Глава 1
26 июня 1876 года Дидвуд, территория Дакоты
Длительное путешествие из Филадельфии в Дидвуд оказалось тяжелым испытанием для Мадлен Эвери с ее понятиями о внешних приличиях, но наконец она, ее брат и бабушка были на подступах к своему новому дому. Их повозка тряслась по слякотной, крутой, прорезанной в горах дороге, и все в караване говорили, что на другой стороне горы находится Дидвуд. Едущие с Запада люди произносили слово «Дидвуд», как обычно произносят слово «рай».
Все, кого Мэдди и ее семья встречали во время своего путешествия на поездах, пароходе и, наконец, на шхуне, завидовали семье Эвери — когда кто-нибудь из них говорил, куда они едут.
— Помнишь того человека в Сиукс-Сити, Мэдди? — Бенджамен Эвери, большеглазый и смуглый в свои девять лет, пробрался в повозку и уставился сначала на сестру, а потом на бабушку. — Он сказал, что в Дидвуде так много золота, что все улицы покрыты им! Держу пари, что, поднявшись на вершину горы и посмотрев вниз, мы увидим сияющий город!
— Ну что ж, Бенджамен, это прекрасно, но я что-то сомневаюсь в этом, — с утомленной улыбкой ответила Мэдди.
Сами Черные Холмы, с северной стороны простиравшиеся лишь на несколько миль, отличались невероятной красотой.
В мечтах Мэдди нарисовала себе волшебную страну, покрытую пышным, диким лесом с прохладными ручейками. Пронизанный светом воздух источал аромат сосны. Нетрудно было вообразить, что Черные Холмы — самый замечательный город, гордящийся золотыми улицами.
Стараясь ради Бенджамена говорить как можно веселее, Мэдди продолжала:
— Признаться, я тоже очень взволнована. С трудом дождусь минуты, когда увижу дом, который построил для нас отец. В последние месяцы мы столкнулись со столькими трудностями… — Она замолчала, слезы заполнили ее глаза, когда она взглянула на бабушку. — Мне так хочется наладить жизнь в новом доме, разбить сад и обо всех заботиться.
Сьюзен Хэмпшир 0'Хара нежно улыбнулась внучке. Она тоже все еще скорбела о недавней смерти своей дочери Колин, матери Мэдди.
— Дорогая моя девочка, разве ты не заметила? Это не Филадельфия. Если интуиция меня не обманывает, Дидвуд окажется еще более нецивилизованным, чем те города, через которые мы проезжали на равнинах. Золотые города создают определенную атмосферу, которая вряд ли способствует таким приятным занятиям, как выращивание цветов и выпекание булочек с кремом.
Слегка нахмурив брови, Мадлен приободрилась, когда повозка въехала в глубокую расселину между скал. Она пристально оглядела один из нескольких дорожных сундуков, которые взяла с собой, несмотря на все увещевания отца не везти с собой лишнего.
Слишком трудно было оставить любимые книги, на многих из которых стояла надпись «Колин 0'Хара Эвери»., Они будут ей утешением в незнакомой обстановке, как и различные памятные вещицы, захваченные ею из дома. Но мебель семьи Эвери пришлось оставить, перевезя ее на хранение в дом бабушки Сьюзен до той поры, пока Стивену Эвери или его детям понадобятся вещи, выбранные Колин с таким безупречным вкусом и заботой.
Разумеется, самое потрясающее дополнение к семье Эвери добавилось в последнюю минуту: сама Сьюзен 0'Хара. Восьмидесятитрехлетняя дама никогда бы не поверила, что может покинуть Филадельфию, где родилась и прожила большую часть жизни, и переехать в такое Богом покинутое место, как Дидвуд. Однако она всегда была импульсивна, и, когда настало время прощаться с Мэдди и Бенджаменом, она оказалась не в состоянии остаться. Ей словно слышался голос дочери, говорящей с нею с небес.
Колин чрезмерно любила Стивена Эвери, но большую часть времени выполняла роль обоих родителей, пока он рыскал по стране в поисках богатства и приключений, занимаясь обычно спекуляциями во время золотых или серебряных бумов. Хотя хрупкое здоровье Колин в последние годы удерживало Стивена рядом с ней в Филадельфии, Мадлен все больше и больше брала на себя обязанности матери, заботясь об отце и маленьком Бенджамене. Никто не заводил разговора о том, какая жизнь ожидает детей Эвери в Дидвуде. В последний момент Сьюзен почувствовала, что должна ехать с ними.
