Без помех выбравшись на улицу, аспирант увидел автозак, из которого выгружали арестанта - осанистого, важного, южных кровей. Прикинув, что приятней ехать, чем канать пешком, Титов легко взмахнул рукой, и конвойные сразу же упали - один с разорванным горлом, другой с наполовину снесенным черепом. В следующее мгновение аспирант был уже в кабине и поворачивал в замке зажигания ключ, а нерастерявшийся сын гор вскочил на подножку и дико округлил заблестевшие глаза:
      - Рви!
      Однако Титов не спешил. Проехав немного вперед, он внимательно наблюдал в зеркало заднего вида. Как только открылись двери и люди в форме рванули к автозаку, он ухмыльнулся и дал задний ход. Раздались глухие удары, крики, а аспирант, размазав преследователей по стене, попер вперед, наплевав на все правила дорожного движения.
      - На Сенную рули, - с акцентом скомандовал кавказец и, встретив насмешливо-презрительный взгляд, пояснил: - Хавира там не битая, на дно ляжем.
      Титов хмыкнул, но возражать не стал, не до того было - позади замаячили проблесковые огни, раздался лай из громкоговорителя, и пара ментозавров в желто-поносном "жигуленке" попыталась остановить автозак. Ухмыляясь, аспирант прибавил газа и, вывернув руль влево, принялся выталкивать красноперых навстречу проходившему как раз кстати трамваю. Было видно, как узколобый мент судорожно крутит баранку, да только напрасно - раздался глухой удар, и преследователи отстали. На Садовой сын гор крикнул: "Стопори!", и Титов дал по тормозам. Нырнули в парадную, оказавшуюся проходной, прошли "сквозняками"(1) и, обогнув Сенную по большой дуге, проверились - нет ли кого на хвосте. Все было чисто. Миновав еще один, напоминавший формой и запахом прямую кишку, двор, они поднялись на второй этаж мрачного, когда-то доходного дома. Быстро глянув на обшарпанный почтовый ящик, кавказец ухмыльнулся:
      - По железке все(2), - и особым образом позвонил.
      1 Проходной двор.
      2 Все в порядке.
      Было слышно, как кто-то подошел к дверям, зрачок "глазка" побелел, и сразу же загремели запоры. Их запустили в длинный, еле освещенный коридор.
      - Гомарджоба, батоно Дато! - Нестарый еще грузин радостно пушил усы и лез обниматься. - Гомарджоба, генацвале!
      - Здравствуй, Ираклий, накрывай стол.
      Ираклий тут же кинулся куда-то в недра квартиры, а тот, кого звали Дато, уверенно повел аспиранта в самый дальний конец коридора. Повернул направо, открыл дверь, щелкнул выключателем. Подобное аспирант видел только в музее стены были увешаны картинами в золоченых рамах, в углу возвышалась огромная, в рост человека, малахитовая ваза. У просторной кровати с балдахином висел роскошный персидский ковер, узор которого был неразличим из-за навешенного холодного оружия. На фоне всего этого великолепия новый знакомый аспиранта смотрелся весьма экзотично - худой и жилистый, с густой черной шерстью, выпиравшей из-за ворота рубахи.
      - Давай знакомиться, генацвале. - Посмотрев на Титова так, будто увидел впервые, он протянул ему руку в наколотых перстнях. - Я вора.
      Депутат ЗАКСа Алексей Михайлович Цыплаков был степенным государственным мужем с благородной проседью на висках и трудовым прошлым своим гордился чрезвычайно. А начиналось оно давно, на колхозном рынке. Тогда, сдирая с черных при разгрузке фур по полтиннику за ящик, водитель электротележки Леха Жареный о политической карьере и не помышлял. Не очень-то она волновала его и после, когда, заслав солидные "влазные", удалось выдвинуться в главнокомандующие цветочным филиалом.
      Странное тогда было время. Страна, прикрывая голый зад, незыблемо шла к победе коммунизма, по ящику каждый день гоняли сериал с орденоносным половым гигантом, а продавать символ революционного процесса - гвоздику ремонтантную строителям коммунизма не дозволялось категорически(1).
