Глава 5

С каждым мгновением становилось все жарче, и, тем не менее, к часу дня прозрачный воздух на увенчанных скалами склонах холмов Дидвуда и ярко-голубое небо над ними делали температуру более переносимой. Горный пейзаж навевал прохладу.

Рудокопы продолжали работать, хотя могли бы прерваться, чтобы выпить виски и вздремнуть, когда позднее, во второй половине дня жара станет невыносимой.

Помимо участка самого золотого прииска, где разработка породы шла полным ходом, наиболее предприимчивые старатели с помощью коробов, лотков, желобов и просто кастрюль промывали песок на полосах земли между зданиями близ бухты. Некоторые умудрялись даже рыть туннели под домами, чтобы добраться до золотой пыли, осевшей на основную породу.

Лис остановился на участке, который он купил у Стивена Эвери, вытер платком пот со лба и улыбнулся, глядя на копошащийся Дидвуд, простирающийся далеко к Северу. Город напоминал ему длинный, узкий улей, не перестающий активно жужжать. Теперь здесь будет его дом.

В тот вечер, когда Лис ужинал с семьей Эвери, ему был предложен участок земли площадью двадцать пять на сто футов, простиравшийся от дома Эвери до остальных владений Стивена. Стивен был уверен, что с участка выкачано уже все золото, и обрадовался счастливой возможности самому выбрать себе соседа. Ему очень понравился молодой человек, и он доверял ему. Если Лис будет жить рядом, Стивен сможет чаще покидать Дидвуд и меньше беспокоиться о безопасности своей семьи.

Самому Лису также нравился такой оборот дела. Этот участок земли свалился на него как Божий дар, особенно если учесть, что сейчас за койку он платил Чарлзу Г. Вагнеру доллар в ночь.

Ночевать в Центральной гостинице, верхний этаж которой еще строился, было еще хуже, чем спать на голой земле. Пьяный старикашка, занимавший койку над Лисом, храпел, как паровой двигатель, а мальчишка, спавший, свернувшись калачиком, рядом, кишел вшами, заставлявшими его чесаться и ругаться большую часть ночи. Поскольку его сон постоянно нарушался деятельностью соседей по комнате, Лису ничего не оставалось, как в полудреме вспоминать свои сны.

Первый, в котором он счастливо жил среди народа лакота, был приятным и расслабляющим. Индейцы относились к нему любезно и гостеприимно, и у него было ощущение, что он знает все их секреты.

В самом последнем сне перед Лисом предстал подполковник Джордж Армстронг Кастер. Сон никогда не повторялся в точности дважды, но в основном он воспроизводил сцены, где он спорил с Кастером. Здесь его всегда мучило чувство, что он теряет над собой контроль: Лис, пытаясь убедить Кастера, чувствовал, что его все больше захватывает гнев и вскоре они перейдут на крик. В ответ на каждое слово Лиса Кастер становился все более нетерпимым и все более разъярялся, теперь его ни в чем нельзя было убедить.

Если бы не грязь, Лис разбил бы лагерь на своей новой земле. К счастью, у него были деньги, чтобы заплатить предприимчивому корнуэльскому горняку по имени Титус Пим за ускоренное возведение сооружения, которое он сможет назвать домом. Сначала они оба потратили целых два дня, чтобы еще раз прочесать каждый дюйм грязи. В результате они намыли более чем на сто долларов золотого песка, и Лис выдал Титусу аванс. В своих поисках Лис наткнулся на глубоко лежавший тайник золотых самородков, который впоследствии принес ему более тысячи долларов. Деньги пришлись очень кстати. Постройка хижины обойдется не менее чем в триста долларов, не говоря о стоимости мебели и хозяйственной утвари. Они с Титусом приобрели уже вагон бревен, которые с помощью мулов были доставлены на вершину холма.