«Как странно устроена наша жизнь», — подумала Сьюзен, разглядывая свою красавицу внучку. Подобно Колин, которая с детства держалась как настоящая леди, Мадлен, обладающая хорошими манерами и чувствительная как дворянка, казалось, была предназначена для наслаждения прекрасным.
Сьюзен 0'Хара часто думала о том, что под этой внешней утонченностью Мадлен скрывается нечто другое. В конце концов, девочка внешне была вылитым портретом Патрика, ее дорогого покойного, бесшабашного бродяги мужа. К двадцати годам Мэдди приобрела женскую красоту — длинные роскошные волосы цвета апельсинового повидла, большие, блестящие изумрудные глаза, широкий, чувственный розовый рот и молочная кожа с пятнышками веснушек на носу, груди и бедрах. Мэдди пыталась пригасить свою внешность, закручивая густые, волнистые волосы в чопорный шиньон и скрывая свое великолепное тело с помощью высоких воротничков, длинных рукавов и сдерживающих корсетов. Колин одобряла этот вид, но Сьюзен надеялась, что внутри у Мэдди тлеют кусочки раскаленного угля, которые в один прекрасный день загорятся и сделают ее ослепительно прекрасной. Она хотела дожить до этого дня.
— Смотрите! — закричал Бенджамен, врываясь в мысли Сьюзен, когда повозка оказалась на вершине холма. — Вон Дидвуд!
Мадлен помогла бабушке пройти вперед, чтобы все они смогли посмотреть на город, в котором им предстояло теперь жить. Зрелище, представшее перед их взором, заставило обеих невольно раскрыть рты от изумления.
— Вероятно, — пробормотала Сьюзен, — произошла какая-то ошибка. Не может же этого быть…
— Это Дидвуд, мэм, — вмешался их кучер Хьюго. Он сплюнул струйку табачного сока: — Возвращаться теперь уже слишком поздно!
Перед ними, зажатый в извивающемся ущелье, которое венчали отвесные склоны белых скал, усеянных обгорелыми пнями, простирался грязный временный город. Дидвуд, казалось, почти весь состоял из недостроенных зданий, бревенчатых хижин и сотен палаток. До Мэдди доносились крики и смех мужчин, отдающиеся эхом от склона горы, мужчин, которые, похоже, копошились на каждом дюйме города и бесплодных скал ущелья. Рудокопы.
— Господи, — прошептала Мадлен.
— Ну, разве это не ужасно? — спросил Бенджамен, глядя то на Мэдди, то на бабушку. — Вполне, — неопределенно согласилась Сьюзен. Она провела мягкой рукой по его непослушным кудрям. — Как раз это то место, в котором мечтает жить каждый мальчик.
— Как вы думаете, а женщины здесь есть? — полюбопытствовала Мэдди.
— О, конечно, — мигая, заверил ее Хьюго. — Где золото, там всегда полно женщин… если вы понимаете, что я имею в виду.
— Как восхитительно! — заметила Сьюзен, когда они поехали по скалистой, изрытой колеями дороге. Ее внучка села и печально улыбнулась ей: — Кажется, без приключений тут не обойдется!
Стивен Эвери, высокий и прямой, в белой рубашке с накрахмаленной манишкой, куртке из шотландки и тонких серо-голубых брюках, стоял на пороге нового дома, в котором помещалась бакалейная лавка Питера Гашхерста. День становился все жарче и жарче, от болота, называвшегося Главной Улицей, поднималось зловоние отбросов.
Глядя, как горстка шатких повозок со скрипом спускается по склону Дидвудского ущелья, Стивен старался не беспокоить себя мыслями о том, что подумала о нем Мадлен по поводу того, что он вызвал их сюда с Бенджаменом. Она так напоминала свою мать. Он никогда не собирался отрывать Колин от ее любимой Филадельфии и спокойной, утонченной жизни, которую она там вела. Что же нашло на него, почему он так поступил с Мадлен?
