Правда, уже на подъезде к городу, когда в свете фар появилась стая одичавших собак, обсосок несколько оживился.
      * Вена.
      - Стопори, - приказал он и выпихнул бесчувственное тело мордастого на обочину. - Сожрут и со СПИДом.
      Затем, с ненавистью глядя на недвижимого Сарычева, прошипел:
      - Я тебе устрою, падла, похмелье. Всю жизнь помнить будешь... - И вытащив бутылку со зловещей надписью "Спирт питьевой", резко повернулся к ощерившемуся Кувалде: - Рот закрой. А менту открой. И пошире...
      - Да не пил я ничего, не пил, - еще не совсем проспавшийся, Сарычев, забыв, что он не в своем кабинете, бухнул кулаком по столу - Говорю, не пил!..
      - Постой, Александр Степанович, - почти-генерал посмотрел на него укоризненно, - вот, черным по белому гибэдэдэшники пишут, вот пожалуйста: "...в состоянии сильного алкогольного опьянения", "содержание алкоголя в крови" так, столько-то промилле, "оказался на проезжей части вне зоны пешеходного перехода", так... "привело к дорожно-транспортному происшествию", ну, дальше неинтересно. Так что, они придумали это все?
      Сарычев молчал.
      - Ствол, удостоверение, эти вот художества, - почти-генерал раздраженно ткнул пальцем в справку из госавтоинспекции, - знаешь, Александр Степанович, ты ведь не был в отпуске за прошлый год, а?
      - Не был. - Майор угрюмо вздохнул, уже зная продолжение.
      - Ну так сходи отдохни, а тем временем все прояснится.
      "Черта с два у них что-нибудь прояснится, - майор имел в виду обитателей 512-го кабинета, Особую инспекцию при управлении кадров ГУВД, - им и так все ясно, станут они, пожалуй, в дерьме ковыряться. Наши люди своих стволов не теряют..."
      - Ладно, будет день, будет пища, - почти-генерал подписал ему пропуск, еще одна щепотка соли на свежую рану, - и, пожимая на прощание руку, тихо спросил: - Знаешь, чего больше всего в этом мире? Дерьма.
      Это Сарычев и сам знал. Мрачно он пожелал начальству удачи и пошел на выход.
      Опять валил снег. Майор вдруг с особой ясностью почувствовал, как все это ему обрыдло - бесконечная зима, опостылевшая служба, семейная неустроенность, хренотень последних дней... Захотелось напиться - в стельку, в дрезину, в дугу... Так, как в гибэдэдэшном акте написано... Чтобы сразу в аут, в темноту, без всяких мыслей... "Ну вот еще, никак истерика? Не мякни, гад, не мякни", живо справился он с упадническим настроением, глянул на дома, на троллейбусы, на спешащих по своим делам людей, протер лицо снегом, сплюнул и пошел домой. Ладно, ладно, не все так плохо... Руки целы, ноги тоже, ни денег, ни ключей эти гниды у меня не взяли. Ничего, ничего, прорвемся...
      В ларьке он попросил порожнюю коробку, поднявшись домой, убрал в нее мешок с кошачьими останками, медленно спустился к заметенной машине, вытащил лопату из промерзшего багажника и долго, удивляясь собственному спокойствию, долбил похожую: камень землю. Потом он присыпал жалкий холмик снегом, постоял немного, двигая кадыком, и в какой-то потерянности, сгорбившись, двинулся домой. Долго наводил порядок, зачем-то по второму разу выдраил полы и в конце концов воплотил в жизнь давнишнюю свою мечту - повесил в пустой комнате большой боксерский мешок.
      Мешок был изготовлен из толстой кожи, весил, наверно, с центнер и боксерским его можно было назвать лишь весьма условно - лупить по нему можно было и руками, и ногами. Александр Степанович надел "блинчики", чтобы не изодрать свое сокровище раньше времени,* и мешку досталось по полной программе. Все, что скопилось у майора на душе, вылилось в каскаде сокрушительых ударов. Особенно хорошо удавались Сарычеву диагональные разноуровневые атаки типа "левая рука - правая нога". Минут сорок раздавались звонкие, пробирающие до нутра звуки ударов, а негодующие соседи снизу, сверху, справа, слева раздраженно стучали по трубам. Наконец, взопрев, Сарычев выдохся, снял мокрые от пота "блинчики" и пошел под душ.