Титус работал на лесопилке судьи Э.Г. Дадли, производящей двенадцать тысяч футов досок в день. Три лесопилки Дидвуда делали оживленный бизнес, и Лис уже решил, что если обоснуется здесь, то займется именно этим. А пока для его хижины требовались бревна для стропил, доски для полов и двери. Хорошо, что за жаркой, полной удушающей пыли лесопилкой присматривал корнуэллец, а сам он в это время мог заниматься другой работой.

Лис принялся размечать размеры хижины и разравнивать землю железными граблями, чтобы выровнять поверхность под пол. Солнце жгло нещадно, и Лису не терпелось снять свою красную ситцевую рубаху и сапоги, которые, тесно облегая ноги, делали его брюки вдвойне более жаркими. Расстегивая рубаху и закатывая рукава выше локтя, он размышлял, что в Дидвуде, вероятно, можно разбогатеть, продавая изнемогающим от зноя рудокопам кружки холодной, как лед, воды.

Опершись о грабли, Лис посмотрел в сторону дома Эвери, скрытого за густым рядом сосен. Он знал, что этот вечнозеленый барьер предназначен для изоляции культурной семьи Стивена Эвери от соприкосновения с неотесанным племенем рудокопов, но все-таки Лису казалось странным, что и его они не замечают. Поначалу, когда они с Титусом тщательно обследовали землю в поисках золота, Лис постоянно ждал, что Мадлен Эвери появится, как видение, в одном из своих прелестных платьев и каждый, блестящий как солнце, локон будет аккуратно приколот на своем месте. Но лучше всего было бы, если бы она устроила какую-нибудь замечательную сцену, распаленная и оскорбленная его соседством.

Однако в течение целых двух дней никто из семьи Эвери не подавал признаков жизни, и Лис заинтересовался причиной этого.

Возможно ли, что Мадлен действительно не знает, что он здесь и скоро станет ее соседом? Или, что еще хуже, знает и совершенно равнодушна к этому?

Самым логичным ему казалось подойти к их двери, извиниться за свое появление и попросить стакан воды. Разве они не друзья? Лис пробежал длинными пальцами по грязным, взъерошенным волосам, стряхнул пыль со штанов и с рук и направился в сторону сосен. В последний момент он вспомнил, что его подтяжки висят свободно. Поймав каждую большим пальцем, он перекинул их через широкие плечи, улыбнулся самому себе и зашагал дальше. Мадлен Эвери, без сомнения, посмотрит на него с отвращением, но перспектива увидеть ее внезапно привлекла его больше, чем вода, которой он так жаждал.

Мэдди старалась припомнить свой самый несчастный день. Сначала отец сообщил, что утром он опять покинет Дидвуд и поедет за припасами. Потом Бенджамен порезал большой палец, играя с кухонным ножом. Бабушка Сьюзен и Вонг Чи потащили его, дрожащего от страха, к доктору Сику, чтобы тот определил, не нужно ли зашить рану. Да еще, по какой-то неизвестной причине, бабушка сегодня, в разгар жары, затеяла печь хлеб, так что Мэдди пришлось месить тесто, обливаясь потом в потертом голубом хлопчатобумажном платье, которое было на ней в худшие моменты их путешествия на Запад. Когда раздался стук в дверь, она пыталась его проигнорировать, но напрасно…

Кричаще-накрашенное создание, появившееся в кухне, представилось как Гарнет Лумис. Она принесла несколько банок рябинового джема, приготовленного, как она похвасталась, ею самой. По-видимому, она познакомилась с бабушкой Сьюзен в лавке мистера Гашхерста и теперь уверяла, что они с ней близкие друзья. Джем был подарком для «Сюзи», как она громко сообщила, ставя банки на кухонный стол. Не готовая к приему гостей, Мэдди испытывала неловкость оттого, что ее видит даже такое создание, как Гарнет Лумис. Она выдумала печальную историю, приключившуюся с Бенджаменом, пытаясь выглядеть слабой и занятой, уверенная, что миссис Лумис извинится за вторжение и поспешит уйти.