Из-под котелка Стивена стекала тоненькая струйка пота. Он снял котелок, пригладил черные волнистые волосы и, наклонившись вперед, стал пристально рассматривать повозки, приближающиеся к китайскому кварталу Дидвуда. Северный конец ущелья был достаточно широк только на Главной Улице и Бухте Белой Рощи, а экзотические фасады магазинов всегда поражали тех, кто впервые видел китайский квартал. В воздухе стоял сильный запах ладана. Стивен с тревогой наблюдал, как сначала Бенджамен, а потом и Мэдди вылезли из-под грязного тента повозки и сели рядом с кучером. Их невинные мордашки смотрели то сюда, то туда, обозревая развалившуюся бакалейную лавку, прачечные, кумирню и рестораны. Следующий квартал города представлял собой еще более потрясающее зрелище — «Бесплодные земли», рассадник порока и продажности. Грязные рудокопы, раскрашенные проститутки и буйные игроки прохлаждались в дверях и на редких балконах, смеясь, стреляя в воздух, выпивая и глядя на новый урожай странников, прибывших в Дидвуд.
И снова Стивен молчаливо поблагодарил судьбу за то, что Колин теперь уже ничего не могла сказать ему по поводу его решения вызвать их детей в этот непристойный, зловонный, неблагоустроенный город. Разумеется, его не радовала ее смерть, но он чувствовал, что она никогда до конца не одобряла его после того, как более чем двадцать лет назад яркий свет любви покинул ее глаза. Даже теперь он часто воображал, что слышит, как она делает ему выговор за очередной необдуманный поступок. Колин обычно шептала что-то вроде: «Неужели ты никогда не повзрослеешь, Стивен? Я теряю надежду… но пока ты не будешь пытаться увлечь нас в свои безумства, я постараюсь быть терпеливой. Надеюсь только, что в один прекрасный день ты устанешь от своих трудных путешествий в неизвестное и тебе захочется семейного тепла, красивого дома и культурного города, такого, как наша Филадельфия».
Колин всегда хотела, чтобы их дети оставались в своем доме, даже если бы это означало, что Бенджамена будут воспитывать женщины, а не его собственный отец.
Тем временем, пока повозка с его отпрысками подъезжала ближе, он всерьез — что было совершенно не характерно для него — молился, чтобы они были счастливы в Дидвуде… Разве они также и не его дети? Вероятно, им даже будет полезен контраст между новой жизнью и прошлой…
Толкаемая усталыми мулами, с перепачканными грязью колесами, повозка с семьей Эвери со скрипом остановилась.
— Здравствуй, отец!
Сердце Стивена заныло, как всегда после разлуки, когда он видел Мадлен. Она, казалось, с каждым годом становилась все изысканнее, хотя внешне не походила ни на одного из своих родителей. Даже проведя в дороге несколько недель, она выглядела свежей, сияющей юной леди, от корней блестящих волос до кончиков пальцев… обутых в козловые ботиночки ног.
— Доченька, дорогая, какая радость и облегчение видеть, что вы оба доехали целыми и невредимыми!
Кучер без всяких колебаний ступил в зловонную грязь, в которой его сапоги увязли наполовину.
— Мэм, если вы не хотите идти по этой дряни, вам придется позволить мне перенести вас на ступеньки бакалейной лавки.
С игривой улыбкой, скрывающей ее усталость и ужас, Мадлен глянула вниз; убедившись, что батистовая шемизетка надежно прикрывает ее грудь, подняла юбки и позволила Хьюго взять себя на руки. Она достаточно приветливо относилась к нему на расстоянии, но вблизи от него исходил такой аромат, словно он на протяжении многих недель не встречался с водой и мылом. Она продолжала улыбаться, пока ее не поставили рядом с отцом на новенькие сосновые ступени. То, что путешествие подошло к концу, было, конечно, огромным облегчением, но ее терзало предчувствие, что Дидвуд может оказаться еще хуже, чем любое другое место, которые они проезжали.
— Отец, как ты узнал, что мы приедем сегодня? — спросила она, когда они обнялись.
— Почти все в городе знали, что вы приезжаете, дорогая, — ответил Стивен, протянув руки, чтобы перетащить Бенджамена к себе. — Один из мужчин, который только что приехал верхом, рассказал трактирщику, что видел повозки, въезжающие в Холмы. Типпи прислал кого-то за мной, и я расспросил этого малого. Как только я упомянул о твоих необыкновенных волосах, он вспомнил тебя и Бенджамена, разумеется. Ну, а теперь о тебе…
— А меня этот человек не вспомнил? — раздался женский голос из глубины повозки.
Стивен слегка отпрянул, на его лице появилось выражение шока, сменившееся недоверием.