      * Если стучать по боксерскому мешку голыми руками и хорошо, то скоро он порвется. Проверено.
      Сполоснувпшсь, он достал из-под ванны небольшую коробку, открыл и, размотав мягкую фланелевую тряпицу, взял в руки пистолет Макарова. В тусклом свете лампы блеснула гравировка "Лейтенанту Сарычеву А. С. за героизм и личное мужество" - коротко и со вкусом. Помнится, еще взяточник Щелоков подарил упокой, Господь, его генеральскую душу. Тогда, правда, было обидно - лучше бы звезду пораньше. Да ведь все, что ни делается, к лучшему. "Хоть и дерьмо, а все-таки ствол". - Александр Степанович протер патроны, снарядил обойму и, проверив затвор, пошел спать. А пистолетик-то, хоть и дерьмовый, все же положил под подушку...
      Несмотря на усталость, заснул он не сразу, с телом происходило что-то странное. То откуда-то из глубины накатывали волны нестерпимого жара, и майор, скидывая с себя одеяло, весь покрывался испариной, то, уже через минуту, пот становился ледяным, и, щелкая зубами от холода, Сарычев проклинал свое путешествие в багажнике, полагая, что начинается простуда. Наконец под утро он задремал, и его сознание очутилось где-то посередине между сном и явью.
      Майор ощутил себя пробирающимся по узкой, извилистой галерее. Двигаться все время приходилось в "распоре", внизу был обрыв, и Сарычев слышал, как при каждом шаге из-под его ног, обернутых толстой кожей быка-хака и надежно затянутых ремнями, раз за разом срываются и булькают где-то далеко внизу мелкие камни. Майор с удивлением отметил, что, несмотря на кромешную темень, он свободно различает окружающее, только не обычным зрением, а каким-то другим, не имеющим к глазам ни малейшего отношения. Наконец его обостренный слух отметил, что упавшие камни больше не булькают, а сухо ударяются о дно разлома, это означало, что Великий Нижний Поток ушел в сторону и Пещера Духов уже недалеко.
      Скоро майор уловил легкое движение воздуха, инстинкт подсказал, что под ногами появилась опора, и он пополз по сужающемуся каменному коридору, торопясь, чтобы Владыка Смерти не учуял его. Неожиданно галерея расширилась, и Сарычев очутился в неправдоподобно огромном зале, стены которого были сплошь усеяны крупными, всевозможных цветов, кристаллами гипса. В центре пещеры бушевало Озеро Гнева, над его неспокойной поверхностью клубился молочно-белый пар. По запаху Сарычев безошибочно понял, что Духи сегодня в плохом настроении. Затаив дыхание и стараясь не смотреть на мутный водоворот, он приблизился ко входу в расщелину и, прокравшись по ней, оказался в сферическом гроте, свод которого украшали концентрические окружности желтоватых кристаллов.
      Не обращая на великолепие красок никакого внимания, Сарычев кинулся дальше и вскоре припал к наполненным прозрачной влагой следам Владыки Смерти. Не в силах сдержаться, он закричал от переполнившего его восторга:
      - Хуррр!
      На дне лежал жемчуг - слезы Владыки Смерти, Того-кто-рвет-тетиву-лука-жизни. Сарычев положил их на ладонь и увидел, что в большинстве своем они продолговатые и с отверстиями - те самые, за которые люди с севера с радостью отдадут ему молодую, еще не рожавшую белокожую женщину, а в придачу и звонкий Клык Победы. Майор бережно спрятал добычу в кожаный мешочек, висевший на его широкой, заросшей бурым волосом груди, и собрался в обратный путь. Но вдруг его слух уловил в расщелине чьи-то легкие, крадущиеся шаги. Он мгновенно отпрянул к стене и, выхватив кремниевый нож с костяной рукояткой, замер в чутком ожидании.
