Если правильно понять этот момент, то акцент смещается с эмпирического содержания на экономику вегетативной энергии.
      В начале анализа не слишком важен объем предоставляемого материала и то, насколько изучено прошлое пациента. Решающим вопросом становится четкая логика исследования тех переживаний, которые представлены концентрацией вегетативной энергии.
      Многие аналитики, которым приходилось иметь дело с сексуальной экономикой, не заметили данного расхождения в концепциях невроза, а следовательно, не поняли центрального места и значимости проблемы оргазма. Если учесть, что только с помощью техники анализа характера можно проникнуть в физиологический феномен нарушения оргазма и его отражения в психике, а также, что эту технику одни опровергают, а другие ею еще не овладели, то можно ясно понять, почему аналитики удивляются, обнаружив, что мазохисты обязательно характеризуются специфическим видом страха оргастических ощущений. Человек, который не прошел анализ характера, не способен критически оценить его открытия просто потому, что для этого у него нет соответствующего органа восприятия. Он, в лучшем случае, сможет его понять с интеллектуальной точки зрения, но сущность теории оргазма останется недопонятой. Однажды я проводил аналитическую работу с обучающимся аналитиком, уже имеющим некоторый опыт. Тот был настроен очень скептически и совершенно уверен, что уж он-то «во всяком случае знает об этом все». Часто люди убеждают себя в том, что их переживания во время анализа характера были им до сих пор неизвестны просто потому, что их можно вывести на поверхность, используя только определенную технику; особенно это относится к основным оргастическим ощущениям, которые впервые проявляются как непроизвольные сокращения генитальной мускулатуры.
      Я ограничусь следующим кратким заключением. Включение структуры и либидинальной экономики в аналитическую работу значительно изменяет и дополняет не только всю картину работы в целом, но и основные технические понятия. Технические проблемы более комплексны, но это компенсируется большей уверенностью и лучшими и более стойкими результатами в тех случаях, когда успешно развертывается анализ характера.
      В результате изменений техники и ряда основных понятий динамического и психического функционирования аналитики, которые последние двенадцать лет ничего не знали о развитии моих технических и теоретических концепций, не способны понять их. Боюсь, что возникшее препятствие труднопреодолимо, даже если человек утверждает, что разделяет мои взгляды. В связи с этим мне бы хотелось прояснить, в чем состоит ошибочность понимания моих представлений.
      Аналитики, как правило, делятся на две группы. Одни считают, что все эти вещи давно известны, что они банальны и не представляют собой ничего нового, а другие провозглашают, что все это ошибочно и ни к чему не приведет. Почему так получается? Это нетрудно понять, если принять во внимание путь, по которому шло развитие моих научных открытий. Моя техника анализа характера возникла из фрейдовской техники работы с сопротивлением, более того, она является ее наиболее последовательным продолжением. По этой причине моя техника должна в своей основе совпадать с фрейдовской. И первая группа аналитиков уверена, что пользуется совершенно такой же техникой, как и я. На основании огромного числа повторных анализов я могу заверить читателя, что нет ничего более далекого от истины. Это не просто утверждение, существуют очень глубокие и фундаментальные отличия. Исходя из новой точки зрения, в частности, понятия о том, что оргастическая потенция представляет собой цель терапии, техника изменилась таким образом, что вторая группа аналитиков не улавливает в ней аналитической техники как таковой. Это объяснение верно для истории развития любой науки: новые открытия, концепции и методы никогда не возникают из ничего, они всегда базируются на твердом фундаменте тщательной работы, которую провели другие исследователи.

3. ИЗМЕНЕНИЕ ФУНКЦИИ ИМПУЛЬСА

      Необходимо сказать, что теоретические выводы, к которым я пришел, стали возможными и подтвердились только благодаря использованию техники анализа характера, а не устаревшей технике сопротивления и прямых интерпретаций. Основной принцип моей техники состоит в том, что к вытесненному материалу надо подходить, анализируя защиту против него, и никогда не производить директивный анализ инстинкта.
