-- ...и отдохнуть. В этом году ты не брал отпуска.
      -- В прошлом тоже.
      -- Мы тебя не видим дома, даже по воскресеньям. А ведь ты нужен детям... и мне тоже.
      Мари преодолела последнюю преграду -- победила в себе женщину, бунтовавшую из-за разочарования в муже, отказалась от своих мечтаний на пляжах Куронна и Жаи и стала тем, чем хотела быть, -- матерью. Отныне ей будет легко все принимать и отдавать.
      -- Ты всем нам нужен, Луи.
      -- Не знаю, Мари, я ничего больше не знаю.
      Он улыбается чуть заметной грустной улыбкой.
      -- Мари, как я боялся, как я боялся. Ведь я уже было совсем тебя потерял.
      -- Не смей так говорить... Это я не хочу терять тебя. Мы вместе сходим к врачу.
      -- Говорю тебе, я не болен.
      -- Знаю, знаю, но доктор тебе что-нибудь даст для поднятия духа, вернет тебе силы... И потом, Луи, у нас должно оставаться время и на жизнь
      Она ласково гладит волосы Луи. И ей кажется, что она отгоняет от него тревоги, мучения, боль. Ничего пока не наладилось, все испытания впереди, но она верит в свои силы.
      С годами волосы Луи потускнели, но они такие же мягкие, тонкие и шелковистые, как у Жан-Жака.
      --------------------
      Составление и вступительная статья Ю. П. Уварова
      Иллюстрации художника В. Л. Гальдяева
      ф 84 Веркор и Коронель, Перек Ж., Кюртис Ж.-Л., Ремакль А.
      Французские повести: Пер. с фр. / Сост. и вступ. ст. Ю. П. Уварова; Ил. В. Л. Гальдяева. М.: Правда, 1984. -- 640 с., ил.
      Повести известных французских писателей, включенные в сборник, раскрывают основные черты "общества потребления" и показывают, в чем именно заключается его враждебность человеческим ценностям.
      Четыре повести, представленные в этой книге, написаны известными современными французскими романистами. Они не похожи друг на друга ни своей биографией, ни творческой манерой, ни тематикой большинства их произведений. Однако этих совершенно разных писателей привлекла одна и та же тема. Это тема -- разоблачение антигуманистической природы, так называемого общества потребления с его культом вещей, денег, престижности, с его бездуховностью и безнравственностью. Авторы показали, какую страшную беду несет людям идеология потребительства, и вскрыли истоки ее широкого распространения.
      Бросается в глаза, что все эти произведения вышли почти одновременно: "Вещи" Жоржа Перека, "Время жить" Андре Ремакля в 1965 году, "Квота, или "Сторонники изобилия" Веркора и Коронеля -- в 1966 году, "Молодожены" Жан-Луи Кюртиса -- в 1967 году. И еще не менее двух десятков французских писателей именно в эти годы создают книги, гневно обличающие пороки "потребительской цивилизации". Из них на русский язык переводились (помимо указанных выше): Эрве Базен "Супружеская жизнь" (1967), Анри Труайя "Семья Эглетьер" (1965), Симона де Бовуар "Прелестные картинки" (1966), Эдмонда Шарль-Ру "Забыть Палермо" (1966).
      Разоблачение торгашеской сущности буржуазного общества и погони за выгодой, достигаемой ценой унижения человека, -- это тема не нова во французской литературе, имеющей богатую национальную традицию критики капитализма. Достаточно вспомнить творчество Бальзака, Стендаля, Флобера, Золя, Мопассана. Повести, представленные в настоящем сборнике (как и другие книги на ту же тему, вышедшие одновременно с ними), по-своему развивают эту традицию. Но их авторы не претендуют на раскрытие порочности системы в целом, а сосредоточивают внимание лишь на одном, совершенно определенном, конкретном явлении: они показывают губительное воздействие на личность и межличностные отношения массового психоза потребительства, умело созданного изощренным и мощным механизмом обработки умов и душ людей.
