Глава 8

Обратный путь из Обана был небогат событиями — обычное спокойное плавание, отмеченное разве что великолепным закатом, представлявшим собой настоящее буйство розовых, пурпурных и оранжевых красок, мерцавших и переливавшихся над сонными серыми водами залива, которые поблескивали подобно стеклу в угасающем свете дня.

Вид острова Трелей, когда они к нему приблизились — живописная картина из туманов и разных оттенков света, — показался Элинор самым прекрасным, захватывающим дух зрелищем, какое только было доступно воображению. Охваченная благоговейным трепетом, она стояла на палубе, пока ялик медленно скользил по темным волнам, приближаясь к молу.

Возвращение из города заняло чуть ли не вдвое больше времени, чем поездка туда, и они добрались до Данвина уже после наступления темноты. Там их ждал простой ужин из больших овсяных лепешек, сыра и нарезанной на ломтики жареной курицы, которую Майри великодушно догадалась приготовить к их возвращению. Кухарка расспросила их о прогулке, выразила свой восторг по поводу новой подзорной трубы Джулианы, а затем доложила Гэбриелу обо всем, что произошло в замке за время его отсутствия.

Вскоре после ужина последствия дневных хлопот начали сказываться. Все разошлись по своим комнатам раньше обычного, почти сразу после того, как часы пробили девять, и, как и накануне, уложив Джулиану спать и выпив чашку чая в обществе Майри, Элинор поднялась к себе лишь для того, чтобы обнаружить, что Джулиана опять покинула свою спальню. Девочка спала, свернувшись клубочком, на постели матери, и девушке пришлось пристроиться рядом с ней.

На следующий день, рано утром, они вместе съели легкий завтрак из овсяных лепешек и чая, сидя за столиком в согретой теплом очага кухне, пока Майри суетилась вокруг, начиная подготовку к Дню святого Михаила.

Этот праздник покровителя морей отмечался в самом конце сентября и совпадал с концом жатвы, когда по обычаю вносилась арендная плата и люди молитвами выражали свою благодарность небесам за обильный урожай. Две замужние дочери Майри, Алис и Сорха, только этим утром прибыли с Большой земли, чтобы помочь матери в приготовлениях к торжеству. Пока они проверяли, хватит ли на кухне муки и прочих продуктов для «Струан Мехейл» — традиционного праздничного кулича, который должен был стать главным блюдом пира, — Майри, усевшись рядом с Элинор и Джулианой, рассказывала им во всех подробностях об этом священном дне.

— Все до единого жители острова принимают участие в празднике, который начинается в воскресенье перед Днем святого Михаила, — пояснила она. — В этот день, который мы называем «Донах куран», все женщины и девушки острова, независимо от возраста, выходят в поля собирать урожай моркови. Таков древний обычай здесь, на Гебридах. Вы и малышка тоже должны пойти вместе с нами.

Элинор с радостью согласилась.

Держалась по-прежнему сухая погода, поэтому сразу после завтрака Элинор проследила за тем, чтобы Джулиана оделась потеплее в шерстяное платье и чулки, так как на улице было довольно холодно. Затем она затянула потуже ремешки своих новых броганов, и они вдвоем отправились в сторону скалистых холмов за пределами замка, чтобы полюбоваться островом через новую подзорную трубу Джулианы.

Когда они поднялись на вершину первого холма, Элинор обернулась, и тут ей показалось, что она заметила в одном из окон замка чью-то фигуру. Разумеется, с такого большого расстояния она не могла видеть, что лорд Данвин смотрит им вслед из окна своего кабинета, и уж подавно не могла разглядеть хмурую складку у него на лбу. Его опять преследовали воспоминания о том, как три года назад точно так же две женщины отправились на прогулку, после которой вернулась только одна.

Солнце, обласкав островитян утренним теплом, скрылось за пестрой грядой осенних облаков, пронизывающий ледяной ветер, дувший со стороны залива, слегка приподнимал полы плащей. Элинор в тот день надела свое самое теплое платье из пепельного бархата с облегающим лифом, застегивавшимся спереди на пуговицы, и длинными рукавами, доходившими до запястий. Хотя ее новые шерстяные чулки неплохо защищали от холода, девушка взяла еще по паре для каждой из них, на тот случай, если они начнут замерзать.

Спустя каких-нибудь полчаса волосы Элинор, которые она этим утром так старательно уложила в шиньон, начали распускаться. Прошла еще четверть часа, и Элинор прекратила бесплодные попытки собрать непокорные пряди в пучок. Она вынула шпильки, поддерживавшие ее прическу, и пышные локоны в беспорядке рассыпались по плечам.

