Глава 34

Поначалу Эви подумала, что ослышалась. Ее внешность еще никто и никогда не соотносил с внешностью ее родителей. Она пораженно уставилась на Пейтона, ожидая от него разъяснений. Но он молчал, и Эви смутилась. Не зная, куда девать руки, она стала нервно разглаживать на себе передник и оглянулась на Кармен.

Девочка стояла тут же и молча наблюдала за происходящим. Покачав головой, Эви кивнула на кресло-качалку.

— Присаживайтесь, мистер Пейтон. Мне надо готовить обед. Скоро придут Тайлер и Дэниел.

Пейтон бросил на нее быстрый взгляд и, все еще держа на руках Марию, направился в спальню.

— Ваш муж говорил, что вы рисуете, миссис Монтейн. Вы сейчас над чем-нибудь работаете?

Эви бросила растерянный взгляд на Кармен, стоявшую у печки, потом вновь на гостя, который уже исчез за дверью ее спальни. Столько лет в ней жили ее фантастические надежды, столько лет… Она не могла поверить, что вот так легко и просто мечта становится явью. Ей нужно было время подумать, сформулировать все свои вопросы, но в голове стоял туман из смутных желаний и надежд, из груди рвались рыдания, и она только молча последовала за ним в спальню.

Он рассматривал холст, натянутый на мольберте. Мария тыкала маленьким пальчиком в картину и все повторяла:

— Тайер, Тайер…

— Неплохо схвачено сходство, малыш, — проговорил Пейтон. — Ваша мисс Мариэллен, бесспорно, одарена. — Он оглянулся на входившую Эви. — Кстати, почему вы предпочитаете называть себя так? Ужасное имя. Ведь, как мне помнится, ваша мать назвала вас Эванджелин, не так ли?

— Она также дала мне фамилии — Пейтон и Хауэлл. Но жизнь сложилась так, что они для меня столь же реальны, как и любое придуманное имя. А Мариэллен приятно звучит. Кажется, что человек с таким именем окружен большой и любящей семьей. — Смирившись с тем, что ему явно было что-то известно, Эви успокоилась. Она ни на минуту не забывала о Джен Эйр и решила вести себя соответственно.

Взяв в руки одну из бумажных роз, подаренных Тайлером, она принялась вертеть ее в пальцах.

— Эванджелин… Это было второе имя вашей матери. Так звали вашу бабушку. Это хорошее, старомодное имя. Луиза, очевидно, очень хотела сохранить связь между вами и вашей семьей. Хотя бы этим. Честно говоря, до сих пор не верится, что она решилась на это…

Он покачал головой и опустил заерзавшую в его руках Марию на пол.

— На что это? — переспросила Эви, беспомощно глядя на незнакомца, который глазом профессионала изучал ее картину и говорил те вещи, которых она ждала всю жизнь.

— Впрочем, доказательств прямых нет, — добавил он печально и перевел на Эви задумчивый изучающий взгляд. — Но с другой стороны, откуда у вас такое имя? И внешность? И наконец, вот это. — Он кивнул на незаконченную картину, на которой были изображены Тайлер и Мария.

— Может быть, вы объяснитесь яснее?

У Эви голова шла кругом. Еще никто и никогда не говорил, что она на кого-то похожа. И она не поняла, что означал этот его кивок на мольберт. То ли он имел в виду Тайлера, то ли саму картину. Интуиция подсказывала ей, в чем тут дело, но Техас научил ее не полагаться на интуицию. «Хватит мечтать, пора взглянуть в лицо правде».

— У вас есть вино? — спросил вдруг Пейтон, глянув в окно на запыленную узкую улицу.

— Я могу послать в лавку.

— Да не важно… Просто мне показалось, что нам сейчас не помешало бы пропустить по глоточку. — Он оглянулся через плечо. — Вы присядьте. Не уверен, что мне вообще следует что-либо говорить, но я чувствую, что подозрений у вас больше, чем у меня удовлетворительных ответов. И полагаю, нам нужно во всем разобраться.

Эви молча опустилась на краешек постели.

— Что вы имели в виду, когда говорили о моих глазах и волосах?