      Шаги уже слышались совершенно отчетливо. Какое-то неведомое чувство подсказало майору, что это враг - от идущего исходили волны бешеной ненависти. У чужака было тяжелое, хриплое дыхание, а когда Сарычев наконец учуял его запах, в груди у него проснулся вулкан ярости. Он глухо зарычал и оскалил крупные, желтые зубы - Черные люди опять нарушили покой духов его племени!
      Вскоре из расщелины показался Носитель Семени, гигантского роста, бородатый, облаченный в шкуру черного пещерного льва. В правой руке он сжимал огромный цельт - каменный топор из диорита, насаженный на отросток оленьего рога. Присмотревшись повнимательней, майор понял, что перед ним Великий Воин. На широченной груди бородатого висел тройной ряд ожерелий из зубов медведя, льва и засушенных ушей двуногих врагов, а посередине сверкал желтыми искрами Глаз Водяного Змея. Пришелец тоже учуял Сарычева. Он зарычал, словно загнанный в угол волк, одним прыжком сократил дистанцию и замахнулся массивным, похожим на кирку цельтом. Майор уклонился и, как только огромный топор, острый с одного конца и выполненный в виде медвежьей головы с другого, с глухим гудением пронесся мимо, успел воткнуть узкий, трехгранный кусок кремния глубоко в живот бородатому. На мгновение тот замер, но уже в следующур секунду раздался бешеный рев, и гигант страшным толчком волосатой руки бросил Сарычева на землю. Затем судорожным движением он вырвал нож из раны и, закричав от ярости, кинулся с занесенным цельтом к Сарычеву. Кровь ручьями бежала по его животу, однако удар был силен, и, не откатись майор в сторону, каменный топор разрубил бы его пополам. Кхек! Гигант ударил еще раз, снова промахнулся и, потеряв равновесие, рухнул на каменный пол. Сарычев захрипел от неудержимой злобы. Выхватив запасной нож, он вонзил его в то место, где у бородатого начиналась шея. Враг издал горлом странный, чмокающий звук, изо рта его хлынула кровь, и, дернувшись пару раз, его тело замерло.
      Ликующий Сарычев вскочил на ноги, гулко колотя себя кулаками в грудь, припал к ране на горле бородатого и, зарычав, принялся с наслаждением пить теплую кровь, вбирая в себя смелость и силу поверженного врага. Насытившись, он сдернул с груди Великого Воина ожерелья и, взвалив тяжеленное тело на плечи, начал с трудом пробираться через расщелину.
      Очутившись в Пещере Духов, майор сразу понял, что Владыка Смерти полон гнева. На поверхности озера бурлили водовороты, густые клубы пара окрасились в ядовито-желтый цвет, и снизу, там, где проходил Великий Нижний Поток, доносились ужасные звуки, похожие на раскаты грома.
      - О могучий, держащий свою стрелу против сердца каждого живущего! - Не поднимая глаз, майор приблизился к озеру и, бросив труп поверженного врага в мутные кипящие воды, упал на колени. - Возьми взамен того, что дал!
      Какое-то время тело неподвижно покоилось на поверхности, потом бешеная водяная карусель подхватила его, и огромная черная воронка с грохотом увлекла бородатого на дно.
      - Хуррр! - Майор с криком радости оторвал лицо от земли - духи приняли жертву! Он резко вскочил на ноги и внезапно увидел свою по-спартански обставленную комнату.
      За окном было светло. Посмотрев на часы, Сарычев ужаснулся - одиннадцать! Так поздно он за последние десять лет не вставал ни разу. Он вдруг почувствовал, что весь мокрый от пота, и поплелся в ванную, по дороге машинально глянув на ядовито-красный индикатор АОНа. От того, что он увидел, по спине прополз холодок - он спал без малого двое суток.
      "Приснится же, черт..." -Сарычев уже полчаса грелся под горячим душем, но легче не становилось. По-прежнему знобило, голова была тяжелой, а ноги ватными, видимо, простудился он всерьез и надолго. Есть не хотелось, телевизор и книги супруга вывезла, так что майор не мог придумать, чем бы себя занять. Он даже обрадовался, когда проснулся телефон. Звонил подполковник Отвесов из Особой инспекции. Особист был краток - назначил время встречи, обнадежил, что пропуск будет на вахте, и отключился. Майор, подумав, что прогулка ему не повредит, стал потихоньку собираться - машину он решил не брать.