— Бедная малышка! — крупная старая женщина вскочила и схватила Мэдди мертвой хваткой, чем немало шокировала ее. — Тебе нужна помощь, и Гарнет здесь, чтобы дать тебе ее! Ты садись и отдыхай. Я замешу тесто, и это будет лучший хлеб, что ты когда-нибудь ела. Обещаю тебе это!

Чувствуя бесконечное облегчение, освободившись от объятий миссис Лумис, Мэдди отпрянула назад и опустилась на стул, спинка которого одновременно служила им лестницей. У нее болели плечи, и ей было так жарко, что увидев, как Гарнет Лумис берет власть на кухне в свои руки, она почувствовала прилив сил.

— Вы слишком любезны, — довольно твердо произнесла она, поднимаясь со стула, — однако я не могу позволить вам выполнять за меня мою работу, миссис Лумис!

— Нет, нет, я хочу это сделать! — Старуха явно хотела положить конец всяким протестам. Она начала месить тесто с такой силой, что Мэдди невольно съежилась: казалось, что Гарнет причиняет тесту боль.

— Вы не привыкли к здешней жизни, а мы все ее знаем. Нужно время, чтобы сделаться крепче. Ну вот, скажем, я приехала в Сент-Луис сорок лет назад и никогда не думала, что переживу первую зиму. — Гарнет била тесто, ритмично переворачивая его, и громко продолжала: — Но пережила же, и мне понравилось. Вышла замуж за француза — торговца мехом, который привез меня в форт Ларами, ушел ставить капканы, да так и не вернулся. — Она покачала головой и засмеялась при воспоминании о прошлом. — Мужчины здесь не годятся в мужья, если вы понимаете, что я хочу сказать, мисс! Как бы то ни было, надо было чем-то заниматься, если хочешь есть, но выбора большого не было. Да я и не возражала. Забавненько, если говорить честно. Конечно, теперь я не в лучшей форме, но я присматриваю за маленькими девочками, учу их торговаться и заменяю им мать, когда это нужно. Неплохая жизнь для старой развалины, которая любит приключения, а? Ол Свиринген, владелец «Жемчуга», просил, чтобы в мае я привезла какую-нибудь из моих девочек от чейеннов, и я подумала: а почему бы, черт возьми, нет?

Мадлен лишилась дара речи. Изобразив вежливую улыбку, она помогла Гарнет Лумис перенести замешенное тесто в железную чашу, которую покрыла полотенцем.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы мне помогли. По-моему, я немного устала от жары, так что ваша помощь пришлась как раз кстати. А теперь, надеюсь, вы не сочтете меня грубой, но я должна…

— О, я уйду сию же минуту, дорогуша, только давайте произнесем заклинание и немного освежимся. Виски у вас есть?

Мэдди пыталась не выдать своего замешательства:

— Ну… а… нет, не думаю…

Оглядев кухню, Гарнет высмотрела стоящий на полке графин с бренди.

— Вот это пойдет! — Она схватила со стола невымытый бокал и щедро плеснула себе янтарный напиток. Мэдди отказалась присоединиться к ней, но неподвижно села напротив гостьи и учтиво поддерживала беседу. Впрочем, слово «поддерживала» не совсем точно отражало существо дела, так как Гарнет болтала почти без остановки и даже сама отвечала на свои собственные вопросы.

— Надеюсь, вы не думаете, дорогуша, что я груба, но я начинаю думать, что вам будет еще труднее приспособиться здесь, чем я предполагала. Вы не слабая и не робкая, но думаете, что вы лучше остальных, так? — Гарнет опрокинула бокал с бренди и наполнила его снова. — Ну а вот это не пойдет, если вы хотите остаться. Во всяком случае, если хотите завести друзей. Полагаю, вы имеете понятие, что у нас в Дидвуде цветет грех и порок и полно рудокопов, громко болтающих весь день напролет. Так ведь?

Мэдди открыла было рот, чтобы ответить, но Гарнет избавила ее от этого усилия.