      Мои критики ошибочно истолковали этот принцип. Они посчитали, что для меня характер и защита являются чем-то идентичным, что я неоправданно ограничиваю значение характера. На самом деле я считаю, что важная черта характера на протяжении анализа превращается в ведущее сопротивление, которое в детстве сформировалось именно в целях защиты. Кроме того, это сопротивление выполняет много других функций, особенно сексуально-экономических: помогает установить взаимоотношения с внешним миром, создает психическое равновесие. Об этом я подробно написал в своей книге «Анализ характера», поэтому полагаю, что такая критика не имеет достаточных оснований.
      Наиболее важный теоретический вопрос в данном контексте состоит в том, какова структура, функционирование и генезис эго, порождающего защиты. Для нашей терапевтической работы было бы полезно расширить понимание эго-защиты, и если наши терапевтаческие возможности имеют шанс возрасти, то произойдет это не за счет лучшего понимания ид, а за счет более полного осмысления эго.
      Здесь связанная с анализом характера проблема совпадает с проблемой, которой психоанализ занимается почти сорок лет: как функционирует эго? Все мы помним, какое впечатление произвели на нас слова Фрейда о том, что мы изучили и поняли только вытеснение, но очень мало знаем об источнике вытеснения и о структуре эго-защит. Удивительно, но наши знания об эго настолько малы, что оно кажется гораздо более недоступным, чем ид. Тем не менее для этого должны быть причины, и они состоят не только в трудностях понимания психологии.
      Правда, в «Я и Оно»Фрейд размышляет об источнике энергии инстинкта эго, что в то время (в 1922 году) было чем-то новым. Он объясняет его собственной теорией инстинкта смерти, говоря о нем как о результате трудностей, которые создает эго, сопротивляясь устранению вытеснения и выздоровлению. Согласно этой теории трудности возникают из врожденного мазохизма, то есть из желания страдать. Но теория инстинкта смерти не говорит о том, какова структура эго-защиты и вытеснения либидинальных импульсов и что же такое инстинкт эго.
      Давайте вспомним, что в понимании инстинктов эго всегда имела место некоторая неясность, сопутствующая аналитической теории. Изначально голод, в противоположность сексуальности, считался эго-инстинктом, служащим самосохранению. Эта формулировка противоречила другой, которая утверждала, что эго-инстинкты антагонистичны сексуальности. Позже сексуально-экономический подход показал, что голод не может считаться инстинктом в строгом смысле этого слова, так как в отличие от сексуальности он не является выражением избыточной энергии, а, напротив, указывает на пониженный энергетический уровень организма. Кроме того, голод обычно осмысливается как нечто, по структуре относящееся к ид, а не к эго. Это подтверждает, что голод не может быть составной частью энергии эго-инстинкта.
      Шилдер утверждает нечто противоположное: цеплятельный и хватательный инстинкты относятся к сексуальности. Эта концепция тоже несостоятельна, потому что данные импульсы, несомненно, являются частью функций мышечного аппарата и вместе с ним вегетативного функционирования. Последняя попытка Фрейда заместить таинственные эго-инстинкты инстинктом смерти, то есть антагонистом сексуальности, всего лишь подразумевала замену антагонизма между эго и ид на антагонизм между двумя тенденциями внутри ид. Это еще больше осложнило проблему.
      Характерно-аналитическая работа над эго-защитами отвечает на вопрос, кажущийся столь очевидным, что стоит задуматься, почему же аналитическая теория, неоднократно наталкиваясь на этот факт, оставила его без должного внимания.