      На улице было ясно и холодно. Беспризорные коты попрятались в теплые подвалы, их не соблазняли даже переполненные помойки, но Сарычев верил - весна не за горами. В метро он совершенно машинально направился к открытому турникету и, не нащупав в кармане удостоверения, вздрогнул - нпээсэса*, блин, только не хватало! Секундой позже он вспомнил свой нынешний статус, чертыхнулся и двинул покупать жетон. Да, похоже, нпээсэсы ему теперь не грозят...
      * Неполное служебное соответствие.
      На вахте здания на Захарьевской его уже ждал пропуск, а в кабинете подполковник Отвесов. Юрий Иванович был круглолиц и брюхат, руки он майору не подал.
      - Присядьте, Александр Степанович, - кивнул он на стул. Сарычев присел. Особист некоторое время шелестел бумажками, потом спросил:
      - Вот вы здесь пишете, что, когда выскочили к машине, дома никого не было. А что ваша жена делала в это время?
      Майор взглянул недовольно.
      - Мы с ней не живем.
      - Так. - Глаза Отвесова странно сощурились. - И давно это у вас?
      - Не так чтобы очень. - Сарычев пока не понимал, к чему клонит Отвесов.
      - Ну а дети с кем? - Дотошный подполковник все никак не мог уняться, и майору это стало надоедать.
      - Нет у нас детей, и вообще, какое отношение все это имеет к делу?
      Отвесов прикрыл папку с бумагами и поднялся.
      - Такая вот, майор, история. В Кировском РУВД зацепили на наркоте Султан-Задэ - известного на всю округу педераста. Потом выяснилось, что он болен СПИДом. Так вот, этот пидер засветил вас, Александр Степанович, подробно изложил, что неоднократно имел с вами половую связь.
      - Чего? - Сарычеву стало смешно, однако он сдержался.
      Отвесов, резко обернувшись, продолжил:
      - Опознал вас по фотографии и подробнейшим образом описал внутреннее расположение вашей квартиры. Надо вам сдать кровушку, майор, и немедленно, я уже звонил на Гоголя, там в курсе.
      Он потянулся к телефону и, быстро набрав номер:
      - Вова, заберешь от подъезда. Эта же машина привезет вас назад. - Он повернулся к Сарычеву и показал редкие, похожие на частокол зубы. - Ну и придется подождать, сами понимаете...
      Был он весь какой-то донельзя фальшивый, официально-омерзительный, как это и полагается способному особисту. Ясно чувствовалось, что судьба Сарычева ему до фени.
      В лечебнице у майора взяли кровь, отправили ее на анализ, а его самого снова повезли на Захарьевскую и в ожидании результата определили в комнату инспекторов. Ответ не заставил себя ждать слишком долго - еще и стемнеть не успело, как звякнул телефон внутренней связи, и Сарычева попросили к подполковнику. Отвесов встретил майора ледяным спокойствием и без всякого выражения, равнодушно произнес:
      - ВИЧ-реакция положительная, СПИД у вас, Сарычев. Это косвенно подтверждает показания педераста. Так что заявляю вам официально, вопрос о вашем пребывании в органах МВД будет решаться на Коллегии ГУВД. Пока все...
      Он протянул майору пропуск и кинул в спину:
      - Вас известят.
      Сарычев вышел на улицу, вдохнул полной грудью морозный воздух и неторопливо подался к Неве. Он был удивительно спокоен, будто известие о смертельной заразе уже ничего не меняло в его жизни. Стоя у каменного парапета набережной, майор внезапно понял, что стал абсолютно свободным. Теперь он ни от кого и ни от чего не зависит. Никакой значимости не представляют для него ни законы, порождающие беззаконие, ни страх, ни условности, ни корысть, да и сама жизнь утратила былую ценность, ее как бы уже отняли у него. Наконец-то он может делать только то, что подсказывает ему совесть. Как там гласит истина из Бусидо? "Кто держится за жизнь - умирает, презирающий смерть - живет".