— Да, этот город становится по-настоящему шикарным местом. Может, вы слышали, что сюда приезжает настоящая театральная труппа! Это Джек Лэнгриш, он ужасно знаменит, — вы, вероятно, слышали о нем даже на Востоке, — да, о его жене и двух других актрисах. Они сооружают театр как раз в эту минуту на Главной улице, а потом будут показывать пьесы вроде «Гамлета» и все такое, и я не удивлюсь! Так что, видите, голубушка, у нас нет причин думать, что вы лучше, чем остальные. Примите совет старой Гарнет — присоединяйтесь ко всем и отбросьте этот вид. А нет — они еще долго будут стоять у вас на пути!

Мадлен почувствовала опасную, безумную близость слез, когда Гарнет Лумис обошла стол, крепко ущипнула ее за щеку и слегка потолкала ее туда-сюда. Когда в дверь кухни постучали, она с надеждой подняла глаза. Лис просунул свою красивую голову в дверь,

— Прошу прощения за мое вторжение — неуверенно произнес он, глядя с плохо скрываемым любопытством то на Мэдди, то на миссис Гарнет Лумис.

— Вовсе нет! — Мэдди вскочила на ноги и бросилась приветствовать его, словно он был горячо любимым родственником, вернувшимся с войны. — Вот так приятный сюрприз, Лис! Как вы хорошо выглядите!

На самом деле эти слова не выразили и доли того, что она чувствовала. На какое-то мгновение время, казалось, остановилось, когда Мэдди рассматривала Лиса, стоящего на фоне освещенного проема двери. Он загорел на солнце так, что его глаза сделались еще более голубыми, а блеск белых зубов просто потрясал. Мэдди видела, конечно, что он грязный и потный, но от этого он казался еще более мужественным, чем обычно.

— Не найдется ли у вас чашки воды для страждущего от жажды? — спросил он.

Мэдди поспешила выполнить его просьбу, и, пока он пил, все молчали. Наконец Гарнет Лумис громко и кокетливо заговорила:

— Ну вот, наконец-то я встретила мужчину, к которому льнут все девушки в Дидвуде!.. Особенно малышка Виктория! — Она подмигнула, встала и по-мужски резко протянула руку: — Лис, я Гарнет Лумис! Проходите и садитесь с нами. Я помогала мисс Мадлен с ее тестом. Вы знаете, что такое эти восточные девушки — все слабые и бледные и в один момент хлопаются в обморок!

Мэдди чувствовала, что ее щеки пылают. С легкой улыбкой, умоляющей ее встретиться с ним глазами, Лис произнес:

— В обморок? Мисс Эвери? Невозможно! Я знаю, соблазнительно недооценивать красивых женщин, но в данном случае вам следует знать, что мисс Эвери — леди с редким характером и отвагой! — Он крепко сжал руку Гарнет, оценивая ситуацию: — Боюсь, миссис Лумис, ни у меня, ни у мисс Эвери нет времени на долгие разговоры. Я очень занятой человек и пришел обсудить дела, имеющие отношение к рудникам мистера Эвери. Если вы нас простите…

Гарнет почти впилась в пол своими каблуками, когда Лис провожал ее к входной двери.

— Да, а вы слышали новость? Джекоб Хорн утром приехал в город верхом с головой индейца! Он носил ее по всем салунам, надеялся продать!

— Сомневаюсь, интересно ли это мисс Эвери, — сухо заметил Лис.

Покачав головой и нахмурившись, Гарнет заявила:

— Об индейцах мы всегда должны думать, нравится нам это или нет. Вы слышали поговорку: «Единственно хороший индеец — это мертвый индеец», и это правда, поверьте мне. Все, что я могу сказать, так это то, что хорошо, что мы, белые, не сдадимся, пока не получим назад эти Холмы от простодушных дикарей, которые и понятия не имеют, как воспользоваться этими землями. Некоторые друзья индейцев скажут вам, что эти кровожадные, подлые сиуксы имеют право владеть Холмами, но они вряд ли поднимались выше подножья, потому что боятся злых духов, в которых они верят, боятся, что те ударят их молнией и еще всякой чепухи. Они могут не более правильно воспользоваться захваченной землей, чем стадо животных. Но не только это…

— Миссис Лумис, рискуя прослыть одним из тех самых друзей индейцев, которых вы презираете, должен признаться, что не согласен почти со всем, сказанным вами. К сожалению, у меня нет времени просветить вас насчет сиуксов, но познакомиться с вами было очень интересно! — Лис открыл дверь и помахал смуглой рукой, указывая на выход. — Желаю вам приятно провести день!