      Нам вновь придется обратиться к базовому конфликту между влечением и внешним миром. Влечение, направленное на объекты внешнего мира, противостоит запретам этого внешнего мира (рис. 2 (I).Возникает вопрос: откуда берется энергия, за счет которой существуют и действуют запреты внешнего мира? Ответ таков: только содержание запрета возникает извне, а энергия (катексис) запрета берет начало из энергетического резервуара самого индивида. Давление внешнего мира образует раскол, диссоциацию единого стремления человека. Таким образом, становится возможным, что одно влечение оборачивается против другого или даже одно и то же влечение расщепляется и образует две тенденции, одна из которых по-прежнему будет направлена вовне, а другая обернется против самого человека. Это обращение против себя описано Фрейдом во «Влечениях и судьбах влечений».Однако в связи с процессом внутренней диссоциации и противопоставленности возникает новая проблема. К примеру, когда мальчик мастурбирует, сопровождая это инцестуозными фантазиями, его любовь к себе и объектная любовь становятся единым целым; влечение к матери и любовь к себе имеют одно и то же направление, они не противоречат друг другу. Запрет на мастурбацию, наложенный матерью, фрустрирует объектно-либидинальное стремление и воздействует на нарциссическую целостность угрозой кастрации. Но когда внешняя фрустрация становится активной, нарциссическое влечение к самосохранению формирует антитезу объектно-либидинальному влечению к мастурбации (рис. 2(11,III).Другой вариант — противопоставленность нежного отношения к матери и страха утратить любовь, с одной стороны, и чувственного сексуального влечения — с другой; первоначально они тоже формируют единое целое. Диссоциация единого влечения следует из противопоставленности частей, на которые расчленено данное влечение. Теперь понятно, что запрет, исходящий из внешнего мира, может оказать влияние только с помощью противопоставленной энергии.
      Я разъясню это схематическое изображение на примере из практики. Пациента, о котором пойдет речь, характеризовали преувеличенное стремление оказывать помощь посторонним, отсутствие агрессии, склонность полагаться на других людей и пассивное поведение. Все черты пассивно-фемининного характера конценти-ровались в определенном назойливом поведении, которое помогало ему устанавливать и сохранять контакты с окружающими. Было нетрудно понять, что инстинктивной силой, поддерживающей эту позицию, была пассивно-анальная гомосексуальность. Таким образом эго использовало влечение ид, чтобы сохранить объектные связи. Это было объектно-либидинальное функционирование анальности или ид-функционирование анальности.
       Рис. 2. Изменение функционирования влечения, внутренняя диссоциация и противопоставленность
       I. Базовый конфликт между влечением и внешним миром
       II. Диссоциация единого влечения под влиянием внешнего мира
       III. Противопоставленность диссоциированных влечений ид=ид в функционировании эго-инстинкта (защита, изменение функционирования)
       IV. Влечение при двойственном функционировании (ид = защита; 3 — замещающий контакт), И — место, где происходит изменение функционирования; С — структурное отсутствие контакта. Защита (ид) и актуальная ситуация внешнего мира становятся единым (внутренняя мораль, социальная идеология)
      Во время анализа характер пациента проявился в виде сильного сопротивления. С точки зрения анализа характера было бы ошибочно интерпретировать его поведение как выражение бессознательных анально-гомосексуальных влечений, хотя именно это имело место «в нем самом». Экономический и структурный подходы диктовали другое направление. Если верно, что основной характерной чертой стало ведущее характерное сопротивление лечению, то тот факт, что пациент дорос до анально-пассивно-фемининных объектных влечений, становится малозначительным по сравнению с тем вопросом, где кроется энергия защиты? Спустя некоторое время обнаружилось, что та же анально-пассивно-гомосексуальная позиция, которая поддерживает связи с внешними миром, одновременно выполняет и функцию защиты эго. То есть одно и то же влечение, расчленившись, служит или попеременно, или одновременно двум противоположным функциям: то как объектное влечение, то как защита влечения эго. Тщательная проверка других случаев показала, что эта смена функций, одновременное обслуживание ид и эго-защиты представляет собой универсальный феномен. Прежде чем сделать теоретические выводы, мы представим несколько клинических иллюстраций, знакомых всякому аналитику. Двойственность функционирования отчетливо видна на примере сексуального кокетства истерического характера. С одной стороны, это выражение вытесненного генитального желания, направленного вовне, а с другой — защита от генитальности, выражение опасения, направленного на объекты, вызванное необходимостью определить, откуда может угрожать генитальная опасность. Именно этим объясняется тот факт, что женщина с истерическим характером, несмотря на интенсивную сексуальную тревогу, имеет богатый сексуальный опыт. То же верно и для садистской установки женщины с компульсивным характером: ее агрессия к объекту любви удовлетворяет ее садистские объектные отношения и одновременно отводит реальное желание вагинального коитуса.