      "Ладно, мы еще пошумим". Чувствуя, что начинает замерзать, Сарычев шевельнул плечами и двинулся по набережной. Он невольно вспомнил все, что знал о СПИДе. Чума двадцатого века... Отсутствие иммунитета... Саркома Капоши... Почивший Фредди Меркури... Припомнилась и сказочная история о возникновении самого вируса - обделенные женским вниманием представители мужского населения джунглей трахали несчастных зеленых мартышек и вскоре сами позеленели от СПИДа - природа-мать наказала, мол, не обижайте братьев (сестер) наших меньших!
      Окончательно задубев, Александр Степанович добрался до Горьковской и, решив, что на сегодня впечатлений достаточно, поехал домой. Час пик давно миновал, вагон подземки был полупустой. Сарычев присел с краю, у самого стоп-крана, и от нечего делать принялся, глядя на рекламный плакат, вникать в невиданные достоинства новых женских прокладок. Внезапно рядом послышался какой-то шум, и, повернув голову, майор узрел банальнейшую ситуацию. Четверо блудных сынов гор взяли в кольцо девицу и хором лапали ее с веселыми гортанными возгласами. Кроме Сарычева, происходящее, казалось, никого не интересовало - за излишнее любопытство по нынешним-то временам можно и в рожу получить.
      - Бог в помощь, ребятки. - Майор встал и подошел поближе. - Только, может быть, вам лучше подрочить?
      - Тебя, русский, спрашивают, да? - Обиделись дети гор и сразу забыли про девицу. Зато один, самый гордый, сразу вспомнил маму Сарычева, взмахнув при этом растопыренной пятерней и отдав опорную ногу. Александр Степанович больше разговаривать не стал - травмировал герою колено и взял на болевой контроль кисть. Да только, похоже, перестарался - джигит заорал так, что заложило уши, пришлось несколько ослабить хватку. В наставшей тишине майор подмигнул девице:
      - Давай, барышня, двигай.
      - Спасибо вам. - На ближайшей остановке она выскользнула из вагона, а Сарычев, улыбнувшись воспитуемому: "Молодец, хороший мальчик", - уселся на свое место. Сквозь неплотно сомкнутые ресницы он видел, как возбужденные джигиты о чем-то бурно переговариваются, энергично жестикулируют и посматривают совсем недобро в его сторону. Было ясно, что продолжение последует.
      Наконец объявили остановку Сарычева, и он вышел из вагона, успев отметить, что раненый джигит поехал дальше, видимо, зализывать раны, а трое его кунаков продолжили поиск приключений на свои волосатые задницы.
      Миновав пятак перед станцией метро, сплошь утыканный ларьками и замерзшими коробейниками, майор пересек улицу и через пару минут оказался в сквере, заснеженном и безлюдном. Скоро позади заскрипел снег, и, обернувшись, Сарычев увидел джигитов. Они мчались на него молча, не расходуя энергию в крике, в руке одного из них был "нож для выживания" - тридцатисантиметровый клинок, как и положено, с пилой, точь-в-точь как у мокрушника Рэмбо в одноименном блокбастере.
      В то же мгновение майор понял, что с ним начинает происходить что-то непонятное. Он вдруг ощутил себя длиннобородым седым старцем, одетым в высокие усмяные сапоги и свободные штаны с широким поясом. Когда озверевший горец наконец подбежал к нему и попытался ткнуть свиноколом в живот, Сарычев удивительно легко уклонился и ударил его основанием ладони в лицо. Раздался дикий вопль, только закричал не нападавший, а его застывшие от ужаса товарищи. Какое-то время сыны гор безумными глазами смотрели на неподвижное тело, затем синхронно развернулись и растворились в темноте. Майор пришел в себя и тоже содрогнулся - он снес джигиту полчерепа. На снегу темнела кровь, пахло бойней и бедой. "Чертовщина какая-то". - Так ничего и не поняв, Сарычев оглянулся по сторонам и быстро пошел прочь.