      Заинтересованы были в широком развитии этой потребительской лихорадки в первую очередь хозяева монополий и банков, ибо такая вспышка приобретательства была крайне необходима для обеспечения высоких прибылей. И особенно в 50 -- 60-е годы, когда после войны Франция была вынуждена преодолеть в кратчайший срок послевоенное отставание от других капиталистических стран. Ей пришлось в области экономики догонять своих соперников по мировому рынку, предпринимать колоссальные усилия, чтобы не быть "съеденной". Благодаря научно-технической революции, а также беспрецедентному усилению эксплуатации трудящихся и бурному росту производительности труда удалось укрепить позиции французского капитала, обеспечить искусственный, хотя и кратковременный подъем производства, затормозившийся в 70-е годы в связи с кризисом. Этот скачок в экономике привел в 60-е годы к созданию большого количества материальных ценностей. Но уродливые формы распределения в условиях капиталистической системы затрудняли доступ к этим ценностям широким слоям населения, так как покупательная способность трудящихся не выросла в той же степени, в которой увеличились объем производства и прибыль крупных фирм. В результате производство товаров намного превысило возможность их продать.
      В начале XX века при подобной ситуации избыток товаров приводил к кризису в его "классической" форме -- товары сжигались в топках паровозов, их топили в море. Теперь же времена изменились, и современный кризис принял новую, более сложную и завуалированную форму. Противоречия, вызванные перепроизводством, разрешаются не прямым уничтожением самих товаров, а путем создания в обществе всеобщею психоза потребления, своеобразной потребительской лихорадки, которая порождается прежде всего рекламой, занявшей огромное место в жизни Франции. Телевидение, радио, кино, журналы, газеты, стены зданий, платформы метро и улицы -- все стало полем битвы за покупателя.
      Постепенно выработалась психология обязательного потребительства, так сказать, демонстративного потребления. Сложился твердый эталон человеческого поведения, своего рода социально-психологический стереотип, согласно которому жить -- значит покупать, приобретать вещи. Вне материального потребления нет ничего. Все остальное несущественно, второстепенно. Но чтобы эта психология работала на экономику, чтобы покупки осуществлялись постоянно и в массовом масштабе, принося тем самым прибыль, для этого разработана и тщательно продумана сложная и разветвленная система различных льгот: продажа в кредит, оплата небольшими взносами, разного рода премии за покупки и другие способы привлечения покупателей. Создана новая и подвижная шкала престижности, толкающая на приобретение предметов не так уж необходимых.
      Для поддержания капиталистического производства на современном расширенном уровне, который обеспечивает нарастание прибыли, приходится непрестанно создавать все новые и новые потребности, желания, часто явно искусственные. При этом остаются неудовлетворенными многие насущные потребности: жилье, образование, здравоохранение и т. п. К тому же миллионы людей как бы "выпадают из игры", оказываются вне "потребительской цивилизации". Этот факт все чаше отмечается и в современных социологических исследованиях. Например, в книге Клода Жюльена "Самоубийство демократий" [Claude Julien. Le suicide des democraties. Paris, 1972] указано, что 10 миллионов семейств в 1971 году располагали доходом до 1500 франков в месяц, что означало тогда крайнюю бедность. А в исследовании Рене Ленуара "Исключенные" [Rene Lenoir. Les Exclus. Paris, 1974] говорится о 15 миллионах французов и трудящихся иммигрантов, так и не вошедших в "общество потребления". С годами они имеют все меньше шансов в него интегрироваться. Однако при отношении к потребительству как единственному мерилу человеческой ценности невозможность потреблять в соответствии с существующими критериями воспринимается личностью уже не просто как 6едность, а как отчуждение от эталонов, по которым живет общество. Человек ощущает себя как бы выключенным из нормальной жизни, отброшенным в сторону, погибшим.
      Но и те слои населения, которые, хотя бы в долг, пользуясь кредитом, подключены к потреблению, испытывают постоянную неуверенность, нестабильность своего существования и все растущую неудовлетворенность, поскольку не могут соответствовать престижным и нарастающим нормам потребительства. Нет предела этим нарочито подогреваемым потребностям.
