И нет преград…

— Пожалуй, ты прав… — Она помолчала. — Как ты думаешь, почему Роуди разрешил тебе завтра проповедовать?

Сэм натянул поводья, останавливая лошадей перед гостиницей.

— Толком не знаю, но я слышал, будто он неравнодушен к священникам. Мне кажется, ему что-то от них надо.

Энни кивнула.

— Я думаю, он нашел тебя забавным, но когда ты ему наскучишь, он пристрелит нас обоих.

— Он пристрелит тебя только через мой труп! «Что вполне вероятно», — мрачно подумала Энни. Взяв свою Библию, Сэм выбрался из кабриолета и помог выйти Энни.

— Идем, милая, возьмем номер.

Она с сомнением оглядела маленькую обшарпанную гостиницу с облупившейся краской и поникшей петунией на подоконниках.

— А если у них нет номеров?

Он подмигнул ей, сунул Библию под мышку и достал из багажного отделения кабриолета две их сумки.

— Тогда поспрашиваем в салуне. Может быть, у одной из девушек-танцовщиц найдется лишняя койка.

— Ты просто невыносим!

С сумками в руках Сэм поднялся следом за Энни по просевшим ступенькам мрачного здания в стиле греческого возрождения. На его стук вышла дородная женщина лет тридцати с красным, блестящим от пота лицом. Ее каштановые волосы были собраны в пучок, из которого выбилось множество мокрых прядей. На ней было темно-синее суконное платье и грязный кухонный фартук.

— Чем могу служить, сэр? — тихо спросила она, переводя взгляд с гостей на их багаж.

— Добрый вечер, мэм. — Сэм поправил Библию так, чтобы женщина это заметила. — Я преподобный Лемюэль Трофет, а это моя жена, сестра Ребекка. Пока мы будем здесь жить, я организую серию христианских проповедей для местных жителей. Надеюсь, у вас найдется для нас комната?

Женщина тихо ойкнула и сложила руки перед собой.

— Священник! О Господи, мы не видели в наших краях священников с тех самых пор, как Вонючка Джон застрелил одного миссионера. — Заметив, что гости побледнели, женщина засмеялась и махнула рукой. — Не бойтесь. Вонючка был непроходимым пьяницей, но, слава Богу, прошлой весной он поел несвежей свинины и откинул копыта.

Натянуто улыбнувшись, Сэм вежливо сказал:

— В таком случае мы с женой очень рады, что приехали сюда.

— Да, но вот незадача: наша гостиница переполнена, — виновато вздохнула женщина.

— Для нас не найдется номера? — расстроилась Энни. Хозяйка гостиницы задумалась, потом расплылась в улыбке.

— Вы можете занять комнату моего брата на чердаке. Дик уехал искать золото. Я уверена, что он не стал бы возражать, ведь вы делаете богоугодное дело.

Сэм снял шляпу.

— Мы вам очень признательны, мэм.

Дородная женщина отступила назад и широко распахнула дверь.

— Простите мне мою неучтивость! Проходите, пожалуйста. Меня зовут Долли Дамбл, и для меня высокая честь — принимать вас в моей гостинице.

Сэм взял багаж и вместе с Энни шагнул в пустой, но тщательно выметенный центральный вестибюль. Долетавший из задней части дома заманчивый запах жареной курицы заставил Энни слегка расслабиться.

— Ваша комната там, наверху, — показала Долли.

Следом за ней они прошли гостиную с креслами-качалками и черным диваном, после чего преодолели два лестничных пролета. Взбираясь по третьему витку узких спиральных ступенек, ведущих на чердак, Долли пыхтела и отдувалась.

— Прошу прощения за то, что вам придется жить так высоко, но Дик любит уединение.

— Ничего, мэм, мы тоже его любим, — заверил ее Сэм. Энни метнула на него укоризненный взгляд, но шутник лишь усмехнулся.

Долли провела их в унылую, но просторную чердачную комнату с железной двуспальной кроватью, строгим туалетным столиком и пузатым кленовым бюро. Солнечный свет, лившийся в окна, мягко подсвечивал своими лучами небольшой стол и два стула с деревянными спинками.

