Окрестности напичканы супер-пупер электроникой, все перемещения по территории отслеживает охрана. Тем более, что Веня остался и без денег, и без документов. Если допустить совершенно фантастическую ситуацию и предположить, что ему повезет, и он каким-то макаром выберется из шартгрина, то за пределами крепости ему грозит нищее существование среди бешенных гоулохов.
      Без ксивы для него закрыт и Янск. Первый патруль его отправляет на принудительные работы, там его оклеймят как бродягу черной меткой на лбу, а после этого можно ставить толстую жирную точку в конце веселой парадоксальной карьеры.
      Печальные размышления стрингера прервало скрежетание замочной скважины. Секунду спустя дверь отворилась и Веня в тусклом свете дверного проема рассмотрел статную девичью фигурку. И вспомнил, для чего его в шартгрин доставили.
      Он считал себя сексуально состоятельным мужчиной, прошедшая ночь подтвердила его боевые способности. Но пускаться в интимный пляс с первой встреченной девкой ему, признаться, претило. Пусть она даже из сословия нордов. Тем более, что и сам папаша недвусмысленно отзывался о ее внешних данных.
      Стрингер потому присел, уперся твердо спиной в зябкую стену, подтянул ноги, свернувшись полукалачиком, ухватился за колени, и взглядом загнанного пса стал следить за вошедшей, чьего лица рассмотреть пока не мог.
      Девица продифилировала на середину комнаты, соблазнительные бедра виляли очень призывно. Остановилась - грудь качнулась, Веня отметил, что хорошо качнулась, увлекательно. Она еще шагнула, попав в серый луч, сочащийся сквозь узкое отверстие.
      У Вени и челюсть отпала, и зубы едва не посыпались. Он решил, что ошибся, но ошибиться было невозможно.... Перед ним стояла во всей своей великолепной красе американская певичка прошлого века вечно молодая Мерилин Монро.
      Она испытуще глядела сверху вниз, приподняла алое платьице, обнажив хрустальное коленце, после подмигнула:
      - Ну как я тебе?..
      ФАЙЛ ВТОРОЙ.
      Толстые мокрые губы, растянутые в широкой улыбке, и заплывшие темные глаза Арутюнова - первое, что увидел Смоковницын, очнувшись. И еще услышал частую барабанную дробь, похожую на перестук колес железнодорожного вагона. Новоявленный начальник умильно ласкал его нежно-греющим взором родной матери. Милиционер попробовал приподняться, чтоб хоть немного осмотреться. Но Арутюнов заботливым родительским движением руки уложил его обратно.
      Петр все-таки успел заметить, что находятся они посреди пепелища. Прямо перед ним кирпичные развалины большого дома, развороченные фрагменты металлического забора, горы покореженного кровельного железа, черепицы. А сам он лежит на пыльном, дурно пахнущем тюфяке, как и еще несколько человек в милицейской форме и армейских камуфляжах, под брезентовым навесом. Накрапывал дождь, стало понятно происхождение барабанной дроби.
      Последнее, что помнил Смоковницын - мясистая морда Саврасыча и быстрый отблеск вороненной стали. По обломкам забора, по другим деталям Петр понял, что он по-прежнему на даче у Лярвина. Только дачи больше не было.
      - Что... что случилось? - попытался он спросить у Арутюнова. И подивился своему голосу. Низкий чрезвычайно, тихий, почти глухой, даже не поймешь откуда звуки летят, по-прежнему из горла или из вибрирующей груди.
      Но Арутюнов услышал.
      - А-а? Все-таки заговорил. Ты слабый, Петя, пока очень слабый, вставать нельзя, ходить нельзя, лежи, сейчас отвезем в больницу. Тебе помогут.
      -Что...случилось? - не более эмоционально, но гораздо настойчивей и энергичней повторил капитан свой вопрос.
      - Я тебя, Петя, предупреждал, - занудил начальник, - предупреждал! Говорил, не суйся к губернатору, говорил! А ты не послушался. Я тебе говорил, что хуже будет? Вот хуже и вышло. Взорвал Лярвин свою дачу, а сам, похоже, ушел.