— У вас глаза как у меня, как у детей и как у моей матери… вашей бабушки. Розита Пейтон тоже была красивой женщиной, но к вам от нее перешли только глаза. Отец, бывало, называл их испанскими. Я никогда не видел мужа Ангелины, но думаю, что у него тоже были темные глаза и смуглая кожа, как у мамы. Поэтому дети так похожи на мексиканцев. Ангелина была очень похожа на маму, я же — другое дело. Я больше смахивал на отца, американца ирландского происхождения, большого весельчака и бедокура. Он был невысок ростом, с каштановой шевелюрой и не выносил палящего солнца. Как и я. У вас, случайно, нет такой проблемы? — Он внимательно взглянул на нее. Эви утвердительно кивнула:

— Я быстро краснею на солнце и поэтому всегда стараюсь закрывать лицо шляпкой и зонтиком. Правда, мне нечасто приходится находиться на открытом воздухе.

Он вновь обернулся к окну.

— Я терпеть не мог возиться на земле и со скотиной. Отец говорил, что мой дед был в этом смысле такой же, как и я. И умер он жалкой смертью в салуне. Все последнее время, после того как лишился фермы, дед убивал время тем, что рисовал «глупые картины».

В комнате воцарилась тишина. Не зная, как расшевелить его, Эви проговорила:

— Кармен сказала нам, что вы известный художник. Пейтон криво усмехнулся:

— Однажды я продал портрет за две тысячи долларов. В те времена деньги у меня водились, я много зарабатывал. Не знаю, можно ли это называть известностью. В любом случае слава, как и деньги, вещь мимолетная. У меня ухудшается зрение и начинает дрожать рука. Я уже не смогу сделать то, что делаете вы. — Он кивнул на мольберт. — Но мог бы, пожалуй, дать вам несколько уроков. Хотя, сдается мне, у вас и без того вполне профессиональная подготовка.

— В Сент-Луисе примерно с год жил художник из Парижа. Воспитательница настояла на том, чтобы я брала у него уроки. Как-то он заметил, что мои работы слишком женственны, в них не видно силы. Тогда я сказала ему: разве стоит ожидать от женщины, чтобы она рисовала, как мужчина? Мы сильно поругались, но я все равно старалась перенять у него все, что он умел. Пейтон усмехнулся, вновь повернулся к ней и сложил руки на груди.

— Узнаю Луизу. Однажды в ответ на упреки отца она сказала ему, что не мужчина и не хочет им быть, а если он требует, чтобы она думала, как мужчина, то пусть сначала вложит в нее мужские мозги. Видите ли, во всем, к чему бы она ни прикладывала руку, ощущалось явное женское начало. И получалось у нее все гораздо лучше, чем у мужчин.

Эви улыбнулась. Ее мама так говорила… Слова Пейтона прозвучали дивной музыкой для ее ушей. Мама — существо из запредельного мира, куда Эви не могла добраться даже с помощью своего богатого воображения. А этот человек знал ее лично.

Она выжидающе смотрела на него, но он молчал. Тогда она сказала:

— Ничего удивительного, что у нас с матерью много общего.

Улыбка исчезла с его лица.

— Не дай Бог. Лучше расскажите о своей воспитательнице. Как вам стало известно, что ваши родители из этих мест? Ведь вы выросли в Сент-Луисе?

Эви рассказала о том, что произошло после смерти воспитательницы, как она узнала об адвокате Хэйле из Минерал-Спрингса. Слушая ее, Пейтон кивал и прямо на глазах становился все более печальным и расстроенным.

— В Луизе было очень много от ее отца. Она считала, что деньги способны решить любую проблему. Впрочем, очень возможно, что так и есть; кто я такой, чтобы судить об этом? Но если бы она написала мне, рассказала обо всем… Тогда я приехал бы и нашел вас. Может, именно поэтому она и не написала. Луиза хотела, чтобы вы выросли леди, а не дочерью бродячего и нищего художника.

Эви во все глаза смотрела на этого бородатого незнакомца, который, в сущности, признавался сейчас в том, что он ее отец, и боролась со слезами. Его откровения пугали. Эви не готова была справиться с обрушившимся на нее сразу таким потоком информации. Что ему от нее нужно? Он что, думает, что она сейчас с рыданиями бросится ему на шею и в порыве великодушия простит за то, что он ни разу не вспомнил о ней на протяжении двадцати лет? Или ему больше интересны деньги матери? Боже мой, ну кто ее тянул за язык?! Зачем нужно было сразу все рассказывать про себя? И сколько пройдет времени, прежде чем об этом узнает весь город?

