Глава 8

Арджент Рейвич.

Когда-то давно это имя для меня ничего не значило. Сейчас в это трудно поверить. Но слишком долго это имя — вернее, существование человека, носящего это имя, — было определяющим фактором моей личной Вселенной.

Впрочем, я хорошо помню, когда впервые услышал это имя. Это случилось в Доме Рептилий. Была ночь, и я учил Гитту обращаться с пистолетом. Примерно так же, как сегодня учил Амелию защищаться от брата Алексея. Аналогии обладают свойством воскрешать воспоминания.

Дворец Кагуэллы на Окраине Неба представлял собой длинное здание в виде буквы «Н», со всех сторон окруженное джунглями. На крыше дворца высилась одноэтажная надстройка. Она повторяла очертания строения, но была чуть уже, что позволило обнести ее низкой террасой, огороженной высоким барьером. Слов нет, позиция выигрышная, но полоса расчищенной территории примерно в сотню метров шириной, опоясывающая Дом Рептилий, совершенно не просматривалась, если только не стоять на стене, глядя через край. Казалось, высокие мрачные заросли вот-вот хлынут через стену террасы, подобно вязкому зеленому приливу, и погребут дворец в своих глубинах. Ночью джунгли превращались в море непроницаемой черноты. Все цвета исчезали, зато местные обитатели наполняли ее тысячами голосов, не похожих ни на что. На сотни километров вокруг не было ни одного человеческого жилья.

В ту ночь, когда я обучал Гитту, было необычайно ясно, звезды усеивали небо от верхушек деревьев до зенита. У Окраины Неба нет лун, а несколько ярких анклавов на орбите планеты опустились за горизонт, но террасу освещали десятки факелов, которые держали в пастях золотые гамадриады, выстроившиеся на каменных пьедесталах вдоль стены. Кагуэлла был помешан на змеиной охоте. Последней его навязчивой идеей было поймать себе почти взрослую гамадриаду — в пару к юной особи, которая в настоящий момент одиноко обитала где-то в недрах Дома Рептилий. Кагуэлла ухитрился изловить ее в прошлом году.

Моя служба у него только начиналась, когда я принял участие в той охотничьей экспедиции… и тогда же впервые увидел его жену. Кагуэла дал ей одну из своих охотничьих винтовок, и она даже сделала пару выстрелов, но это явно были ее первые в жизни выстрелы. В итоге Кагуэлла попросил меня дать ей несколько импровизированных уроков стрельбы, пока мы находились в лесу. Приказ есть приказ. Она даже кое-чему научилась, но было ясно, что из Гитты никогда не выйдет хорошего стрелка. Впрочем, это вряд ли имело значение: она не интересовалась охотой. Сохраняя стоическое спокойствие в течение всей экспедиции, она совершенно не разделяла восторгов Кагуэллы.

Вскоре даже Кагуэлла понял, что напрасно теряет время, пытаясь сделать из Гитты охотницу. Тем не менее он настоял на том, чтобы по возвращении мы продолжали уроки — пусть не столь интенсивно, но регулярно. Теперь целью была самооборона.

— Зачем? — спросил я. — Если вы нанимаете людей вроде меня, вам с Гиттой можно не беспокоиться.

Разговор происходил в одном из пустых помещений вивария. Мы были одни.

— Потому что у меня есть враги, Таннер. Ты молодчина, и твои люди тоже, но они не идеальны. Убийцу-одиночку вы не остановите.

— Да, — согласился я. — Если это профи, он сумеет прикончить любого из вас, прежде чем вы поймете, что происходит.

— Профи вроде тебя, Таннер?

Я представил себе защитную систему Дома Рептилий — внутреннюю и наружную. Я мог гордиться своими разработками.

— Нет, Кагуэлла. На голову выше меня.

— А что, такие есть?

— Всегда найдется кто-то лучше тебя. Вопрос в том, сколько стоят его услуги.

Он положил ладонь на один из пустых контейнеров для амфибий.

— Тогда ей это нужно как никогда. Один шанс лучше, чем ни одного.

Спору нет, в его словах присутствовала логика.

— В таком случае, я кое-чему научу ее — раз вы так настаиваете.

— Почему так неохотно?

— Огнестрельное оружие опасно в обращении.

Кагуэлла улыбнулся. Люминесцентные лампы, вмонтированные в пустые контейнеры, источали тусклый желтый свет.