      1 Гвоздикой ремонтантной, суть обычной, привычной всем гвоздикой, разрешалось торговать только предприятиям госторговли.
      Помнится, не растерялся тогда Алексей Михайлович. Тонко чувствуя момент и горячо одобряя в душе мудрую политику партии, навел коны с магазином "Цветы", произведя также коренные изменения в многочисленных рядах цыгано-молдаванских тружениц. Довольно, милые, шастать вам на Пискаревский мемориал и, засылая червонец менту, чтоб отвалил в сторону, таскать букеты у статуи Матери-родины! Доколе бегать вам к крематорию и, унижаясь перед Петькой Хмырем, скупать у него паршивую, почерневшую от жары гвоздику, которую он, паскуда, успел заграбастать с уходящего в печь гроба! Вот вам качественный, дешевый товар, хватит всем, и поскорее вливайтесь в мировой революционный процесс, недаром же в пролетарской песне поется: "Красная гвоздика - наш цветок!"
      Влились с энтузиазмом. Забурел тогда Алексей Михайлович, личное авто купил и, поставив дело на широкую ногу, забыл, что высшее благо - это чувство меры. Как известно, жадность порождает бедность, и полгода не прошло, как захомутал его местный ОБХСС. Суровые дядьки с влажным блеском в глазах, напугав вначале до смерти, затем вдруг резко подобрели, и Алексей Михайлович по первости решил, что им просто хочется в лапу. Но те денег не взяли, предложили Цыплакову два пути: в стукачи или на зону. Делать нечего. Подписав гнусную бумажонку, Алексей Михайлович "сел на клейстер", да еще как плотно. Кликуху ему дали Дятлов, и с тех пор никто его не щемил, более того, когда вышел у него конфуз с "зелеными знаками", менты по-отечески помогли, отмазали - уж больно стучал он громко и качественно. В то же самое время случай свел Цыплакова со злостным хулиганом Василием Карнауховым. Тот только что откинулся с зоны и, шатаясь бесцельно по городу трех революций, зашел за бригадирскую будку поссать. За удаль и молодечество был он тут же принят на должность уборщика и вскоре оказанное высокое доверие оправдал. Мастерски, по наводке Цыплакова, "давал наркоз" рихтовочным молотком тому, кто торговал с выгодой, но не оглядывался по сторонам. Еще как давал! Оц-тоц-перевертоц,
      дела шли...
      Увы, все хорошее скоро заканчивается. Вот и Васятке в конце концов не повезло - взял на гоп-стоп не в меру резвого джигита. Однако, подсев, однокорытника не вломил, и с хибром "проканал паровозом с горящими буксами" по кривым рельсам советского законодательства(1). И покуда Василий Карнаухов чалил, Алексей Михайлович не скурвился, не забурел - старательно заботился о поделыцике, засылал ему грев в количестве должном, чуя, видимо, что тот
      еще пригодится.
      1 То есть взял все на себя.
      А между тем то ли цены на нефть упали, то другая какая беда приключилась, но только затеяли главные обладатели хлебных ксив перестройку. Гласность задвинули и демократию, попутно, правда, приватизировав в стране все самое ценное. Цыплаков, чувствуя ситуацию, клювом щелкать не стал. Зарегистрировался как юрлицо и, получив благословение, свой же собственный филиал у родного рынка взял в аренду, увеличив при этом разовые сборы на порядок. И не прогадал...
      Пока в исполкоме обсуждали генеральную линию партии, Алексей Михайлович поставил на своей земле десяток ларьков и, пользуясь моментом, раскручивался стремительно. Очень скоро он уже заведовал арендным предприятием и всеми филиалами при рынке. А тем временем у верхних с головой совсем поплохело отдали монополию на водку всем желающим. Ну тут уж сам Бог велел! Полгода Алексей Михайлович гнал "Московскую особую" - спирт технический с водой водопроводной. А потом нырнул в недвижимость. Она-то у него работала как следует...