Несмотря на аскетизм обстановки, постельное белье и занавески, как заметила Энни, были очень чистыми — так же, как и не застеленный пол. В одном углу были свалены кучей вещи, явно принадлежавшие старателю, брату Долли: стопка линялых рубашек и брюк из грубой бумажной ткани, ржавый ковш для промывки горной породы, испачканная песком лопата и корзина с дешевыми бульварными романами.

Поставив на пол сумки, Сэм с одобрительной улыбкой оглядел комнату.

— Это нам вполне подойдет, мэм, — сказал он, обращаясь к Долли, и достал бумажник. — Сколько я вам должен?

Она махнула пухлой рукой.

— Нет, сэр, я не возьму деньги у священника. Вы будете заниматься миссионерской деятельностью, а я предоставлю вам и вашей жене бесплатный номер и стол. Это мой христианский долг.

— Вы очень добры, мэм, — отозвался Сэм. — Я уверен, что вездесущий Господь это отметит.

Долли открыла окно и выглянула вниз. Там, на улице, стояли их лошади и кабриолет.

— Но если вы дадите мне четыре цента, я велю своему помощнику Заку отвезти ваш экипаж на конюшню и позаботиться о лошадях.

Сэм сунул руку в карман и протянул Долли две монетки.

— Большое спасибо, мэм, — поблагодарил он хозяйку гостиницы.

Она с улыбкой приняла деньги.

— Это мы должны сказать вам спасибо за то, что вы приехали к нам в Роудивилл, преподобный отец. Предупреждаю вас, это Богом забытое место.

Энни еле сдержала улыбку, увидев, как Сэм сунул большие пальцы в карманы своего жилета и с важным видом кивнул.

— Вот поэтому-то мы с супругой и приехали сюда, дабы воззвать к роудивиллским грешникам.

— Да хранит вас Господь, преподобный отец. Знаете, мы с Диком раньше жили в Сентрал-Сити и посещали методистскую церковь Святого Иакова. — Она тяжело вздохнула. — Я играла на пианино добрым людям, и теперь мне этого очень недостает.

Сэм и Энни многозначительно переглянулись, и Сэм спросил:

— Мэм, а вы не могли бы сыграть для нас на завтрашней проповеди?

Она опять сложила перед собой руки.

— С большим удовольствием! Где вы будете проповедовать?

— В «Роуди-Руст», — вступила в разговор Энни. Женщина схватилась за голову.

— В салуне?!

Сэм сделал суровое лицо.

— Мы должны воззвать к грешникам в их притоне, разве не так, сестра Долли?

— Конечно. — Она улыбнулась. — Не беспокойтесь, преподобный отец, я приду туда пораньше и захвачу сборник гимнов. Может быть, кое-кто из завсегдатаев притона Ройса Роуди раскается в своих злодеяниях, слушая игру Долли Дамбл.

— Мы рассчитываем на вас, мэм, — сказал Сэм. Долли кивнула.

— Буду ждать с нетерпением! Если хотите поужинать, спускайтесь на кухню к пяти часам. Или вы устали? Тогда я могу принести вам поднос наверх.

Сэм лукаво взглянул на Энни, потом обратился к Долли:

— Мы будем вам премного благодарны, если вы принесете нам ужин сюда, мэм. Видите ли, мне еще нужно поработать над текстом проповеди.

Долли всплеснула руками.

— Ох, какая же я бестолковая! Я отвлекаю вас от изучения Библии, преподобный отец. Ну что ж, ровно в пять часов я принесу вам ужин.

— Большое спасибо, мэм.

Довольная Долли вышла, шурша пышными юбками. Стянув с рук перчатки, Энни бросила их на туалетный столик и обернулась к Сэму.

— «Поработать над текстом проповеди!» — Она закатила глаза. — Как не стыдно обманывать бедную женщину? Выпросил у нее бесплатный номер и стол, не говоря уже о подносе с ужином!

Сэм засмеялся, потом подошел к Энни и крепко ее обнял.

— «Бедная женщина» переживает свои лучшие деньки, и ты это знаешь.