— Что ж, это идея.

Вскоре мы начали упражняться. Гитта являла собой образец прилежания, но училась далеко не так быстро, как хотел Кагуэлла. Не то чтобы ей не хватало сообразительности — скорее, дело было в отсутствии моторных навыков и скверной от природы координацией между рукой и глазом. Если бы не настойчивость Кагуэллы, эти дефекты никогда бы не проявились. Нельзя сказать, что она была безнадежна. Но самые примитивные вещи, который Амелия осваивала за час, требовали от Гитты целого дня мучительного труда. Будь она новобранцем в моей части, я никогда бы не взялся за подобную задачу. Куда эффективнее было подобрать ей какое-нибудь задание по способностям — скажем, сбор разведданных.

Но Кагуэлла захотел, чтобы Гитта научилась пользоваться оружием.

Впрочем, это была достаточно веская причина. Он хозяин, он в своем праве, а мое дело выполнять приказы. К тому же это было не самое неприятное времяпрепровождение. Супруга Кагуэллы была просто очаровательна: настоящая красавица, северянка по происхождению, с лепными скулами, гибкая и подвижная, с мускулатурой танцовщицы. До этих занятий я не то что не дотрагивался до нее — у меня не было даже повода заговорить с ней. Это оставалось лишь фантазиями.

Каждый раз, когда мне приходилось поправлять ей стойку, мягко надавливая то на предплечье, то на затылок или плечи, я чувствовал, что мое сердце начинает странно колотиться. Я старался выдерживать мягкий спокойный тон, в соответствии с ситуацией, но мой слух безжалостно отмечал в нем напряжение и смущение. Впрочем, если Гитта и заметила что-либо в моем поведении, она не подала виду. А может быть, она действительно была сосредоточена исключительно на том, чтобы выполнить задание.

Неподалеку на террасе я установил высокочастотный полевой генератор. Гитта щеголяла в очках-термовизорах, их процессор воспринимал излучение генератора. Это было стандартное военное учебное оснащение из арсенала Кагуэллы, который он собирал многие годы. Самая различная экипировка — краденая или приобетенная на черном рынке… Мне было из чего выбирать. Перед глазами Гитты, как на экране, появляются виртуальные «призраки», которые якобы движутся по террасе. Среди них есть враги и сторонники, но у нее будет лишь доля секунды, чтобы решить, в кого стрелять.

Вообще-то это просто игра. Как я уже говорил, надо быть настоящим профи, чтобы иметь некоторый шанс проникнуть в Дом Рептилий. И ни один из них не даст Гитте драгоценных мгновений на раздумье.

Уже к пятому уроку прогресс был уже очевиден. По крайней мере, девять из десяти мишеней были выбраны правильно — вполне допустимый уровень ошибок, с которым можно было смириться. По крайней мере, я мог надеяться, что не буду иметь несчастье оказаться тем десятым и не паду от рук своей ученицы.

Но до необходимой эффективности было еще очень далеко.

Мы работали с огнестрельным оружием — не потому, что лучевики были недоступны, а из-за того, что они были слишком громоздкими и тяжелыми, чтобы отрабатывать приемы самообороны. Ради безопасности окружающих — а также бесценных золотых «нагов», над которыми Кагуэлла буквально трясся, — я мог бы немного поколдовать, чтобы пистолет не срабатывал, когда на линии огня нахожусь я сам. Но я понимал, что в моменты, когда оружие не действует, урок теряет свою ценность. Вместо этого я заряжал пистолет «умными» патронами. В пуле сидит крошечный процессор, который получает информацию со стрельбища, как и термовизоры Гитты. Процессор управляет микровыхлопами, которые заставляют пулю свернуть, когда траектория становилась опасной. Если этого недостаточно, пуля самоуничтожается, превратившись в облачко металлического «пара». Это, конечно, не самая безопасная процедура, но лучше получить ожог, чем пулю в голову.

— Ну, как мои успехи? — спросила Гитта, когда мы перезаряжали оружие.

— Вы становитесь метким стрелком. Но все же старайтесь целиться ниже — лучше в грудь, чем в голову.

— Почему в грудь? Муж сказал, что вы можете убить человека одним выстрелом в голову, Таннер.

— У меня большой опыт.

