Практикующий психоаналитик ежедневно сталкивается с затруднениями, которые не удается разрешить, используя только теоретические знания или только практические навыки. Все сложности возникают из-за одной главной проблемы: как и насколько техника аналитической терапии связана с теорией неврозов, каковы возможности применения теории на практике и в чем здесь состоят ограничения. Ответы на данные вопросы следует искать, обратившись к теории психических процессов. Необходимо проследить путь от чисто эмпирических исследований, через теоретические выкладки, к теоретически прочно обоснованной практике. Обширный опыт Венского технического семинара и курсы контрольного анализа показали, как трудно приступить к решению этой задачи.
      Фундаментальные труды о технических азах психоанализа принадлежат Зигмунду Фрейду. Кроме того, существуют другие многочисленные исследования по этому вопросу, как, например, труды Ференци и ряда других аналитиков, позволяющие ознакомиться с индивидуальными подходами к техническим проблемам психоанализа. В целом же обнаруживается, что существует так много индивидуальных техник, сколько и самих психоаналитиков, не считая технических правил, установленных Фрейдом, которые имеют слабое отношение к обилию проблем, возникающих в повседневной практике.
      Заложенные в основу курса анализа правила выстроены в соответствии с базовой теоретической концепцией невротического процесса. Каждый невроз порожден конфликтом между вытесненными инстинктивными потребностями, которые всегда включают раннее детское сексуальное влечение, и подавляющими силами эго. Неразрешенный конфликт выражается в виде невротического симптома или невротической черты характера. Поэтому техника устранения конфликта требует «разрешить то, что вытеснено», другими словами, вывести бессознательный конфликт в сознание.
      Однако следует заметить, что определенные психические силы выступают в качестве строгого цензора, который требует от пациента владеть своими мыслями и желаниями и таким образом удерживать их от выхода в сознание. Поэтому следует устранить «отбор» материала, который неизбежен при обычном мышлении, и позволить мыслям бродить свободно, не допуская этого критического отсева.
      Среди «всплывающего» материала отыскиваются все более и более вытесненные бессознательные и инфантильные элементы, которые с помощью аналитика необходимо перевести на язык сознания. Непременной предпосылкой аналитической техники является так называемое «основное правило», то есть «свободное ассоциирование» в условиях отсутствия критического отбора материала. Этому процессу способствуют бессознательные влечения, которые стремятся к выражению в сознании и действии. С другой стороны, этому мешает бессознательная защита эго, затрудняющая или не позволяющая пациенту следовать основному правилу. Эта сила проявляется как «сопротивление», не позволяющее разрешить то, что вытеснено.
      Данный теоретический вывод определяет следующее практическое правило: выведение в сознание бессознательного материала должно происходить не прямо, но через преодоление сопротивления, т. е. опосредованно. Итак, пациенту необходимо, во-первых, отыскать, что он защищает, затем — каким способом он выстраивает свои защиты, и, наконец, — от чего он защищается.
      Работа по выведению в сознание называется «интерпретация». Ее суть — либо раскрытие замаскированных выражений бессознательного, либо восстановление связей, которые были утрачены из-за вытеснения. Вытесненные желания и страхи пациента постоянно требуют разрядки, то есть имеют тенденцию проявляться в отношениях к реальным людям или в конкретных ситуациях. Наиболее существенной причиной этого является отсутствие либидинального удовлетворения. Пациент «приписывает» свои бессознательные требования и страхи аналитику и ситуации анализа. При этом возникает «трансфер»(перенос), то есть установление с аналитиком специфических отношений, в которых может переплетаться любовь, ненависть и тревога. Такие отношения — не что иное, как воспроизведение более ранних, преимущественно детских отношений со взрослыми людьми, входившими в значимое окружение ребенка, отношения, ставшие позже бессознательными. Сам по себе перенос нуждается в лечении, его необходимо «разрешить», раскрыв его смысл на основе детских отношений. Поскольку любой невроз основан на неразрешенных конфликтах, возникших в первые четыре года жизни, и поскольку эти конфликты начинают проявляться заново при переносе, его анализ, вместе с прохождением сопротивления, составляет наиболее важный аспект аналитической работы.
      Далее, посредством переноса пациент пытается подменить процесс интерпретирования удовлетворением своих старых неразрешившихся импульсов любви или ненависти и, кроме того, защитить себя от признания таких отношений. Когда это происходит, трансфер становится сопротивлением, которое препятствует продвижению. В результате отрицательный перенос импульсов ненависти понимается как сопротивление, в то время как перенос импульсов любви становится сопротивлением лишь в случае разочарования, оборачиваясь отрицательным переносом или тревогой.