      Поднявшись домой, он разделся и, прежде чем пойти в ванную, просмотрел АОН. Оказалось, что никому, кроме Петровича, до него дела не было. Майор тут же набрал его номер и, когда трубку сняли, улыбнулся:
      - Люся, привет. Ну где там Петрович?
      На том конце линии долго стояла тишина, потом раздался сдавленный стон, и безжизненный женский голос произнес:
      - Саша, это я звонила. Игорь погиб.
      Замначальника Калининского РУВД подполковника Гусева Сарычев знал хорошо когда-то служили вместе. Услышав в телефонной трубке его негромкий прокуренный голос, майор проглотил ком в горле:
      - Слава, здравствуй, это Сарычев беспокоит.
      - Привет, Саша, как жизнь?
      Чувствовалось, что подполковник рад старому товарищу, и майор соврал:
      - Спасибо, все хорошо. - Потом помолчал немного и вздохнул: - Друга у меня, Слава, замочили. Вчера, на твоей земле. Хотелось бы взглянуть на материалы дела.
      - Какой отдел занимается? - быстро спросил Гусев. - Шестерка? Поезжай, проблем не будет.
      - Спасибо. - Майор отключился, надел рабочий костюм и уже через полчаса был в оплоте правопорядка.
      Нашел дверь с табличкой "Начальник уголовного розыска", постучался, вошел.
      - Добрый день. Моя фамилия Сарычев.
      Его ждали. Из-за стола тут же поднялся невысокий белобрысый крепыш и, вытянувшись, представился:
      - Здравия желаю, капитан Стрыканов.
      Играя роль до конца, майор протянул ему руку.
      - Здравствуйте, капитан. Меня интересует дело Семенова Игоря Петровича, 56-го года рождения.
      - Да, я в курсе, вчера зажмурился. - Осекшись, Стрыканов виновато взглянул на Сарычева. - Извините, сейчас принесу корки.
      Выяснилось, что вчера часов в шесть вечера к Семенову в зал зашел неустановленный мужчина. Тот сразу закончил тренировочный процесс и отправил всех в раздевалку. Один из занимавшихся, некто Миша Громов, пятнадцати лет, забыл в зале боксерские перчатки, но забрать их сразу не смог, так как двери были заперты. Только попарившись в сауне, вымывшись и одевшись, то есть примерно в восемнадцать сорок пять, он возвратился в зал за своим имуществом и нашел Семенова Игоря Петровича лежащим на ринге на спине с полным отсутствием признаков жизни. Никаких наружных повреждений на теле обнаружено не было, а вскрытие показало, что умер он мгновенно, от остановки сердца, также абсолютно здорового и неповрежденного. Внешность заходившего мужчины никто толком описать не смог, и составление фоторобота было проблематично.
      "Да, - Сарычев вздохнул, - не повезло капитану, дело - глухарь. А нынче и под жопу его не положишь *, так и будет висеть удавкой на шее". Снова майор удивился своему спокойствию. Погиб друг, может быть, единственный, а он в состоянии трезво рассуждать и без дрожи в руках рассматривать фотографии мертвого Петровича. На них тот лежал с широко открытыми глазами, и на его лице читалось выражение крайнего удивления.
      * "Положить под жопу" - проверенная временем милицейская практика, заключающаяся в наличие двух КП (Книг происшествий) - одной для официальной отчетности, другой - для практической деятельности.
      Ознакомившись с делом, так ничего и не прояснившим, Александр Степанович пожал капитану руку и поехал к Семенову домой. Люсю он нашел недалеко от парадной, она стояла, прислонившись к дереву, и ждала, когда бультерьерша Фрося управится со своими делами. Жену Семенова майор помнил красивой улыбчивой брюнеткой, разговорчивой и жизнерадостной. Сейчас же в ее глазах были только боль и пустота. Сарычев понял, что говорить о чем-либо не стоит, он молча обнял ее и, вложив в ее замерзшую, негнущуюся руку три зеленые бумажки с портретами Франклина - весь свой ПЗ, попросил:
      - Позвони, когда похороны.
      Люся, казалось, не понимала, что происходит. Она взглянула на баксы, потом перевела взгляд на майора и вдруг, уткнувшись Сарычеву в плечо, горько и безутешно зарыдала.