— Это верно, однако… А правда, что когда вы стреляете в человека, то…

— Ну да, при этом я выбиваю зону мозга с определенной функцией. Не всем слухам следует верить, Гитта. Пожалуй, выбрать одно из двух полушарий я еще могу, но относительно прочего…

— И все же, у вас хорошая репутация.

— Да, неплохая. Но не более того.

— Если бы такое говорили о моем муже, он выдоил бы из этой ситуации все до капли, — она бросила настороженный взгляд на окна верхнего этажа. — Но вы всегда стараетесь держаться в тени. Мне это нравится больше, Таннер.

— Я стараюсь держаться в тени, чтобы не засветиться.

Она посмотрела на меня.

— Не думаю, что вам это грозит, Таннер. Ваша совесть может быть спокойна: все, что вы делаете, вы делаете для того, чтобы другой человек спокойно спал по ночам.

— Моя совесть не так уж чиста, поверьте.

— А у Кагуэллы ее, по-моему, нет вовсе…

Наши взгляды на миг встретились. Потом я опустил глаза и сделал вид, что разглядываю пистолет.

— А вот и он, легок на помине! — проговорила Гитта, повысив голос.

— Ну что, перемываете мне косточки? — Кагуэлла спустился на террасу с верхнего этажа здания. Что-то блестело у него в руке… просто бокал с писко. — Ладно, как на это можно обижаться?.. Как продвигаются занятия?

— По-моему, вполне сносно, — сказал я.

— Не верь ни единому его слову, — вмешалась Гитта. — Я просто ужасна, а Таннер слишком вежлив, чтобы это подтвердить.

— Успех даром не дается, — заметил я, и добавил, обращаясь к Кагуэлле: — Теперь Гитта не только умеет стрелять, но и почти всегда знает, в кого. Никаких чудес — она добилась этого усердным трудом и заслуживает похвалы. Но если вам нужно нечто большее, то это будет нелегко.

— Пусть продолжает — ей это не повредит. Разумеется, под твоим чутким руководством, — он кивнул на пистолет, в который я только что вставил новую обойму. — Ну-ка покажи ей свой фокус.

— Который именно? — осведомился я, стараясь не раздражаться. Обычно Кагуэлла остерегался называть мои нажитые тяжким трудом навыки «фокусами».

Кагуэлла сделал глоток.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я.

— Ладно, попробую угадать.

Я перепрограммировал пистолет, отключив корректировку траекторий. Если ему нужен фокус, он его получит — только пусть не пеняет на издержки.

Обычно, стреляя из маленького оружия, я принимаю классическую снайперскую стойку — ноги слегка расставлены для равновесия, одна рука сжимает рукоять, другая поддерживает ее снизу, руки подняты на уровень глаз и напряжены в ожидании отдачи, если стрельба ведется пулями, а не энергией. Но сейчас я держал пистолет в одной руке на уровне пояса, на манер старинного ковбоя с шестизарядником, и смотрел на пистолет сверху, а не вдоль ствола. Позиция была достаточно знакома, чтобы точно знать, куда полетит пуля.

Я нажал на спуск и влепил заряд в одну из его королевских кобр.

Затем подошел и оценил результат… Вернее, нанесенный ущерб.

От попадания пули позолота на статуе растеклась как масло, вокруг входного отверстия образовалась симметричная фигура наподобие лотоса. Принцип симметрии был задан изначально. Будь моей мишенью человек, я бы целился между глаз. Но череп гамадриады имеет несколько другое строение. Чтобы математически точно поместить пулю в соответствующее место, мне пришлось вогнать пулю ей в пасть.

— Браво, — похвалил Кагуэлла. — А ты представляешь, сколько стоит эта змея?

— Меньше, чем мои услуги, — отозвался я, поспешно восстанавливая на процессоре пистолета безопасный режим.

Еще на миг задержав взгляд на покалеченной статуе, он покачал головой и усмехнулся:

— Может, ты и прав. Да, реакция у тебя все та же, Таннер… — он щелкнул пальцами, подавая знак жене. — Ладно, урок окончен, Гитта. Нам с Таннером надо кое-что обговорить — собственно, я за этим я и пришел.

— Но мы только что начали, — возразила Гитта.

— Продолжишь в другой раз. Хочешь научиться всему сразу?

«Надеюсь, этого не случится — иначе нам станет незачем встречаться…»

Я одернул себя. Неужели я всерьез на что-то рассчитывал — да еще и здесь, в Доме Рептилий, под боком у Кагуэллы? Полнейший бред. Тем более до сего момента Гитта не выказывала мне никакого особенного расположения. Впрочем, кое-что из ее слов стоило взять на заметку. Но может быть, она просто скучает от одиночества в этом доме, затерянном среди джунглей.