Приступ вины заставил Мэдди подбежать к двери.

—Я ценю вашу помощь, миссис Лумис. И бабушке будет приятно получить ваш подарок. С вашей стороны в высшей степени любезно, что вы подумали о нас.

Уже отойдя от домика, Гарнет Лумис, странно быстро опьяневшая, не забыла напомнить:

— Вы скажете Сюзи, что я сделала этот джем из рябины которую сама собирала?

— Даю слово! — искренне пообещала Мэдди.

В тот момент, когда закрылась дверь, она посмотрела в смеющиеся глаза Лиса, и оба расхохотались. Мэдди приложила руку ко рту, пытаясь приглушить смех.

— Не смущайте ее, — удалось ей проговорить сквозь смех, склонившись к плечу Лиса. — Бедняжка! У нее хорошие намерения…

Он перестал смеяться и вскинул брови.

— А делает адские дела! Если вы позволите такой властной особе, как Гарнет Лумис, задавать тон, она сделает все, чтобы стать вашим тираном.

Внезапно он остро осознал близость Мадлен, легкое касание ее руки к его обнаженному предплечью и свежий зеленый цвет ее глаз.

— Вероятно, у меня предубеждение против женщин ее типа, — пробормотал он. — Она видит мир лишь своими собственными глазами и нетерпима по отношению к тем, кто считает иначе.

— А я думала, что просто ужасно терпелива, потому что пыталась не выносить ей приговор только на основании ее внешности и манер, — смеясь, ответила Мэдди. — Как я могла знать, что из всех людей именно вы дадите такую высокую, философскую оценку миссис Лумис?

Вдруг ее лицо исказилось от ужаса: она вспомнила о собственной внешности. Лис, отойдя от нее на несколько дюймов, с блуждающей улыбкой осматривал ее запачканные волосы, измазанное мукой лицо и потертое платье. Отскочив от него на несколько шагов, Мадлен оказалась прижатой спиной к стене гостиной.

— Не беспокойтесь, — словно прочитав ее мысли, произнес Лис, забавляясь ее смущением. — Мне нравится, как вы выглядите. И впрямь чувствуешь какое-то спокойствие оттого, что вы можете так выглядеть!

— Как неряшливая ведьма? — Мэдди с бьющимся сердцем с вызовом смотрела на него. Лис возвышался над ней, и было в нем что-то возбуждающее.

— Ведьма? — засмеялся он. — Вряд ли. Вы красивая женщина, мисс Эвери, гораздо красивее, чем думаете. Но каждый раз, когда я смотрю на вас, вы напоминаете мне одну из тех богатых дам из высшего общества, которые запечатлены в дамском журнале Годи. Каждый волосок на своем месте, тело совершенно, но чопорно. Слишком совершенно на мой вкус!

К его удивлению, на него нахлынула волна смелости, и он скользнул рукой вокруг ее тонкой талии.

— А сейчас вы такая лучистая с вашей свежей кожей и волосами, вьющимися, как им хочется. Платьишко, может быть, и не шикарно, но оно показывает вашу фигуру такой, какая она есть, а не деформированную костями и турнюром. Более того, вы не выглядите так, словно боитесь пошевелиться или чтобы до вас дотронулись! — из страха разрушить вашу безупречную внешность. Меня утешает мысль, что вы, в конце концов, все-таки женщина, а не фарфоровая кукла!