      Способы их "подогрева" становятся невероятно изощренными. Так, например для того, чтобы стимулировать увеличение покупок, используется своеобразный "коммерческий психоанализ": тщательно с помощью специалистов по психологии "нащупываются" скрытые, подсознательные импульсы, желания, наклонности у потенциальных покупателей и изыскиваются эффективные меры воздействия на них, дабы побудить к приобретению предлагаемых товаров, даже им вовсе не нужных. Происходит таким образом тонкое, умелое одурманивание широких масс населения Франции. Задача состоит в том, чтобы у них не осталось ничего, кроме неукротимой жажды потребления. Вместо "разумного существа" (homo sapiens) капиталистам необходимо "существо потребляющее" (homo consomiens). Приходится делать огромные усилия, чтобы превратить человека в бездумного потребителя, в "раба вещей", чтобы он стал покорной, безотказно действующей "покупательной машиной". Цель этой операции -- не нужды народа и не интересы экономики страны, а активный поиск сбыта производимого товара ради обеспечения бесперебойного функционирования и обогащения монополий. Лихорадка потребительства, искусственно раздуваемая в стране, совсем не связывается с повышением жизненного уровня населения и его покупательной способности. Вот потому-то и пущены в ход самые изощренные стимулы с тем, чтобы вызвать рост потребления, ибо он не вытекает естественным образом из реального материального положения большинства французов.
      Все мыслящие и чувствующие честные люди во Франции, в том числе и многие писатели, были глубоко возмущены таким оболваниванием людей. Они справедливо усмотрели в этом посягательство на достоинство личности, попрание человеческих ценностей, изощренную форму закабаления человека. Поэтому против "чумы" потребительства и выступило одновременно столько авторов.
      Феномен "потребительской цивилизации" вызвал в 60-е годы обширную социологическую, документально-публицистическую и художественную литературу. Характерной чертой художественных произведений на эту тему стало стремление их авторов дать целостное, глобальное представление об "обществе потребления" с тем, чтобы полнее раскрыть его губительную для личности сущность. Писатели обратились поэтому к методам и приемам социологического исследования. В середине 60-х годов произошла смычка социологии и романа. Сложился такой тип повествования, в котором объектом рассмотрения и анализа становятся как бы типовые "модели" явления, и главное -- не сами персонажи, а то, что они воплощают, помогая создать такую "модель".
      Повести, включенные в наш сборник, пример этой литературы, которая раскрывает основные черты потребительства и показывает, в чем именно заключается его враждебность человеческим ценностям. При всех различиях индивидуальных манер их авторов они составляют как бы единое целое, дополняют друг друга.
      Веркор и Коронель в повести "Квота, или "Сторонники изобилия" в сатирически-гротескном виде представляют социально-экономические механизмы, создающие психоз потребления, знакомят с техникой превращения людей в "покупательные машины". Жорж Перек в повести "Вещи" подробно анализирует процесс воздействия на личность потребительской идеологии, вскрывает ее пагубные психологические последствия.
      Жан-Луи Кюртис в "Молодоженах" показывает, как культ вещей, денег и стремление к жизни напоказ разрушают семью средних классов французского общества.
      Андре Ремакль свидетельствует о том, как порожденная рекламой потребность жить по канонам и нормам "общества потребления" обрекает рабочего на мучительное, каторжное существование и создает угрозу его психике и здоровью.
      Таким образом, взятые вместе, эти повести создают целостное представление о "потребительской цивилизации" от общих принципов ее функционирования до частных образцов-примеров ее губительного влияния на жизнь людей.
      * * *
      Один из авторов повести "Квота, или "Сторонники изобилия" -- Веркор -писатель всемирно известный. Другой -- друг его детства инженер Коронель. Помимо этой повести, советскому читателю знакомы переведенные на русский язык книги Веркора "Молчание моря" (1942) и "Люди или животные" (1952). Его подлинное имя Жан Брюллер. Он родился в 1902 году, получил инженерное образование, но приобрел известность как художник, иллюстратор книг, автор сатирических альбомов, создатель оригинальных эстампов, изобретатель нового усовершенствованного способа репродукции картин. Писателем его сделало французское Сопротивление. Начиная с 1941 года стали нелегально выходить его рассказы, подписанные псевдонимом Веркор, и возникло созданное им подпольное издательство "Минюи" ("Полночь"), но тогда никто, даже из родных и близких молчаливого, спокойного, всегда занятого своим искусством художника Жана Брюллера не подозревал, что он и есть таинственный Веркор. Слава пришла к нему сразу. О нем шепотом говорили по всей оккупированной Франции и громко восхищались за ее пределами, в странах, борющихся против германского фашизма. Псевдоним был выбран не случайно: Веркор -- небольшая область в предгорьях Альп, где активно действовали французские партизаны -- макизары. Именем Веркор подписаны и все последующие произведения писателя, это имя навсегда связано в сознании читателей с героическим периодом жизни французского парода. Вскоре после выхода повести "Квота, или "Сторонники изобилия" были опубликованы мемуары Веркора "Битва в безмолвии" (1967), где он вспоминает о героических днях Сопротивления. В связи с выходом этой книги Веркора во французской печати выступили с воспоминаниями люди, помогавшие автору "Молчания моря" в создании подпольного издательства и нелегальной публикации его рассказов. И как бы вновь ожила славная страница французской истории.