      Тем временем из мест не столь отдаленных воротился разбойник Карнаухов. Только был он теперь не прежний стопарь с киянкой, а степенный законник, живущий по понятиям, с кликухой звучной и ко многому обязывающей - Вася Гранитный. На те подъемные, что отвалил ему Цыплаков, он гуливать не стал, а, возвратив их как свою долю в общак, занялся делом. Сколотил команду, да не из отморозков каких, на шконках ни разу не парившихся, а из людей нормальных, кое-чего в жизни видевших, и первым делом отшил нынешнюю цыплаковскую крышу дескать, вам, ребята, здесь больше делать нечего. Те врубились, что масть гнедая, отлезли, а Гранитный активно включился в риэлтерскую деятельность. Работали по старой схеме - Алексей Михайлович наводчиком, а Василий со своими тяжеловесами клиентов денежных стопорил с прихватом, стараясь, однако, до мокрухи не доводить - грех все-таки.
      А между тем распался Союз нерушимый, повсюду начался совершеннейший беспредел, и Алексей Михайлович надыбал тему - главное дело всей своей жизни. Он начал строить. Дело Алексей Михайлович поставил широко - заложил сразу пять домов-тысячников. В один прекрасный момент обнаружилось, что, кроме нулевого цикла, ничего не построено, а Деньги и руководство компании исчезли. Поднялся грандиозный скандал. Шумели обманутые граждане, крутились менты и репортеры, но только Цыплаков с Гранитным знали истину: бабки давно уже были отконвертированы и лежали там, где им полагается, так же как и тела наплевавших всем в душу директора и главбуха. За год с небольшим гениальная мысль Цыплакова воплотилась в жизнь не единожды: то в виде лопнувшего банка, то в виде торговли дешевыми авто. И всякий раз Алексей Михайлович недоумевал - ну откуда у нашего народа столько денег? Не иначе воруют все!
      Вася Гранитный о высоких материях не думал. Прикинув как-то свою долю в общаке, он попросился на вольные хлеба - проявлять бандитскую индивидуальность. Однако, отколовшись, он наведенные коны рушить не стал, исправно засылая долю малую в цыплаковский немалый общак. И не ошибся. Пока гэкачеписты пытались повернуть историю России вспять, а исполнительная власть вцепилась в глотку законодательной, Алексей Михайлович, держась подальше от политики, так приподнялся на цветметаллах, что даже стало удивительно - как это с таким счастьем он еще живой и на свободе? Потом с трудом, правда, он вписался в бензиновую тему, где в один змеиный клубок крепко сплелись менты, бандиты и бешеные бабки. Помнится, удивился как-то Алексей Михайлович чрезвычайно, когда на разборку в Кириши прилетел боевой вертолет "серый волк". Завис в пяти метрах от земли, конкретно направив крупнокалиберные стволы на возмутителей бандитского спокойствия, и вопрос тут же решился сам собой.
      Еще более удивительная вещь приключилась где-то через полгода, когда сказали Цыплакову ласково: "Готовься, депутатом будешь". Он тогда по-дурацки спросил: "А вдруг не выберут?" На что представитель бандитствующей прослойки со звучной кликухой Гнилой ухмыльнулся: "Не коси под вольтанутого, кент, за все уже замаксали. Здесь тебе не в церкви, не обманут - с долей не пролетишь".
      Только вот если кто и похож на вольтанутого, так это сам Гнилой. Дерганый весь какой-то, будто мозги на нарах отморозил. Третьего дня примчался как сумасшедший, было слышно даже, как внизу завизжали тормоза его "гранд-чероки". Поздороваться не успел, сразу по-дурацки в лоб:
      - Пересечься где можно с этим твоим, как его Стеклорезом, ну, который журналиста работал на
      прошлой неделе?
      Ну как такой кретин до такой высоты допер - уму непостижимо!
      Алексей Михайлович брезгливо скривился:
      - Мой это человек, звонить надо.
      - Слушай, кент. - Гнилой придвинулся к Цылакову вплотную, и обнаружилось, что одеколон у него хороший и дорогой. - Врубаешься, телка сидит "на Фонаре"(1) раздвинувшись! Так я скину тебе закрученную мокрую с бабками(2), а ты меня, корешок отмажь, скомандуй сам Стеклорезу.
      И не давая Алексею Михайловичу слова сказать, подмигнул - Только просят еще калган приволочь, для коллекции, говорят. Вот довесок кидают.
