Его пальцы ерошили ее волосы, а ладони гладили ее щеки.

– Разве так трудно любить, Лейтис?

Она кивнула, и из ее глаз покатились слезы.

– Это легко, – сказал он ласково, продолжая гладить ее, и его руки спустились на ее плечи. – По крайней мере мне это нетрудно.

Она стояла молча и ждала.

– Все, что от тебя требуется, – это принять любовь, а не отталкивать. Я люблю тебя, Лейтис.

Она прижалась лбом к его груди. Она не могла дышать, и ее сердце оглушительно билось. Нужные слова об осмотрительности не приходили ей в голову, слова о том, что не следует тратить чувства так бездумно, так щедро, о том, что нельзя подставлять себя под удар, позволять себе быть такой уязвимой. Потому что она так же жаждала услышать от него слова любви, как и прижимать его к себе крепко-крепко.

– Когда я понял, что влюбился? – продолжал он. – Это произошло, когда в часовне ты настаивала на том, что должна меня защитить. Возможно, тогда? Или когда ты смеялась надо мной, потому что я не мог заставить ту женщину взять курицу? – В его голосе зазвенел смех. – Или много лет назад, когда ты подарила мне что-то от всего сердца, а я растоптал твой подарок?

– А ты подарил мне вереск, – сказала она тихо. В ее голосе дрожали слезы.

– Я подарил бы тебе целую страну, будь это в моих силах, – сказал он. – Все эти долгие годы я помнил о тебе и ждал нашей встречи.

Он замолчал, наклонился и поцеловал ее в губы, мокрые от слез.

– Лейтис! – пробормотал он, не отрываясь от ее губ.

И ее имя в его устах прозвучало как чудо и утешение. Обвив руками его шею, она поднялась на цыпочки, чтобы вернуть ему поцелуй, и, очарованная его нежностью, позволила ему продолжать целовать ее, пока их поцелуи не стали безумно страстными и горячими.

– Я и не знала, что поцелуи могут быть такими, – сказала она спустя какое-то время.

– И чем же мои поцелуи отличаются от других? – спросил он с необидной насмешкой, поддразнивая ее. Потом наклонился и снова легко коснулся губами ее губ. Это был поцелуй, нежный, как прикосновение крыльев бабочки.

– У меня в груди словно порхают птицы, – пробормотала Лейтис.

Он поцеловал ее еще крепче, ее губы раскрылись, и он почувствовал ее вздох.

– У меня такое ощущение, будто кровь закипела, – призналась она.

Она сознавала эгоистичность своего желания, но хотела, чтобы он ее любил. И в то же время понимала, что любовь – опасное чувство. Она знала, что любовь причиняет невидимые раны, рвет сердце на части, змеей обвивается вокруг беззащитного сердца и душит его печалью и горечью. Она не могла позволить себе снова испытать такое страдание. Любить для нее означало терять.

– Ты меня хочешь? – спросила она. Она не могла выразить свои чувства словами и предложила себя ему.

– Нет, – ответил он вопреки ее ожиданиям. Изумленная его отказом, она только молча смотрела на него.

– Почему?

– Потому что у тебя может быть ребенок, Лейтис, – сказал он нежно.

Она хотела ему возразить, попросить его быть осторожным, но в то же время не могла не оценить того, что он хотел защитить ее. Хемиш, напротив, сделал все, чтобы она стала уязвимой для англичан, готов был принести ее в жертву своей ненависти.

– Пожалуйста! – попросила она.

Он положил руки ей на плечи и привлек поближе к себе. Его теплое дыхание касалось ее щеки.

– Это мое величайшее желание, Лейтис, но я не хочу навлечь на тебя опасность.

Он чувствовал трепет ее тела под своими руками, и внезапно его потрясла ее отвага. Ее высказывание о жеребцах и кобылах во время их первой встречи в комнате лэрда достаточно убедительно свидетельствовало о том, какого она мнения о физической любви. Должно быть, ее первый любовный опыт ее разочаровал. И все же она была готова предложить себя ему.

Но он не хотел привязывать ее к себе из-за зачатого ею ребенка.

Он медленно отступил назад, глядя в отверстие пещеры Алек чувствовал, что она стоит сзади, обуреваемая беспорядочными мыслями.

– Не могу, – сказал он, гадая, понимает ли она, что отказать ей дня него неимоверно трудно.

