- Многих?.. - прошептал доктор. - Вы уверены?
      - Я слышал рассказы других людей, и некоторые из них имеют весьма много общего с вашим. Я пытаюсь убедить вас в том, что произошедшая история отнюдь не плод вашего воображения. А следовательно, у вас нет причин для беспокойства. Кстати, помочь Дейрдре Мэйфейр невозможно - Карлотта Мэйфейр не позволит. А потому лучше всего начисто выбросить эту историю из головы и никогда больше о ней не вспоминать.
      Доктор почувствовал вдруг невероятное облегчение, словно побывал на исповеди и получил от священника полное отпущение грехов. Однако ощущение длилось недолго - понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы до него в полной мере дошел смысл сказанного Лайтнером.
      - Вы знаете этих людей! - в полнейшем замешательстве прошептал доктор, и краска бросилась ему в лицо. Ведь женщина, о которой он рассказал Лайтнеру была его пациенткой!
      - Нет. Но я знаю о них. И, будьте уверены, сохраню полную конфиденциальность в отношении вашего рассказа. Как вы помните, при записи мы не упоминали никаких имен. И даже свои имена не назвали.
      - Тем не менее я настоятельно прошу вас отдать мне пленку, возбужденно проговорил доктор. - Я нарушил конфиденциальность. Мне и в голову не могло прийти, что вы с ними знакомы.
      С совершенно невозмутимым видом Лайтнер тут же вытащил кассету и отдал ее доктору.
      - Разумеется, это ваше право, - сказал он. - Я понимаю.
      Доктор пробормотал слова благодарности, но его замешательство лишь усилилось. Однако и чувство облегчения не исчезло окончательно. Итак, другие люди тоже видели этого призрака. И англичанину об этом известно - он не лжет. Выходит, доктор не сошел с ума и никогда не терял рассудка. Внезапно его охватила грусть, он испытывал горечь по отношению к своему новоорлеанскому начальству, к Карлотте Мэйфейр, к горластой мисс Нэнси...
      - Важно, чтобы все случившееся отныне перестало вас тревожить, негромко заметил Лайтнер.
      - Да, конечно, - отозвался доктор. - Ужасно все это... та женщина... лекарства... - Все, хватит об этом! Доктор вдруг замер и уставился на кассету, потом медленно перевел взгляд на пустую кофейную чашку. - А эта женщина, она по-прежнему...
      - Да, все такая же. Я был там в прошлом году. Ваш главный недруг, мисс Нэнси, умерла. Мисс Милли покинула этот мир еще раньше. А со слов местных жителей и из отчета мне известно, что состояние Дейрдре не изменилось.
      Доктор вздохнул:
      - Да, вы действительно все о них знаете... все имена...
      - Поэтому очень прошу поверить мне: другие тоже видели этого призрака, - сказал Лайтнер. - И вы не должны страдать от безосновательного беспокойства о состоянии своего разума - никакого помешательства не было.
      Доктор вновь медленно, изучающе оглядел Лайтнера. Англичанин застегнул портфель, проверил авиабилет, убедился, что все в порядке, и опустил его в карман пиджака.
      - Мне пора на самолет, но прежде позвольте мне дать вам совет, - сказал Лайтнер. - Никому не рассказывайте о том, что произошло, - вам не поверят. Понять и принять такого рода свидетельства может лишь тот, кто сам видел подобное. Как ни трагично, но это неопровержимый факт.
      - Да, вы правы, - ответил доктор. Ему страстно хотелось задать англичанину еще один вопрос, но он не мог решиться. - Вы... - только и произнес доктор и тут же умолк.
      - Да, я его видел, - сказал Лайтнер. - Зрелище воистину пугающее, как вы и описывали.
      Он встал, готовясь выходить.
      - Кто он? Дух? Призрак?
      - Честное слово, я не знаю. Все истории очень похожи. Там все остается без изменений, все повторяется, год за годом... А теперь я должен идти. Позвольте мне еще раз выразить свою благодарность, а если у вас возникнет желание снова побеседовать со мной, вы знаете, куда обратиться. У вас есть моя визитная карточка.