      Инстинкты эго, таким образом, представляют собой не что иное, как совокупность вегетативных потребностей в их защитной функции. Инстинкт эго — это инстинкт ид, направленный либо на себя, либо против другого инстинкта. Психический процесс в целом характеризуется расчленением и противопоставлением единых стремлений. Но все это будет представлять лишь академический интерес, если не последуют определенные выводы.
      Во-первых, теоретический вывод: если наша концепция структуры эго и защитной функции верна, то системы «эго» и «ид» представляют собой всего лишь разные функции психического аппарата, а не отдельные сферы. Раньше считалось, что ответом на подобный вопрос служит та форма, в которой инфантильный исторический опыт человека представлен в актуальной реальности. Клинические исследования показали, что это совсем не скрытая, а активная форма характерных установок, и эта форма, содержащая детские переживания, может быть выкристаллизована. Мы обнаружили нечто подобное в психической системе: вытесненное и вытеснение не являются какими-то различными, топически отделенными сферами или силами, они, скорее, составляют функциональное единство с синхронными противоположностями. Топическая концепция психического аппарата — понятие вспомогательное, и Фрейд был прав, отказавшись переместить систему «бессознательного» на нижний уровень невротической системы. Восприятие со стороны эго, к примеру, является функцией вегетативной системы в не меньшей степени, чем инстинкт.
      Во-вторых, технический вывод: опыт показывает, что мы не высвобождаем энергию вытесненного инстинкта или высвобождаем ее недостаточно, если начинаем интерпретировать ее ид-функционирование. В этом случае пациент может достичь значительного интеллектуального понимания и, возможно, убежденности в теоретической точности аналитической работы. Истинная цель, состоящая в высвобождении инстинкта от вытеснения, остается недостигнутой, а следовательно, структура почти не изменяется. Но мы получим совсем иной результат, если согласно нашим принципам сперва разрушим защитную функцию этого же самого инстинкта. Клинический опыт показывает, что только таким образом можно вновь «оживить» вегетативные источники личности. Неизбежен вывод: если мы интерпретируем ид, то на самом деле не устраняем вытеснение, это произойдет, если изолировать вытесненный инстинкт от характерного защитного образования не как вытеснение, а с самого начала как то, что уже вытеснено. Вернемся к нашему пациенту: он оставался безучастным, пока ему не удалось понять, что его подчиненная позиция была не любовью, не удовлетворением, не кооперацией, не гомосексуальностью, а, прежде всего, защитой от чего-то еще. Это «что-то еще» было завистью, сдерживаемой агрессией, деструктивными тенденциями и т. д.
      Другой пациент сдерживал импульсивные, беспорядочные движения, которых не сознавал, — некая разновидность тика. Если бы я интерпретировал либидинальные мотивы этих движений, скажем, их мастурбационный смысл, результат был бы иным. Я отметил, что эти движения напоминали смущение, защиту от болезненного восприятия своего внешнего вида, что его тщеславие затрудняло осознание определенных телесных черт. Моя интерпретация защиты вызвала у него очень сильное возбуждение, обострение тика и смущения и, к моему большому удивлению, сильные конвульсии брюшной мускулатуры. Эти конвульсии проявили себя как защита от воображаемой раздутости его «беременного» живота. Фантазии были интерпретированы не как идентификация с матерью, а как защита от импульса агрессии, направленной на объект. Сразу последовали импульсивные подергивания ног, затем усиленные тазовые движения, сопровождаемые мастурбацией и завершившиеся оргазмом. Интерпретировать эти напоминающие тик движения как замещение мастурбации было совершенно излишне: он испытал эту связь прямым и очевидным образом. Такой результат был бы невозможен при малейшем отступлении от правила, гласящего, что установки необходимо лечить последовательно, как защиты.