      Он шмякнул на депутатский стол конверт с двумя толстыми пачками зелени, оскалился и исчез Ясное дело, родила его мама в феврале (3)
      1 Ждет с нетерпением.
      2 Контракт.
      3 Февральский - умственно неполноценный.
      Наничье
      Из шифротелеграммы
      ...во время учебно-тренировочного полета звена штурмовиков СУ25 пилот ведомой машины, старший лейтенант Гавриленко Анатолий Ильич, 1970 года рождения, перестал отвечать на свои позывные - "43", а через несколько секунд, открыв огонь на поражение из автоматической пушки, без всяких видимых причин уничтожил самолет своего ведущего, майора Петрова Ивана Львовича, 1962 года рождения. После чего Гавриленко вышел на боевой, курс и произвел пуск ракеты типа "воздух-земля" по своему командному пункту. Выйдя из атаки, он сделал отворот и со следующего захода ракетами уничтожил склады ГСМ и боеприпасов. Израсходовав ракеты класса "воздух-земля", Гавриленко начал набор высоты и, заметив проходивший в своем коридоре грузопассажирский самолет ИЛ-76, ракетой класса "воздух-воздух" уничтожил его. Предположительно, израсходовав весь боезапас, старший лейтенант Гавриленко ввел свою машину в пике и врезался в ангар с находившимися там самолетами...
      Когда прибыли менты, Гранитный сплюнул и двинул к себе - от вида цветников(1) его блевать тянуло. Забившись в свою нору, он скомандовал раскладушкам заварить паренку(2), потом выслал их и задумался.
      В животе страшно скомлило(3), на душе было пакостно, никаких дельных мыслей в скворечник не лезло. Проклиная лажовую снагу(4) свою, Василий Евгеньевич забил косяк - дурь у него была классная, из Афгана, затянулся, чувствуя, как от горячего дурмана боль медленно исчезает, запил дым крепким остывшим чаем. А откуда, спрашивается, взяться здоровью, бодрости духа и хорошему настроению, когда сплошные стрессы? Да, реалии не радовали... Представив зной(5) Цыпы: "Ах, какой фаршмак(6), надо ж так облажаться!", он горестно вздохнул, сплюнул и неожиданно блаженно ухмыльнулся: а ведь не перевелись еще на Руси фраера усатые! Ничего страшного, все поправимо...
      1 Милиционер в форме.
      8 Крепкий чай.
      8 Болело (феня).
      4 Плохое здоровье (феня).
      6 Бухтенье.
      6 Позор (феня).
      Завтра же Битый надыбает подходящего лоха и, отвернув башку, доведет ее до нужных кондиций, так, чтобы никто не признал. Вот он, калган заказанный, а что подкопчен да ушатан малость, так целоваться с ним вроде никто и не собирался.
      - Оц-тоц-перевертоц, бабушка здорова. - Гранитный курнул еще и в целях экономии вызвонил по обычному телефону бригадира отмороженных Глобуса, прозванного так за огромный, круглый, как мяч, бритый под Котовского череп.
      - Где вы, сироты казанские? - сурово спросил он подчиненного.
      Ему ответил шепелявый из-за выбитого спереди зуба голос:
      - В "Кишке" зависаем.
      - Значит, так. Завтра поутряне отдай визит, и Битый чтоб был с тобой. Разжевал?
      - Все будет елочкой, папа, - с энтузиазмом отозвался бывший уже изрядно на кочерге Глобус. - Зиг хайль!
      Приятное общение на том закончилось, и Гранитный, крикнув громко:
      - Судак, заводи машину! - докурил, оделся и запер дверь в свою нору. Затем тихо, чтобы не услышал ночной сторож, звякнул на пульт и поставил на сигнализацию. Хоть какой-то прок от ментов...
      Под вечер стало холодать, и изрядно. От зусмана(1), несмотря на меховой прикид, Василия Евгеньевича даже затрясло, и он побыстрее нырнул в уютное, смачно орущее голосом Джаггера(2) тепло салона. Президентский джип был заделан на славу - под лайбу Джеймса Бонда, он хоть и хавал бензину немерено, но пер мощно, словно средний гвардейский танк, так что, ведомый опытной рукой Судака, быстро доставил) Гранитного к его апартаментам.