      Лайтнер протянул руку.
      - До свидания.
      - Подождите. А дочь, что стало с нею? Я имею в виду ту женщину с Западного побережья. Тогда она была интерном.
      - Ну, теперь она хирург, - ответил Лайтнер, бросая взгляд на часы. Нейрохирург, кажется. Недавно сдала экзамены. Дипломированный специалист по-моему, это так называется? Однако в то время я не был знаком с нею. Я лишь иногда слышал о ней. Наши пути пересеклись лишь однажды.
      Англичанин замолчал, и на лице его промелькнуло некое подобие почти официальной улыбки.
      - Всего хорошего, доктор, и еще раз спасибо.
      После ухода Лайтнера доктор долго сидел в задумчивости, ничуть, однако, не раскаиваясь в своем решении рассказать обо всем. Нельзя отрицать, что беседа с этим необычным человеком из Таламаски принесла ему невероятное облегчение. Фактически неожиданную встречу с англичанином можно воспринимать как подарок, как милость судьбы, позволившую снять с души самое тяжкое бремя из всех когда-либо выпавших на его долю. Лайтнер знал и понимал ход событий в этой истории. Лайтнер знал и дочь Дейрдре.
      Наверное, англичанин сообщит молодому нейрохирургу все, что той следует знать, если уже не сообщил...
      Да, с него сняли ношу, ее больше нет. А ощущает ли ее Лайтнер, его не волнует.
      И вдруг доктору пришла в голову мысль, не посещавшая его вот уже много лет, - одна весьма любопытная деталь. Ему никогда не доводилось очутиться в Садовом квартале и в том доме во время ливня. А наверное, здорово было бы наблюдать, как хлещет за массивными окнами дождь, слушать, как тяжело стучат капли по крышам террас. Скверно, что он упустил такую возможность. Тогда он часто думал об этом, но никогда не попадал в дом Мэйфейров во время дождя. А дожди в Новом Орлеане были так прекрасны.
      Ну что ж, воспоминания наконец-то покидают его навсегда. Доктор снова поймал себя на том, что воспринимает заверения Лайтнера как непререкаемую истину, провозглашенную в стенах церкви, так, словно они действительно обладали некой религиозной силой. Все, хватит! Пора выбросить все это из головы!
      Доктор подозвал официантку. Он вдруг осознал, что голоден, и решил, что хороший завтрак ему отнюдь не повредит. Достав из кармана визитку Лайтнера, он рассеянно пробежал глазами по списку телефонных номеров - тех номеров, по которым он может позвонить в случае необходимости, но по которым никогда не позвонит, - а затем разорвал карточку на мелкие кусочки, сложил их в пепельницу и поджег спичкой.
      2
      Девять часов вечера. В комнате темно, если не считать голубоватого сияния телевизионного экрана. На экране - мисс Хэвишем из его любимого романа "Большие надежды". Разумеется, это она, женщина-призрак в подвенечном платье.
      Сквозь широкие, ничем не прикрытые окна видны огни центральной части Сан-Франциско. Целые мириады огоньков перемигиваются сквозь пелену легкого тумана. А чуть ниже виднеются островерхие крыши выстроившихся вдоль противоположной стороны Либерти-стрит невысоких домов, построенных в стиле эпохи королевы Анны. Как он раньше любил эту улицу! Его красивый дом, судя по всему задуманный проектировщиками как особняк, величественно возвышался над всеми остальными строениями квартала. Шум и суета района Кастро его словно не касались.
      Он восстановил этот дом собственными руками и знал здесь каждый гвоздь, каждую балку и карниз. Он сам крыл крышу черепицей, работая на солнце без рубашки, и даже сам заливал бетонный тротуар.
      Теперь он чувствовал себя в безопасности только здесь и вот уже четыре недели никуда не выходил из этой комнаты, разве что в примыкавшую к ней небольшую ванную.