«Тогда все узнают, кто я на самом деле. Незаконнорожденный ребенок, от которого отказались родители. Какой ужас!..»

Она опустила глаза и уставилась на свои руки.

— Почему вы не женились на ней? — спросила она, с трудом справившись с дрожью в голосе.

— Я хотел, но на что я мог рассчитывать, не имея средств? Луиза говорила, что ей все равно, что она меня любит и всегда хотела быть со мной. Но когда я решил поехать в Калифорнию на заработки, она прислушалась к словам своего отца, а не к зову сердца. Хотя говорила перед моим отъездом, что дождется… — Он проговорил это, тупо уставившись в дальнюю стену, но вдруг вновь повернул голову к Эви: — Когда вы родились?

— 10 сентября 1850 года, — тут же ответила она.

В глазах его на мгновение сверкнул теплый свет.

— Прощальный дар… Я отправился в Калифорнию в конце января, после знаменитой золотой лихорадки сорок девятого года. Наслушался много всяких басен про золото, но не тешил себя иллюзиями, понимая, что хороший старатель из меня вряд ли выйдет. Надеялся в случае чего найти какой-нибудь другой способ заработать себе на жизнь. Но я был уверен, что Луиза поедет со мной, поэтому не особенно берегся… Вы замужняя женщина, но, может быть, вам неловко такое слышать?

Эви отрицательно покачала головой:

— Тайлер… Словом, я поняла вас.

— Что, тоже не уделял этому большого внимания? — Пейтон внимательно посмотрел на нее. — Думаю, вы поймете, как мы тогда с Луизой себя чувствовали. — Он потер шею. — А в ту ночь, когда она сказала, что никуда не едет, у меня было ощущение, будто я умираю. Тогда я не догадался спросить ее об этом… Но, впрочем, наверное, было еще рано и она сама не знала. Наутро я собрал пожитки и, охваченный яростью и обидой, уехал.

— Вы писали ей? Она знала, где вы находитесь? Эви сомневалась, что его ответы как-то смягчат ее душевную боль, но она столько лет ждала этого разговора, что сейчас просто была не в силах остановиться.

— Еще бы! Я писал ей постоянно. Писал каждую ночь и отправлял письма при первой возможности. Почта на больших расстояниях идет долго, так что я далеко не сразу понял, что она не отвечает мне. Я стал писать раз в неделю, потом два раза в месяц. В ответ — ничего. К концу первого года мне удалось скопить немного денег, и я написал, что хочу вернуться за ней. Я написал несколько писем подряд с этой просьбой на тот случай, если какое-нибудь из них затеряется в дороге. Наконец, наступив на горло своей мужской гордости, я отписал Ангелине. Она была еще совсем девчонка, но сообщила мне, что Луиза уехала из города и до сих пор не возвратилась.

— Она отправилась в Сент-Луис рожать, — тихо сказала Эви. — Не думаю, что она там задержалась надолго. Я лично не смогла бы отказаться от ребенка, с которым провела какое-то время и которого успела полюбить.

— Луиза была сильной женщиной. И руководствовалась в своих поступках здравым смыслом. Она всем сердцем ненавидела Минерал-Спрингс, постоянно ссорилась с отцом. Она не могла допустить, чтобы кто-то узнал о том, что у нее во чреве ребенок от нищего фермера-полукровки, да к тому же еще и внебрачный. Луиза думала тогда о вас. Она дала вам жизнь, которой жила сама до того, как приехала сюда. — Пейтон бросил внимательный взгляд на дорогое платье Эви. — Вы ни в чем не испытывали недостатка, не так ли?

— Только в любви, — ответила Эви и обернулась на звук открываемой двери.

Тайлер никогда не держал перед ней отчета в том, где он пропадает целыми днями, но каждый раз приходил к ужину. «Наверное, сидит в салуне. Настоящая игра начинается только ночью, так что вряд ли он сейчас много выигрывает».

Тайлер остановился на пороге и окинул открывшуюся ему сцену внимательным бесстрастным взором. Он был одет как всегда благородно: сюртук, галстук и шляпа. Своим внешним видом он резко выделялся среди местных фермеров и лавочников. Сняв шляпу, он по-хозяйски швырнул ее на постель.