      У читателя может возникнуть вопрос, каково основное отличие интерпретации ид от интерпретации сопротивления. Оно состоит в следующем: при точном анализе защитных функций и избегании интерпретаций их ид-функционирования проявляется состояние вегетативного возбуждения и напряжения, которое прежде было незнакомо пациенту. В случае интерпретации ид эти состояния не возникают или, если все же возникают, это происходит случайно и непредсказуемо. К примеру, пациент ощущает то, что было ему незнакомо благодаря периоду сильного вытеснения в пубертатном периоде: яркий румянец, тяжесть в области сердца и сосание под ложечкой, как при катании на американских горках. В иных случаях такие ощущения возникают одновременно с ощущением, будто человек плавает или падает.
      Более важными симптомами вегетативного возбуждения являются ощущение тяжести в области сердца, специфическая сердечная угнетенность, ощущения вегетативного течения и приятные ощущения, напоминающие те, что переживаются после завершения полового акта, принесшего удовлетворение; напряжение в голове; жар и холод; гусиная кожа; зуд, особенно в уретре и промежности; обильное слюноотделение или высыхание слизистой оболочки рта; удушье; ощущение неспособности сделать вдох; головокружение; тошнота; «давящие ощущения» в гениталиях (как при падении); сосание под ложечкой (как при катании на американских горках); непроизвольные подергивания мускулатуры; приятные ощущения от сокращений гладких мышц и т. д.
      Прежде чем разобраться в этом феномене с теоретических позиций, давайте вернемся к началу, к структуре характерного панциря, к тому моменту, когда мы отметили, что этот панцирь является тем, из чего мы, используя нашу характерно-аналитическую технику, высвобождаем энергию.

4. ИНТЕЛЛЕКТ КАК ЗАЩИТНАЯ ФУНКЦИЯ

      Клинический пример снова покажет нам, как именно характерная установка сохраняет и отводит детские ситуации. Согласно распространенной точке зрения деятельность человеческого интеллекта исключительно объективна и направлена на реальность. Этика и философия, в частности, рассматривают интеллектуальную активность как «непредвзятое» понимание реальности, они считают ее чем-то совершенно противоположным аффекту. В этом случае упускается из виду следующие моменты: интеллектуальная деятельность сама по себе является вегетативной активностью и может быть не менее интенсивно заряжена аффектом, чем любая исключительно аффективная реакция. Характерно-аналитическая работа в дальнейшем выявила специфическую защитную функцию интеллекта. Деятельность интеллекта часто приобретает такую структуру и направленность, которые свидетельствуют о функционировании исключительно рациональной системы, служащей для избегания реальности или действующей с целью обесценивания реальности. Таким образом, интеллект может работать в двух основных направлениях аналогично психической системе — его активность может быть направлена на окружающий мир или на защиту от него. Он может работать в том же направлении, что и явный аффект или как его противоположность. Таким образом, между интеллектом и аффектом нет механических, совершенно противоположных взаимоотношений. Они состоят в отношениях функциональных.
      До настоящего времени было крайне трудно отделить деятельность интеллекта от деятельности вегетативной системы. Наш опыт анализа характера, однако, помог решить и эту проблему. Это подтверждает работа с пациентом, на примере которого можно было наблюдать аффективную природу хитрой, изобретательной работы интеллекта в очень своеобразной манере.