      - А вы его арестовывать явились? - Петр попытался добавить во фразу каплю сарказма, но не вышло.
      - Да, - просто и незлобиво ответил Арутюнов, - почему бы его не арестовать, как ты считаешь? Улики против него есть. Поведение его в последнее время нас настораживает.
      - Какие улики?
      - Ну, Петя! Ты же лучше меня знаешь, что найдено на набережной, и чьи на этом найденном отпечатки.
      - Бутылка коньяка еще ничего не доказывает, - прошептал Петр.
      С каких пор? - поинтересовался Арутюнов, - зачем же тогда ты
      совался к Лярвину, о погоде побеседовать?
      - Нет.
      - Вот видишь! Неправильно ты рассуждаешь, капитан, и действуешь неправильно.
      - Одна бутылка еще ничего не доказывает, - все-таки настойчиво шептал Смоковницын, - могли подбросить, подставить чтобы...
      - А куда же отпечаток денешь? - заулыбался Маргел Юросович, - тоже подкинули? Для отпечатка, как минимум, ручка нужна, а где ручка, там и владелец ручки. А значит Лярвин на набережной был! - он тоном надавил на последнее "был" - а раз был, то причастен хоть каким-то боком к гибели Крохобора. Тебе не нравится ход моих рассуждений? А, Петя?
      Смоковницын молчал.
      - А раз не нравится, - усмехнулся Маргел Юросович, - то все-таки подними голову, посмотри вон туда.
      Он кивнул в сторону пепелища. Петр покосился в указанном направлении. Там, где возились спасатели в ярко-оранжевой форме и военные в коричнево-зеленой, там, где торчала из разваленных бетонных плит перегнутая многократно толстая арматура, там, где сохранилась кладка, а каменные ступени вели в подвал, несколько человек извлекали из подземных помещений, сильно засыпанных, но не обрушившихся, всякую хозяйскую всячину.
      Здесь были и плотницкие инструменты, и садово-огородный причиндал, рядом аккуратной кучкой лежали автомобильные детали, чуть в стороне - гора старой одежды, обуви, а за ней - именно то, на что и указывал Арутюнов - два ящика со знакомыми бутылками. Даже на расстоянии безошибочно угадывался коньяк "Вайнах", в обычной своей желто-коричневой расфасовке.
      Петр бессильно откинулся обратно на тюфяк.
      - Откуда это? - только и спросил он.
      Арутюнов повел могучими бровями.
      - Из подвала. Дача старая. Там в подвалах чего только нет. За тридцать лет накопил хитрый полковник. Все с Кавказа сюда свозил. Когда хозяйка была жива, то, наверное, порядок был. А теперь - бардак. Все пыль - грязь поросло. Паутина кругом.
      - А что с хозяйкой?- удивился Петр.
      Арутюнов пристально поглядел на Смоковницына.
      - Неужели не знаешь?
      Нет, Смоковницын не знал.
      - Трагедия в их семье, большая трагедия была. Он и озлобился после этого. В две тысячи четвертом его жена с дочерью погибли в метро. В Москве. Поехали по пустяковому делу и не вернулись. А полковник, тогда еще капитан, в Янске пытался свои боевые получить. Она ему со станции метро позвонила, сказала, куда едут, когда вернутся. А через пять минут передают - взрыв, как раз на этой станции. Документов их не нашли, останков тоже... Полковник бился-бился, все бесполезно. Хоронить некого, компенсации не положено, да еще и боевые его куда-то не туда приписали, что и их не получил, хоть и судился полгода. Тогда он в политику и дунул со злости. А коньяк-то у него здесь еще с первых, видать, командировок, с девяностых годов. Он может и забыл про него, а вот на встречу со старым другом отправился, вспомнил, да и прихватил.
      - Со старым другом? - изумился Петр - как же так - со старым другом? Вы шутите?
      - Вовсе нет! Совершенно серьезно говорю, - сказал Арутюнов с такой интонацией, что не поверить ему было невозможно.
      - Что ж тогда получается? Ерунда какая-то? Ваша версия рассыпается, если они были дружны!