— Да, я согласна, но меня гложет совесть, ведь мы ее обманули! И потом я боялась, что она упадет в обморок после восхождения на третий этаж.

— Ты можешь предложить что-то другое, милая? Священник и его супруга должны остановиться в приличном месте.

— Ты прав. Но поднос с ужином — это уже перебор. Нам надо спуститься вниз, смешаться с остальными постояльцами и попытаться узнать как можно больше о Рози…

— Всему свое время, милая. Надеюсь, завтрак подадут не слишком поздно, тогда и пообщаемся с другими постояльцами.

— А что мы будем делать сейчас?

Глаза Сэма блеснули. Он погладил Энни по спине и кивнул на кровать. Голос его стал хрипловатым:

— Тебе не кажется, милая, что эта постель выглядит весьма заманчиво? К тому же мы вот уже почти восемь часов не занимались любовью.

— Сэм! — возмутилась Энни, но сердце ее забилось от предвкушения. — Нас услышат внизу!

— Не услышат. — Он усмехнулся и снял с нее очки в роговой оправе. — А если даже и услышат, то припишут это нашему религиозному рвению.

— Нет, ты просто невыносим!

Впрочем, когда Сэм принялся развязывать ленточки на ее черной шелковой шляпке, Энни засмеялась. Он нагнулся и припал теплыми губами к ее шее.

— К тому же у тебя такой чопорный вид, что меня так и подмывает тебя немного измять.

— Сказать по правде, мне и самой до смерти хочется снять этот корсет, — призналась она со стоном.

— С удовольствием вам помогу, мэм. — Сэм уложил ее на мягкую перину и лег рядом, заглянув ей в глаза. — Знаешь, что мне во всем этом нравится, Энни?

— Что?

Он поднес ее левую руку к губам и благоговейно поцеловал палец с обручальным кольцом.

— Делать вид, будто ты моя жена.

— О, Сэм! — Она ласково обвила руками его шею. Он медленно вынимал шпильки из ее волос.

— Иногда мне бывает так страшно…

— Отчего? Я думала, ты ничего не боишься.

— Я боюсь тебя потерять, — признался он. — И еще меня немного пугает, что я сам в тебе потерялся.

Она удивленно взглянула на него.

— Значит, у тебя по-прежнему есть выбор. А я уже обречена.

Его лицо сделалось бесконечно нежным. Он пробормотал имя Энни и приник губами к ее губам.

Не прерывая поцелуя, он ласкал ее волосы. Мгновение спустя его нетерпеливые пальцы начали расстегивать многочисленные пуговки на ее лифе. Она села, облегченно вздохнув, когда он развязал корсет, потом игриво ущипнула Сэма и расстегнула его жилет и рубашку, чтобы поцеловать завитки темных волос на его крепком торсе. Он отвел в сторону ее лиф и прошелся губами по округлой нежной груди. Энни содрогнулась от удовольствия. Ее соски затвердели. Токи желания пронзили тело Энни, задержавшись в самых недрах ее естества. Она выгнула спину от восторга.

Пальцы Сэма скользнули ей под юбки, а она тем временем опустила руки и принялась ласкать его напряженный символ желания, с удовлетворением услышав его мучительный стон.

— Что, не терпится, ковбой? — поддразнила она.

— Да. Мне хочется насладиться каждым дюймом твоего тела.

Вскоре он сделал именно то, что хотел, — сорвал с Энни всю одежду и стал возбуждать ее руками и губами, медленно скользя поцелуями по ее бедрам, длинным ногам, животу и груди. Потом она лихорадочно раздела его самого.

Сэм заставил ее сесть на него сверху.

— Как было бы хорошо, если бы ты всегда была со мной, — пробормотал он. — Я хочу любить тебя под солнцем и смотреть в твои голубые глаза, ловя каждое движение твоей души.

— А разве сейчас… ты этого не видишь? — прошептала она. Он улыбнулся и вошел в нее мощным толчком, притянув к себе ее губы. Энни вскрикнула от острого наслаждения.

По счастью, Сэм быстро закрыл ей рот поцелуем, иначе их точно услышали бы внизу.

Глава 30

Намного позже Энни неожиданно проснулась, услышав стук в дверь.