Он хотел, чтобы она знала: соитие возможно только при наличии нежности и страсти. Он хотел, чтобы она рыдала от счастья в его объятиях. Но больше всего он не желал ей навредить.

– Пожалуйста! – повторила она.

– Это неразумно, Лейтис, – уговаривал ее он.

– Мы и до сих пор вели себя неразумно, – возразила она.

– Но до сих пор наши действия не грозили тебе опасностью забеременеть, – попытался он ее убедить.

– Не грозили, – ответила она, отстраняясь. – Но разве у тебя не бывало так, что ты сожалел о том, чего не сделал, Йен? У меня так было. Я жалею, что никогда не говорила братьям, что люблю их, о том, что лишний раз не обняла отца. Я жалею, что не была добрее к друзьям, которых теперь потеряла. Моими бесплодными сожалениями можно было бы заполнить всю эту пещеру, Йен, но я не буду жалеть о том, что произойдет между нами.

Она сделала несколько шагов и оказалась с ним лицом к лицу.

– Ляг со мной, Йен!

– Я не святой, Лейтис, – ответил он с печальным юмором. Чувство чести потонуло в желании.

– Пожалуйста, – произнесла она в третий раз и коснулась рукой его груди. Ему показалось, что ее пальцы прожгли его насквозь, оставляя отпечатки на коже.

Он медленно снял перчатки, давая ей время передумать. Потом потянулся к ней и провел рукой по ее корсажу от груди и до талии. Разум твердил ему, что он должен сдерживать себя, но пальцы уже торопливо распускали шнуровку ее корсажа. Ему отчаянно, почти непереносимо хотелось ее коснуться, подержать на ладони ее грудь, прижаться губами к ее соскам. Она могла бы изгнать из его мыслей воспоминания о битвах, покончить с его бесконечно повторяющимися снами. Она могла затмить их, заменив видениями своего прекрасного обнаженного тела. И все звало их к этому мгновению.

Он распустил шнуровку ее корсажа и спустил ее нижнюю сорочку до талии. Он услышал ее судорожный вздох, когда коснулся рукой ложбинки на ее груди.

Его пальцы, жадные и нетерпеливые, гладили ее нежную кожу, наслаждаясь ее теплотой и шелковистостью. Ее грудь тяжело легла в его ладони. Она изумленно вскрикнула, когда он нежно погладил ее соски. Она была невинна и неопытна, хотя и претендовала на опыт. Она ничего не знала об изощренных ласках, о страсти, способной на нежность, об исступленном сладострастии. И его ничуть не удивляло то, что он испытывал к Лейтис и то и другое. Он наклонился и поцеловал ее в шею так осторожно и бережно, как никого прежде.

Они дышали в одном ритме, и даже его сердце билось в унисон с ее сердцем. Он нежно касался ее кожи кончиком языка. Он привлек ее к себе, понимая, что одного прикосновения, одной ласки недостаточно. Он хотел любить ее до тех пор, пока воспоминания о другом мужчине полностью не изгладятся из ее памяти.

Очень осторожно и бережно он освободил ее от корсажа и осыпал поцелуями ее обнаженную грудь. Он спустил рукава ее платья до запястий и почувствовал, что ее руки крепко сжаты в кулаки.

Это было еще одним доказательством ее неопытности и невинности, и это вызвало его гнев. Мужчина, которого она любила, просто воспользовался ею, оставив только воспоминания о боли, вместо того чтобы оставить память о наслаждении.

Сняв с себя рубашку, он швырнул ее на пол, за ней последовали сапоги.

– Ты раздеваешься? – спросила Лейтис слабым голосом. Он улыбнулся, снимая с себя все остальное.

– Да, – ответил он. – А потом придет твой черед.

Она промолчала, но он услышал подавленный вздох. Он наклонился к ней, приподнял подол ее платья и вместе с нижней сорочкой стянул его с нее. Он бросил ее одежду на пол рядом со своей. Это, конечно, не было удобным ложем для любви, но лучшего он не нашел. Алек наклонился и снял с нее башмаки, словно она была принцессой, а он ее слугой. Один за другим он снял с нее чулки, не спеша скатав их в аккуратные комочки. Он снова напомнил себе о том, что спешить не следует, даже когда его руки уже гладили ее ноги от лодыжек до колен.