      В повести "Квота, или "Сторонники изобилия" Веркор, выступивший в свое время против фашизма, снова защищает человеческие, духовные ценности от новой беды, угрожающей его народу, -- безудержного, бездумного потребительства.
      Авторы переносят действие своей книги в страну со странным названием Тагуальпа, которая понадобилась им для наблюдения -- как бы в чисто лабораторных условиях -- над действиями тех механизмов, которые создает "общество потребления". Тагуальпа -- это как бы его модель, представляющая его в очищенном виде, без примесей, словно вещество, полученное в пробирке химика, для выявления его закономерностей и особенностей.
      Сюжетная канва повести несложна. В разоряющуюся фирму, торгующую холодильниками, является никому не ведомый предприимчивый человек со странным именем Квота и предлагает новый метод торговли. Суть этого метода в том, чтобы любым способом, не брезгуя ничем, заманить в магазин покупателя и заставить его сделать покупку. Словом, превратить каждого прохожего в покупателя. Квота не удовлетворяется тем, что каждый житель Тагуальпы приобретает холодильник. Планы его гораздо шире. Необходимо заставить людей покупать то, что им совершенно не нужно, что им не по карману, вызвать у них неуемную жажду потребления. Символом всей деятельности Квоты предстает швейцар Эстебан, гордо стоящий в дверях фирмы и увешанный с ног до головы всевозможными часами. "Хоть бы одна пара показывала верное время", -- ворчит он. Жители Тагуальпы превращаются в форменных рабов вещей, в придаток к вещам, которые они даже не в состоянии использовать по назначению. Ванны, лишенные воды, оглушающие своих владельцев транзисторы (по нескольку в каждой руке), многочисленные пианино и другие бесполезные музыкальные инструменты, загромождающие квартиры жителей, -- все это выглядит ужасающе нелепо и бесчеловечно. Порабощение человека, лишение его собственной воли, превращение потребителя в машину -- таковы основные принципы, на которых зиждется система Квоты, которая требует: "Богатейте и покупайте. Покупайте в обязательном порядке. Не будешь покупать -- обеднеешь".
      Чем же страшен Квота и его метод торговли путем полного оболванивания покупателя? Тем, что он нащупал пружины, заставляющие людей непрерывно покупать, и с помощью современной техники распространил свое открытие на все сферы потребления. Квота страшен своей типичностью для капиталистического мира, так как в этом вымышленном персонаже сфокусированы реально существующие тенденции, развивающиеся в обществе. Квота уничтожает в покупателе все человеческое, пользуется идейным убожеством обывателя, мелкобуржуазной, мещанской страстью к собственности. Не защищенный от его железного напора культурой, интеллектом, богатством духовного мира, житель Тагуальпы представляет собой воск в руках Квоты.
      Веркору и Коронелю представляется, что опасность, которую несет Квота, нужно уничтожать в зародыше, в противном случае его могущество столь возрастет, что борьба с ним станет почти безнадежной. Авторы выдвигают в романе две идейно противостоящие Квоте антагонистические позиции. Первая, носительницей которой выступает племянница Самюэля Бретта, генерального директора фирмы, Флоранс, -- позиция гуманистического протеста во имя духовных ценностей. Вторая -- представленная конкурентом фирмы Спитеросом -позиция критиков системы Квоты, видящих в ней угрозу "здоровой" капиталистической экономике. И та и другая позиции обращены к прошлому, к буржуазной демократии в ее философском и экономическом воплощении.