Из-за спины Кагуэллы вышел Дитерлинг и увел Гитту в дом. Другой охранник уже разбирал полевой генератор. Мы с Кагуэллой направились к стене, окружавшей террасу. Воздух был теплым и липким, никакого намека на ветерок. Днем духота порой становилась невыносимой — ничего общего с мягким морским климатом Нуэво-Иквика, где я провел мое детство. Кагуэлла был рослым, широкие плечи облегало черное кимоно с замысловатым узором в виде дельфинов, босые ноги попирали грубый камень, которым была вымощена терраса. Широкое лицо, губы, застывшие в раздраженной гримасе, — лицо человека, который никогда не сможет достойно принять поражение. Его густые волосы, как обычно, зачесанные назад, превратились в блестящие бороздки из чеканного золота, словно отражали жаркое сияние нагов. Он ощупал покалеченное изваяние, затем наклонился, чтобы поднять с пола несколько золотых осколков. Осколки были не толще папиросной бумаги, словно фольга, которой художники-иллюстраторы украшают священные тексты. Печально потерев их в пальцах, он попытался залепить рану на голове змеи. Статуя изображала гамадриаду, которая обвилась вокруг дерева, словно замерла в чувственном экстазе.

— Мои извинения, — сказал я. — Но вы сами просили показать фокус.

Он покачал головой.

— Ерунда, у меня в подвале таких еще полсотни. Может, так и оставить на память?

— Скорее в качестве наглядного примера.

— Ну да. Затраты должны быть оправданы, верно?

Он понизил голос.

— Таннер, есть дело. Сегодня вечером нам с тобой надо кое-куда прогуляться.

— Сегодня? — было уже поздно, но у Кагуэллы довольно странный распорядок дня. — Собираетесь поохотиться ночью?

— Я бы с удовольствием, но как-нибудь в другой раз. У нас будут гости. Надо съездить и встретить их. В двадцати кликах отсюда, если ехать по старой дороге, есть прогалина. Вот туда мы и направляемся.

Я тщательно прикинул ситуацию, прежде чем задать следующий вопрос.

— Что за гости?

Он погладил раненого нага, точно любимую собаку.

— Очень необычные.

Через полчаса мы уже покидали Дом Рептилий в одном из наземных авто. Времени как раз хватило на то, чтобы Кагуэлла переоделся. Он был одет точно на охоту: рубашка и брюки цвета хаки, а сверху рыжеватая «разгрузка» с массой карманов. Осторожно петляя среди руин, заросших лозой, которые разбросаны в окрестностях Дома Рептилий, я выехал на старую дорогу — как раз там, где она уходила в лес. Еще несколько месяцев — и для подобных прогулок понадобятся огнеметы, просто чтобы расчистить проход. Джунгли быстро залечивают свои раны, даже если это рана в самое сердце.

Когда-то Дом Рептилий и его окрестности были частью зоопарка, построенного во время очередного перемирия. Оно продлилось всего лет десять, но тогда людям казалось, что война уже не возобновится. Иначе никто бы не стал строить зоопарк — сугубо гражданский объект, совершенно бесполезный с военной точки зрения. Идея заключалась в том, чтобы разместить рядом земных и местных тварей, чтобы продемонстрировать сходства и отличия между Землей и Окраиной Неба. Но зоопарк так и не достроили. Ныне от него остался только Дом Рептилий, который Кагуэлла сделал своей резиденцией. Надо сказать, это был удачный выбор: это здание оказалось несложно превратить в неприступную крепость. Мой хозяин мечтал потешить свое самолюбие, пополнив коллекцию бывшего зоопарка собственноручно пойманными змеями. Главным украшением коллекции должна была стать взрослая гамадриада, за которой он сейчас охотился. В подвале уже содержалась молодая особь, так что Кагуэлле предстояло раскошелиться на постройку нового террариума — не говоря о расходах на доскональное научное исследование. Как содержать эту тварь, пока было неизвестно, поскольку ее биохимия сильно меняется по мере созревания организма. Помимо этого, дом был увешан охотничьими трофеями Кагуэллы — шкуры, зубы, кости… Он держал змей не потому, что питал к ним нежные чувства. Он просто демонстрировал их гостям как свидетельство своих талантов — очевидно, что для поимки живой твари требуется несравненно больше ловкости, чем для того, чтобы просто выследить ее и пристрелить.