— Преподобный Профет! — послышался голос запыхавшейся Долли Дамбл. — Я принесла вам поднос с ужином! Можно войти?

— Сэм! — В панике зашептала Энни, толкнув лежащего рядом голого любовника. — Сделай что-нибудь, а не то она сейчас войдет!

Сэм тряхнул головой и открыл глаза. Великолепный в своей наготе, он невозмутимо взглянул на нее.

— Сэм! — прошипела она в отчаянии. Он закрыл ей рот ладонью и крикнул:

— Сестра Долли, поставьте, пожалуйста, поднос у двери. Мы с сестрой Ребеккой погрузились в молитву. Я возьму еду, как только мы закончим.

— Конечно, преподобный отец, — ответила Долли. — Простите, что помешала вам общаться с Господом.

Как только Энни услышала, что хозяйка гостиницы тяжкой поступью отходит от двери, она снова толкнула Сэма.

— Наглый обманщик! «Погрузились в молитву!» Сказал бы лучше «погрузились во грех».

Он усмехнулся и поднялся с постели.

— Прекрати ворчать, женщина, или я научу тебя, как должна вести себя послушная супруга.

— Я тебе не супруга!

Он обернулся и посмотрел ей в глаза.

— Хочешь, я это исправлю?

Энни в немом восхищении окинула взглядом его фигуру.

— Я могу, — добавил он.

Она понимала, что он говорит это серьезно. Сердце Энни стучало так сильно, что она с трудом различала его слова. Сэм попытался обратить все в шутку.

— Ну вот ты и замолчала. И слава Богу. А то мне уже надоели твои жалобы.

Энни запустила в него подушкой.

Сэм поймал мягкий метательный снаряд и с ухмылкой отправил его обратно, потом взял обе сумки и поставил их на кровать. Открыв свою, он достал костюм, купленный в Джорджтауне, надел его, после чего извлек из сумки Энни ночную рубашку и бросил ее своей строптивой спутнице.

— Оденься, женщина, а я принесу наш ужин.

Она натянула рубашку и мечтательно посмотрела на своего спутника.

— Знаешь что, Сэм?

— Что?

Энни подалась вперед и обняла руками колени.

— Пожалуй, мне вовсе не стоит жаловаться на судьбу.

Поблагодарив Энни улыбкой, он прошагал к двери и вернулся с подносом, на котором стояли две полные тарелки и стаканы с чаем. При виде восхитительного куриного фрикасе рот Энни наполнился слюной.

— Какой божественный запах! — воскликнула она. Сэм поставил поднос на столик у окна.

— Иди сюда, женщина. Я страшно хочу есть!

Энни с некоторым смущением заняла свое место за столиком, сев напротив Сэма. Только что в постели они заступили за некую черту, позволив себе отдаться во власть фантазий. Все вокруг считали их супружеской парой, и это придавало их близости особую пикантность. «Пригрозив» Энни свадьбой, Сэм взволновал ее еще больше. И сейчас она любовалась его красивыми чертами и густыми темными волосами, позолоченными прощальными лучами закатного солнца. Сможет ли она когда-нибудь отпустить от себя этого человека?

Проглотив комок в горле, она взяла вилку и начала есть. Фрикасе было нежным и очень вкусным, так же как и картофельное пюре, зеленые бобы и домашний хлеб. Чай, сдобренный свежими побегами мяты, оказался крепким и ароматным.

Сэм взглянул на ее сосредоточенное лицо.

— Почему ты так серьезна, милая? О чем ты думаешь?

— Просто наслаждаюсь мгновением. Я думаю, что это самая вкусная еда, какую я пробовала с тех пор, как ты меня похитил, охотник за головами.

— Вот погоди, я свожу тебя в ресторан отеля «Виндзор», — объявил он. — Там отлично кормят. Ты будешь есть бифштексы и омаров с тончайшего фарфора, пить шампанское из хрустальных бокалов, сидеть в окружении люстр из граненого стекла и зеркал с бриллиантовым напылением.

— Звучит многообещающе, — откликнулась Энни, но в ее голосе сквозила грусть. — Ты приглашаешь меня туда?