— Пейтон, — произнес он лаконично.

— Я просто решил поближе познакомиться со своей дочерью, — с некоторым вызовом ответил художник.

Тайлер тут же перевел взгляд на напряженное лицо Эви и понял, что она на грани слез. В два шага оказавшись около нее, он поднял ее с кровати и поцеловал в щеку. Она позволила ему обнять себя, и Тайлер, в котором начало было закипать раздражение, успокоился. Обернувшись к Пейтону, он проговорил:

— А я все думал, хватит ли у вас мужества признаться в этом. — Он почувствовал, как Эви возмущенно напружинилась и попыталась вырваться от него. Улыбнувшись ей, он добавил: — Извини, дорогая, но внешнее сходство бросается в глаза. Я уж не говорю про фамилию. Удивительно, что ты не носишь при себе кисточек для рисования.

— Тайлер Монтейн, я ударю вас, если вы не отпустите меня сейчас же! Вам никто не давал права разговаривать в таком тоне с моим отцом!

Тайлер, по-прежнему улыбаясь, запустил руку в карман ее юбки и зачерпнул оттуда пятерней множество всяких безделушек, среди которых оказался и угольный карандаш. Он с торжествующим видом показал его Пейтону, который молча и несколько растерянно наблюдал за происходящим.

— Скажите, все художники такие рассеянные мечтатели, или она просто унаследовала от вас эту специфическую черту вместе с талантом?

Эви толкнула Тайлера локтем и вырвала у него из рук карандаш.

— Я не мечтательница! У меня в карманах нет ничего лишнего. Верни мне мои вещи, Тайлер, или я тоже начну сейчас рыться в твоих карманах!

Тайлер отдал ей то, что она просила, и развел руки в стороны:

— Пожалуйста, угощайся.

Эви бросила смущенный взгляд на карманы его брюк. Нет, запускать туда руки она не собиралась. Вот если бы они были одни…

Но они не были одни. Усмехнувшись, она вытащила у него из внутреннего кармана сюртука маленький пистолет, который, как она знала, Тайлер всегда там прячет.

— Он заряжен? — спросила она невинно, наставляя на него дуло.

Тайлер мягко обезоружил ее, вернул пистолет на место и с виноватой улыбкой обернулся к Пейтону:

— Вы не подумайте, на самом деле она вовсе не такая дурочка. Это только с виду.

Пейтон мысленно поздравил Тайлера. Еще минуту назад Эви была смертельно бледна и готова разрыдаться, а теперь она ожила и глаза ее сверкали огнем.

— Я и не тешу себя такими надеждами. Ее мать была очень рассудительной женщиной. А уж если у кого и имеется недостаток по этой части, так только у меня.

Тайлер усмехнулся и схватил Эви за руки, стремясь предотвратить ее возможное нападение.

— Мне говорили то же самое, но мне все же хватает ума распознавать хорошие вещи.

— Я вам не вещь, Тайлер Монтейн! — прошипела Эви, пытаясь освободиться от его рук.

— А кто сказал, что я именно тебя имел в виду? — Отпустив ее, Тайлер подошел к вазе с бумажными розами, достал одну и передал ей. Цветы были не настоящие, но других у него не было. — Мир? А теперь рассказывайте все без утайки. Или вы предпочитаете, чтобы я строил догадки?

На протяжении всего времени, что еще оставалось до прихода Дэниела из редакции и ужина, Тайлер внимал их откровениям. А за столом, где собралась вся семья, разговор стал еще более живым. И хотя Джеймс Пейтон покинул Техас задолго до того, как дети появились на свет, они помнили, как мать читала его письма и покупала подарки на деньги, которые он присылал ей.

Когда за окном стемнело, Эви и Кармен отправили младших спать. Упирающихся мальчишек отвели в дальнюю спальню, а Марию положили в комнате, которую Эви делила с двумя сестрами. Дэниел с книгой в руках опустился на циновку у очага. Пейтон несколько смущенно наблюдал за этими приготовлениями ко сну, а потом, покачав головой, внимательно взглянул на Тайлера:

— Нелегко вести личную жизнь в таких условиях, согласитесь?