      Анализ характера в данном случае установил, что вежливость и кажущаяся уступчивость пациента — это не более чем защита от интенсивной агрессии. Это послужило началом развития следующего рода защиты: проявляя чудеса сообразительности, он стремился предугадать проявление каждого из своих бессознательных механизмов. Фактически он преуспевал в разрушении почти любой аффективной ситуации, предугадывая ее и заранее маскируя. Все происходило так, будто он исподволь использовал свой интеллект для того, чтобы заглянуть во все углы и потом ничему не удивляться. Выяснилось, что таким образом деятельность интеллекта направлялась на то, чтобы избежать тревоги, а мотивом его интеллектуальной деятельности было беспокойное ожидание. Он, например, всегда очень тонко мог выяснить, что я думаю о нем или догадаться об этом, сопоставив происходящее или понаблюдав за ходом анализа; он знал, чего ждать в каждый конкретный момент. Такое поведение тем не менее не несло в себе элементов сотрудничества, а напротив, трактовалось как крайне хитрый маневр, направленный на избегание. Следующая задача заключалась в том, чтобы лишить его этого «оружия», что можно было осуществить только путем последовательного анализа функционирования его маневра крайне осторожными интерпретациями. Пациент продолжал свою интеллектуальную деятельность, но вскоре почувствовал себя небезопасно и некомфортно и в конце концов начал яростно протестовать, говоря, что я отказываюсь его понимать, что его интеллектуальная поддержка свидетельствует о готовности сотрудничать и прочее. Тогда я усилил свои интерпретации, касающиеся его интеллектуальной деятельности, подчеркивая, что такова его защита от любых неожиданностей. Я сказал ему, что он ведет себя, как хитрая лиса. Однажды после непродолжительного возбуждения его защитное поведение разбилось вдребезги, и произошло это так. Сперва он вновь посетовал на то, что я больше не понимаю его, а затем его вниманием постепенно завладела сцена, относящаяся к трехлетнему возрасту, и о которой он уже упоминал, но без деталей и аффекта. Он повредил при падении левую руку, нужна была операция. Отец ободрял его на пути в больницу. Теперь, рыдая, он вспоминал следующие подробности: они проходили мимо витрины магазина, в которой были выставлены игрушечные звери, двух из них он помнит отчетливо — лисуи северного оленя с большими рогами. В ту нашу встречу он не вспомнил, что происходило между этим наблюдением и операцией. Позже, однако, он увидел себя лежащим на операционном столе со связанными руками и напряженными в ожидании плечами. Ему почудился запах хлороформа, и вдруг он вспомнил маскус хлороформом. Когда ему на лицо наложили эту маску, он подумал: «Но это же лицо той лисы, которую мне хотелось!» Лисья голова и маска с хлороформом на самом деле имеют схожие очертания. Будучи ребенком, он слышал, что лисы попадают в капканы, которые зажимают лапу животного и «ломают ее кость». По пути в больницу мальчик использовал весь свой интеллект, чтобы избежать надвигающейся беды; возможно, именно тогда его интеллект впервые сработал как защита от угрожающей опасности. Та опасность, которую представлял собой анализ, тоже отводилась хитрым, «лисьим» способом. Пациент отчетливо вспомнил, как в результате, затратив на поиски выхода колоссальные усилия, он в конце концов решил: «Все бесполезно, это совершенно бессмысленно. Я попался». Теперь стало ясно, чтосоставляло основу одной из его слабостей: он был так хитро пойман, что не мог сформировать ни позитивного политического мнения, ни произвести никакого действия, поскольку его мучил страх. Всю свою жизнь он ощущал себя лисой в капкане, и по-лисьи хитроумно он нейтрализовывал детский страх быть лисой, пойманной в капкан.

5. ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ ЗАЩИТНЫХ СИЛ

      Было бы ошибочно считать, что за утратой или устранением единственной защиты может последовать высвобождение и восстановление либидинального функционирования или что это даст пациенту возможность свободно выражать ассоциации. Правда, часто бывает так, что после устранения одного слоя защитного механизма высвобождается аффект и выносит на поверхность материал детских переживаний. Терапевт упустит шанс полного разрушения панциря, если на этом этапе не ограничится работой непосредственно только с той частью «всплывающего» материала, которая связана с актуальной ситуацией переноса. Он обнаружит, что брешь в панцире скоро закроется и все пойдет по-прежнему. Эти небольшие прорывы, следующие за устранением индивидуальных пластов панциря, нельзя путать с окончательным его разрушением. Разница заключается в специфической структуре закованного в панцирь психического аппарата, которую можно назвать переплетением защитных сил и описать следующим образом.