      Он часами лежал в постели, уставившись на призрачный черно-белый телеэкран. Рукам было нестерпимо жарко в черных кожаных перчатках, которые он не мог и не хотел снимать. Кассеты с записью любимых фильмов, на которые когда-то ходил вместе с матерью, - а их у него было великое множество помогали воочию увидеть мечту. Это были "фильмы о домах", поскольку они рассказывали не только об удивительных судьбах прекрасных людей - его любимых героев и героинь, - но и позволяли лицезреть прекрасные здания. В "Ребекке" был Мандерли. В "Больших надеждах" - гибнущий в запустении особняк мисс Хэвишем. "Газовый свет" дарил возможность побывать в уютном городском доме, стоящем на лондонской, площади. В "Красных туфельках" грациозная танцовщица отправляется в дом на самом берегу моря, чтобы именно там узнать о том, что вскоре станет прима-балериной труппы.
      Да, фильмы о домах, фильмы о детских мечтах, о людях, столь же величественных, как и те здания... Глядя на экран, он беспрестанно пил пиво, время от времени погружаясь в сон и вновь просыпаясь. Руки, закованные в перчатки, саднило. Он не отвечал на телефонные звонки и не выходил к посетителям. Этим занималась его тетя - Вивиан.
      Она часто заходила к нему в комнату. Приносила новую порцию пива и еду.
      Ел он редко, а в ответ на привычную уже просьбу тети: "Майкл, поешь, прошу тебя", - лишь улыбался:
      - Потом, тетя Вив.
      Он ни с кем не виделся, за исключением доктора Морриса. Однако доктор Моррис не в силах был ему помочь. Равно как и друзья Майкла. Теперь им даже разговаривать с ним не хотелось - они устали выслушивать монологи Майкла о том, как он в течение часа находился за порогом смерти, а затем вернулся к жизни. Сам же Майкл не испытывал ни малейшего желания общаться с сотнями жаждущих увидеть демонстрацию его паранормальных способностей.
      Эти способности уже невероятно утомили его. Странно, что никто этого не понимает. Самый заурядный балаганный трюк: снять перчатки, дотронуться до какого-то предмета и увидеть нечто банальное и малоинтересное, а затем с важным видом произнести что-нибудь вроде: "Этот карандаш вы получили вчера от вашей сослуживицы по имени Герта". Или, например: "Сегодня утром вы надели этот медальон, хотя на самом деле хотели надеть жемчужное ожерелье, но не могли его отыскать".
      Чисто физическое действие - он словно живая антенна. Возможно, тысячи лет назад все люди обладали такими способностями.
      Неужели так трудно постичь, в чем состоит подлинная трагедия? Да в том, что он не может вспомнить то, что видел, когда утонул! Сколько раз он пытался рассказать об этом тете:
      - Тетя Вив, там, наверху, я действительно видел людей. Мы были мертвы, все! У меня был выбор: возвращаться обратно или нет. Меня послали сюда с какой-то целью.
      Тетя Вивиан, бледная копия его покойной матери, лишь кивала головой:
      - Я понимаю, дорогой. Возможно, со временем ты вспомнишь.
      Со временем...
      Его друзья высказывались куда более резко:
      - Майкл, это бред сумасшедшего. Да, случается, что люди тонут и их возвращают к жизни. О какой еще особой цели ты говоришь?
      - Майкл, да по тебе психушка плачет! Тереза лишь причитала сквозь слезы:
      - Майкл, ну какой смысл мне оставаться здесь? Ты стал другим человеком.
      Да. Другим человеком. Прежний Майкл утонул. Он снова и снова пытался вспомнить детали своего спасения: ту женщину, которая вытащила его из воды и привела в чувство. Если бы он мог поговорить с нею еще раз, если бы только доктор Моррис разыскал ее... Майклу хотелось услышать из ее собственных уст, что тогда он ничего не сказал. Ему хотелось снять перчатки и взять женщину за руку - кто знает, вдруг он таким образом сумеет вспомнить...
      Доктор Моррис настаивал на дальнейшем обследовании, но Майкл решительно отказывался:
      - Оставьте меня в покое! Только разыщите эту женщину - уверен, вы можете ее найти. Вы же говорили, что она вам звонила и сказала, как ее зовут.