      К концу романа сатира Веркора и Коронеля становится особенно острой. Экономика, развивающаяся по системе Квоты, требует не долговечности предметов потребления, а, наоборот, минимальных сроков их использования. Темпы все убыстряются, создается атмосфера искусственного оживления производства и экономики; эта лихорадка процветания, эта обесчеловечивающая система изнашивает так же быстро и нервную систему людей, вызывает у них состояние усталости, мучительной тоски, сводит с ума.
      Повесть завершается и в то же время как бы не завершается некой формулой бесконечности: "Ненасытно разрушались, неутомимо строились все в большем количестве дома, заводы, конторы, магазины, гаражи, больницы, сумасшедшие дома, и все равно не хватало домов, контор, магазинов, гаражей, сумасшедших домов, и все еще не хватало магазинов, гаражей, сумасшедших домов и все еще не хватало..."
      "Продолжение следует", -- иронически заключают авторы. Это формула безысходности и краха. Иначе и не может быть, поскольку действие романа остается в пределах капиталистического устройства. О социализме Квота лишь упоминает как о возможной альтернативе "обществу потребления", но в расчет его не принимает. В этом сказалась ограниченность авторского мировоззрения. Гротескный характер персонажей, элементы социальной фантастики определяют стиль повествования, его образный строй. Все герои здесь аллегорично-условны -- они носители "масок" -- идей авторов. Квота -- персонификация хищничества современных капиталистических заправил. Самюэль Бретт -- образ стареющего "вымирающего дельца". Флоранс -- воплощение интеллигенции европейского склада, бунтующей, но бессильной, швейцар Эстебан -- образ оболваненного обывателя и т. д.
      Книга Веркора и Коронеля соединяет в себе элементы фантастики и сатиры. Это пример интеллектуальной прозы. К ней прибегают авторы для того, чтобы объемнее и полнее выразить общие закономерности губительного для личности функционирования "общества потребления".
      Повесть Жоржа Перека (1940 -- 1982 гг.) "Вещи" написана раньше, чем книга Веркора и Коронеля, но она может рассматриваться как ее своеобразное продолжение. Если в "Квоте" была вскрыта причина и показаны способы создания ажиотажа потребительства, то в книге Перека видно, как это явление практически губит души людей. Эта повесть была первым художественным произведением Жоржа Перека -- 25-летнего писателя, социолога по профессии. После повести "Вещи", имевшей огромный успех и удостоенной одной из главных литературных премий, он стал профессиональным писателем и приобрел известность как автор оригинальных, интересных книг, вызывавших большой интерес у читателей и критиков. Наиболее значительные из его произведений (помимо "Вещей"): повести "Спящий Человек" (1967), "Темная лавка" (1973), пьеса "Прибавка к жалованью" (1970), сложный многоуровневый роман "Жизнь, способ употребления" (1978).
      Повесть "Вещи" привлекла всеобщее внимание не только своим содержанием, но и неожиданной формой. Отвечая потребности времени, Перек дальше, чем все остальные писатели 60-х годов, пошел в сторону сближения литературы и социологии. Его произведение внешне напоминает социологический очерк, соединенный с техникой "нового романа": обильное описание предметов, почти полное отсутствие действия. Едва вырисовываются два персонажа -- молодая чета -- Жером и Сильвия, представленные скорее как среднестатистические единицы анализа, чем развернутые характеры. На их примере Жорж Перек раскрывает тип социального поведения, характерный для "общества потребления". Он стремится показать, что это не просто старомодные мещане-накопители. Жером и Сильвия -- мещане современного типа: они не покупают что попало, лишь бы была вещь. Их приобретения целенаправленны. Они покупают только те веши, которые нужны, чтобы отвечать моде, подходить к определенному рангу, соответствовать принятому в их среде образу жизни. Такими вещами могут оказаться и дорогие английские костюмы и подчеркнуто небрежная старая поношенная одежда, и рухлядь, купленная на "барахолке" по дешевке, и отдельные ценные предметы. Интеллектуальный багаж Жерома и Сильвии, так же как и веши, тоже нужен только для "ранга", для "стандинга", определен модой и престижностью. Это расхожие суждения и мнения, напечатанные в журнале "Экспресс", или своеобразный ложноинтеллигентский жаргон, принятый в университетской и "околонаучной" среде. Вся жизнь Жерома и Сильвии -- погоня за миражами, стремление покупать, чтобы быть счастливыми, а это вызывает все новые потребности, и, пытаясь их удовлетворить, они опять становятся несчастными. Эта пара представляет собой модель того человеческого типа, который формирует буржуазное французское общество 60-х годов. Такие индивиды жизненно необходимы "обществу потребления" для его нормального функционирования. Автор тем самым показывает, что это общество может существовать, только извращая, искажая человеческую психику, создавая таких моральных, нравственных и духовных уродов, какими стали Жером и Сильвия.