      1 Холод (феня).
      2 Мик Джаггер. Солист "Роллинг стоунз".
      Гранитный ангажировал двухуровневый номер люкс в гостинице "Чудо севера" и лично размещался в двух комнатах, оставляя холл и третью в распоряжение телохранителя. Пока Судак запарковывал джип, Гранитный поднялся к себе на этаж и, открыв дверь, с ходу кинулся наполнять ванну - его все еще трясло от холода. Вскоре в номер ввалился Судак, его толстые щеки были розовыми от мороза.
      - Василий Евгеньевич, ужин заказывать?
      С трудом сдерживая внезапное желание въехать чем-нибудь тяжелым в физиономию подчиненного, Гранитный сказал сухо:
      - Мне йогурта какого-нибудь, а себе возьми жратвы баксов на пятьдесят, не больше, а то харя треснет.
      Он залез в ванну, врубил джакузи и ощутил наконец, как горячие водяные струи уносят куда-то усталость и доставшую боль в животе. Глаза его стали смыкаться, он с трудом поднялся и, едва обсушившись полотенцем, кое-как дотащился до роскошной двуспальной кровати. Морфей объял бандита своим невесомым крылом, и Василий Евгеньевич уже не слышал, как нажравшийся до отвала Судак вызвонил в счет "субботника" приличную пятидесятидолларовую шкуру и шумно пользовал ее всю ночь у камина, громко матерясь и вскрикивая при аргоне(1).
      1 Оргазм (феня).
      На следующий день, часам к двенадцати, пробив предварительно по телефону адрес, Сарычев уже был на месте. Он объехал здание и, увидев сногсшибательный джип с горячим еще двигателем, позвонил по изъятой у покойного Стеклореза трубке. Послышался знакомый уже голос Гранитного - серый, невыразительный, желчный какой-то. "Есть контакт". - Александр Степанович запарковал машину за углом, натянул перчатки, долго лепил снежок и, доведя его
      до каменной кондиции, с силой швырнул в лобовое стекло "хаммера".
      На семь ладов взревела буржуазная сирена, однако хозяев это с первого раза не впечатлило. Отреагировали они лишь после третьего снежка. В стене открылась неприметная обшарпанная дверь, и к джипу вальяжно направился квадратный, поперек себя "ширше", крепыш. "Какие мы крутые". - Александр Степанович прищурил глаз, оценивающе ухмыльнулся - хорош, пригож, силен конечно, но кремневатости маловато, один апломб. Пока тот крутился возле машины, майор по стенке, по стеночке осторожно зашел внутрь здания и огляделся.
      Собственно, смотреть было не на что - предбанник, заваленный старыми прилавками, да узкая лестница, ведущая на второй этаж. На площадке стол и пустое кресло, в котором, видимо, и размещался страж дверей.
      Тем временем, побродив вокруг хозяйского джипа и ничего криминального не обнаружив, вальяжный крепыш направился обратно. Услышав, как скрипит снег под его ногами, Сарычев вжался в стену. Через мгновение сильным апперкотом в "бороду" он вырубил охранника и, не теряя ни секунды, принялся его обихаживать: вытянул поясной ремень, сделал двойную петлю, намертво связал руки за спиной. Затем выдрал подкладку куртки, глубоко запихал ее в полуоткрытую, слюнявую после нокаута пасть, изъял ствол, рацию и американский штык-нож от винтовки М-12. А как у нас с бельишком? Не теряя времени, Сарычев оставил стража без штанов и, расшматовав, их бывшего обладателя стреножил, а чтобы болезный не простудился, подштанники с трусами расписал не как полагается - наискось от пояса до колена, и лишь перерезал резинку. Из врожденного человеколюбия...
      - Лежи тихо. - Майор оттащил тело за груду старого барахла и на несколько секунд замер, чутко вслушиваясь. Ничего подозрительного. Подтянувшись к двери, он отметил, что та заперта на кодовый замок. Отечественный. С ухмылочкой он вгляделся и, определив комбинацию по затертости кнопок, нажал четырьмя пальцами сразу. Замок бодро щелкнул, и Сарычев вошел внутрь.