      Хватит с него больничных палат, сканирования мозга, электроэнцефалограмм, уколов и пилюль.
      Пиво - совсем другое дело. Майкл понимал в нем толк. И иногда пиво здорово помогало ему вспомнить...
      ...Там был целый мир. И великое множество людей. Но все виделось словно сквозь легкую дымку. И там была она... но кто? Она сказала... А потом все исчезло...
      "Я это сделаю! Даже если это вновь будет стоить мне жизни, я все равно сделаю!"
      Неужели он действительно так говорил? Но разве можно выдумать подобное - выдумать мир, столь сильно отличающийся от его настоящего мира, плотного и реального? И откуда эти странные, мимолетные образы, будто он находится далеко отсюда, будто он вернулся домой, в город своего детства?
      Он не знал. Теперь он вообще практически ничего не знал.
      Он помнил, что его зовут Майкл Карри, что ему сорок восемь лет, что его состояние насчитывает пару миллионов долларов и он владеет собственностью примерно на такую же сумму, и это весьма кстати, поскольку его строительная компания прекратила свое существование. Майкл был более не в силах управлять ею. Его лучшие плотники и маляры ушли работать в другие компании. Он потерял важный заказ, который в свое время так много для него значил, - на реставрацию старого отеля на Юнион-стрит.
      Майкл знал: если бы он снял перчатки и начал касаться окружающих предметов - стен, пола, жестянки с пивом, раскрытых страниц "Давида Копперфильда", поток бесполезной информации немедленно свел бы его с ума. Если, конечно, он уже не лишился разума.
      Майкл знал: до того, как утонуть, он был счастлив. Не сказать чтобы полностью, но счастлив. И жить ему было хорошо.
      Утром того дня, когда все это случилось, Майкл проснулся поздно. Он нуждался в отдыхе, а начинавшийся день вполне подходил для этого. Его люди прекрасно работали самостоятельно, и сегодня их можно не проверять. Было первое мая. Майкл вдруг вспомнил эпизод далекого детства: долгую поездку на машине из Нового Орлеана во Флориду вдоль побережья. Должно быть, то были пасхальные каникулы. Сказать наверняка он не мог, а те, кто мог бы родители, дед, бабушка, - уже умерли.
      Он отчетливо запомнил прозрачную зеленую воду и белый пляж - день был очень теплым, а песок под ногами походил на сахарный.
      Майкл вспомнил, как на закате они отправились поплавать в волнах. Ни одного холодного дуновения ветра. И хотя большое оранжевое солнце все еще висело в западной части неба, прямо над головой сияла полная луна.
      "Смотри, Майкл, как чудесно!" - воскликнула мама, указывая на представшее их глазам зрелище. Даже отец, который вообще не обращал внимания на подобные вещи, негромко заметил, что это красивое место.
      Воспоминания вызывали в душе боль. Холод был единственной особенностью Сан-Франциско, которую Майкл ненавидел всей душой. Впоследствии он так и не мог объяснить, почему воспоминание о южном тепле побудило его отправиться в тот день в Оушен-Бич - по мнению многих, самое холодное место на всем побережье залива Сан-Франциско. Уж он-то знал, как отвратительно плещется вода под белесым угрюмым небом. Знал, как пробирает до костей ледяной ветер, от которого не спасет никакая одежда.
      Тем не менее в этот бесцветный, унылый день желание побыть наедине с воспоминаниями о южном море, о том, как когда-то он ехал в старом "паккарде" с поднятым верхом, подставив лицо нежному, ласкающему южному ветру, заставило Майкла отправиться в Оушен-Бич.
      Выезжая из города, Майкл не стал включать в машине радио и потому не слышал предупреждения о высоком приливе. А если бы и слышал? Он и без того знал, что Оушен-Бич - место опасное. Каждый год волны там уносили в пучину и местных жителей, и туристов.