      - Ну, во-первых, и старые друзья бывает сорятся, а во-вторых, дружба у них все-таки осталась в прошлом. Реальность более застит глаза, нежели романтические воспоминания о прекрасных временах. Они сильно изменились за последние десять-пятнадцать лет, постарели, другие интересы, другие увлечения. Так что вот... В Чечне девяностых была одна жизнь, здесь другая.
      - Так они знакомы с Чечни?
      - А что тебя, Смоковницын, в этом удивляет? Неужели полковник сам тебе не рассказал об отношениях с Полтинным?
      - Нет, больше ругался.
      - А я тебя за опера принимал! - издевательски подмигнул Маргел Юросович.
      Смоковницын недовольно покосился на начальника.
      - Ладно, ладно, успокойся, не нервничай, пошутил, - успокоил его Арутюнов. - знают они друг друга довольно давно, отношения, впрочем, были неровные. То очень активно общались, то не виделись годами, так часто бывает, но не сорились. Полтинный помогал Лярвину войти на политическую арену, да и сюда, я думаю, приехал, чтобы курировать своего друга и не дать его Москве на заклание. После победы на выборах Лярвин пребывал в эйфории и мог, что угодно сотворить...
      - Так они устраивали показательные выступления, когда играли в конфронтацию?! - Петр поднялся с тюфяка, ему стало не по себе.
      - Петя, успокойся. Пускать пыль в глаза - часть государственной политики. Никого не надо винить. Играя в перепалку, они сумели убедить федералов, что государственная власть в регионе сильная...
      - Но..
      - Что странно? Все просто. Полтинный докладывал в Кремль о своей работе с местным губернатором, о том, как тяжело приструнировать зарвавшегося полковника, тем самым создавал видимость влияния на ситуацию в регионе. Лярвин открыто огрызался, чего-то квакал, а на деле каждый ход хорошо просчитывался задолго до его совершения. Поэтому они неоднократно встречались, как и в последний раз неофициально, без свидетелей.
      - Ты хочешь сказать... те есть вы хотите сказть, что и вчера на набережной они обсуждали совместные действия?..
      Арутюнов покачал головой.
      - Может обсуждали, может не обсуждали. Но сценарий похожий. У меня есть сведения, что такие встречи не раз происходили на том самом месте...
      - Бомж Савелий? - навострился Петр.
      - А-ай! Хвалю! - расхохотался Арутюнов, - мой бомж, мой! Я его туда сажал, верно догадался. Полгода внедрял.
      - Внедрял? - не понял Смоковницын.
      - Ну!Ну! Ну! Неужели не понятно?.. Ай, плохо, Петя! Кто-то должен был быть связистом. Я его втирал к ним, втирал. Очень сложно. Поэтому и сидел в этом чертовом коммисариате так долго, очень устал.
      - А кто убил бомжа?
      - Воздадим память, во-первых, безвременно ушедшему старшему лейтенанту госбезопасности Захарову, а во-вторых, убил его тот, кто пришил Крохобора полковник в отставке Игорь Лярвин.
      Петр от волнения забыл о пронзительной головной боли, о слабости в членах, резко поднялся с тюфяка, но тут же рухнул обратно. Мир покачнулся, зашатался, в глазах потемнело. Собеседник сунул ему под нос нашатырь. Кровь ударила в мозг, затошнило, но через секунду стало легче.
      - Нельзя тебе, Петя, так переживать. Слушался бы меня, все бы уже устроилось. Лярвин бы давал показания, узнали б, где находится Симон, вывели войска, сняли б чрезвычайное положение.
      - А что не арестовать-то раньше было? Вчера, ночью?
      - Я надеялся, что под давлением из центра, Лярвин ринется к самому дорогому. Ну знаешь, наверное... При пожаре спасают самое ценное. А самое ценное для него сейчас - тело госпожи Симон...
      Арутюнов сально улыбнулся и совершил пошлое недвусмысленное движение обеими руками.
      - Что? - не понял Петр, - вы и в краже Симон его подозреваете?