Сэм сжал ее руку.

— Я бы очень хотел, милая. Как ты думаешь, что мы будем делать, когда закончится вся эта заварушка?

Она тяжка вздохнула.

— Ты имеешь в виду — когда мы найдем мою прапрабабушку и как-то изменим ее жизнь?

— Вот именно.

Энни выглянула в окно. По вечерней улице с грохотом катил фермерский фургон.

— Наверное, я попытаюсь вернуться в настоящее. Поеду на юг и посмотрю, не перенесет ли меня тот же самый дьявольский ветер обратно. Я оставила позади уйму проблем. К тому же я беспокоюсь о брате.

— Ты не хочешь остаться? — разочарованно протянул он.

— А ты хочешь, чтобы я осталась? Он нежно погладил ее по щеке.

— Неужели ты думаешь, мне не нравится, когда ты рядом, милая?

— Да нет, я чувствую, что тебе это нравится. — Она еще раз судорожно вздохнула. — Но знаешь, Сэм, я никогда не стану «милой женушкой», которая сидит дома, пока ее муж куролесит. Если бы я могла разделить с тобой твою жизнь…

— Этого никогда не будет, Энни, — мрачно изрек он. — Хватит и того, что я волнуюсь за тебя сейчас, во время нашего маскарада. Но когда я ищу преступников — убийц и насильников, словом, негодяев, которые, не задумываясь, перережут человеку горло, — держать тебя рядом слишком опасно.

— А что, если я каким-то образом смогу вернуться в свою прежнюю жизнь? — спросила она. — Ты пойдешь туда со мной?

Сэм долго обдумывал ее вопрос, потом медленно покачал головой.

— Моя жизнь здесь.

Энни не смогла скрыть своего разочарования.

— Эту жизнь ты сам себе выбрал. Но кто сказал, что ты не можешь жить по-другому?

— А кто сказал, что ты этого не можешь? — задал он встречный вопрос.

Энни замолчала. Сэм прав. Она хочет, чтобы он изменил свою жизнь, но при этом не желает менять свою. Наконец она сказала:

— Сэм, в нашем будущем слишком много неопределенности. Наверное, нам остается лишь одно — наслаждаться отпущенными мгновениями.

— Ну что ж, коли так, милая… — босая нога Сэма нащупала под столом ее ногу, — ешь поскорей, ибо я не настроен долго ждать.

Весело засмеявшись, Энни швырнула в него салфетку.

— Сэм Ноубл, ты ненасытен! Не забудь, что после наших упражнений в постели тебе еще предстоит поработать над завтрашней проповедью.

Сэм вдруг посерьезнел, встал и поцеловал ей руку.

— Запомни, милая: то, что между нами происходит, — это не грех. Мне кажется, все наши чувства ниспосланы нам небесными ангелами.

Энни растаяла.

— Наверное, ты прав… — пробормотала она и перегнулась через столик, чтобы принять его поцелуй.

Позже, когда Энни уснула, Сэм сел, за стол с карандашом в руке и начал делать наброски своей проповеди.

Завтра ему предстояло сыграть великую роль священника. Он вспомнил дни своей юности и проповеди деда — пламенные речи, произносимые громким басом, дискуссии на вечные темы добра и зла.

Сэм считал себя человеком праведным. Да, он не посещал церковь каждое воскресенье, но те ценности, о которых он слышал от деда, впечатались в его сознание. Он хотел быть хорошим.

А кроме того, он хотел Энни. Хотел создать с ней семью, завести ребенка.

Раньше ему никогда даже не приходило в голову, что он пожелает остепениться с такой строптивой женщиной, но время шло, по ночам он держал Энни в своих объятиях и уже не представлял, что может быть иначе. Она бросала ему вызов, покоряла и восторгала своей независимостью, в чем-то даже его дополняя. Но мог ли он при своем образе жизни жениться на Энни? К тому же она прибыла из другого века и, судя по ее словам, собиралась вернуться обратно.

Между их мирами зияла огромная пропасть, и Сэм сомневался, что сможет навести мосты. По иронии судьбы, те самые качества, которые заставили его полюбить Энни, угрожали их совместному будущему.