      Вначале никто ничего не понял. Тощенькая секретарша поинтересовалась как-то неуверенно: "Вы к кому?", а сидевший неподалеку амбалистый детина даже глазом не успел моргнуть, как его переносица повстречалась с майорским коленом, а на череп ему опустилась рука-молот. "Ничего не боятся, сволочи", - подумал Сарычев, вытягивая из его кобуры "беретту", направил ствол на оцепеневшую девицу и приложил к усам указательный палец:
      - Тс-c-c! Где остальные?
      Девица смотрела на майора не отрываясь, как кролик на удава, на худенькой шейке ее билась голубоватая жилка.
      - Люська в ванной... Посуду моет. - Она кивнула острым подбородком в сторону коридорчика и наконец-то нашла в себе силы всхлипнуть: - Дяденька, не надо, дяденька...
      - Двигай. - Майор за ухо вытащил ее из-за стола и, не отводя дула от побелевшей щеки, сказал шепотом: - Вякнешь, сделаю еще одну дыру. Все понятно?
      Еще бы. Печально пересекли офис, вошли в непрезентабельный коридор. Здесь майор быстренько включил скорость - распахнув дверь, за которой слышалось журчание струй, резко затолкал пленницу внутрь.
      - Вот и мы. Не ори, а то сдохнешь, - выразительно посоветовал он мывшей посуду девице и, дав ей секунду, чтобы переварить сказанное, коротко скомандовал: - Дамы, колготки снять! - Увидев нерешительность в их глазах, он резко взмахнул стволом и рявкнул: - Ну! Живо!
      Это было страшно, и обе Люськи подчинились с профессиональной быстротой, а Сарычев оперативно прикрутил им руки к змеевику, игриво подмигнул и устремился к главнокомандующему. Не до баб-с.
      Дверь в кабинет президента была заперта изнутри. Майор глубоко вдохнул, замер, прикрыв глаза, а когда кипящая, огненная лава переполнила его, мощным диагональным ударом ноги вышиб дверь вместе с коробкой, наполнив нору Гранитного грохотом и цементной пылью.
      Президент был занят важным делом - он считал деньги. Квадратное зеркало за его спиной было сдвинуто в сторону, дверь секретного сейфа не скрывала потаенного. Сосредоточенно таская из стальных глубин пачки зелени и дубья, Василий Евгеньевич вел учет, сбивая купюры по сто листов и ровными рядами раскладывая их на полированной глади столешницы. Когда раздался грохот вышибаемой двери, особо он раздумывать не стал - быстро сунул руку под стол. Там у него, в лучших гангстерских традициях эпохи сухого закона, на двух магнитах была подвешена двустволка двенадцатого калибра, заряженная волчьей дробью. Отличная штуковина - оставалось только взвести курки...
      Однако незваный гость отреагировал мгновенно выполнив "лепесток" - уход с линии атаки с поворотом вокруг своей оси, оказался совсем рядом с президентом. Мощно бабахнули стволы, разнося картечью экран монитора, а в тело Гранитному с мерзким, мокрым каким-то звуком глубоко вонзился американский штык-нож.
      От страшной боли Василий Евгеньевич дико заорал. Потом он замолчал и долго не мог оторвать взгляд от рифленой рукояти, торчавшей из его правого плеча, а когда все же поднял глаза, из груди его опять вырвался громкий, неудержимый крик - перед ним стоял фраер, которого должен был замочить Стеклорез.
      Скривившись от пронзительного крика, Сарычев взялся за рукоять штык-ножа и, придвинувшись к Гранитному, тихо спросил:
      - Зачем тебе моя жизнь?
      Чтобы вопрос звучал доходчивее, майор слегка повернул клинок в ране. От боли главнокомандующий прокусил себе губу, но годы, проведенные на зоне, в "отрицаловке", с прелестями БУРа и карцера, закалили его характер - ответом он Александра Степановича не удостоил. Просто истошно заорал. Прищурившись, майор быстро вытащил клинок, играючи повертел в пальцах и вонзил его в другое плечо Гранитного. Неглубоко, но неспешно...