      - Вай, Аллах! - наигранно воскликнул засекреченный разведчик, - тебе, Петя, Лярвин все мозги отшиб. Это главное, все остальное - песок! Лярвину президент что угодно бы простил, но только не Симон.
      Так это правда, что она любовница президента?
      - Капитан, ты из какой страны? Такие состояния в России просто так не наживаются. Знаешь старую русскую песенку " а у моей девочки есть маленькая штучка..." Собственности же за рубежом у нее больше, чем сам рубеж! довольный своей шуткой он загоготал, но поперхнулся и затих.
      - Нет, - решительно заявил Смоковницын, - нет! Вам в вашей конторе, конечно видней, но не клеется, честно говорю, ничего здесь не клеется...
      - Что не клеется, - обиделся Арутюнов, - у меня все по полочкам разложено, что не клеется? У меня донесений Захарова сотни об их личных встречах. Я знаю о чем они говорили и что хотели.
      - Не клеется то... - Петр сделал артистическую паузу, хотел опять приподняться, но памятуя о недавнем обмороке, поостерегся, - не клеется то, что последний месяц-два они играть в свои игры перестали. И если я хоть что-то понимаю в психологии, ненависть у Лярвина к Полтинному была что ни на есть искренняя. А вы строите гипотезу исходя из совершенно мне непонятных, их общих интересов.
      - А-а! Вон чего не клеется! Так ты раслабься, капитан, не напрягайся, да ты ляжь! Ляжь, опять в обморок сверзишься.
      Но Петр уже ощутил в себе силы, небольшие, но достаточные, чтобы размяться немного. Он встал медленно на ноги и прошелся под навесом. Голова гудела, но боль стихала, не так быстро как хотелось бы, но все же жить становилось легче с каждой минутой. Арутюнов поддержал его под руку.
      "Чудная картинка,- подумалось Петру, - символическая - взаимопомощь и единство двух силовых ведомств". Вслух ничего не сказал.
      - Интересы их действительно разошлись месяц - два назад. То, что их объединяло, то и разъединило...
      - Попонятней, пожалуйста.
      - Пожалуйста, дорогой, пожалуйста! Леночка Симон! Прекрасная наша всероссийская Елена, национальное достояние, одним словом!
      - Что вы этим хотите сказать? - задал Петр банальный вопрос.
      - А что сказал, то и хочу, - не менее банально ответствовал Арутюнов, Лярвин кафтан не по размеру стал натягивать, тем самым подрубил сук, на котором сидел. Если до этого с Крохобором они доили регион во всю катушку, доходы делили, про важных людей в Столице не забывали, устраивали перепалки в эфирах, то Симон разбила их удачный симбиоз.
      Понятно, что каким бы не был Крохобор влиятельным, потуги Лярвина взобраться на богатенькую леди он никак покрыть не мог. Он уже жалел, что воспользовался деньгами красавицы, когда двигал Лярвина в губернаторы.
      Кстати, идея эксплуатации местненького шапашного ура-патриотизма, типа, восстановим независимость от какого-то средневековья - тоже его. Но Лярвин подписал себе приговор, когда решил овладеть красавицей.
      Любовь!!! Дурацкое необузданное чувство, государства валит. Вот и прибил Крохобора Лярвин, старинного дружка своего, когда тот его уму-разуму начал учить. Так вот, товарищ капитан. А теперь Лярвин черт знает где, а все по вашей вине, молодой человек!
      - Не такой уж и молодой, - отрезал грубовато милиционер, - а потом могли меня вчера за мои выступления, открытые демарши, в КПЗ засадить, ничего я бы вам не испортил тогда. Только вы знали, что я все равно буду искать встречи с губернатором и хотели посмотреть, что из этого выйдет. Может я его пугану своей активностью и он сдуру ломанется к Симон, правда ведь?
      Арутюнов отвлеченно закрутил головой. Что, возможно, обозначало "не совсем так, не совсем так..." Но вслух начальник только что-то пропыхтел недешефруемое.
      - Так вас специально из безопасности в ментовку кинули ради этого дела? - дозрел Смоковницын.