Так они продвигались все дальше и дальше, время от времени останавливаясь, чтобы полюбоваться каким-нибудь пятном на горизонте — бесчисленными рыбацкими лодками, буревестником, низко парившим над волнами в поисках добычи, или высунувшейся из воды круглой головой любопытного серого тюленя, который, похоже, следовал за ними повсюду, куда бы они ни направлялись. Джулиана то и дело подносила к глазам трубу, чтобы посмотреть на животное, а Элинор между тем весело болтала с ней, обращая внимание девочки на полевые цветы, которые даже в это позднее время года в изобилии попадались им на пути. Они собирали пахучий ясменник и другие травы, которыми пользовалась Майри, чтобы придать свежесть постельному белью, складывая их в плетеную корзину, которую кухарка дала им перед уходом.

Пока они шли по крутому берегу залива и узкой лесистой долине внизу, им встретились некоторые арендаторы, жившие на Трелее. Весь остров находился в собственности лорда Данвина, и те, кто жил за пределами поместья, занимали землю, поделенную на отдельные небольшие участки или фермерские хозяйства. Чаще всего выращенного на этих участках арендаторам не хватало даже на то, чтобы прокормить себя, поэтому им приходилось пополнять свои скудные доходы, занимаясь побочными промыслами, например, рыболовством, переработкой бурых водорослей на золу, вязанием, или же оказывая другие услуги, как Дональд Макнил, доставлявший на Трелей почту, а также перевозивший людей и грузы между островом и Большой землей.

Те фермы, мимо которых им пришлось проходить, располагались поодиночке, а не скопом, как это обычно бывает в английских деревнях, и состояли, как правило, из крытой соломой хижины и обнесенного изгородью загона, где держали овец и коз. Материалы для хижин добывались тут же, на острове, и нагроможденные друг на друга вокруг земляного пола камни разных форм и размеров образовывали стены под плотно устланной соломой крышей. У некоторых из местных жителей в доме имелся грубой работы камин, или лум, с трубой, откуда выходил дым от постоянно горевшего в очаге торфа. В остальных хижинах дым висел над головами, медленно пробиваясь через мелкие щели и отверстия в соломе и покрывая стропила изнутри черной сажей.

В то время как многие сочли бы подобные нищенские условия жизни достойными сожаления, обитатели этих хижин, насколько могла заметить Элинор, были веселыми, жизнерадостными людьми. Все они вели себя при встрече с поразительной сердечностью и радушием, дружелюбно улыбаясь и махая им вслед, а многие даже отрывались от работы на полях, чтобы приветствовать их на своем родном языке. Стоило им ненароком оказаться возле какого-нибудь домика, как их тут же приглашали зайти, чтобы подкрепиться парным молоком, чаем, а иногда даже виски — словом, всем, чем были богаты хозяева. И каждый из них относился к Джулиане с уважением, подобающим дочери их лэрда, называя ее «малышка Макфи». Если то обстоятельство, что девочка была нема, и вызывало у них неловкость, то они никак этого не показывали. Даже о лорде Данвине они отзывались не иначе, как о добром и великодушном хозяине, настоящем предводителе клана, заботящемся о благе своих людей. Насколько же отличалось их отношение от того, с которым пришлось столкнуться всего день назад на Большой земле!

Именно тогда, во время их пребывания в доме Дональда Макнила, того самого лодочника, доставившего их накануне в Обан, Элинор довелось многое узнать об истории самого острова и о его таинственном, нелюдимом хозяине.

Она сидела за прочным дубовым столом, наслаждаясь теплом от чашки только что приготовленного чая, пока старший сын Дональда, представленный им как «Дональд-младший», взял с собой Джулиану, чтобы девочка могла посмотреть, как он загоняет овец с пастбища. Жена Дональда, Шиона, помешивала аппетитно пахнувшую похлебку, булькающую в металлическом котелке над очагом, а их младший сын, едва начавший ходить и получивший от родителей прозвище «малыш Дональд», с довольным видом играл у ног отца с клубком шерсти. Как объяснили ей Макнилы, на острове существовала давняя традиция называть новорожденного сына в честь отца и деда, чтобы их славные имена передавались из поколения в поколение.

Шиона была жизнерадостной молодой женщиной, немногим старше самой Элинор, с мягкими каштановыми волосами, убранными под сетку. Ноги ее под пестрыми клетчатыми юбками были босы, и она носила шафранового цвета блузу под темным корсажем, шнуровка которого на талии была ослаблена, поскольку Шиона ждала очередного ребенка, ребенка, который, как она надеялась, окажется девочкой, поскольку, по ее словам, вряд ли она сможет придумать подходящее прозвище для еще одного Дональда.