В его жизни уже бывали минуты, когда он испытывал благоговение перед окружавшей его красотой. Например, перед величием полка, поднимаемого в атаку, красотой моря, постоянно меняющего цвет и настроение. Но ничто не трогало его так глубоко, как трепет тела Лейтис, в полной темноте ожидавшей грубого насилия.

Он встал и, взяв ее за руку, положил ее себе на грудь.

– Прикоснись ко мне, – сказал он проникновенно. – Я хочу ощутить твое прикосновение.

Ее пальцы потянулись к нему, и, наконец, он почувствовал ее руку, сжатую в кулачок, на своем теле. Потом очень медленно и осторожно ее пальцы разогнулись, она провела раскрытой ладонью по его коже, изучая его тело. Он взял ее другую руку и, переплетя ее пальцы со своими, принялся целовать их один за другим.

– Лейтис! – произнес он, и в его устах ее имя прозвучало как самое нежное и ласковое слово.

Он развязал тесемки и снял с лица маску, позволив и ей соскользнуть на пол. В эту ночь ничто не должно было их разделять.

Она коснулась его лица, ожидая почувствовать на нем маску, но оно было гладким, как никогда прежде. Ей очень хотелось, чтобы на него упал хотя бы один отблеск луны или рассветного солнца, освещая его черты.

– Ты уверен, что тебе не придется меня защищать? – поддразнила она его. – Или за эти годы ты стал безобразным?

– А для тебя это так важно? – спросил он серьезно и мрачно.

– Нет, – ответила она искренне. Но Лейтис не могла себе представить, чтобы прелестный мальчик, которого она помнила, мог с возрастом подурнеть. Это было невозможно.

Темнота помогала ей скрыть собственную дерзость. Ее руки потянулись к нему и ощупали его лицо: нос, щеки, линию подбородка. Ее пальцы коснулись его сомкнутых век и натолкнулись на мягкие густые ресницы. В его чертах не было безобразия. Они были безупречны – не было и шрамов, которые могли бы повредить красоте его мужественного лица.

Под ее прикосновениями он стал совсем податливым. Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Это было самым отчаянным поступком, какой она могла себе позволить. Никогда прежде она сама не целовала мужчину. Прижаться губами к его губам было чудом, и она надеялась показать Йену этим, что очарована им так же, как и он ею.

Внезапно он склонился к ней и, подхватив ее под колени, поднял на руки.

– Как странно, – сказала она, – что меня несут на руках в темноте. У меня такое чувство, будто я плыву по воздуху.

– Когда-то я считал тебя ангелом, – сказал он, поддразнивая ее. – И возможно, сейчас ты стала им снова.

Она рассмеялась, и ее смех эхом отразился от стен пещеры и зазвучал отовсюду.

– Я не могу претендовать на ангельские добродетели, – призналась она.

Он поцеловал ее нежно и страстно, и она ощутила восхитительное опьяняющее головокружение. Словно она кружилась и кружилась на вершине холма, пока не почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.

Он уложил ее на пол, на подстилку из их одежды, потом встал на колени и кончиками пальцев медленно принялся ласкать ее руки. Он прикасался к ним, будто они были бесценным сокровищем, а не огрубевшими от многолетней работы на ткацком стане.

Но он не сделал попытки овладеть ею.

Она лежала неподвижно, выжидая.

– Я не боюсь, – сказала она. – Ты не спешишь, потому что думаешь, что я напугана?

– А ты хочешь, чтобы я поспешил? – спросил он, и смех в его голосе заставил ее нахмуриться.

– Только если этого хочешь ты, – ответила она. – Я не возражаю.

– Не возражаешь? – спросил он шепотом, едва различимым в темноте и тишине пещеры.

Она покачала головой, потом поняла, что он не может ее видеть.

– Нет.

– Это очень благородно с твоей стороны, – сказал он сухо. – Если тебе все равно, то я не стану спешить. Видишь ли, я хочу подольше ласкать тебя, прикасаться к тебе.

От этих слов по всему ее телу пробежала странная дрожь. Или это произошло потому, что он снова поцеловал ее в шею, в ямку под горлом? Она отбросила прядь волос, чтобы они не мешали ему целовать ее снова.

– Тебе это нравится? – сказал, скорее, пробормотал он, прижимаясь лицом к ее шее.

– Нравится, – согласилась она, и это слово, которое она скорее выдохнула, чем произнесла, было полно восторга.