      Но в то же время Перек-романист тонкими стилевыми приемами, тщательно продуманной игрой языковых средств придает представленному им анализу глубокий гуманистический смысл, раскрывает таящуюся в нем человеческую трагедию. История Жерома и Сильвии -- это преображенный до неузнаваемости традиционный "роман-воспитание".
      Первые несколько страниц посвящены описанию квартиры, предметов, в ней находящихся, и быта счастливых хозяев. Это изложение мечты Жерома и Сильвии, то, к чему они стремятся. В традиционном "романе-воспитании" такое описание играло роль обычного для жанра сообщения о мечте, об устремленности героя. Там это были возвышенные иллюзии, часто романтические грезы, которым было суждено разбиться при столкновении с действительностью. Здесь же показан крайне приземленный, убогий и сугубо "вещевой" характер мечты Жерома и Сильвии. Дабы подчеркнуть и дать сразу почувствовать, что это описание не более чем "голубая мечта" героев книги, автор употребляет глаголы только в условном наклонении (Le Conditionnel Present), которое во французском языке выражает предположение, но вместе с тем и таит в себе возможность осуществления задуманного. Однако глаголов крайне мало. Они служат только связкой между подробными, дотошными описаниями квартиры и быта, о которых мечтают персонажи книги. Затем автор переходит к рассказу о судьбе Жерома и Сильвии. Сразу же меняется время глаголов. Теперь писатель употребляет прошедшее время несовершенного вида (L'Imparfait), которое имеет описательную функцию. В дальнейшем, в течение почти всего повествования употребляется только это время глагола, что придает бесстрастно-хроникальный характер изложению, сводит персонажи до уровня объекта исследования, чем подчеркивается их безликость, анонимность, а это впечатление и должны производить искусственно обезличенные, лишенные индивидуальности Жером и Сильвия. Эта характеристика создается также путем введения в повесть лавины описаний предметов, которые интересуют героев книги. В качестве "вещей" перечисляются и их идеи и их интеллектуальные интересы, изложенные тем же бесстрастным языком описи имущества.
      Книга Перека при всей ее внешней бесстрастности и холодней объективности внутренне глубоко человечна. Она выражает трагедию обезличенности. Форма, в которой выражена трагедия, подчеркивает массовый, обобщенный смысл судьбы Жерома и Сильвии. Это не частный случай, а своеобразная модель явления. В "упаковке" социологического исследования скрыта таким образом повесть о воспитании чувств в бесчувственной среде.
      Автор третьей повести сборника Жан-Луи Кюртис (1917 г. р.) -- один из самых читаемых во Франции популярных писателей. Его часто называют "романистом-свидетелем", потому что каждое его произведение (13 романов и повестей и 4 сборника новелл) дает точное представление о времени, о социальной среде, о проблемах, волнующих его современников. По книгам Кюртиса можно проследить эволюцию французского общества последнего тридцатилетия. Но Кюртис не бесстрастный хроникер, а человек, глубоко взволнованный гибелью идейных и духовных ценностей, остро чувствующий несправедливость, фальшь и ложь, царящие в буржуазном обществе. Свой яркий талант сатирика, великолепного стилиста и умного аналитика он отдает "бескомпромиссному отстаиванию нравственных гуманистических ценностей" -как сказано, в решении Французской Академии в связи с присуждением в 1972 году Кюртису "Гран при" за все творчество в целом.