— Вы будете смеяться, дети, но на какое-то мгновение мне показалось, что голос похож…
— Это правда, отец, — подтвердила Мадлен, когда из повозки выглянуло сморщенное лицо Сьюзен Хэмпшир O'Xapa. — Бабушка Сьюзен приехала с нами!
— Невозможно! — воскликнул он.
— Но правда, — заявила его теща, поправляя свои синие юбки, прежде чем отважно сдаться в ожидающие ее объятия Хьюго. Когда Стивен поставил ее перед собой, она удостоила его обаятельной улыбки: — Не волнуйтесь, я не помешаю вам забавляться. В самом деле, по-моему, я смогу вам пригодиться. Путешествуя с Патриком по всему миру, я привыкла легко приспосабливаться к любым условиям, так что смогу подбодрить мою дорогую Мэдди. — Задумавшись о чем-то своем, она протянула руки и погладила его бакенбарды.
— А вы седеете, дорогой мой мальчик. Я раньше не замечала.
Он судорожно проглотил слюну. Колин начала считать их как раз перед…
— Стивен, — сказала Сьюзен, в то время как ее внуки вежливо отвернулись, — у меня тоже был тяжелый год. Колин была моей единственной дочерью… и я поняла, что не смогу вынести, если дети уедут так далеко. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы помочь, а не стать помехой в вашей новой жизни.
Он слишком хорошо знал ее, чтобы догадаться, что в своей решимости она способна на гораздо большее. Двадцать пять лет назад Сьюзен начала оберегать Колин, а затем Мадлен и Бенджамена от невнимания и небрежности с его стороны, когда его охватывала жажда путешествий.
— Не знаю почему, но я не ждал вас, миссис O'Xapa, — сказал он.
— Бабушка Сьюзен была просто замечательной во время нашей долгой дороги на Запад, — вставила Мэдди. — Не представляю, как бы мы справились одни. Я бы никогда не могла ответить на все вопросы Бенджамена… или подавить свой собственный страх. Бабушке Сьюзен удавалось и то и другое.
— Тогда я глубоко благодарен вам, сударыня, — сказал Стивен, слегка поклонившись миниатюрной старой женщине. Даже в своей шляпке с неустрашимым пером она вряд ли была одного роста с внучкой. — А теперь, если никому из вас ничего не нужно, предлагаю немедленно пройти в наш новый дом. — Стивен щелкнул пальцами, и из бакалейной лавки выбежал китаец с мешком. — Познакомьтесь с Вонг Чи, моим поваром и помощником. Он послан мне самим Богом. Он заботится о том, чтобы у меня хотя бы раз в день была горячая еда и видимость чистой одежды и белья. Бьюсь об заклад, что вы все проголодались, но Чи вскоре все устроит!
Мадлен очень благосклонно улыбнулась Вонг Чи, но сердце ее упало. Она никогда не задумывалась о том, как ее отец один со всем управляется: может ли он готовить, стирать белье и содержать дом. Подобные вопросы никогда не занимали ее, особенно с тех пор как у них появился целый штат прислуги. Колин, а затем и ее дочери, приходилось прилагать немало усилий, чтобы управлять таким обширным хозяйством: заготовлять еду, готовиться к приемам и выполнять множество других повседневных дел. Мэдди понимала, что в Дидвуде все будет иначе. Когда они ехали на Запад, романтика жизни в новом необустроенном доме как-то возбуждала ее воображение. Дневные мечты заполняли долгие часы дороги, делая ее даже счастливее, чем она когда-либо чувствовала себя со времени смерти матери.
Теперь ей казалось, что она будет не более чем почетной гостьей в вычищенном, как ей представлялось, до блеска домике Вонг Чи. Слезы начали покалывать ей глаза. Открытая повозка была заполнена тюками, чемоданами и корзинами, перенесенными с повозки Хьюго. Мэдди весело улыбнулась отцу, который помог ей забраться на сиденье рядом с собой.
Сьюзен села спереди, а Бенджамен и Вонг Чи нашли себе место сзади.
— Понимаю, понимаю, — виновато произнес Стивен Эвери, когда его мулы с трудом тянули повозку по грязи. — Ты хочешь знать, почему я вызвал вас сюда, в этот Богом забытый городишко, но, надеюсь, ты будешь терпелива и немного повременишь с выводами. Миссис 0'Хара, я не жду, что вы полюбите Дидвуд, но, полагаю, в жилах моих детей течет немного больше моей крови, чем кто-либо из нас прежде подозревал.