Его руки медленно ласкали ее кожу, кое-где едва прикасаясь к ней, – это были не прикосновения, а скорее намек на них. Темнота скрывала его намерения и ее полное невежество в вопросах любви. Он прижался щекой к ее виску, и отросшая за ночь щетина слегка уколола ее.

Единственным чувственным опытом Лейтис было ее тайное соитие с Маркусом в лесу, где деревья стояли как часовые. Земля там была холодной, а день был дождливый, будто природа знала заранее об их грядущей разлуке и оплакивала ее. Эта темная пещера, возможно, была не лучшим местом для любовного свидания, но сейчас это, казалось, не имело значения.

– Поцелуй меня еще, – попросила она и тотчас же испугалась собственных слов.

– С радостью, – пробормотал он.

Он целовал ее так долго, что ее кровь вскипела в жилах. В темноте его руки обучали ее тайнам любви, лаская все ее тело, от плеч до щиколоток.

Она протянула к нему руки и тоже принялась ласкать и гладить его, подражая его действиям. «Научи меня всему», – хотелось ей сказать.

Его кожа была теплой, почти горячей. Под ее осторожными прикосновениями перекатывались бугры мышц. Она обвила руками его плечи, потом, задыхаясь, замерла, когда его пальцы легко дотронулись до ее груди. Ее соски напряглись, отвердели, и волнующее ощущение от его прикосновений разлилось по всему ее телу до кончиков пальцев рук и ног.

Он наклонился над ней и коснулся губами ее груди, удивив и слегка напугав ее. Потом прижался ртом к ее соску, губы втянули его и слегка увлажнили, прежде чем он принялся нежно его посасывать. Острое наслаждение, распространившееся по всему ее телу, заглушило готовый вырваться протест. Он был искусен во всем, и в любви тоже.

Она воображала, что акт любви должен быть быстрым и болезненным. Но он не спешил овладеть ею и, казалось, готов был довольствоваться только прикосновениями к каждому дюйму ее кожи. Его пальцы скользили от ее талии к бедрам, а потом вверх к плечам, и это вызывало в ней приятную дрожь. Его руки прикрыли ее колени, потом ступни. Одна его рука двинулась вверх и остановилась на ее животе, и жар от его ладони распространился по всему ее телу.

Она беспокойно задвигалась, не знакомая с чувствами, которые пылали в ней, с потребностью, столь же настоятельной, как желание удовлетворить жажду и голод.

– Медленно, – прошептал он, нежно целуя ее в губы.

Никто никогда так не изучал ее тело, никто не ласкал ее так, что ее грудь налилась тяжестью и запылала, а соски приподнялись и отвердели от прикосновения его пальцев и языка. Жилка на его шее пульсировала так же быстро, как у нее. Внезапно его пальцы впились в ее волосы, и он принялся целовать ее жадно, вдыхая ее аромат. Она чувствовала себя девственницей, которую вводили в мир чудес и восторга.

– Я грезил об этом, – признался он шепотом. – Но тогда был день, и ты лежала на траве в долине, раскинув руки, будто приветствовала меня. Твои волосы сверкали на солнце, но и здесь они блестят, как под солнечным светом, – сказал он с изумлением.

Лейтис протянула руку и погладила его по щеке. Он повернул голову и поцеловал ее в ладонь, и в этом жесте было столько нежности, что на глаза у нее навернулись слезы. Она знала, что эта ночь навсегда останется в ее памяти, как след от растений, росших много тысяч лет назад, остается навеки в скальной породе.

Лейтис ощутила тяжесть и твердость его плоти у своего бедра и, хотя и не была невинной, в эту минуту почувствовала себя совсем неопытной, будто никогда у нее не было опыта столь близкого общения с мужчиной.

Она робко протянула руку и прикоснулась к его плоти, и от ее прикосновения у него перехватило дыхание.

Он осторожно повернулся, оказавшись над ней, и прильнул долгим поцелуем к ее животу. Его волосы, собранные на затылке, упали на ее тело, рассыпавшись веером. Он что-то шептал, прижимаясь губами к внутренней поверхности ее бедер, лаская их языком, и эти поцелуи увлажняли и согревали ее кожу. Он уже успел научить ее многому, чего она не знала прежде. Он научил ее знанию о себе, о своем собственном теле. Ямка под ее коленом оказалась столь же чувствительной к ласкам, как и щиколотки, как кожа чуть выше пяток.