      Если, к примеру, раскрыто значение чрезмерно вежливого обращения, которое составляет верхний слой защитной функции, проявляется то, что отводилось, скажем, агрессия. Даже если это проявление агрессии происходит открыто, было бы неверно в этот момент говорить пациенту, что он пережил инфантильную агрессивность. Ведь эта агрессия не только выражает инфантильное отношение к миру, но и сама по себе является защитой от чего-то скрытого на глубине, например, от пассивно-анальных импульсов. Если преуспеть в устранении и этого слоя защиты, может случиться так, что проявится не предполагаемая пассивность, а уход от контакта в форме безразличного отношения к аналитику и т. д. Подобная «бесконтактность», несомненно, является защитой, скажем, против ожидаемого непринятия со стороны аналитика. Успешно преодолев бесконтактность путем выведения на поверхность страха непринятия, можно натолкнуться на глубинный инфантильный страх потерять объект любви, страх, который в то же время представляет собой защиту от глубинного импульса агрессии, направленного на когда-то отказавший в любви объект. Этот пример можно варьировать, дополнять или упрощать в соответствии с типом. Например, глубоко скрытая агрессия, которая теперь проявилась, сама по себе не является выражением исходных деструктивных стремлений, но может выполнять функцию отведения интенсивных орально-нарциссических тенденций. В этом случае ее вновь необходимо интерпретировать с точки зрения анализа характера как защиту, а не как вегетативную инстинктивную потребность. Пласты или слои панциря, таким образом, переплетаются: каждый отведенный импульс выполняет еще и функцию отведения более глубоко вытесненного импульса. Возвращаясь к рассмотренному выше случаю, хочу заметить, что только анализ орально-нарциссических потребностей в любви как защиты против исходных оральных и генитальных импульсов смог обеспечить прорыв вегетативного возбуждения. Пока оставались непроработанными разнообразные защитные функции, финальный прорыв не мог пройти успешно. Эта работа потребовала бесконечного терпения и полной уверенности в том, что в конце концов прорвется исходный инстинктивный импульс, который не выполняет функцию защиты. Когда мы подходим к этой точке, пациент, как правило, уже восстанавливает свою генитальность. Переплетение защитных функций, однако, все еще требует интенсивного и детального клинического изучения. В связи с этим нам необходимо обсудить в концепцию Кайзера, который уверен, что можно вообще обойтись без интерпретаций. Ошибка Кайзера заключается в том, что он ограничивает понимание интерпретации процессом выведения в сознание вытесненного, в то время как в моей книге «Анализ характера» этот термин означает любой вид аналитической коммуникации. Трактовка Кайзера, ограничивающая смысл термина «интерпретация», может иметь свои преимущества; в этом случае установление внешних аналитических связей или выявление объективных черт характера не будет интерпретацией в строгом смысле этого слова. Но даже приняв ограничение смысла термина, со словами Кайзера о том, что последовательный анализ сопротивления не только делает всякое интерпретирование лишним, но и ошибочным, я могу согласиться только на уровне теоретических принципов. Рассуждая таким образом, он забывает, что моя формулировка «окончательной интерпретации» необходима с точки зрения практики до тех пор, пока техника анализа характера не усовершенствуется до такой степени, что при поиске выхода из лабиринта защит больше не будет возникать трудностей. Утверждение Кайзера корректно только для идеального случая работы по анализу характера. Должен признать, что я все еще далек от этого идеала и до сих пор нахожусь в поисках, проводя сложную, особенно учитывая наличие бесконтактности и переплетения зашит, работу по разрешению защитных образований. Столь трудной характерно-аналитическую работу делает условие сексуально-экономического подхода (не принятое в расчет Кайзером), требующее действовать таким образом, чтобы максимальное количество сексуального возбуждения концентрировалась в гениталиях и, таким образом, проявлялось как оргастическая тревога.

6. ОТСУТСТВИЕ КОНТАКТА

      Ранее характерно-аналитическое представление о характерном панцире было следующим: он аккумулирует все вытесненные защитные силы; и его можно разбить, анализируя способы поведения. Позже оказалось, что такое понятие о панцире не было полным. Более того, выяснилось, что хотя основательное разрушение моделей поведения приводит к достаточно глубокому прорыву вегетативной энергии, тем не менее процесс остается незавершенным, и этому не находилось объяснения.