      Собеседник кивнул.
      - И на место Голованного поставили?...
      Опять кивок.
      - А если б Голованный был бы здоров, чтобы вы тогда делали? Он бы ни за что не пошел бы на арест губернатора.
      - А он и без того здоров, - сказал Арутюнов.
      -?
      - Есть такие напитки, что выводят на время из строя, суток на пяток, раздался сзади тихий и ласковый женский голос.
      Смоковницын, пока поворачивал голову, уже догадался, кто это. Раиса, собственной персоной. Петру стало плохо. Страшно захотелось курить, хотя бросил лет шесть назад.
      - Есть такое место, где вас нет?! - не выдержал милиционер, - покажи мне, - он тряхнул Арутюнова за грудки, - покажи мне, где нет твоих собак?!..
      - Фу, капитан, - опять ласково, опять тихо произнесла Раиса, - держите себя в руках. Может ему укольчик сделать? - это она уже у шефа спросила.
      -Не-е-ет! - завопил Смоковницын, - ни за что!
      - Успокойся, дорогой! - похлопал его Арутюнов, - хотели б тебя убрать, убрали бы. Я что тебе историю жизни и любви Лярвина для того рассказывал, чтобы чего в тебя смертельное прыснуть? Я надеюсь, ты послужишь государству и народу.
      - Зачем я вам нужен? - ощетинился Смоковницын.
      - Петя, - вкрадчиво начал Арутюнов, - если поборешь в себе патологическую ненависть к спецслужбам, на которых, смею заметить, зиждется весь мир, то мы вполне сможем с тобою договориться. Выполнишь задание, получишь немедленное поышение, а когда освободится должность начальника управления, а это, опять смею заметить, случиться совсем скоро - сядешь в кресло товарища Голованного. Лет тебе немного, будешь умным, всю оставшуюся жизнь будешь командовать!
      - Это вы меня вербуете? Вербуете, да? - скривил Петр страшную физиономию.
      - Если угодно, - запросто, без вывертов сказал Арутюнов и Раиса кивнула, да, мол, вербуем.
      - Лихо это у вас происходит, ничего не скажешь, лихо! Ну хоть поведайте, чем я должен заслужить вашу высокую благосклонность?
      - Давай-ка, дорогой, без стеба, - устало вдруг как-то произнес начальник УВД, - мне надоело уже вести бесполезные разговоры, либо ты наш, либо...
      - Что либо? - закричал Смоковницын, - что либо?
      И он схватился за голову, потому что ему показалось, что кто-то снова сильно-сильно ударил опять в темя, из глаз посыпались искры и потекли слезы, он вновь повалился на тюфяк в бессилии, только услышал, как Рая произнесла что-то непонятное: "посттравматический синдром..."
      В себя пришел довольно скоро. Рая все-таки кольнула его какой-то гадостью. На руке закатана рубашка, чуть выше запястья взбухший бугорок, на нем мокрая пахучая ватка.
      - Оклимался? - над ним опять наклонился Арутюнов с толстыми губами, - я же говорю тебе - не нервничай, тебе еще лежать надо, а ты вскакивешь, ванька-встанька.
      - Что вам от меня надо? - сквозь зубы процедил Смоковницын.
      - Хорошо, - сказал Арутюнов, - слушай, не перебивай. Тебе известно, что кем-то на янской трассе была организована видеосъемка. Исполнителем был некий местный стрингер Вениамин. Вы с ним в приятельских отношениях, не говори ничего, не отрицай, он тебе звонил, ты ему дал верный совет. фсбэшник усмехнулся, - мы прочесываем леса, но твой приятель сгинул. Он необходим нам. Мы хотим, чтобы ты при первой возможности, когда он к тебе обратится...
      - Сдал его! - не выдержал Петр.
      - Не ерепенься. С ним ничего не будет. Его пытались взять на московском блокпосту, но ребята сработали грубо, ушел. Нам нужны его показания. Он единственный, кто уцелел и видел, что происходило там в полном объеме.