— А мама говорила, такие города встречаются только в книжках! — воскликнул Бенджамен, не в состоянии более сдерживаться. — Держу пари, если бы она знала, что такое потрясающее место, как Дидвуд, может существовать в действительности, она бы тоже приехала! Правильно, папа?
— Ну что ж, Бенджамен, — начал отец, чувствуя предостерегающий взгляд Сьюзен, — как это иногда бывает, до прошлой весны Дидвуд не существовал, так что твоя дорогая мама была права. Однако, думаю, ей бы не понравился такой городок так, как он нравится нам, мужчинам. Могу только молиться, чтобы Мадлен смотрела на вещи шире.
Хотя Мэдди не могла представить себе, что ее отец ищет утешение в молитвах, ей не хотелось разрушать его надежды.
Она изобразила самую отважную улыбку, какую только могла.
— Должна сказать, город становится чуть респектабельнее, — пробормотала она, оглядываясь на палатки и хижины, в которых, по-видимому, жили сравнительно нормального вида люди.
По крайней мере, больше не было видно полуобнаженных женщин, выглядывающих из окон, игроков или хулиганов, громко ругающихся между глотками виски.
Нервно хихикнув, Стивен произнес:
— Какой промах с моей стороны… Я должен объяснить, что та часть города, которую ты увидела, въезжая сюда, называется Бесплодными землями. Запад отличается от Филадельфии, но я верю, что здесь каждый может создать свой мир. Дидвуд, как младенец, — ему нужно для здорового роста влияние всевозможных вещей. Эту землю я купил отчасти потому, чтобы вам, детям, не пришлось жить вблизи от «Бесплодных земель».
Они ехали по изрытой ухабами дороге, словно в насмешку названной Уолл-стрит, и Стивен указал на холмы, возвышающиеся впереди над Главной улицей:
— Люди пытаются удержать «Бесплодные земли» на северной стороне Уолл-стрит, и настоящие дома построены именно там, на склоне холмов. К ним будут вести ступени. Это место мне посоветовали как идеальное для нашего дома. Но я решил, что отсюда будет не лучший вид для моих детей. Я хочу оградить вас, насколько это возможно, от самой невзрачной стороны Дидвуда.
— О Стивен, вы всегда были таким добросовестным отцом, — достаточно иронично заметила Сьюзен, чтобы поддержать разговор.
Мадлен же одолевали волны отчаяния. Она не увидела молодых женщин своего возраста — по крайней мере, полностью одетых, не было даже намека на молодых мужчин, с которыми можно было бы познакомиться. Неужели ее дом стоит так далеко от города, хижина, окруженная широким рвом, заполненным грязью? Где находится магазин, и что там можно купить? Половина «лавок» размещалась в палатках, а товары были выставлены перед ними на пивных бочках. Если бы не ответственность за младшего брата, Мэдди уже пожалела бы о том, что приехала сюда.
— Ну вот, сюда. — Они повернули на Дидвуд-стрит, соединяющуюся с Шерман-стрит, еще одной из основных артерий, идущей за ущельем. Стивен указывал в направлении склонов холмов, возвышающихся над Шерман-стрит, но вся его семья видела только рудокопов, обгоревшие бревна, грязь и палатки.
Даже Бенджамен не проявил достаточного энтузиазма, увидев эти невзрачные домишки.
— Папа?..
— Я владею пятью участками земли по триста футов каждый на этом склоне холма. Придет время, и мои земли принесут мне тысячи долларов. — Он невольно взглянул на Сьюзен, желая посмотреть, какое впечатление произвели на нее его слова.
— Стивен, — осторожно, как бы медленно соображая, произнесла она, — не могу описать, как я устала. Принесли ли ваши земли достаточно дохода, чтобы приобрести дом с одной или двумя кроватями?
Повозка продвигалась дальше на юг и наконец повернула на дорожку, ведущую к вершине холма. Посмотрев внимательно, Мадлен различила силуэт дома за сосновыми насаждениями. Она выпрямилась, а Стивен, поймав ее взгляд, улыбнулся. Когда они подъехали к вершине холма, он провел мулов мимо деревьев и остановил их перед новым домом.
— Вот это да! — крикнул Бенджамен. — Это же самый красивый дом в Дидвуде!
— Особая честь, — сухо проворчала Сьюзен, выбираясь из повозки без посторонней помощи.