      Обсуждение техники анализа, хотя и незначительное и несистематическое, давало надежду, что аналитики, опираясь на фундамент общепринятой техники, разработают некие технические подходы, пригодные для любых случаев. В этом можно убедиться на примере обсуждения такого понятия, как «аналитическая пассивность», которое интерпретировалось по-разному. Крайняя и, пожалуй, наиболее ошибочная интерпретация состояла в том, что пациенту необходимо лишь молчать, а остальное придет само собой. Если рассуждать о том, какова роль аналитика в данном процессе, то несложно заметить, что этот вопрос был и остается самым запутанным. Действительно, человек может знать, что должен ликвидировать сопротивление и «разрушить» трансфер, но как и в какой момент это происходит, как ему действовать в различных случаях и ситуациях, никогда подробно не обсуждалось.
      Итак, налицо широкий разброс мнений о том, чего требуют ежедневные проблемы аналитической практики. Если, к примеру, на семинаре был приведен случай сильного сопротивления пациента, то каждый из аналитиков предлагает свой способ решения этой проблемы. И если терапевт, вооружившись всеми этими советами, вновь обращался к своему пациенту, то обнаруживал бесчисленное количество возможностей, и положение дел часто становилось еще более запутанным, чем прежде. Можно предположить, что в одной определенной аналитической ситуации — заданной конкретными условиями — целесообразно использовать только одну оптимальную техническую процедуру, которая является наиболее подходящей в данной ситуации и лучше каких бы то ни было других. Это относится не только к отдельным ситуациям, но и к аналитической терапии в целом. Поэтому нам необходимо выяснить, чем же характеризуется эта единственная точная техника и как к ней прийти.
      Понадобилось немало времени, чтобы выяснить, что главное — это выделение способов воздействия на пациента из каждой засвидетельствованной аналитической ситуации при помощи тщательного анализа ее деталей.Этот метод развития аналитической техники был серьезно проработан на Венском семинаре и получил высокую оценку. Вместо того чтобы давать советы, участник семинара обсуждал существующие трудности, например, ситуацию сопротивления, пока обсуждение само не приводило к тому, что обнаруживался необходимый способ действия; затем рождалось ощущение, что именно такой способ будет верным и никакой другой. Таким образом, мы открыли метод приложения конкретного аналитического материала к аналитической технике. Наш метод не является руководством, основанным на фиксированных процедурах; он построен на определенных базовых теоретических принципах, но на практике зависит от каждого конкретного случая и отдельной ситуации. К примеру, основной его принцип состоит в том, что все проявления бессознательного должны быть выведены в сознание путем интерпретации. Но значит ли это, что необходимо немедленно интерпретировать материал бессознательного, как только он проявится, пусть даже он ясен только лишь отчасти? Или этот основной принцип заключается в том, что феномен трансфера необходимо редуцировать к его инфантильным истокам. Тогда возникает вопрос: когда и как это сделать? Феномен переноса одновременно содержит и негативное, и позитивное. В принципе он должен быть устранен, но как узнать, что необходимо устранить в первую очередь и чем, собственно, обусловлен этот выбор?
      Легко возразить, что попытка отделить последовательность, акценты и глубину интерпретации от ситуации в целом означает интерпретирование всего, что бы ни выявлялось. Но когда бесконечный поток переживаний и последующий теоретический анализ показывает, что интерпретация материала по мере его возникновения, как правило, не выполняет терапевтическую функцию, то можно спросить: при каких же условиях интерпретация становится эффективной? Эти условия различны для каждого случая, и, хотя приводят к определенным обоснованным техническим обобщениям, их смысл мало напоминает основной принцип, который гласит, что применение той или иной техники зависит от конкретного случая и конкретной ситуации, при этом не упускается из виду аналитический процесс в целом. Отрывочные рекомендации, состоящие в том, что то или иное явление необходимо «проанализировать должным образом», — только слова, а не принципы техники. Они показывают, что собственно «анализа» не происходит. Не утешает и продолжительность лечения. С помощью только одного времени осуществить анализ невозможно. Испытывать чье-то доверие длительным лечением имеет смысл в случае, если анализ развивается, то есть когда человек понимает сопротивление и может соответствующим образом вести анализ. Тогда, конечно, время не должно беспокоить, но его трата бесполезна, если уходит только на ожидание успеха.
      Необходимо показать, насколько важным для логического развития лечения является точное понимание и проработка первого трансферентного сопротивления. Очень важно то, насколько подробно и на каком уровне трансферентный неврозвпервые подвергнется аналитической атаке; будет ли выбран обширный материал или только его часть; что интерпретировать в первую очередь: материал бессознательного или сопротивление, и т. д. Если кто-то интерпретирует материал в том порядке, в котором он проявляется, он исходит из предвзятой идеи, что «материал» всегда пригоден для анализа, то есть всегда эффективен с точки зрения терапии. Вместе с тем следует отметить динамическую ценность материала. Мои усилия, направленные на создание теории техники и терапии, имеют точную цель: установить критерии последовательного применения материала при технической проработке каждого случая, то есть выработке тех критериев, которые позволят точно знать, зачем осуществляется каждая интерпретация и какой эффект она дает, а не заниматься интерпретированием наудачу.