— Мистер Лис, вы в своей излишней фамильярности переходите границы, которые должны существовать между хорошо воспитанной леди и… знакомым ей мужчиной. — Произнося эти слова, Мэдди с ужасом обнаружила, что говорит недостаточно убедительно и почти задыхается. — Вы… должны понять, сэр, что по всем правилам приличия мы с вами не должны более оставаться наедине в этом доме, иначе…

— Иначе я мог бы скомпрометировать вашу добродетель? — спросил Лис вежливым, изумленным голосом. Он наклонился к ней так, что она почувствовала на своем лбу теплоту его дыхания. — Не бойтесь, мисс Эвери. Если я восхищаюсь вашей красотой или дотрагиваюсь до вашей талии, то в чем же здесь преступление? Со мной ваша добродетель в безопасности… если, конечно, вы не желаете другого…

Краснея и испытывая головокружение, Мэдди чувствовала, как его тело прижимается к ее стройной фигуре… И ей это… нравилось. Она понимала, что ей следует оскорбленно протестовать, но в глубине души она трепетала, ожидая чего-то большего…

Лис медленным скользящим движением обвил ее руками, с восторгом ощущая ее хрупкость и женственность. Сквозь тонкую ткань платья он чувствовал, что ее тело покрыто испариной, и лениво подумал, что именно таким должен быть запах рая: цветочный, чистый, бродящий и чуть затхлый. Ощущая ее горячее пружинистое тело и его аромат, видя ее потрясающие мармеладно-блестящие волосы, он испытывал желание расстегнуть все пуговки ее платья и разбудить ее дремлющую плоть. Сколько страсти, должно быть, скрывается в ее чопорном сердечке!

— Вы хотите, чтобы я поцеловал вас? — спросил Лис, слегка касаясь ее уха губами и бакенбардами.

От ощущения его тела, прижимающегося к ней, и от его мерного дыхания у нее над ухом по телу Мэдди пробежала дрожь, чего раньше она себе и вообразить не могла. Она чувствовала необыкновенное, разливающееся по всему телу тепло и сладкое томление и, покраснев от неловкости и скрываемого невинного желания, прошептала:

— Я… я не знаю… Со мной раньше ничего подобного не случалось, и было бы скандалом, если бы я согласилась…

— Вы серьезно? Вас никогда не целовали?

— Я — леди, если могу это сказать, не рискуя выглядеть слишком напыщенной. Матушка всегда предостерегала меня от…

— Мужчин вроде меня? — нежно засмеялся Лис. — Ну, я не хочу оскорбить вас или вашу матушку, но вас уже давно пора поцеловать, мисс Эвери! Будем считать это экспериментом, и никто никогда не узнает об этом. Ну как?

— Я бы даже не заговаривала бы об… этом.

— В самом деле? — усмехнулся Лис. — Понятно. Хоть вы и говорите, что предпочитаете соблюдать этикет, втайне вам очень хочется отбросить его — или чтобы я сделал это за вас. Вы ведь не хотите сами сделать выбор, правда?

Мэдди не могла смотреть на него. Ну почему он так ее мучает? Она опустила ресницы, и он сжалился над ней и над собой. Ее тревожило сознание того, что он страстно хочет ее, но, конечно, она может позволить только поцеловать себя. Придется довольствоваться этим.

Лис медленно сжал ее в своих объятиях, запрокинув назад ее точеное личико. Ее глаза были закрыты, веки бледны и почти прозрачны, что придавало ей еще более невинный вид. От Лиса не ускользнула вся ирония этой сцены. Здесь, в городе, где полно распутных женщин, он нашел красавицу, упорно цепляющуюся за правила приличия. Более того, эта самая чопорная, но ароматная красавица почти падает в обморок в его объятиях, с закрытыми глазами и поджатыми губами ожидая своего первого поцелуя!

— Мадлен…

Как ей хотелось, чтобы он перестал болтать, а просто взял ее!

— Что? — прошептала она.

— Посмотрите на меня.

С трудом проглотив слюну, она подчинилась. Его глаза, такие чисто-голубые, были в нескольких дюймах от нее и улыбались ей. От блеска его пристального взгляда у нее опять по всему телу пробежали мурашки.