      - Люся, держись, это Игорю уже не поможет, - произнес майор и, постояв немного, пошел к машине. Женских слез он не выносил.
      По пути он заехал в пункт анонимного обследования, провериться еще разок, - а ну как в ментовской лечебнице ошибочка вышла? Надежда, как известно, умирает последней...
      Когда Сарычев вернулся домой, было еще светло. Он старательно замкнул машину в кандалы противоугонных устройств, снял, презирая себя в душе, щетки и, чувствуя сильный голод, направился в универсам. Ходить по магазинам он терпеть не мог, а потому купил у самого входа колбасы, пельменей и упаковку томатного сока, обнаружив при этом, что его денежные ресурсы практически иссякли. Финансы спели романсы...
      Поднявшись домой, майор первым делом отправился на кухню. Нарезал "докторскую" крупными, по-деревенски, кусками, обжарил их с обеих сторон и с аппетитом съел, запивая томатным соком. Потом подошел к окну и задумался. Нужно было как-то жить дальше. Вот только как? Последние сбережения он отдал на похороны Петровича, значит, надо искать какие-то заработки. Искать, так сказать, новую стезю... Майор вздохнул и стал припоминать, что он умеет в этой жизни. Так, стреляет неплохо, мастерски бьет по морде и ломает руки. Нет, не то. Со службы его выпрут, скорее всего, за дискредитацию, так что никаких охранных лицензий ему не видать. Дальше: где-то там в шкафу валяется диплом юриста. Сарычев скривился, ему ли не знать, что закон, как узкое одеяло на двуспальной кровати, - на всех не натянешь. Особенно сейчас... Нет, это все явно не его.
      В конце концов он вспомнил о русских офицерах, подавшихся в Париже в шофера, и, усмехнувшись - все в этом мире повторяется! - решил заняться извозом. Хрен с ним, что не во Франции...
      Да уж... Выехав в тот же вечер и устав, как собака, он не отбил даже денег на бензин. Это со стороны кажется, что все так легко и просто. Катишь, мол, себе поближе к тротуару, а элегантные дамочки и семейные пары с детьми нетерпеливо машут тебе ручками. Нет, все не так. На дороге существует жестокая конкуренция, стремящихся заработать гораздо больше, чем желающих проехаться. Если, сорвавшись первым с перекрестка, не выйдешь на "крейсерский режим", то есть не будешь двигаться в среднем ряду достаточно близко к тротуару, это сразу же сделают другие. Селяви, кто не успел, тот опоздал. Можно, конечно, работать по-другому - "на отстое", у вокзалов и кабаков, но там все конкретно схвачено, а с криминальным элементом Сарычеву уж очень не хотелось иметь дело. Хватит, кушано достаточно...
      Тщательно проанализировав первый безрадостный опыт, на следующий день майор уже часам к шести без особых проблем заработал на еду себе и на бензин машине. Он уже собрался поворачивать колеса в сторону дома, когда услышал неподалеку визг тормозов, затем глухой удар и понял, что произошло ДТП. Картина была впечатляющая - на пересечении проспектов Науки и Гражданского прямо в кабину пожарного автомобиля, несшегося с сиреной под красный свет, на полной скорости въехал ГАЗ 52-фургон. От удара деревянная будка "газона" сорвалась и упала на крышу "жигуленка", двигавшегося следом. А весила она...
      "Ну, ексель-моксель!" - не раздумывая, Сарычев выскочил из "семака" и бросился к покореженной машине, но водительская дверь не открывалась, ее заклинило. Тогда, разозлившись, он выдавил лобовое стекло, залез в салон и первым делом выключил зажигание. Водителем оказалась дама средних лет. Ее лоб от левого виска до правой брови был глубоко рассечен, лицо сплошь запито кровью. "Да, голубушка, шрам тебе красоты не прибавит", - успело промелькнуть в голове у Сарычева, и опять что-то накатило на него.
      Он вдруг ощутил себя - о, боги! - женщиной. Старой сгорбленной бабкой, желтой, как гриб рыжик, с морщинистой кожей и длинным крючковатым носом. В общем на лицо ужасная, добрая внутри.