      Возможно, мысль об опасности и мелькнула у него в голове, когда он шел к прибрежным скалам, над которыми возвышался ресторан "Клифф-Хаус". Что ж, там всегда скользко, и потому следует быть очень осторожным. Однако Майкл не боялся упасть. Его не пугало ни море, ни что-либо другое. Он снова думал о юге, о летних вечерах в Новом Орлеане, когда цветет жасмин. Он снова вспоминал запах цветов ялапы, которая росла в бабушкином дворе, и ее другое, более привычное, название: "четыре часа".
      Должно быть, от удара волны он потерял сознание, поскольку совершенно не помнил, как его смыло. Он лишь ясно помнил, как поднимается в пространство и с высоты видит собственное тело, качающееся на приливной волне, как указывают на него и размахивают руками люди, как кто-то бросается в ресторан за помощью. Да, Майкл отчетливо сознавал, что делают все эти люди. Он не то чтобы наблюдал за ними откуда-то с высоты - он словно знал о них все. И до чего же радостно и безопасно было ему находиться там, в вышине! Впрочем, слово "безопасно" даже приблизительно не определяет его ощущения в тот момент. Майкл чувствовал себя свободным - настолько свободным, что не мог понять, отчего те люди на берегу так суетятся, почему их столь заботит его тело, ставшее игрушкой волн.
      Последовавшее затем продолжение скорее всего относилось ко времени, когда Майкл уже умер и оказался в окружении других умерших... Сколько удивительного довелось ему увидеть! И он вдруг обрел понимание - понимание всего, как самых простых, так и самых сложных вещей. Он понимал, зачем ему нужно вернуться назад. Он понимал, что такое портал и в чем смысл обещания... А потом он, невесомый, вдруг вновь оказался в своем теле, лежавшем на палубе яхты, в теле утопленника, которое в течение часа оставалось мертвым. Он ощутил все оттенки боли и вернулся в мир живых, оглядываясь по сторонам, знающий все и готовый делать именно то, ради чего его послали обратно. Какими невероятными знаниями он обладал!
      В первые несколько мгновений Майкл безуспешно пытался рассказать, где побывал и что видел, поведать о своем долгом странствии. Да, конечно, он пытался это сделать! Однако сейчас он помнил лишь неимоверную боль в груди, во всем теле, а также неясную фигуру склонившейся над ним женщины - хрупкой, с тонким бледным лицом; ее волосы скрывала темная шапочка, а серые глаза на один только миг вспыхнули перед ним, точно два огня. Тихим голосом она попросила его лежать спокойно и пообещала, что о нем позаботятся.
      Невозможно представить, чтобы эта миниатюрная незнакомка вытащила его из залива и откачала воду из легких. Но в тот момент Майкл не понимал, что именно она его спасительница.
      Потом какие-то мужчины уложили его переполненное болью тело на носилки и пристегнули ремнями. Ветер хлестал в лицо. Майклу было трудно держать глаза открытыми. Немного погодя он почувствовал, как носилки подняли.
      Что происходило дальше, он не помнил. Неужели опять потерял сознание? Быть может, именно тот момент стал рубежом полного забвения? Кажется, никто не мог с уверенностью сказать, что случилось - или не случилось - за этот короткий отрезок времени. Все говорили, что Майкла спешно доставили на берег, где его уже ждали машина "скорой помощи" и репортеры.
      Он помнил щелчки и вспышки фотоаппаратов, многократное повторение своего имени. Он помнил саму машину и то, как кто-то пытался всадить иглу ему в вену. Кажется, до него донесся голос тети Вивиан. Он просил их прекратить все это и пытался сесть. Нет, он не позволит снова привязать себя к носилкам!
      - Успокойтесь, мистер Карри, прошу вас, успокойтесь... Кто-нибудь, помогите мне справиться с этим парнем!
      И все-таки они вновь пристегнули его ремнями к носилкам. И при этом обращались с ним словно с преступником. Майкл отчаянно сопротивлялся, но все его попытки не привели к успеху. Он почувствовал, как ему сделали какой-то укол в руку. И на него надвинулась тьма...
      Он вновь увидел перед собой тех, с кем недавно встретился наверху. Они что-то говорили ему...