      - Есть же видеозапись
      - Есть, есть. Во-первых, частичная, останкинская аппаратная гнала сразу в прямой эфир, идиоты, бошки бы поотворачивал! Писать стали не сразу, а вторую часть, кроме куска интервью с Симон ничего не записали. А во-вторых, личное наблюдение все равно более наглядное, чем видео, согласен?
      - Он сказал, что у него нет кассеты.
      - Знаю, слышал, - Маргел хитро взглянул на Петра, как отреагирует, но тот пропустил мимо ушей, уж и так догадался, что прослушивали его дебильник. - нам нужно выяснить, как и под каким предлогом журналист оказался в центре боевой операции.
      "Евсеев, вспомнил Смоковницын, Евсеев... Маргел же слышал, чего ж еще кочевряжется?" Но вслух спросил другое:
      - А как же с налетом? Кто его устроил? Не Лярвин же?
      - Ах, ах! - Арутюнов тяжело и скептически глянул на Петра, - откуда такое неистребимое желание выгородить губернатора? Мы должны служить истине, а не хвататься за камышовые тонкие тростинки. Не Лярвин, понятно. Но Лярвин знал, что караван Симон будет охраняться федеральными структурами, поскольку в ваших лесах пошаливают лихие люди. Он может и не думал, что вертушки пустят в ход, но что охрана серьезная - факт. И запустил ментов как раз на тот участок, куда пошла ориентировка по возможному нападению. С вертушек заметили скопление народа, сейчас у них аппаратура - будь здоров! Таракана под хвоей определяют по всяким там излучениям. А группу захвата уж не обнаружить, извини меня! А Голованный лопохнулся, поверил своему дружку, послал людей на верную смерть.
      - Да зачем ему все это, зачем?
      - Затем, что раздолбав банду, мнимую банду, федералы сняли почти всю охрану, тут люди Лярвина и схватили Елену. Веня нам нужен, чтобы восстановить последовательность, длительность, численность.
      Смоковницын тупо глядел прямо перед собой. Укол действительно значительно помог. Голова успокоилась совершенно, но вместо боли пришла вдруг апатия ко всему происходящему, так что сосредоточение требовало больших усилий.
      - Не нравится мне ваша трактовка, - сказал он наконец спокойным совершенно ледяным но полновесным без всяких хрипов и свистов голосом. видется мне какая-то натяжка. Вы трактуете, как вам угодно. Точно так же я могу доказать, что все произошедшее - ваших рук дело, ну не конкретно ваших, а комитета в целом, я даже более склоняюсь к тому, что вы - причина всех последних смертей.
      - Дорогой, давай найдем Веню, давай разыщем губернатора, все сразу станет совершенно ясно. Я еще тебе скажу, по дикому секрету, Коленвал - это и есть многоуважаемый Игорь Парисыч!
      Петр вздернул бровями.
      - Губернатор давно организовал у себя боевые отряды, которые в свободное время отрабатывают военно-разбойничьи приемчки на проезжающих по московской трассе, а милиция даже не в курсе. Я думаю, что теперь я тебя убедил? Ну кто еще способен был замутить подобную аферу?
      ***
      Над горами строительного мусора, что еще час назад был ухоженной дачей великосветского чиновника, поднимались печальные серые клубы едкого дыма. На развалинах все еще неспешно копошились смешные солдатики из строительного батальона. Они пытались разбирать завалы, но работа у них не клеилась.
      Солдаты всё больше бродили по участку, тоскливо изучая оставшийся мусор, выискивали уцелевшие предметы, годные для продажи. Один из них вертел в руках коричневые туфли, оценивая их рыночную стоимость, другой примерял болониевую куртку, еще несколько вытаскивали из-под кирпичей уцелевшие стулья и кресла, поломанные отбрасывали, а целые аккуратно выстраивали в ряд.
      -Атас! Прапорщик! -заорал один из рядовых, дежуривший у ворот, несколько покореженных от взрыва, но еще вполне функциональных.
      Войска неохотно оторвались от своих занятий, выстроились в цепочку и продолжили разбор завала, с нескрываемой ленцой передавая кирпичи из рук в руки.