– Ты вздрагиваешь всякий раз, когда я прикасаюсь к тебе, – заметил он жарким шепотом.

– Я ничего не могу с этим поделать, – призналась она, кивая и соглашаясь.

Большие пальцы его рук нежно коснулись внутренней стороны ее запястий, потом так же нежно двинулись выше, к внутренней стороне локтей.

– Твои руки, – сказал он, будто старался и словами, и прикосновениями отметить эту часть ее тела. Он одарил каждый из ее сосков нежнейшим из поцелуев. – Твоя грудь... Хочу знать о тебе все, – тихо, но требовательно заявил он.

Она вцепилась в его плечи.

– Хочу знать, чего ты больше всего хочешь в жизни. Почему в твоих глазах постоянно стоит печаль? Что ты видишь в мечтах и снах?

Она прижала пальцы к его губам.

– Перестань, – пробормотала она. – Пожалуйста.

Это было слишком. Это было выше ее сил. От его слов щемило сердце.

Он целовал один за другим ее пальцы и очень медленно стал поглаживать ее живот. Ей стало трудно дышать. Она закрыла глаза, обвила руками его шею, испытывая совсем новое для нее ощущение, мучительное и болезненное. Она прикусила губу, и инстинктивно раздвинула и приподняла бедра. Но он не спешил. Вместо того чтобы овладеть ею, он принялся целовать ее – его язык и кончики пальцев попеременно ласкали ее в самом сокровенном и чувствительном к ласкам месте. Она и не предполагала, что тело помимо ее воли способно на такие ощущения. Она была загипнотизирована его руками, ртом и нежным шепотом.

Он овладел ею не спеша, заполнив ее целиком, ласково и бережно. Его вторжение в ее тело было безболезненным и нежным. Она изогнулась ему навстречу, удивленная новым ощущением. И снова прикусила губу и еще больше выгнулась, чтобы усилить и углубить это ощущение. Но он не двигался, а оставался совершенно неподвижным. Его дыхание было быстрым и хриплым.

Она лежала с закрытыми глазами, впитывая наслаждение.

Медленно, мучительно медленно, будто время остановилось, он отстранился от нее. Ее протест сменился возгласом восторга, когда он снова вошел в ее тело. На этот раз ее бедра поднялись еще выше, чтобы его встретить. Ее руки вцепились в его плечи, и в безмолвном восторге, в инстинктивном порыве поощрить его они прошлись по его телу, исступленно лаская его.

Она надеялась, что сумеет остаться неуязвимой, но сдалась без всяких условий и была рада этому. Ее голые ступни упирались в сланцевый пол пещеры, когда она снова приподнялась ему навстречу. Ее глаза были по-прежнему закрыты, а пальцы изогнулись, как у хищной птицы.

Лейтис уже почти достигла рая, где никогда не бывала прежде, таинственного конца этого сладостного путешествия.

– Лейтис! – произнес он ее имя, и оно прозвучало гортанно и непривычно для ее слуха. У нее вырвались стоны восторга.

– Пожалуйста, – прошептала она, сама не понимая, о чем просит.

Но он понял ее, потому что снова вошел в самую ее глубину, в темную сладостную пещеру. И его Поцелуй на этот раз означал завершение. Он был глубоким и пламенным, и у нее захватило дух, а в голове ощущалась только пустота.

В ее теле будто обрушился водопад, неся с собой жаркую и неописуемую радость. Эта радость была простой и чистой, удивительной и вечной.

С ней что-то случилось. Она словно раздвоилась, но ее возвращение к обычному состоянию было очень медленным и постепенным.

Лейтис обвила его шею руками, прижалась к нему, целуя и ища в его объятиях помощи и защиты. Мрак пещеры внезапно озарился ослепительным светом, вспыхнувшим у нее под веками.

Она услышала его стон, эхом отозвавшийся в ее теле. Это был стон восторга. Она баюкала и качала его в своих объятиях и крепко прижимала к себе.

Внезапно она громко вскрикнула, и ее крик эхом отозвался от стен пещеры.

Позже, когда прошла целая вечность, она потянулась к нему, заключила в ладони его лицо, захваченная столь острым и сильным чувством, что у нее прервалось дыхание. Это не просто слияние двух тел, мужского и женского, а нечто, о чем она прежде не знала и даже не подозревала, что подобное возможно.

Это похоже на любовь, которой она до сих пор еще не испытала.