Мадлен с помощью отца спустилась на землю. К дому примыкал унылого вида грязный двор, но, по крайней мере, не такой грязный, как улица внизу. К двери дома вели сосновые доски, образуя самодельную дорожку. Для Дидвуда дом был просто великолепен.
— Я бы построил его из кирпича, — объяснял Стивен, — но у нас нет еще печи для обжига и сушки. Пришлось воспользоваться сосной, так как вокруг нет более твердых пород дерева. В данных обстоятельствах я сделал все, что мог.
Перед входом в трехэтажный дом было небольшое крылечко. Стивен сказал, что, как только привезут заказанные краски, Мадлен сможет выбрать цвет, который ей понравится. Войдя внутрь, Мадлен оказалась в небольшом холле с простеньким столом с откидной доской, несколькими потрепанными стульями и небольшим диваном у стены. Стивен прошел по полу из необработанных сосновых досок и гордо дотронулся до спинки старенького дивана, выполненной в стиле рококо из красного, но уже поцарапанного дерева. Из-под цветастого китайского шелка выступала первоначальная коричневая обивка.
— Вы не представляете себе, как здесь все еще трудно добыть настоящую мебель, — гордо произнес он. — Армия и индейцы усложняют задачу транспортных компаний, которые могли бы заняться доставкой, но положение вскоре изменится. Я всех умоляю и даю взятки, чтобы обставить дом для вас с Бенджаменом, Мадлен. Скоро здесь появится славная печка, которая будет обогревать гостиную. Я понимаю, что это ничто, по сравнению с тем, к чему ты привыкла, но я рассчитываю, что ты превратишь эту скорлупку в настоящее жилище.
Сьюзен проковыляла через холл и уселась на отвратительный диван, подняв облако пыли.
— На этот раз вы превзошли самого себя, Стивен, — сказала она и чихнула.
Мэдди дотронулась до руки отца, жалея его.
— Вижу, отец, ты очень много работал, и ничто не доставит мне большего удовольствия, чем вести хозяйство для всех нас, если, конечно, Вонг Чи не посчитает, что я вмешиваюсь…
— Боже правый, нет! Он с нетерпением ждал вас каждый день, и теперь он сможет заняться работой на участке земли, который я ему дал. Когда рудокопы-китайцы получают участок земли, обычно чьи-то остатки, то они с большим терпением возделывают его, и потому удача сопутствует им. — Взяв дочь под руку, Стивен провел ее в кухню:
— Однако Чи с удовольствием будет помогать тебе, чем сможет. Он предложил поручить стирку нашего белья своей жене. У них небольшая прачечная в китайском квартале.
Мадлен была довольна, что ей предоставили право хозяйничать в доме, — это ее гнездышко и она украсит его перьями, как захочет. И все же, когда она оглянулась на большую дровяную плиту и окинула взглядом скудный ассортимент грубой кухонной утвари, ей стало не по себе. Она не была готова к таким условиям.
Большая кухня могла похвастаться тремя рядами некрашеных полок для посуды, на одной из которых красовались глиняная посуда и оловянные чашки. Стол был устроен из трех досок, укрепленных на двух плотницких верстаках, а стульями служили набор корзин да походные табуретки.
Заметив ее разочарование, Стивен вздохнул:
— Я бы обставил дом лучше, если бы смог, дорогая. Даю тебе слово, как только прибудет партия новых товаров, ты сможешь выбрать все, что тебя привлечет.
— По крайней мере, мы вместе, — прошептала Мэдди, — а это самое главное.
Бенджамен проскакал по дому, тогда как Мэдди обошла его более спокойным шагом.
Наверху располагалась спальня, выходящая на другую сторону лестницы. В ней стояли забрызганное акварельными красками бюро и высокая большая кровать, но без одной ножки, замененной стопкой пожелтевших копий Харперз Уикли.
Наверху под карнизами висело грубое шерстяное одеяло, разделяющее два спальных помещения. Узкие кровати почти ничем не отличались друг от друга. Возле каждой стоял туалетный столик, сооруженный из упаковочного ящика, повернутого набок, с полками внутри. Обстановку дополняли керосиновая лампа, оловянный кувшин, таз и треснувшее зеркало. Мэдди сразу догадалась, какая кровать предназначена ей, а какая Бенджамену: на подушке в муслиновой наволочке сидел вырезанный из дерева маленький игрушечный солдатик в форме Союзной Армии — это была постель брата, а на ее постели красовалась маленькая китайская куколка с золотистыми локонами из настоящих волос. Мадлен медленно взяла в руки давно забытую игрушку, которую подарила отцу, когда он приехал из Невады сражаться на гражданской войне. Хотя ей в ту пору было всего лишь шесть лет, Мэдди и теперь помнила, что сказала тогда в своей маленькой серьезной речи, сопровождавшей подарок:
— Папа, ты должен взять с собой эту куклу, потому что она самая красивая из всех моих кукол. У нее волосы как у мамы, хотя и не такие красивые. Но я подумала, может, она будет хоть немножко напоминать тебе о маме, пока тебя не будет с нами, может быть, ты скорее вернешься домой.