Тайлер из-за жары давно снял сюртук, галстук и жилетку, оставшись в одной рубашке. Он сидел за столом и пил кофе. Услышав вопрос, пожал плечами и произнес:

— Да, кое-какие проблемы мы еще не разрешили. Пейтон прищурился:

— Чем вы зарабатываете себе на жизнь? Мне кажется, человек, который хочет жениться, обязан предложить своей супруге по крайней мере дом…

Тайлер аккуратно поставил чашку на стол и мягко улыбнулся:

— Я люблю приключения, сэр. Мужчина, конечно, может найти себе милую, добрую жену, устроить ее в уютном флигелечке и приносить домой столько монет, чтобы она чувствовала себя счастливой… Но для меня этого недостаточно.

Дэниел глянул на разговаривавших из-под очков, не поднимая головы, и проговорил:

— Тайлер хочет сказать, что такой игрок, как он, предпочитает риск и поэтому выбирает себе в жены ненормальную. Эви, кстати, действительно мало похожа на примерную домоседку.

Тайлер откинулся на спинку стула и бросил на юношу недоуменный взгляд:

— Ничего себе мало похожа! Где еще вы найдете такую женщину, которая приезжает в город и тут же принимает под свое крыло целую ораву детей? Кто на такое способен?

— Человек, у которого много сил и мало здравого смысла, — с усмешкой заметил Пейтон. — Юноша прав. У Эви неугомонная душа. Не надо быть отцом, чтобы разглядеть в ней это.

Тайлер не любил, когда ему раскрывали на что-то глаза, как наивному простачку. Он вновь уставился в чашку с кофе. Но ничего! Он им сегодня еще покажет! Вчера он не потащил Эви к себе в постель, потому что произошло сразу множество событий, и она нуждалась в отдыхе. Но сегодня он не собирался проявлять по отношению к ней такое великодушие. Днем она может утирать носы хоть всей городской мелюзге, но ночью Эви должна принадлежать только ему.

Когда она наконец вернулась к ним из спальни, Тайлер смерил ее долгим изучающим взглядом. Она показалась ему настолько красивой, что у него даже заныло сердце, уж не говоря о некоторых прочих частях тела. Он будто увидел ее в новом свете. Наверное, сыграло роль и замечание ее отца насчет неугомонной души. Впрочем, Эви сейчас выглядела скорее усталой. Подойдя к лампе, она немного убавила свет.

Тайлер больше не мог пассивно сидеть и ждать. Поднявшись из-за стола, он громко заявил:

— Предлагаю всем лечь сегодня пораньше. Эви, захвати с собой все необходимое, и пойдем.

Она бросила на него неуверенный взгляд и произнесла:

— Но мистер Хэйл говорит, что Кливленд самозванец.

Тайлеру показалось, будто его резанули ножом по животу. Его насторожили не столько слова Эви, сколько тон и то, что она вновь повернулась к нему спиной. С трудом сдержавшись, он сказал с улыбкой:

— Хэйл любит мутить воду, но, если хочешь, мы можем повторить церемонию в церкви.

Эви искоса взглянула на него, теребя в руках вышитую салфетку:

— Советую тебе крепко подумать, Тайлер, пока еще не поздно.

На этот раз был не нож. На этот раз ему показалось, что его огрели бревном по голове. Постояв несколько секунд молча, он потянулся за своим сюртуком.

— Что ж, если тебе так будет лучше… Может, ты и права.

С этими словами он скрылся за дверью. Присутствующие уставились на Эви. Она будто окаменела, смяв в руке салфетку. Пауза стала затягиваться, но наконец она привычно всем улыбнулась, пожелала спокойной ночи и ушла в спальню, плотно прикрыв за собой дверь.

Глава 35

— Что, неужели они до сих пор там? — шепнула Эви, обращаясь к Дэниелу, провожая его домой из редакции. Он уже заметно окреп и почти не нуждался в помощниках. За шесть недель, прошедших с того несчастного случая, кость срослась, и он весьма ловко передвигался, опираясь на трость. Но Эви нужно было с ним поговорить.

— Да, насколько я слышал, — небрежно отозвался он.

Тайлер ушел от них больше двух недель назад, и с тех пор Эви стала малообщительной. Ходила в школу и вообще вела себя так, будто ей наплевать на все слухи, которыми полнился город. Хорошо знающий ее Дэниел чувствовал, что назревает кризис, но по крайней мере он приближать его не собирался, считая, что это не его дело.