      - Я Шершавому куртенку отнесу, он подгонит "кораблик", можь и дозу, одну-другую подгонит...- рассуждал один из солдатиков, с впалыми щеками и длинным носом.
      - Не... - перечил ему другой, - ты пару-тройку "кораблей" возьми лучше, на ширево один хрен не потянет, я Шершавого знаю, жмот он. Сам на этом деле сидит, потому и жмот, кто не сидит, с тем легче всегда договориться.
      При появлении прапорщика темп работы не увеличился. Он попытался подстегнуть личный состав редким по качеству исполнения матерком, но умело выстроенная нецензурная лексика не произвела на служивых ровным счетом никакого впечатления, солдатики и ухом не повели.
      Старший тогда сплюнул досадно и тоже занялся делом - его заинтересовали литые из стали ворота; он внимательно осмотрел крепежные петли, массивные столбы-опоры, попробовал приподнять одну из створ - не осилил, сдвинул привычным движением фуражку на затылок, еще раз смерил опытным взглядом конструкцию и что-то записал быстрым карандашом у себя в блокнотике. После прикрикнул визгливо на солдат и быстро ретировался с территории. Те, побросав кирпичи, тут же принялись за свое.
      Все ценные на взгляд Арутюнова вещдоки уже были загружены в брезентовый кузов военного "Зилка" и увезены. В первую очередь, конечно, ящики с коньяком. Но пару бутылок Смоковницын оставил себе.
      - Что? - иезуистки усмехнулся начальник, - выпить хочешь? Ну попробуй, попробуй! Отчего не выпить хорошего напитка?
      Но капитан аккуратно упаковал их в найденный тут же боле -менее чистый целофанновый пакет. Так и ходил около разваленного строения, позвякивая бутылочками, иногда перехватывая жадные завистливые взгляды солдатиков.
      Дача оказалась с секретом. Под ней был вырыт подземный ход, которым и воспользовался коварный полковник и его охранник.
      Ворвавшийся в дом спецназ обнаружил только Смоковницына в луже крови, распахнутые створки, ведущие в подвальные помещения и укрепленное на перекрытиях взрывное устройство.
      Пока соображали, что к чему, таймер уже отсчитывал последние секунды, едва успели вытащить безчувственного капитана и сами повыпрыгивать в окна, как мина в миг уничтожила строение, подземный лаз завалило. Куда вел тайный ход - неизвестно. Маргел отдал приказ зачистить окрестности, вызвал несколько боевых подразделений, с утра расквартированных по приказу главкома в Янске.
      - Эй, гляди-ка, цихра, елы-палы...- протяжно и лениво поведал окружающим один из солдатиков. - порепанная больно, не... не пашет видно, а тут глянь кассета торчит...
      Он крутил в руках старый цифровой видеомагнитофон, вынутый откуда-то из-под обломков. Вокруг сгрудились остальные.
      - Да нет, - доносились голоса, - не продать, каких годов-то он? И наверняка нерабочий уже
      - Может в антикварный, там и грамофоны принимают...
      - Вряд ли... Вот и кассету заклинило.
      Милиционер спешно раздвинул плотный кружок.
      - Ну-ка, позволь полюбопытствовать...
      Солдаты моментально ощерились. Обладатель технического устройства быстро прикрыл магнитофон бушлатом.
      - Ребят, мне кассету покажите и все, - мирно уговаривал их Смоковницын, - а технику себе оставляйте... Я и не скажу никому.
      - Ишь ты! - и был ответ. - дай чо-нибудь, може добазаримся, а так на халяву чего пепел на седые головы сыпать!..
      Пришлось демонстрировать удостоверение, но и оно не произвело ожидаемого эффекта. Кружок несколько раздвинулся, военные отошли на всякий случай чуть дальше, но сопротивление с их стороны не спало.
      - Меняю на пузырь, мент! - храбро заявил хозяин находки, тот самый с длинным носом. Ему наконец удалось вынуть из приемника кассету, он держал её в руке, показывая всем своим видом, что готов моментально бросить её наземь и растоптать, если Петр не согласится на поставленные им условия.
