеста, так, что ли?

— Возможно, но нельзя недооценивать его искусства, и искусства Кэлвина, кстати.

— И он поможет вам просто за так?

— Нет, конечно, но он ведь и в первый раз помог нам не по собственной воле. И все-таки нам удалось отыскать выход.

— Ты имеешь в виду силу убеждения?

Вольева на минуту смолкла. Она брала соскоб с одного из похожих на трубку щупальцев, которое как раз в эту минуту собиралось нырнуть в переплетение кишок канализации корабля.

— Силвест человек увлекающийся, — сказала она. — А такими людьми легче манипулировать, чем они воображают. Они так увлечены своей единственной целью, что далеко не всегда способны заметить, как их подчиняют чьей-то воле.

— Например, твоей?

Вольева сняла тонкий, как волос, соскоб и спрятала его для проведения дальнейших анализов.

— Саджаки говорил тебе, что мы привели его на борт во время его так называемого пропавшего месяца?

— «Тридцать дней в дебрях»?

— Дурацкое название, отдающее Библией, — ответила Вольева, скрипнув зубами. — Зачем оно им понадобилось? Так и кажется, что у Силвеста уже тогда был своего рода мессианский комплекс! Во всяком случае, я так думаю. Ну, так вот, именно тогда мы и пригласили его на корабль. Любопытное совпадение — это произошло ровно за тридцать лет до того, как Ресургемская экспедиция покинула Йеллоустон. Ну а теперь я открою тебе маленький секрет. Перед тем как мы прибыли на Иеллоустон и рекрутировали тебя, мы и слыхом не слыхали об этой самой экспедиции. Мы все еще надеялись найти Силвеста на самом Йеллоустоне.

По собственному опыту с Фазилем Хоури отлично понимала, какие трудности стояли перед командой корабля, но на всякий случай она решила, что естественнее будет продемонстрировать наивность.

— По-моему, это было глупо — не проверить сначала.

— Вовсе нет. Мы даже попытались это сделать, но дело в том, что наша самая надежная информация, к тому времени, как мы ее получили, уже устарела на несколько десятков лет. А когда мы стали на ее основе действовать и рванули на Йеллоустон, она устарела еще в два раза.

— Тогда вам просто не повезло. Семья Силвестов всегда была связана с Йеллоустоном, так что вполне логично было рассчитывать, что ее юный отпрыск все еще крутится где-нибудь поблизости.

— Да, но, к сожалению, мы ошиблись. Но интересно то, что мы, кажется, могли себя избавить от этих хлопот. Силвест, когда мы его приволокли на корабль, вполне мог уже обдумывать свою экспедицию на Ресургем. Если бы мы тогда слушали его внимательнее, то могли отправиться прямо туда, не теряя времени на Йеллоустон.

Пропутешествовав по множеству лифтов и коридоров, что вели от помещения Капитана к лужайке, Вольева остановилась и почти шепотом отдала приказ своему браслету, который никогда не снимала с запястья. Хоури знала, что Вольева обращается к одной из систем корабля, но в чем состоял приказ, догадаться было невозможно.

Яркая зелень лужайки была праздником для души после холода и мрака капитанского коридора. Воздух был теплый, напоенный запахом цветов. Ярко окрашенные птицы, владевшие воздушным пространством этого огромного помещения, сверкали, пожалуй, слишком сильно для глаз Хоури, уже привыкших к темноте. На какой-то момент Хоури так отвлеклась, что не сразу заметила — они с Вольевой уже не одни. Теперь она увидела еще трех человек, расположившихся вокруг огромного пня, стоя на коленях в росистой траве. Одним из них был Саджаки, переменивший прическу на такую, какой Хоури еще не приходилось видеть. Теперь он был лыс, если не считать заплетенной в узел пряди на самой макушке голого черепа. Вторым человеком, которого она тут же узнала, была Вольева — волосы снова коротко подстрижены, что подчеркивало угловатую форму головы. Теперь она выглядела как более пожилая копия той Вольевой, что стояла рядом с Хоури. Третий собеседник — сам Силвест.

— Присоединимся к ним? — предложила настоящая Вольева, спускаясь по шаткой лестнице к травяному ковру лужайки.

Хоури послушно пошла за нею.

— Это из времени… — Она остановилась, чтобы вспомнить дату, когда Силвест исчезал из Чазм-Сити. — Около 2460 года, верно?

— В самую точку, — отозвалась Вольева, поворачиваясь к Хоури и бросая на нее удивленный взгляд. — Ты что, специалист по датам жизни Силвеста? Впрочем, не имеет значения Важно то, что мы записали весь его визит, и я знаю, что в одном месте он сделал одно важное замечание, которое… в свете того, что нам сейчас известно, кажется мне довольно странным.

— Интригующим.

Хоури подскочила, так как последние слова принадлежали не ей, а раздались откуда-то из-за ее спины. Она оглянулась, и перед ней возник образ Мадемуазель, стоящей на самом верху лесенки.

— Так я и знала, что непременно снова увижу твою противную рожу, — сказала Хоури, даже не пытаясь говорить тише, поскольку птичий крик заглушал ее слова, а сама Вольева уже намного опередила ее. — Тут как тут, точно фальшивая монета

— Ну, во всяком случае, тебе теперь известно, что я еще здесь, — произнесла Мадемуазель. — Вот если б меня не было, у тебя могли бы возникнуть основания для тревоги. Это означало бы, что Похититель Солнц прорвал мою оборону. А там, возможно, наступила бы очередь и твоего рассудка, и мне даже думать не хочется, как бы это отразилось, с учетом характера Вольевой, на твоих перспективах в качестве члена команды этого корабля.

— Заткнись и дай мне послушать, что скажет Силвест.

— На здоровье, — коротко ответила Мадемуазель, не покидая своего наблюдательного пункта.

Хоури присоединилась к Вольевой и остальным трем.

— Конечно, — говорила настоящая Вольева, обращаясь к Хоури, — я могла бы транслировать этот разговор в любую точку корабля, но в реальности он происходил здесь, и я решила просмотреть его в том же самом месте. — Говоря это, она рылась в кармане своей куртки, откуда добыла пару очков с выпуклыми тонированными стеклами, которые тут же надела. Хоури поняла, что, не имея имплантатов, Вольева может смотреть эту запись только с помощью прямого перевода на сетчатку глаз. Пока она была без очков, она вообще никого на лужайке не видела.

— Итак, вы видите, — говорил Саджаки, — что в ваших собственных интересах сделать то, чего мы желаем. В прошлом вы уже пользовались сотрудничеством Ультра, например, при путешествии к Завесе Ласкаля. Так что достаточно вероятно, что оно потребуется вам и в будущем