      - Во имя Отца, Сына и Святаго Духа... - зашептали его губы, а душа наполнилась божественным светом добра и справедливости. - Божья Матерь, животворящим крестом сво-им... - Он ощутил всеобъемлющую любовь и невыразимую силу креста.
      - Живую рану срасти, кровяное русло останови... Внезапно откуда-то издалека донесся сиплый, пропитой голос:
      - Ну как она там, теплая хоть?
      Придя в себя, Сарычев увидел в проеме окна красную рожу санитара.
      - Теплая, - машинально отозвался он и глянул на пострадавшую. Поперек ее лба тянулся свежий нежно-розовый шрам.
      Ленинград. Развитой социализм. Среда
      В заказнике было неуютно. Света не хватало, стеллажей тоже, многое было свалено прямо на пол - словом, бардак.
      - Вот здесь, Юра, посмотри. - Наталья Павловна аккуратно, чтобы не испачкаться, встала на стремянку, и, глядя на ее плотные, хорошо развитые икры, Титов сразу вспотел.
      Сегодня она выглядела на редкость элегантно. Короткое платье "сафари" мягко облегало фигуру, а ноги в туфлях-лодочках на высоком каблуке, казалось, росли прямо из подмышек. "Интересно, в койке она так же хороша?" -Аспирант сглотнул слюну и подошел к указанному стеллажу поближе. Стараясь не дышать поднявшейся пылью, он встал на цыпочки и потянул сверху узел с шаманским барахлом.
      - Фу ты, грязища какая. - Вздернутый носик Натальи Павловны сморщился, однако она с интересом присела рядом со свертком, и Юра заметил, что коленки у нее круглые и розовые. Говорят, что это верный признак жгучего темперамента у женщины...
      Когда достали саамский бубен, сразу стало ясно, что хозяин его был "очень сильным" нойдой. На поверхности камлата красной краской был нарисован знак верховного бога Юмбела, с ним могли общаться только самые могущественные шаманы.
      - А ты знаешь, Юра, что обод бубна сделан из дерева, растущего "посолонь", то есть по движению солнца, с востока на запад? - Наталья Павловна дотронулась до поблекшего от времени изображения богини земли Маддер-Акке, а Титов еле сдержался, чтобы не обнять ее. Прижаться губами к этой шее, ощутить руками упругость бедер, груди... Эх...
      Внезапно в голову ему пришла свежая мысль. Не стесняясь недоуменного взгляда научной сотрудницы, он скинул рубаху и, с гордостью обнажив мускулистый торс с хорошо прочеканенными грудными мышцами, принялся обряжаться в пропыленную шаманскую парку.
      - Что это с тобой, Юра? - Наталья Павловна улыбнулась не то испуганно, не то игриво, а он тем временем поднялся, повесил на грудь ожерелье из когтей и зубов медведя, принесенного в жертву Маддер-Акке, таинственно округлил глаза...
      - Камлать буду. - Он положил специальное кольцо "арпа" на изображенный в центре знак бога солнца Пейве, взяв в руку колотушку из оленьего рога, принялся бить в бубен, двигаясь и подпевая подобно нойде из норвежского фильма о лапландских саамах. Что-то во всем этом было очень сексуальное...*
      *Нойда при камлании действительно подражает движениям, совершаемым при половом акте.
      - А ничего у тебя получается, - Наталья Пазловна внезапно покраснела и звонко расхохоталась. - Тебя бы в мужской стриптиз.
      Похоже, все происходящее ей очень нравилось...
      - Глаза мне завяжи. - Юра указал подбородком на ветхую от времени полоску замши. - Потуже.
      - Как скажете, кудесник. - Научная сотрудница подошла вплотную и ловко закрепила повязку:
      - Ну ты, Юрка, и хорош теперь.
      Титов ее уже не слышал. Он вдруг понял, что начинает чувствовать неясный пока ритм, пение его сделалось пронзительным, а звуки, казалось, рождались не в горле, а выходили прямо из живота. Несмотря на завязанные глаза, он увидел разливающийся вокруг свет.