      - Ну?
      Из раны президента вовсю струилась кровь, на лбу выступила обильная испарина, кончик носа заострился.
      - Да на хрен мне твоя жизнь! - От страшной боли он едва не терял сознание. - Тебя заказали.
      Внезапно зрачки его начали закатываться, кожа на лице приобрела синюшный оттенок, и Сарычев, торопясь, выкрикнул:
      - Кто?
      Застонав, Гранитный встретился с ним взглядом и понял: лучшее, на что можно надеяться, это быстрая, без мучений смерть.
      - Цыплаков, - чуть слышно прошептал он, - Цыпа Жареный, папа мой... - и показал пальцем на стол. Затем силы оставили его, и он сполз в растекавшуюся по паркету липкую, темную лужу.
      На столе в указанном направлении стоял телефон "панасоник".
      - Привет Стеклорезу. - Сарычев добил Гранитного и тщательно вытер руки. Потом упаковал деньги и телефон в портьеру - получился приличных размеров узел, взвалил его на плечо и сразу стал похож на мешочника времен Гражданской войны. Он уже собрался на выход, как вдруг ожил звонок входной двери и раздался возмущенный шепелявый мат:
      - Эй, братва, вы что там, совсем нюх потеряли, в натуре! Открывайте дверь, мать вашу, масть не чуете, что ли?
      Это прибыли бригадир отмороженных Глобус со своей правой рукой Битым.
      - Наше вам. - Сарычев резко распахнул дверь и сразу показал, какое оно наше-то - одному бандиту в пах с отличной концентрацией, другому в нюх и в челюсть с недурным акцентом. Внезапность - залог успеха. Да и удары были поставлены.
      - Не скучайте, бойцы. - Майор перешагнул распластавшиеся тела, спустился к машине, сел и поехал. До дому. Что-то он устал от бандитствующих россиян... В парадной его ждал сюрприз - неподалеку от двери кто-то тоненько пищал. Это были два существа кошачьей породы, месяцев двух от роду. Оба котенка были черные, с белыми грудками, они сразу напомнили Сарычеву о погибших сиамских хищниках, и, проклиная свой дурацкий сентиментальный характер, он понес теплые комочки домой. Положил детенышей на диван неподалеку от мешка с деньгами, порысил в магазин и в зверином отделе запасся всем необходимым - по кошачьей части он был большой специалист.
      Дома он развел в молоке сухой корм, дал котятам немного поесть и, невзирая на обиженный писк, понес их в ванную. Тщательно вымыл зоошампунем, следя, чтобы вода не попадала в уши, вытер насухо и, дождавшись, пока они вылижутся, опять устроил кормление зверей - теперь уже до отвала. Наконец настал самый важный момент. Засыпав кошачий туалет наполнителем, Сарычев посадил сверху питомцев, долго скреб пальцами и, дождавшись наконец обильного результата, обрадовался зверье на заботу отвечало полным пониманием. Спать найденышей Сарычев положил в свою форменную шапку-ушанку. С кокардой, так ни разу и не надеванную...
      Затем он достал реквизированный у Гранитного телефон и начал ревизию памяти. Вначале шли номера бандитствующих элементов, потом Сарычев попал в гастрологическую лечебницу и наконец раздался мяукающий женский голос:
      - Приемная депутата Цыплакова.
      Изливать душу народному избраннику майор не стал, отключился и крепко задумался. Похоже, взялись за него по-настоящему и как только поймут, что киллер облажался, доведут дело до конца - это только вопрос времени. М-да...
      Вздохнув, майор вспомнил о мешке с деньгами, вывалил бабки на пол и принялся считать. Закончив строительство баррикад из пачек "цветной и белокочанной капусты", он устало присвистнул - денег, по его майорскому разумению, было просто астрономически много. До неприличия...
      Между тем черные пушистые клубочки проснулись и опять устремились к блюдцу с кормом. Глядя на них, Сарычеву тоже захотелось есть. Дел на сегодня предстояло еще немало, потому процессом приготовления пищи майор заморачиваться не стал. Положил в карман пару пачек долларов, бросил узел с сокровищами в мешок из-под картошки, спустился к машине и поехал в гараж. Чувствовал он себя богатым, словно Крез, и голодным, словно волк.