Ветви и лианы хлестали по корпусу машины. Я гнал по дороге, и визг турбины заглушал все звуки на многие мили вокруг.

— Что за гости? — спросил я в ларингофон. Кагуэлла сидел рядом, но мог слышать мой голос лишь в наушниках, плотно прижимающих его уши к черепу.

— Скоро увидишь.

— Это их идея — встретиться на прогалине?

— Нет, моя.

— И они знают, какую поляну вы имели в виду?

— Им это не обязательно.

Он дернул головой вверх, и я рискнул поднять глаза. Когда полог леса ненадолго поредел, открывая небо, я увидел ослепительно яркий треугольный клин, который висел у нас прямо над головой — драгоценность, врезанная в небесный свод.

— Он следит за нами от самого дома.

— Непохоже на местные самолеты, — заметил я.

— Правильно, Таннер. Это космолет.

После часа езды сквозь заросли мы достигли выжженной прогалины. Она появилась несколько лет назад. Не удивлюсь, если изначальной целью ракеты, которая здесь взорвалась, был Дом Рептилий: у Кагуэллы хватало врагов, чтобы подобная гипотеза выглядела правдоподобно. К счастью, большинство из них только догадывались о его местонахождении. Прогалина уже начала снова зарастать, но не настолько, чтобы помешать посадке летательного аппарата.

Космолет беззвучно висел над нами, как летучая мышь. Теперь его дельтовидная форма хорошо просматривалась. Когда он опустился ниже, я заметил, что его днище усеяно тысячами элементов, багровых, как раскаленный металл. При ширине пятьдесят метров он мог приземлиться без помех. Я ощутил волну тепла, затем ухо уловило чуть слышный гул.

Джунгли вокруг нас погрузились в молчание.

Космолет опустился еще ниже, с каждой из вершин треугольника свисала элегантная перевернутая полусфера. Теперь аппарат висел на уровне верхушек деревьев. Я уже взмок от жары, а яркий свет невыносимо слепил глаза, вынуждая прикрываться рукой.

Затем сияние потускнело до кирпично-красного оттенка, и космолет рухнул на площадку с высоты нескольких метров, словно перерезали невидимую нить. Полусферы мягко самортизировали, смягчая удар. Минуту стояла мертвая тишина. Затем из головной части аппарата языком выскользнул трап. Бело-голубой свет, которых хлынул из прямоугольного проема, превратил поляну в графический рисунок без полутонов. Боковым зрением я заметил каких-то тварей, которые поспешно скользнули в темноту.

В этот момент в проеме появились две фигуры. Они показались мне похожими на веретена, поставленные вертикально.

Кагуэлла отстранил меня и зашагал к трапу.

— Вы собрались подняться на борт этой штуковины?

Мой хозяин обернулся. Сияние за спиной превращало его в черный силуэт.

— Да, черт побери. А ты пойдешь со мной.

— Но я никогда не имел дела с ультра.

— Что ж, теперь у тебя появился реальный шанс.

Оставив машину, я последовал за ним. У меня был пистолет, но держать его в руке показалось нелепым. Я сунул его за пояс и не прикасался к нему на протяжении всей нашей встречи. Ультра молча поджидали нас наверху трапа, один из них со скучающим видом облокотился на косяк. На полпути Кагуэлла опустился на колени и пошарил в траве. Я поглядел ему через плечо и заметил нечто вроде мятого металлического листа, но не успел присмотреться внимательнее или удивиться. Кагуэлла заторопил меня:

— Шевелись. Они избытком терпения не страдают.

— Не думал, что на орбите болтается корабль ультра.

— Мало кто об этом знает, — Кагуэлла начал подниматься по трапу. — Они предпочитают не светиться. Им надо провернуть кое-какие сделки, а если слишком многие узнают, что они здесь, вся их деятельность накроется.

Ультра оказались мужчиной и женщиной. Их тощие тела, почти лишенные мышц, были одеты в экзоскелеты — целую паутину аппаратов и протезов. Оба были бледны, как покойники, а высокие скулы, черные губы и глаза, словно обведенные углем, усиливали это сходство. Черные жесткие локоны были искусно уложены, образуя нечто вроде гадючьего гнезда. Руки у мужчины были из полупрозрачного материала вроде матового стекла и пронизаны светящимися микросхемами и пульсирующими питающими линиями, а в животе у женщины зияла продолговатая дыра.