— Это хорошо, что вы приехали сюда, чтобы заботиться о малышке Макфи, — произнес Дональд, почти в точности повторяя слова Майри в первую ночь, проведенную Элинор на острове.

— Да, очень хорошо, — подхватила Шиона, бросив в похлебку над огнем нарезанные ломтики картофеля. — Слишком давно мы не видели на острове ни одного нового лица.

— И много ли было в Данвине гувернанток до меня? — спросила Элинор. Она заметила, как Дональд бросил беглый взгляд на жену, прежде чем ответить:

— Нет, не очень — всего одна или две. — Тут он заколебался. — Ну, может быть, три или больше, но ведь прошло всего три года с тех пор, как леди Данвин покинула нас, а до своей гибели она всегда заботилась о девочке сама с помощью горничной.

— И кто же присматривал за Джулианой, пока та оставалась без гувернантки?

— По большей части Майри, а иногда слуга его светлости, Фергус. Этот человек состоял на службе у нескольких поколений хозяев Данвина, и потому для него было большой честью заботиться о малышке.

Элинор кивнула, одновременно наблюдая через маленькое оконце за Джулианой, которая как раз опустилась на колени, чтобы погладить пушистого ягненка, только что вернувшегося с пастбища и тыкающегося носом ей в ладонь. Она спрашивала себя, не потому ли Фергус отнесся к ее появлению так настороженно, что она, совершенно посторонний человек, взяла на себя обязанности, которые раньше лежали на нем.

— И давно ли лорд Данвин стал хозяином острова?

— Всего лет десять назад или чуть больше, — ответил Дональд, сопровождая свои слова кивком головы, и предложил ей только что снятую с очага горячую овсяную лепешку. — А до того он учился в университете и служил на Пиренеях.

— Лорд Данвин сражался против Наполеона?

Элинор знала многих друзей ее семьи, которые тоже отправились вместе с армией за границу, как, например, Роберт Иденхолл, теперь ставший герцогом Девонбруком, или Бартоломью Толли — закадычные приятели ее брата, Кристиана, знакомые ей с детских дет. Интересно, не сталкивался ли там кто-нибудь из них с лордом Данвином?

— Да, хозяин был одним из самых храбрых офицеров, каких мне когда-либо доводилось встречать, — продолжал Дональд. — Мы вместе участвовали в битве при Ла-Корунье. В тот день под ним подстрелили трех лошадей, однако он ни разу не дрогнул. Казалось, что вражеские пули не способны причинить ему вреда. Когда он нас покинул, это стало большой потерей для всего полка.

— Он был ранен?

— О нет. Его вызвали домой, на Трелей, когда его старший брат Малкольм внезапно скончался, оставив ему поместье и титул. Клан Макфи — один из самых древних, и потому последний из ныне здравствующих прямых наследников Макфи не мог рисковать своей жизнью в войне с французами. У лорда Данвина имелись свои обязанности перед семьей и жителями острова, поэтому он вернулся на родину, женился на леди Джорджиане и обосновался здесь. Потом на свет появилась малышка, и все было хорошо, пока…

В этот момент на пороге хижины появились Дональд-младший и Джулиана. Элинор было любопытно, что хотел сказать ей Макнил, однако она решила, что разговор лучше отложить до следующего раза. Она с ласковой улыбкой обернулась к Джулиане, чьи щеки слегка раскраснелись от ветра, а глаза в обрамлении непокорных прядей темных волос, уже не удерживавшихся лентой, искрились от оживления. Девочке не нужны были слова, чтобы объяснить Элинор, сколько удовольствия ей доставила прогулка в обществе молодого Дональда — это и так было очевидно по выражению ее лица.

— Что ж, пожалуй, нам пора уходить. Мы и так отняли у вас слишком много времени, — произнесла Элинор, поднявшись с места. — Нам уже давно следовало вернуться в Дан-вин. Большое вам спасибо за гостеприимство.

— Хотите, я попрошу сына проводить вас? — предложил Макнил. — Уже довольно поздно.

Элинор набросила на плечи плащ и покачала головой:

— Нет, думаю, мы сами сможем найти дорогу, но все равно я очень признательна вам за великодушное предложение.

Дональд и Шиона пожелали гостям всего хорошего, пригласив их заходить снова, когда им будет угодно. Элинор уже заранее могла предположить, что их визиты сюда станут частыми. Макнилы были не только сердечными, общительными людьми, но и одной из немногих семей на острове, где по-английски говорили так же хорошо, как и по-гэльски.

Небо уже начало темнеть, хотя до ночи было еще довольно далеко. Не успели Элинор и Джулиана добраться до вершины ближайшего холма, как заметили позади Дональда-младшего, который следовал за ними, размахивая деревянным ведром.