Вздохнув, Сэм опустил карандаш и обернулся к спящей Энни. Ее великолепные волосы разметались по подушке, а лицо было умиротворенным, как у ангела. Длинные ресницы отбрасывали тень на розовые щеки. Сэм невольно вспомнил ее бурные ласки и вздохнул. Неужели им суждено расстаться? Эта мысль тяжелым камнем лежала на сердце.

Может быть, он сумеет перешагнуть через собственную гордость и прижиться в ее мире? Может быть, они еще сумеют договориться?..

Глава 31

У Энни было такое чувство, как будто она находится в аду.

На протяжении ночи она несколько раз просыпалась от револьверных выстрелов и мужских криков, доносившихся с улицы.

В первый раз она потрясла Сэма за плечи.

— Что это, Сэм?

— Ничего особенного. Просто несколько гуртовщиков затеяли перестрелку по пути домой, — сонно пробормотал он. — Спи.

— Как я могу спать при таком шуме?

Ответом ей послужил негромкий храп. Сэм отвернулся к стене.

Следующие два часа Энни напрасно пыталась уснуть. Стоило ей сомкнуть глаза, как за окном опять начинались крики и пальба. Когда же вслед за ликующим женским воплем последовало очередное стаккато из револьверных выстрелов, она снова потрясла Сэма.

— Сэм! Мне кажется, я слышала женский голос!

— Милая, когда ты уснешь? — раздраженно проворчал Сэм. — Ты меня уже утомила.

— Я тебя утомила? — воскликнула она. — Минуточку, Сэм Ноубл, не ты ли сам предложил…

Но Сэм опять захрапел, и Энни замолчала. Она лежала в постели, размышляя над женским криком, который только что слышала. Спустя какое-то время шум на улице стих, и ей наконец удалось забыться неспокойным сном.

— Доброе утро! — крикнула Долли Дамбл. — Вам обоим очень идут выходные черные костюмы. Идите сюда. Я угощу вас кофе, колбасками и овсяной кашей.

Энни и Сэм шагнули в кухню. Энни заметила двух седеющих ковбоев в Комбинезонах и домотканых рубахах, которые сидели за столиком и пили кофе. Долли Дамбл стояла у железной плиты. Фартук защищал ее нарядное платье из черного шелка. Сэм быстро подошел к столику и выдвинул стул для Энни.

Он одарил хозяйку гостиницы благодарной улыбкой.

— Большое спасибо, сестра Долли. Пахнет очень вкусно. Пожалуй, моей жене не помешает чашечка крепкого кофе.

Долли участливо взглянула на Энни.

— Надеюсь, вы не больны?

— Нет-нет, — отозвалась Энни, усаживаясь за столик. — Просто я плохо спала этой ночью.

— Вот как?

Увидев расстроенную физиономию Долли, Энни быстро ее заверила:

— Комната хорошая, и постель очень удобная. Просто все эти ковбойские разборки… — Она осеклась, заметив, как Сэм вскинул бровь. — На улице было так шумно, что я то и дело просыпалась и долго не могла уснуть.

— Да, это верно, — подхватила Долли, подходя к их столику с оловянным кофейником. — Субботними ночами в Роудивилле шумно, как в шахтерском забое, но мы уже привыкли. — Она помолчала. — Кстати, это ваши соседи, Зак Крамер и Сет Гиббоне.

— Очень приятно, — сказал Сэм, обращаясь к мужчинам. У Зака было узкое обветренное лицо и борода по грудь.

Он взглянул на хозяйку гостиницы и гнусаво спросил:

— Это и есть священник с женой, о которых ты нам говорила?

— Да, это они, — ответила Долли, возвращаясь к плите. Рабочий приветливо кивнул Сэму и Энни.

— Добро пожаловать в Роудивилл! Нам здесь не хватает христианских проповедей, верно, Сет?

— Точно, — согласился Сет, которого можно было принять за брата-близнеца Зака.

— Сегодня я буду играть на пианино для преподобного отца во время его проповеди в салуне, — с гордостью сообщила Долли, стоя у плиты. — А вы, ребята, оденьтесь поприличней и приходите туда.