— Разве можно играть в покер трое суток подряд без перерыва? — озабоченно произнесла Эви. — Это ненормально. Во всем городе не найдется таких денег, чтобы можно было делать столько ставок.

— Это ты так считаешь, — пожав плечами, возразил Дэниел и украдкой взглянул на Эви. — Кстати, Эверилл сообщил мне, что вы с Тайлером обвенчаны незаконно и что ты собираешься подать на него в суд за то, что он ввел тебя в заблуждение. Как ты думаешь, откуда он мог узнать об этом?

— Во всяком случае, не от меня, — поджав губы, проговорила Эви. — Если выяснится, что это Тайлер распространяет по городу такой вздор, он за это поплатится!

— И не думай, Эви, — предупреждающе сказал Дэниел. Впереди уже показался знакомый переулок. — Держись подальше от салуна, если хочешь сохранить работу и детей. Хватит с нас скандалов.

— Тайлер Монтейн может хоть состариться и умереть в этом салуне, мне все равно. Пусть играет в свой покер, сколько ему угодно! До тех пор, пока у него не вылезут из орбит глаза и не отвалятся руки! Но я не позволю болтать обо мне, что ему вздумается!

— Ты хотела сказать: ложь, Эви. Это называется ложь. Слово вполне приличное для леди. Между прочим, ты и сама большой мастер приврать. Так что нечего обижаться. Я ведь всегда предупреждал тебя: ты соврешь, и про тебя когда-нибудь соврут.

Эви подобрала юбки и пошла быстрее.

— Но ты же сам требовал от меня предельной осторожности. Сам говорил, что мне не стоит подвергать себя опасности и представляться своим настоящим именем. А теперь будешь проповедовать мне честность? Не надо, Дэниел, ради Бога! И потом, я не говорила неправды уже… — Тут она на минутку задумалась, вспоминая, когда в последний раз дала разыграться своему богатому воображению. — Словом, с тех пор как рассказала мистеру Хэйлу о своей вымышленной подруге из Сент-Луиса. После того случая мне не было необходимости ничего выдумывать.

— Это потому, что реальные события оказались гораздо более фантастическими, чем все твои фантазии. Скажи мне одну вещь. Сейчас, когда ты выяснила, кто твои родители, почему ты не пойдешь к Хэйлу и не спросишь его о деньгах? Мы оба знаем, что тебе что-то причитается. Иначе просто и быть не может. А пока ты влачишь тут жалкое существование, не исключено, что адвокаты из Сент-Луиса прибирают денежки к рукам.

— Именно это и не устает повторять мне мистер Пейтон… То есть отец, — тут же поправилась Эви. Она остановилась на крыльце и как-то растерянно взглянула на Дэниела. — Но мне кажется, что если я открою свое настоящее имя, это явится потрясением для многих. Причем неприятным потрясением. Каково будет, к примеру, Хардингам, если они узнают, что у их матери, которую они боготворят, оказывается, есть внебрачный ребенок? Кармен и остальные дети довольно легко восприняли известие о том, что я им родня, но как это воспримут Хауэллы? Ведь не все же умерли, мы просто о них ничего не знаем. Для них — да и для всего города тоже — Луиза была святой. Что будет с ними, когда все всплывет наружу? И потом, где доказательства? Что я могу предъявить? Своего отца? Кто ему поверит? Ну вот как ты сам думаешь?

Дэниел нервно пробежался пятерней по волосам, мгновенно напомнив ей этим движением Тайлера. Эви торопливо отвернулась. Ей было без него страшно одиноко, но она не собиралась ни перед кем показывать своей слабости. Глядя в сторону, она ждала ответа Дэниела.

— Черт возьми, Эви, я не знаю. Но ясно одно: дальше тянуть нельзя. Твой отец говорит, что его хижина еще непригодна для проживания, а ремонт тянется медленно. Но зато, если бы к тебе перешли те деньги, о которых мы говорим, наше положение резко улучшилось бы. У детей появились бы нормальный дом и нормальная одежда.

— Нам и здесь неплохо живется, к тому же отец помогает с едой и одеждой. Что нам еще нужно?

С этими словами Эви стала подниматься по лестнице, не дожидаясь, пока Дэниел вспомнит про Тайлера.