      - Я понимаю, - ответил им Майкл. - Я не позволю этому случиться. Я поеду домой. Я знаю, где это. Я помню...
      Когда он пришел в себя, все вокруг было залито ярким светом... Больничная палата Майкл бросил взгляд на медицинскую аппаратуру. Возле кровати сидел его лучший друг Джимми Варне. Майкл попытался заговорить с Джимми, но кровать окружили врачи и медсестры.
      Они без конца ощупывали его тело, руки, ноги, задавали вопросы. Но Майкл был не в состоянии сосредоточиться и дать им вразумительные ответы. Перед его глазами проносились самые разные видения: мелькали лица медсестер и санитарок, больничные коридоры. Что все это значит? Майкл знал, что врача зовут Рэнди Моррис и что перед уходом из дома он поцеловал свою жену Дини. А Майклу-то что до этого? Образы и сведения буквально сыпались в его голову. Невыносимо! Он словно пребывал на границе сна и яви, в каком-то беспокойном, лихорадочном состоянии.
      Майкл вздрогнул, силясь выбросить все это из головы.
      - Послушайте, я ведь стараюсь, - сказал он. В конце концов, он ведь прекрасно понимал, зачем его ощупывают: после всего, что с ним произошло, врачи хотят убедиться в отсутствии нарушений функционирования головного мозга.
      - Не волнуйтесь, я в отличной форме. Мне нужно выбраться отсюда, уложить вещи и как можно скорее вернуться домой...
      Заказ билетов на самолет, закрытие компании... Портал, обещание и его цель, исключительно важная...
      Но в чем она состояла? Почему ему было так необходимо вернуться домой? Хлынул новый поток образов: санитарки, убирающие в его палате... кто-то вытирает хромированную спинку кровати, пока он спит... Хватит! Нужно вернуться к самому главному, к цели, которая...
      И тут до него наконец дошло: он никак не может вспомнить, в чем состоит эта цель! Он не помнил того, что видел, когда был мертв! Он вообще ничего не помнил оттуда: ни людей, ни мест, ни того, что ему говорили... Невероятно! Ведь все казалось предельно понятным. И там на него рассчитывали. Там ему говорили: "Майкл, ты же знаешь, что вовсе не обязан возвращаться, - ты можешь отказаться". Но он заявил, что непременно вернется и сделает... Что? Озарение обязательно придет - подобно вспышке... как сон, который был забыт и вдруг вспомнился целиком!
      Майкл сел, вытащил одну из иголок, вставленных в его руку, и попросил ручку и бумагу.
      - Вам следует лежать спокойно, - ответила сиделка.
      - Успеется. Прежде мне нужно кое-что записать. Однако записывать было нечего! Он помнил, как стоял на скале, думая о давно прошедшем лете во Флориде, о теплом море... И вдруг... он лежит на носилках, мокрый, окоченевший, и боль во всем теле.
      Все исчезло.
      Майкл закрыл глаза, пытаясь не обращать внимания на странное тепло в ладонях и на усилия сиделки вновь уложить его на подушку. Кто-то просил Джимми покинуть палату... Тот не хотел уходить... Почему он видит все эти странные и ненужные картины: снова мелькают лица санитарок, лицо мужа этой сиделки, имена. Зачем ему их имена?
      - Перестаньте вбивать мне в голову разную чушь, - потребовал Майкл.
      Важно было лишь то, что произошло там, над океаном!
      Неожиданно у него в руках оказалась ручка.
      - Если вы будете вести себя очень тихо...
      Едва он коснулся ручки, опять всплыл образ: сиделка достает эту ручку из ящика стола на посту дежурного в коридоре. Майкл коснулся бумаги: какой-то мужчина кладет блокнот в металлический шкафчик.
      А тумбочка у кровати? Появилось лицо женщины, которая недавно вытирала ее тряпкой; на тряпке полно микробов, принесенных из другой палаты. Потом мимолетный образ какого-то мужчины, возящегося с приемником.