      Смоковницын замялся.
      - Рябята, - скомканно начал он, - это не коньяк, это вещественное доказательство, его на экспертизу надо...
      Остановился, оттого что осоловелые безрадостные лица не выражали ни симпатий к нему, ни антипатий. Пацаны тускло глядели на него прозрачными серыми глазами, никакого эмоционального проблеска, ни-ка-ко-го. Петру показалось, что он пытается разговорить стаю выкинутых из родного болота широкоглазых головастиков.
      Пришлось меняться. Отдал одну бутылку. Солдаты сразу присосались к горлышку, повеселели, задвигались.
      - Скажи-ка, дядя, - хмельно придвинулся к милиционеру один из рядовых, самый смешной - маленький, перекривленный весь, с сорочьим лицом, скажи-ка, дядя, недаром гуторят, что двадцать пять лет службы забацают? Иль брешут?
      Вопрос застал Петра врасплох, он осматривал загадочную кассету и гадал, та - не та. Откуда, с одной стороны, ей здесь взяться, а с другой, чего это Лярвин отсматривал перед побегом на формате, так и не ставшем любительским. А такие кассетки, помнил капитан, Веня использовал. Повертел магнитофон, обнаружил снизу ведомственное клеймо. Ага! И магнитофон, значит, не местный, скорее всего, взят с региональной студии. Вот оно что.
      - Так брешут или нет? - не оставала тростинка в обвисшем хэбэ.
      - Не знаю, не слышал...
      - А хорошо бы двадцать пять лет оттягиваться... На гражданке щас сложно, а тут шмотье бесплатно, хавчик какой-никакой, а есть...
      - Это ж сколько в салагах ходить! - воскликнул воин с совсем юным лицом. Видно недавно призванный. - лет пятнадцать что ли страдать?..
      - А почему москвинов в войска не берут, - вылез еще один солдатик, рыжий-рыжий, - служилка не выросла?..
      Компашка захохотала.
      - Давай, дядька, с нами хлобыстни глоточек, - предложил другой по-доброму, почти по-товарищицки - давай! Давай за тех, кто в сапогах!
      Петр еще неважно себя чувствовал, хотел отказаться, но вновь напоролся на непонимающие взгляды ребятни. Отхлебнул совсем немного.
      И насторожился. Снова отцедил пару глоточков.
      - Ну хватит уже, присосался, - завопил солдат, - давай вертай взад!
      Капитан мог поручиться, что это был не тот коньяк. Он даже позабыл про кассету, которую автоматически сунул в карман, почти бегом помчался к воротам, а оттуда - в управление, к экспертам, скорее, скорее.
      -Ну, ёткнутый! - сказал кто-то из солдат и остальные зашлись в булькающем хохоте, смеялись долго, несколько минут, потом снова принялись за дело - искать то, за что можно выручить деньги.
      ***
      - Палёная версия, - с ходу заявил Борис, едва отведав напитка, - даже не буду химию проводить, и так скажу, что здесь спирт, скорее всего, бутиловый и чай, скорее всего, азербайджанский, и примеси всякие, но это уже неинтересно. Причем есть несколько вариантов изготовления такой бурды, все одинаково, заметь на случай, сажают печень и поджелудочную, даже с малой дозы, а с большой и летальный исход не исключается. Один рецепт - спирт настаивают на чае, обычно несколько суток, добавляют горелый сахар, он терпкость дает. По-другому, просто разбавляют в пропорции крепко заваренный чай, чихирь, со спиртом и тоже чего-нибудь добаляют. Вариантов масса, у каждого изготовителя свои методы.
      Капитан прервал.
      - Абсолютно уверен?
      - Ну, Петя, зачем мне тебя в нелепость вводить, мне зарплату за вранье не прибавляют, прибавляли б, может и врал бы.
      - И мне не добавляют, - заявил вошедший с широкой улыбкой дактилоскопист Николай, - А! Я как раз вовремя, опять коньячком балуемся!
      Борис вогнал назад в горлышко бутылки пластмассовую пробку и убрал весь натюрморт в сейф.