— Не слишком на них пялься, — шепнул Кагуэлла. — Это они любят — показать что-нибудь этакое, чтобы ты отвлекся. Могу поспорить: эта парочка — самые экзотические особи в арсенале капитана.

— У них это неплохо получается.

— Доверься мне, я имел дело с ультра. Вообще-то они слабаки.

Мы поднялись по трапу. Женщина оторвалась от косяка, выпрямилась и уставилась на нас без всякого выражения.

— Вы Кагуэлла? — осведомилась она, разлепив тонкие губы.

— Ага, а это Таннер. Он со мной. Это не подлежит обсуждению.

Она осмотрела меня.

— Он вооружен.

— Разумеется, — согласился я, слегка раздраженный тем, что она разглядела под курткой пистолет. — А вы разве нет?

— У нас свои средства. Прошу вас подняться на борт.

— Пистолет не помешает?

Женщина усмехнулась — наконец-то хоть намек на эмоции.

— Если серьезно, то проблем не будет.

Едва мы поднялись на борт, как трап втянулся, и дверь закрылась. Обстановка напоминала больничную — все стерильно, пастельные тона и масса стеклянной аппаратуры. Вскоре я увидел еще двоих ультра. Они развалились в огромных креслах перед пультом, инкрустированным невероятным количеством дисплеев, среди которых робко торчали хрупкие контрольные рычажки. Пилоты сидели обнаженными, у обоих была лиловая кожа и невероятно проворные пальцы, а на голове такие же жутковатые прически, только повыше.

— Поднимайся как можно мягче, Пеллегрино, — проговорила женщина с дырой в животе. — Мы не хотим, чтобы наши гости потеряли сознание.

— Уже взлетаем? — шепнул я одними губами. Кагуэлла кивнул.

— Расслабься и получай удовольствие, Таннер. Бери пример с меня. И не слушай всяких кретинов: пусть болтают, что я еще не скоро вылезу с этой планетки… и что со мной даже ультра не хотят иметь дела.

Нас проводили к паре свободных кресел. Едва мы устроились в них и пристегнулись, как корабль взмыл вверх. Сквозь прозрачные квадраты вдоль стен я увидел, как прогалина в джунглях провалилась вниз и превратилась в одинокое светящееся пятно. В отдалении, почти у горизонта, мерцало еще одно — это был Дом Рептилий. Остальные джунгли были черны, как океан.

— Почему вы выбрали для встречи эту поляну? — спросила женщина-ультра.

— Потому что приземляться на верхушки деревьев — это глупость.

— Я не о том. Мы могли бы оборудовать посадочную площадку в любой точке с минимальными затратами. Но эта прогалина что-то для вас значила, верно? — казалось, она просто проявляет праздное любопытство. — Мы просканировали ее на подлете. Под ней захоронена какая-то аппаратура и — равностороннее пустое пространство. Нечто вроде камеры, наполненной механизмами.

— У каждого свои секреты, — отозвался Кагуэлла.

Женщина пристально посмотрела на него, потом махнула рукой, давая понять, что тема закрыта.

Корабль взмыл еще выше, и перегрузка вдавила меня в кушетку. Я делал нечеловеческие усилия, притворяясь, что не испытываю дискомфорта, но не уверен, что мне это удалось. Ультра казались мне замороженными. Они тихо перебрасывались фразами, изобилующими техническим жаргоном, — что-то о скорости воздушных потоков и векторах подъема. Те двое, что встречали нас, сидели в своих креслах, подсоединившись массивными серебряными «пуповинами» к какой-то аппаратуре — думаю, для стимуляции газообмена и кровообращения во время перегрузки. Шаттл уже выскочил за пределы атмосферы и продолжал подниматься. Мы летели над дневной стороной планеты. Одетая зелено-голубой дымкой, Окраина Неба выглядела хрупкой и обманчиво безмятежной. Наверно, такой она была в тот день, когда на его орбите появился «Сантьяго». Ничто не говорило о том, что внизу идет война — и лишь позже я разглядел у линии горизонта дым, похожий на комки черного кружева. Это горели нефтяные поля.

Я впервые наблюдал подобное зрелище. До сих пор мне не доводилось бывать в космосе.