Мэдди никогда бы и в голову не пришло подарить отцу куклу, похожую на нее самое.
— Я убедила твоего отца позволить мне спать наверху вместе с вами, дорогая, — сообщила бабушка Сьюзен, появляясь в дверях. Двигаясь медленно, она, однако, все еще довольно проворно поднималась по лестнице. Наконец она подошла к своей высокой внучке и обняла ее. — А, твоя кукла! Ты знаешь, что это я тебе ее подарила, когда тебе исполнилось шесть лет? Мне хотелось купить тебе куколку с рыжими волосами и веснушками, но в тебе не было ни того, ни другого.
— А я думала, она похожа на маму, — прошептала Мэдди.
— Знаю, любовь моя. Твоя мать была красивой женщиной, но, разумеется, не красивее тебя.
Мадлен засмеялась.
— О, бабушка, не пытайся заставить меня поверить этой волшебной сказке. Всем же известно, что мама была само совершенство!
— Вздор! — заметив блеснувшие в изумрудных глазах Мэдди слезы, Сьюзен крепко прижала ее к себе. — У Колин были свои проблемы. В ней было все, что свойственно человеку…
— Мне не хватает ее, — голос Мэдди прервался рыданием. Она прижалась щекой к седым волосам бабушки. Это всегда утешало ее. От бабушки Сьюзен немного пахло фиалками, и этот аромат остро и приятно напоминал о детстве.
— Знаю, что тебе ее не хватает, дорогая. Как и нам всем.
Подняв голову, Мэдди выглянула из узкого окна, расположенного под самой крышей. Из их дома, расположенного на вершине холма, неясно, как в тумане, виднелась Главная улица Дидвуда, откуда доносились ругательства и смех рудокопов. Людей ее отца.
— Мама пришла бы в ужас от этого города, — прошептала она наконец, почувствовав облегчение, что произнесла это вслух. — Ее оттолкнула бы любая деталь нашего нового быта… даже этот дом!
— Мадлен, твоей матери больше нет с нами, и ты вольна иметь свое собственное мнение. — Синие глаза Сьюзен блеснули из-под очков. — Самое важное, по-моему, то, что все мы, кто любил Колин и кому не хватает ее, находимся здесь вместе и стараемся начать новую жизнь. Впереди много дел, и я верю, что это лучше, чем сидеть в темной комнате в Филадельфии и предаваться бесполезным слезам.
— Я так рада, что ты тоже приехала, бабушка Сьюзен. Боюсь, если бы не ты, я бы сидела на постели, свернувшись клубочком, и жалела себя.
— Сомневаюсь, что твой отец разделяет твою благодарность, но я сделаю все, что смогу, для вас троих. — Сьюзен опустилась на постель внучки, расстегнула ботинки и с благодарным вздохом сбросила их. — Мне ненавистно признавать это, но я старею. Я рада, что мы наконец здесь.
Все еще пребывая в меланхолии, Мэдди, тем не менее, почувствовала себя немного приободренной. Она шагнула к окну и с печальной улыбкой окинула взглядом грязный, разваливающийся, разъеденный пороками город.
— По правде говоря, мне следовало бы радоваться, а не плакать. Здесь мне никто не будет досаждать. В Филадельфии все давили на меня, чтобы я принимала активное участие в жизни общества… и, разумеется, вышла замуж. — Взглянув на бабушку через плечо, Мэдди разразилась озорным смехом: — Здесь уж я не потерплю никаких попыток сосватать меня! Здесь, кажется, достаточно женщин, удовлетворяющих потребности мужчин, которыми кишит Дидвуд. И все же, мне хочется хоть мельком увидеть хоть одного из них, кроме отца, который выглядит так, словно не купался с самой Пасхи! Я, конечно, героиня не их романа, и ничто не могло бы мне доставить большего удовольствия…