Мужчины переглянулись, потом дружно кивнули.

— Конечно, Долли, — сказал Зак.

Тучная женщина вразвалку подошла к столику Сэма и Энни, шурша черными юбками, и поставила перед ними миски с овсяной кашей.

— Сначала я прочту молитву, — объявил Сэм. Присутствующие слушали его, склонив головы. Затем он поднял глаза на Долли.

— Выглядит аппетитно, мэм.

— Спасибо.

Долли отошла, и Энни поощрительно улыбнулась двум старикам.

— Может, мой вопрос покажется вам странным, но… не слышали ли вы этой ночью женских криков? Судя по звукам, женщина неслась галопом по городку, визжала и стреляла из револьвера.

— Это, должно быть, Грязная Рози, — отозвался Зак. Энни и Сэм осторожно переглянулись.

— Кто она такая? — поинтересовался Сэм.

— Веселая девчушка. Вот уже два года она не дает Ройсу Роуди спокойно спать, — ответил Сет, и мужчины расхохотались.

— Грязная Рози — убийца и воровка! — объявила Долли, поднося к столику блюдо с колбасками. — Она крадет скот, ограбила банк. Она убила Барта Каттера… правда, это был страшный негодяй.

— Но, Долли, я слышал, что Рози помогала бедным голодающим в трущобах, — вставил Зак.

Сев на свое место, Долли засмеялась и встряхнула, расправляя, салфетку.

— Я тоже слышала, но не очень-то этому верю. Эта греховодница ходит в брюках и стреляет из револьвера, как мужчина. Ей следует взять пример с добропорядочной христианки миссис Профет.

— О да, миссис Профет не станет носиться на лошади и палить из револьвера, — заметил Сэм.

Энни видела, что он едва сдержал смех, произнося эти слова.

По залу салуна, воняющему прокисшим пивом и застоявшимся табаком, разносились аккорды христианского гимна. Энни знала, что не скоро забудет этот удивительный день.

К одиннадцати часам утра половина стульев, выставленных рядами перед маленькой сценой, была занята самыми разными представителями населения Роудивилла. Энни сидела сзади и держала в руках оловянную плошку; которую дала ей Долли для сбора пожертвований. Отсюда хорошо просматривалась их разношерстная «паства». В предпоследним ряду, сразу перед Энни, сидели старики Зак и Сет, оба в приличных коричневых костюмах. Рядом пристроились пьяные забулдыги, которые пришли сюда только потому, что решили, будто салун открылся раньше обычного. Они похрапывали на стульях, держа шляпы на коленях. Старатели, картежники и прочие изо всех сил пытались изобразить респектабельность. Они явились гладко выбритыми, в самых разных костюмах — от сильно поношенных до элегантных. Со второго этажа спустились несколько проституток в непривычно строгих платьях, без крикливого макияжа и перьев. Впрочем, Энни сильно сомневалось, что этими заблудшими душами двигало искреннее желание исправиться, а не простое любопытство.

Пестрая толпа вызывала в ней чувство неловкости. Через несколько стульев от Энни сидел низкорослый смуглый испанец в черном костюме и огромном сомбреро. У него были черные глазки-бусинки и черные же тонкие усы, которые он нервно покручивал, не сводя с Энни острого взгляда. Однако он был не единственным, кто на нее таращился.

Сэм с похвальным рвением взялся за дело.

В салун пришли и представители солидной публики, в том числе несколько приличных семейств и торговцы. Энни улыбнулась молодой матери в нищенской одежде. Женщина ответила ей вежливым кивком. Эта бледная блондинка, видимо, была моложе Энни, но у нее уже было трое детей: мальчик и девочка лет четырех-пяти да годовалая малышка, у которой текло из носа. Заметив это, Энни предложила женщине свой носовой платок. Та сначала замялась, но потом взяла отделанный кружевом квадратный льняной лоскут, поблагодарив Энни натянутой улыбкой.