— Обнимите меня, — прошептал Лис. — Ну же. Дотроньтесь до меня!

С пылающим лицом она подчинилась и этому требованию Лиса.

От его одолевающей ее близости, от силы его плеч и шеи, да и от запаха его мужского пота Мэдди вдруг ощутила странное напряжение в самом потаенном месте. Словно почувствовав это или заметив это по ее глазам, Лис улыбнулся и прижал свои губы к ее губам, которые сами открылись. Мэдди облегченно вздохнула от неожиданного удовольствия, которое он в ней вызвал. Не мудрено, что люди любят целоваться! Все эти годы Мэдди воображала странное сухое прижатие одного закрытого рта к другому. Вместо этого ощущение от поцелуя Лиса было просто магическим. Он казалось, ласкал ее губы своими губами, то целуя их, то как бы пробуя на вкус, словно рот ее был сочным плодом. К своему большому удивлению, она обнаружила, что ей нравится ощущение и вкус его губ… и ей хочется еще. У нее начало покалывать грудь под тонким хлопком платья. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного, и ее шокировала сильная потребность уступить чарам Лиса.

Когда она начала проводить рукой по его выгоревшим волосам, лаская его шею и плечи, касаясь своим языком его языка, Лис был поражен как ударом молнии, и возбуждение его достигло предела. Мадлен была амброзией, превосходящей его самые дерзкие мечты. Верхние пуговки ее платья были расстегнуты из-за жары, и он углядел россыпь веснушек, разбросанных по коже цвета слоновой кости, скрытой за остальными пуговками. Без лишних колебаний он прижался губами к основанию ее шеи, сгорая от желания расстегнуть корсаж Мэдди только для того, чтобы увидеть ее грудь. Замечательный цвет ее волос привлек его с первой минуты их знакомства, и мало-помалу он позволял себе иногда задуматься о ее теле, имевшем оттенок розово-золотистой зари. У нее веснушки, теперь он это знал. Мысль о ее груди, матовой и пышной, с ярко-розовыми сосками, делало его желание почти болезненным.

Когда Лис целовал ее шею, а Мэдди открывала для себя вкус его шеи и всего мускулистого тела, его рук, державших ее без всякого усилия, знакомый голос без всякого предупреждения вернул их с небес на землю:

— Ну, ну и ну!

Они мгновенно оторвались друг от друга, и у Мэдди начали подгибаться колени. Каким-то образом ей удалось устоять на ногах, и она встретилась с острым, проницательным взглядом бабушки Сьюзен.

— Я задаю себе вопрос, неужели чудеса никогда не прекратятся? — заметила, хихикнув, старушка. — Лис, вы сегодня превзошли все мои ожидания. Признаться, я думала, Мэдди будет последней в Дидвуде, кто капитулирует перед вашим обаянием!

С этими словами она направилась в кухню, вынудив Мэдди последовать за ней. Лис тем временем подошел к Бенджамену, который стоял у входной двери, подняв вверх свой перевязанный палец.

— Бабушка Сьюзен, это совсем не то, что ты думаешь, — начала Мэдди, густо покраснев и еще раз пожалев, что вообще взглянула на Лиса.

— Правда? Какая жалость! — Сьюзен 0'Хара мельком взглянула под клетчатое полотенце, чтобы проверить, как поднимается тесто, и с улыбкой подняла глаза на внучку: — Совершенно неважно, дорогая, что думаю я. Я буду последней, кто тебя осудит, и первой, кто тебя поздравит, если ты наконец изведаешь удовольствие…

— Нет, нет, ничего подобного не было! — закричала Мэдди. — Думаю, у меня был солнечный удар или что-то вроде этого…

— Только не говори, что ты опять упала в обморок! — покачала головой бабушка Сьюзен. — Это так скучно!

В этот момент появился сам Лис, заполнив собой весь дверной проем. За руку он держал Бенджамена.

— Добрый день, миссис 0'Хара!

— Лис собирается показать мне, где он строит свой новый дом! — воскликнул братишка Мэдди.