      Первым делом Александр Степанович заскочил в питейно-гастрономическое заведение "Село Шушенское". Кормили "ссыльных" основательно. Сарычев с аппетитом отведал похлебку по-политкаторжански - с ветчинкой, языком и каперсами, в горшочке, съел двойную порцию котлет "Как у Наденьки" - с картошечкой, белыми грибками и, непременно, батенька, с маринованными огурчиками. После блинчиков с паюсной икрой он поел клубники со сливками и в отличном настроении поехал по своим делам. Да, революционный процесс от пищеварительного неотделим!
      На гараже было снежно. Откопав воротину, Сарычев поджег свернутую трубочкой газету, долго грел замерзший замок и, повернув наконец ключ, зашел внутрь. Электричества, как всегда, не было. Отыскав с помощью фонарика мусорное ведро, майор высыпал туда пачки денег и сверху, чтобы не погрызли крысы, до краев навалил гаек, болтов, обрезков железа. Выставил парашу с долларами на самое видное место - в углу у входа, запер гараж и неторопливо покатил к дому. Вздыхал, слушал, музыкальный бред, тянул время - расставаться с любимой тачкой не хотелось. А надо было, и немедленно. Вычислить человека по машине проще пареной репы. Примеров тому не счесть. И примешь ты смерть от коня своего...
      Наконец на глаза майору попалась стоянка поцивильней. Без долгих разговоров он заплатил за месяц вперед, загнал машину в самый дальний угол и, скинув "массу" с халявного аккумулятора, с тяжелым сердцем отчалил пешком.
      - До свидания, девочка моя...
      Да, да, в глубине души Александр Степанович был несколько сентиментален...
      А на улице было темно, холодно и вьюжно, короче, погода к променаду не располагала. Вспоминая с нежностью тепло "семерочного" салона, Сарычев дошел до ближайшего фонаря и, стоя посреди пятна отвратительно ржавого света, просительно поднял руку.
      Минуты не прошло, как на его призыв откликнулись, и небритый дедок, такой же древний, как и его "двойка" с "черным", навешенным еще во времена развитого социализма, номером, открыл дверь:
      - Седай.
      В машине было еще холодней, чем на улице, - печка не работала. Стекла покрывал красивый морозный узор, и на дорогу водитель взирал сквозь узкие, очищенные от снега смотровые щели. Однако высказываться было неудобно, и Сарычев уселся на краешек ледяного сиденья, стараясь не касаться его спиной.
      Когда уже тронулись, майор заметил, что управление ручное - дедок оказался еще и безногим.
      - Что это тебе, отец, в такую погоду дома не сидится? - искренне недоумевая, спросил Сарычев.
      История была обычной - жена померла, дети разъехались, а потом пришли демократы и жрать стало нечего.
      - Ничего, мы танкисты, Берлин брали, авось с голоду не сдохнем, - с оптимизмом заверил в заключение безногий гвардеец. - Бог даст, и перестройку переживем...
      В этот момент машину резко повело вправо. Когда скольжение закончилось, Сарычев вышел и ничего уж такого страшного не обнаружил - лопнул передний правый скат. Это было не удивительно: от протектора осталась одна только гордая надпись сбоку: "Простор. Сделано в СССР".
      Впереди, метрах в пятидесяти, на автобусной остановке толпился народ, и майор вдруг увидел девушку, которая, судя по угасающему свечению, доживала свои последние часы. Ни о чем не подозревая, она нетерпеливо махала рукой проезжавшим машинам. В это время хлопнула водительская дверь, и, скрежеща набалдашником палки по льду, экс-танкист вылез из драндулета. Осмотрел из-под щетинистых, выцветших бровей неисправность и смог сказать только:
      - Ну, мля!
      - Запаска с домкратом есть, отец? - поинтересовался Сарычев и, получив ржавый агрегат с лысым, как череп зачинателя перестройки, колесом, побрел вдоль дороги, пытаясь отыскать что-нибудь похожее на кирпич.