Энни мысленно молила Бога, чтобы он помог им с Сэмом выбраться из этой переделки. Судя по всему, ее любовник гораздо лучше владел собой, чем она. Он стоял рядом со сценой в дорогом черном костюме с Библией в руке и озирал собравшихся с гордым видом карающего праведника. Если в душе его и были сомнения относительно пользы этого мероприятия, то он их очень ловко скрывал. Энни просто восхищала его уверенность.

Когда смолкли звуки гимна, двери салуна распахнулись и вошел Ройс Роуди в безупречном коричневом костюме. За ним подтянулись с полдюжины гуртовщиков в чистых белых рубашках и темных брюках, а также парочка мексиканцев, одетых точно так же, как сидевший поблизости от Энни испанец.

Проходя мимо нее, Роуди помедлил, снял шляпу и насмешливо поклонился.

— Добрый день, миссис Профет.

Сердце Энни колотилось. Она боялась, что Роуди все же ее узнает. Тем не менее она сказала как ни в чем не бывало:

— Добрый день, мистер Роуди.

Роуди прошагал к сцене и остановился перед Сэмом.

— Здравствуйте, преподобный Профет, — процедил он сквозь зубы. — А вы неплохо оделись. Ну что, готовы начать проповедь?

— Я почту за высокую честь сделать это в вашем присутствии, мистер Роуди, — вежливо отозвался Сэм.

Пока вновь прибывшие рассаживались по местам, Сэм взошел на сцену и поднял руку. По залу разнесся его зычный голос:

— Братья и сестры, мы собрались здесь, чтобы послушать слово Божье и раскаяться в своих грехах. Слава всесильному Господу, аминь!

— Аминь! — поддержали его особо рьяные слушатели.

— Давайте встанем и пропоем хвалу Иисусу.

Они спели несколько гимнов, причем Сэм был главным запевалой.

Глядя, как он дирижирует, и слушая его зычный баритон, Энни, к собственному удивлению, прониклась торжественностью момента. Даже окружавшие ее забулдыги подхватили припев. «Сэм слишком серьезно воспринял свою роль», — с благоговением думала она. Он казался таким же убедительным, как те проповедники-евангелисты, которых она видела по телевизору.

— Садитесь, дети мои, — сказал Сэм, когда отзвучал последний гимн. — А теперь послушайте слово Божье и последуйте Его заветам. Давайте помолимся.

Сэм принялся читать долгую молитву, взывая к Господу, чтобы Он простил своих заблудших детей, пока не настал день Страшного суда.

Наконец, закрыв Библию, он сурово взглянул на своих «прихожан».

— Я пришел сюда, братья и сестры, чтобы сказать вам: еще не поздно. Вы не погибнете, как погиб великий город Вавилон, наказанный Господом. Спасайтесь, пока не настал день Страшного суда.

— Аминь! — дружно вскричали «прихожане».

Энни невольно залюбовалась Сэмом, который завораживал толпу, призывая всех покаяться и живописуя последствия для тех, кто не сумеет воспользоваться шансом на спасение. Все взгляды были устремлены на него, в зале то и дело слышались тихие вздохи. Даже Ройс Роуди и загадочный испанец посерьезнели, вдохновленные речью Сэма и взволнованные описанными им ужасами ада. Один бедняга — непроходимый пьяница, судя по багровому носу и налитым кровью глазам, — открыто рыдал и шумно сморкался.

Проповедь закончилась еще одной долгой и пламенной молитвой. Наконец Сэм улыбнулся, глядя на Энни.

— А сейчас я попрошу сестру Ребекку выйти вперед и собрать пожертвования. Теперь все вы готовы к спасению. Пришло время пройти по прямой и узкой дороге, ведущей к покаянию.

Испытывая угрызения совести, Энни поднялась со своей плошкой, а Долли тихо заиграла очередной гимн. Когда Энни проходила мимо Ройса Роуди, он усмехнулся и нарочито громко бросил в банку золотую десятидолларовую монету. Его приятели-гуртовщики достали из карманов мелочь. Испанец осклабился, глядя на молодую сборщицу пожертвований, и отказался давать деньги. Зак, Сет и проститутки внесли скромные суммы.

Энни не посмела просить деньги у молодой матери, но, когда она шла по проходу к задним рядам, женщина встала и гордо бросила в плошку две монетки по пять центов.