      А сама кровать? Последней, кто на ней лежал, была миссис Уна Патрик, умершая вчера в одиннадцать часов утра, раньше, чем он решил отправиться в Оушен-Бич. Нет! Выбросить все это из головы! И вновь мимолетная картина: ее тело в больничном морге.
      - Я больше так не могу!
      - Что случилось, Майкл? - спросил доктор Моррис - Расскажите мне.
      В коридоре Джимми о чем-то спорил. Майкл услышал голос Стейси. Стейси и Джимми были его лучшими друзьями.
      Майкла била дрожь.
      - Да, конечно, - шепотом ответил он доктору. - Я расскажу вам, но только в том случае, если вы не будете мять и ощупывать меня.
      Майкл в отчаянии поднес руки к голове и провел пальцами по волосам. К счастью, он ничего не ощутил. Он снова погружался в сон. "Хорошо, - думал он, - это произойдет так же, как и раньше: она окажется здесь и тогда я пойму". Но даже в состоянии дремы Майкл отчетливо сознавал, что не знает, кто она.
      Но ему необходимо вернуться домой. Да, домой, после всех этих долгих лет, в течение которых "домой" успело превратиться в некую фантазию.
      - Вернуться туда, где я родился, - шептал Майкл, До чего трудно ему сейчас говорить. Непреодолимо клонит в сон... - Если вы будете и дальше пичкать меня лекарствами, клянусь, я вас убью.
      Не кто иной, как его друг Джимми, принес ему на следующий день эти кожаные перчатки. Майкл сомневался, что они помогут, но решил попробовать. Его возбужденное состояние граничило с помешательством. Он без умолку говорил, обращаясь ко всем подряд.
      Когда журналисты звонили ему прямо в палату, он торопливо описывал им "происходящее". Когда же они прорвались к нему в палату, Майкла было не остановить. Он говорил без остановки, снова и снова подробно излагая свою историю, и при этом снова и снова повторял:
      - Я не могу вспомнить!
      Ему давали различные предметы и просили коснуться их. Майкл прикасался и рассказывал, что видит:
      - Это не имеет никакого смысла.
      Потом камеры выключили, и одновременно смолкли мириады электронных звуков. Больничная администрация выпроводила журналистов. Майкл боялся дотронуться даже до вилки или ножа Он перестал есть. Персонал больницы валом валил в его палату, чтобы сунуть ему в руки тот или иной предмет.
      Принимая душ, Майкл коснулся стены и опять увидел ту недавно умершую женщину. Она провела в палате три недели. Майкл слышал, как она убеждала невестку: "Я не хочу идти в душ. Неужели ты не понимаешь, что я больна?"
      Но невестка все-таки заставила ее встать под душ... Вон из душевой кабины, и поскорее! Изможденный, Майкл повалился на кровать и засунул руки под подушку.
      Когда он впервые натянул плотные кожаные перчатки, перед глазами вспыхнуло несколько картин. Тогда он медленно потер руки одну о другую, надеясь, что образы потускнеют. Какое-то время видения еще проносились перед глазами, но уже не были четкими. В мозгу звенело от многочисленных имен. Затем наступила тишина.
      Майкл медленно потянулся к подносу с ужином и осторожно взял нож. Что-то на миг возникло, но образ был бледный, немой, а вскоре и вовсе исчез. Майкл поднес ко рту стакан, выпил молока. Только легкое мерцание перед глазами. Прекрасно! Значит, фокус с перчатками удался! Задача лишь в том, чтобы все движения были по возможности быстрыми.
      И еще в том, чтобы поскорее убраться отсюда! Однако врачи не отпускали его.
      - Хватит с меня сканирования мозга, - настойчиво твердил Майкл. - Мой мозг в превосходном состоянии. Это руки сводят меня с ума.
      Все, кто его окружал, старались ему помочь: и доктор Моррис, и главный врач, и друзья, и тетя Вивиан, которая часами сидела возле его постели. По настоянию Майкла, доктор Моррис связался с бригадой "скорой помощи", береговой охраной, службой по чрезвычайным ситуациям, а также с той женщиной, которая возвращала Майкла к жизни, пока люди из береговой охраны искали ее яхту. Словом, со всеми, кто мог помнить, говорил ли Майкл тогда что-либо важное. Одного-единственного слова достаточно, чтобы взломать замки его памяти.