      Однажды в беседе с корреспондентом бельгийской газеты "Ла суар" Кюртис сказал: "Люди хотят приобретать, они создают себе такой эталон счастья, который включает лишь мечты о комфорте, непрерывных удовольствиях... А что же происходит с любовью в нашем поверхностном обществе? Любовь оказывается под угрозой. Сотнями насчитываются неудачные браки" ["Le Soir", 8 Janvier, 1968.]. Историю одной из этих неудач и рассказывает писатель в повести "Молодожены". Эта книга затронула самый больной нерв "общества потребления", показав его полную несовместимость с простым человеческим счастьем. Автор выводит среднетиповую семью -- не богатую, но и не особенно бедную. Жиль Феррю -- инженер. Он и его жена Вероника молоды, красивы, любят друг друга, у них есть дочь. Все, казалось бы, предрасполагало к счастливой семейной жизни, но она оказалась постепенно разрушенной. Сюжет повести -- это история молодой семьи Феррю от ее возникновения до распада. Жиль -- влюбленный в свою жену, увлеченный своим делом, человек серьезный, чуткий, добрый, мыслящий, интересуется искусством, литературой, философией. А его молодая жена Вероника -- дитя своего времени. Ее интересует только внешнее, чисто материальное проявление "счастья". Красивая дорогая машина, современная комфортабельная квартира плюс загородная изящная вилла, поездки на яхте, приемы, коктейли, посещение новых модных клубов, постоянное общение с хорошо одетыми моложавыми миллионерами и известными людьми и, конечно, самые дорогие, по последней моде сделанные туалеты. Такой видится настоящая жизнь Веронике Феррю. Все это навеяно навязчивой рекламой, примерами из жизни преуспевающих подруг, глянцевитыми обложками журналов, яркими, зовущими витринами магазинов. Жажда потреблять, приобретать губит живые, непосредственные человеческие чувства, убивает мысль. Вероника постоянно играет роль, подражая той или иной актрисе кино или какой-нибудь даме высшего света. Ее взгляды, вкусы, убеждения -- все подсказано модой, принятым стереотипом. Естественно, что ее не удовлетворяет скромное материальное положение мужа -- молодого инженера, он не может помочь занять ей "ранг", о котором она мечтает. Кроме того, ее раздражает то, что Жиль не "шикарен", не "сноб" и вообще разговаривает не как все люди ее круга, не так, как "принято". Она считает его неудачником, постепенно начинает его презирать, перестает любить. Жиль понимает ограниченность, поверхностность вкусов и пристрастий жены, старается объяснить ей ее заблуждения, раскрыть глаза, показать, что счастье не в материальном процветании и "фешенебельности", а в духовной жизни, в красоте чувств, в человечности. Но он ничего не может сделать против всесильной и чудовищной власти потребительства. К тому же поддалась этой власти и его горячо любимая младшая сестра.
      Автор умело и убедительно показывает, как вирус потребительства разъедает живую ткань человеческих отношений, душит любовь, мертвит живые чувства. В конце концов семья распадается. Вероника выходит замуж за какого-то темного дельца-миллионера, который, несмотря на свое духовное убожество, в состоянии предоставить "ранг", о котором она мечтает. Жиль остается один с маленькой дочкой, бесконечно счастлив от общения с нею, хотя с горечью предвидит, что через несколько лет и она обнаружит, что у него нет ни "роллс-ройса", ни известности, ни блестящих перспектив стать миллионером. Драма молодой четы Феррю предстает как типичное явление, неизбежно порождаемое бесчеловечным, жестоким "обществом потребления". Не случайно употреблен неопределенный артикль в заглавии ("Un jeune couple"). Автор как бы подчеркивает обобщающий характер того, что происходит в жизни Вероники и Жиля. Их драма развертывается на фоне сатирически представленного буржуазного общества 60-х годов, аморального и неблагополучного при всем его внешнем блеске.
      Следует также отметить виртуозное авторское владение словом. Самой манерой речи, лексикой, "модными" словечками он передает внешнюю красивость, претенциозность и одновременно торгашеский дух, мещанство и духовное ничтожество современных буржуа. Эта книга с большим мастерством и талантом разоблачает миф о "процветании" западного мира, показывает несовместимость современного буржуазного образа жизни с подлинной человечностью, с настоящими, а не фальшивыми духовными ценностями Завершает сборник повесть "Время жить" -- одна из самых знаменитых книг на "антипотребительскую" тему. Недаром она получила очень почетную Популистскую премию 1965 года (за лучшее произведение о народе) и была экранизирована. Автор этой повести писатель-коммунист Андре Ремакль (1907 г. р.) -- по профессии журналист, много лет был главным редактором коммунистической газеты "Марсельеза", выходящей в Марселе, с которым связана вся жизнь и почти все творчество писателя.