— Мама просила меня принести молока к ужину. Надеюсь, вы не будете против, если я пойду с вами? Похоже, нам в одну сторону.

Элинор улыбнулась и кивнула, не забыв помахать в знак признательности Дональду, который наблюдал за ними снизу, стоя на пороге своей хижины.

В свои пятнадцать лет Дональд-младший уже успел перерасти своего отца, чья ярко-рыжая шевелюра передалась и сыну. Его длинные руки под тонкой тканью рубашки стали сильными и мускулистыми благодаря неустанному труду на семейном участке. На редкость смышленый для своего возраста, этот паренек знал все сколько-нибудь заметные места на острове и показал им по пути многие из них, пересказывая во всех подробностях легенды, окружавшие каждый с виду неприметный камень, каждое дерево, которыми изобиловал пестрый окрестный ландшафт.

— Вот этот, — произнес он, указывая на большой округлый камень, невесть как оказавшийся в одиночестве посреди низины, — называется «камень силачей». Говорят, его доставил сюда из Ирландии сам великий Фингал[18], чтобы с его помощью мужчины могли проверить свою силу. Однако лишь немногим людям удавалось сдвинуть его с места, а в наше время таких и вовсе не осталось. А там, — продолжал Дональд, указав рукой на то, что издалека казалось небольшим углублением в склоне холма, — находится вход в одно из тайных укрытий рода Макфи.

— Тайных укрытий? — переспросила Элинор.

— Да. Существует предание, что последний из великих Макфи, Малкольм Макфи — не брат нашего нынешнего хозяина, но другой — был загнан сюда людьми из враждебного клана Маклинов. Они преследовали его то тут, то там и в конце концов настигли его здесь, в пещере, где он спрятался со своим огромным черным псом. В пещере тогда, как и сейчас, имелось два входа, и Макфи встал на страже у одного из них, сжимая в руках свой могучий клеймор, а пес охранял другой. Однако врагам все же удалось пронзить его стрелой через отверстие в сводах пещеры. С тех пор Макфи утратили власть над тремя из островов и были изгнаны сюда, на Трелей.

— Но почему Маклины желали зла Макфи?

Молодой Дональд только пожал в ответ плечами:

— О, то была давняя кровная вражда, и, как всегда в подобных случаях, истоки ее теряются в веках.

Элинор невольно вспомнила Шеймуса Маклина, сапожника из Обана, и его явную неприязнь к лорду Данвину. Не была ли их вчерашняя стычка отголоском все той же давней вражды?

Пока Дональд пересказывал Элинор и Джулиане свои истории, он успел до отказа наполнить ведерко молоком от черной коровы, мирно пасшейся на лугу. Едва он покончил со своим поручением, они все вместе направились к берегу, беседуя между собой о древних кланах, кровавых междоусобицах и тому подобных вещах. Солнце уже почти закатилось за западные холмы, и туман начал медленно наползать со стороны моря, усеивая белыми пятнами окружавший их пейзаж.

Когда они приблизились к берегу в том месте, где зеленое пастбище уступало место песчаным дюнам, то увидели странный конусообразный холм высотой почти в рост Элинор — судя по его правильным очертаниям, сделанный рукой человека.

— А это что такое? — осведомилась Элинор, оставшись стоять в стороне, между тем как Дональд подошел к холму поближе.

— О, это всего лишь шихен, — пояснил мальчик таким тоном, каким англичанин мог бы говорить о живой изгороди.

Элинор молча ждала объяснений, которые, как она знала, не замедлят последовать, и тут же изумленно приоткрыла рот, когда без всякого предупреждения Дональд выплеснул добрую порцию молока из ведра на вершину холма, где для этой цели было сделано небольшое углубление. Он лил до тех пор, пока молоко не начало переливаться через край углубления, после чего некоторое время стоял рядом, наблюдая за тем, как оно тонкими струйками стекает на землю. Затем он обернулся к Элинор и самым деловитым тоном, на какой только был способен, произнес:

— Это для ши[19].

Элинор недоверчиво уставилась на него.

— Ши? — только и смогла выговорить она.

— Да, для духов, которые живут в этих маленьких холмах. Мы на острове зовем их «холмами эльфов». Всем известно, что, если вы предложите эльфам немного молока из ведра, они не будут досаждать своими проказами вашему дому. Это они заставляют плодородные поля зеленеть, чтобы пасущиеся на них коровы давали больше молока, а мы, в свою очередь, могли им питаться. Поэтому справедливо, что мы отдаем часть дара туда, откуда его получили.