      Но оказалось, что никаких слов Майкл не произносил. Владелица яхты сообщила: открыв глаза, он что-то пробормотал, но она не расслышала. По мнению женщины, слово начиналось на букву "л". Возможно, чье-то имя. Вскоре его забрала береговая охрана. В машине "скорой помощи" он стал буянить, и ему пришлось сделать успокоительный укол.
      Майкл все равно хотел поговорить со всеми этими людьми, особенно с женщиной, приводившей его в чувство. Об этом он сказал тележурналистам, пришедшим брать у него интервью.
      Каждый вечер Джимми и Стейси засиживались в его палате допоздна. Каждое утро приходила тетя Вивиан. Наконец пришла и Тереза, робкая, испуганная. Она, видите ли, не выносит больничную обстановку и не может находиться среди больных людей!
      Майкл рассмеялся. Это же надо договориться до такого! Затем, поддавшись импульсу, он не удержался - стянул перчатки и схватил Терезу за руку.
      "Боюсь... не люблю тебя, ты теперь стал центром внимания... послать бы все это подальше... не верю, что ты там утонул, это смешно... я хочу отсюда уйти... прежде чем туда ехать, ты должен был мне позвонить..."
      - Поезжай-ка домой, голубушка, - сказал ей Майкл.
      Однажды во время тихого часа одна из сиделок сунула ему в руку авторучку в серебряном корпусе. Майкл только что очнулся от крепкого сна. Перчатки лежали на тумбочке.
      - Назовите мне ее имя, - попросила сиделка.
      - Я не знаю ее имени. Я вижу письменный стол.
      - Постарайтесь.
      - Красивый письменный стол из красного дерева, столешница обтянута зеленым сукном.
      - Но как зовут женщину, которая пользовалась этой ручкой?
      - Эллисон.
      - Правильно. А где она находится?
      - Не знаю.
      - Попробуйте еще раз.
      - Говорю вам, я не знаю. Женщина дала вам эту ручку, вы положили ее в сумочку, а сегодня утром достали. Это всего лишь образы, картинки. Я не знаю, где эта женщина. Вы сидите в кафе и что-то рисуете этой ручкой на бумажной салфетке. Вы думаете о том, чтобы показать ручку мне.
      - Она умерла, не так ли?
      - Говорю вам, я не знаю. Не вижу. Эллисон - это все, что я могу сказать. Она писала этой ручкой список продуктов. Ради Бога, неужели вы хотите, чтобы я перечислил вам, что туда входило?
      - Вы должны видеть больше.
      - А я не вижу!
      Майкл натянул перчатки. Теперь ничто не заставит его снять их снова.
      На другой день Майкл покинул больницу.
      Три следующие недели были сплошным мучением, Майклу позвонили двое служащих береговой охраны, а также один из водителей "скорой помощи", но никто из них не смог ему помочь. Что касается его спасительницы, то женщина не желала, чтобы где-либо упоминали ее имя. Доктор Моррис обещал выполнить ее просьбу. Между тем береговая охрана сообщила прессе, что они не успели записать ни название судна, ни его регистрационный номер. Один из журналистов утверждал, что это прогулочная океанская яхта. Если так, сейчас она вполне может находиться в другом полушарии.
      К этому времени Майкл понял, что рассказал свою историю уже слишком большому числу людей, Каждый популярный журнал в стране стремился напечатать на своих страницах интервью с ним. Куда бы Майкл ни пошел, он повсюду сталкивался с газетчиками или просто любопытными, норовившими сунуть ему в руки бумажник или фотографию. Телефон звонил беспрерывно. У входной двери громоздились груды писем. Хотя Майкл все это время "собирал чемоданы", он никак не мог решиться на отъезд - вместо этого целыми днями пил ледяное пиво, а когда оно недостаточно замораживало мысли, брался за бурбон.