      Если аналитик интерпретирует материал в том порядке, в котором тот возникает, то не имеет значения, обманывает ли его пациент, скрывает ли он свою ненависть, прячет ли насмешку, блокирует ли аффекты и т. д., а вот безнадежные ситуации при этом неизбежно будут возникать. Действуя таким образом, аналитик работает по схеме, выстраивая каждый случай определенным образом и не принимая во внимание проявлений индивидуальности, с учетом которой появляется необходимость дифференцировать интерпретации по времени и по глубине. Только строго придерживаясь правила выстраивать техническую сторону в зависимости от каждой ситуации, аналитик может хотя бы приблизительно определить причину удачи или неудачи в лечении пациента в данном случае. Пока он не может сделать этого, по крайней мере в обычном случае, наша терапия не имеет права называться научной, каузальной терапией. Спросив себя самого о причинах неудавшегося анализа, аналитик не должен заявлять, что это произошло потому, что «пациент не захотел выздороветь», или потому, что он скрытен. Правильнее будет поставить вопрос так: почему пациент не захотел выздороветь или почему он был скрытен?
      У меня нет намерения представлять систему «техники» анализа, которая подходила бы для всех случаев. Скорее, моей целью является возведение фундамента для понимания нашей терапевтической задачи, построение определенного каркаса с достаточными интервалами для индивидуального приложения фундаментальных принципов.
      Мне нечего добавить к фрейдовским принципам интерпретации бессознательного или к его генеральной формуле о том, что аналитическая работа состоит в устранении сопротивления и проработке трансфера. Ниже сказанное, однако, следует воспринимать как последовательное применение базовых психоаналитических принципов, позволяющее открыть новые горизонты аналитической работы. Если бы наши пациенты с начала лечения следовали основному правилу хотя бы в некоторой степени, не было бы смысла писать эту книгу. К сожалению, лишь некоторые люди изначально принимают анализ, большая часть пациентов не способна следовать основному правилу, пока не добьется успеха в преодолении своего сопротивления. Таким образом, мы имеем дело только с вводной фазой анализа, доходящей до того этапа, когда процесс анализа может быть признан с точки зрения пациента безопасным.
      Первая задача данной книги — аналитическое обучение анализу, вторая связана с прекращением анализа, устранением переноса и научением пациента способам функционирования в сиуациях реальной действительности. Средняя часть анализа будет занимать нас только потому, что она развивается из вводной фазы и переходит в окончательную.
      Остановимся на кратком теоретическом обсуждении той основы аналитической терапии, которую составляет экономика либидо.

      Отказавшись от использования катартической терапии и гипноза как вспомогательных средств анализа и предположив, что то, что пациент может рассказать терапевту во сне, он смог бы также поведать ему и в состоянии бодрствования, Фрейд некоторое время пытался заставить пациента понять бессознательный смысл его симптомов, директивно интерпретируя производные бессознательного. Вскоре он обнаружил, что успех этого метода зависит от степени готовности пациента принять интерпретацию. Выяснив, что пациент, как правило, бессознательно сопротивляется ей, Фрейд соответственно изменил технику. Он отказался от директивных интерпретаций и старался вместо этого выводить в сознание содержание бессознательного, устраняя сопротивление, которое восставало против вытесненного материала.
      Это фундаментальное изменение теоретической концепции и техники стало той поворотной точкой в истории аналитической терапии, с которой началось развитие современного психоанализа. Этого не смогли принять ученики Фрейда, которые отвернулись от него. Даже Ранк вернулся к старому методу директивных интерпретаций симптомов. Данная работа — не что иное, как последовательное применение нового метода анализа сопротивления к анализу характера, которое способствует продвижению аналитической терапии от анализа симптомов к анализу личности в целом.
      В период применения катарсиса концепция была такова: симптом можно убрать, если человек преуспеет в «высвобождении вытесненного аффекта». Позже, в период анализа сопротивления, концепция, возможно по причине пережитков периода прямой интерпретации смысла симптома, гласила, что симптом обязательно снимется, если соответствующая вытесненная мысль выйдет в сознание. Еще позже, когда несостоятельность этой концепции стала очевидной, поскольку обнаружилось, что симптом часто сохраняется, несмотря на сознавание прежде вытесненной идеи, Фрейд на заседании Венского психоаналитического общества изменил прежнюю формулировку. Он сказал, что после того, как бессознательное содержание симптома выйдет в сознание, он либо исчезает, либо нет. Таким образом, возникла новая сложная проблема. Если с помощью одного только осознания причины заболевания добиться исцеления нельзя, то встает вопрос, чего же не хватает, какие обстоятельства определяют, даст ли положительный результат выведение в сознание вытесненной мысли или этого не случится? Действительно, осознание вытесненного составляло несомненные предпосылки для выздоровления, но не определяло его. Теперь стоит задуматься, а не были ли правы противники психоанализа, которые всегда говорили, что анализ должен идти вслед за «синтезом». Разумеется, это была всего лишь фраза, и Фрейд уже ответил на это утверждение на Будапештском конгрессе, особо подчеркивая, что анализ одновременно является и синтезом, поскольку каждый импульс, освободившись от одной связи, немедленно устанавливает другую. Может быть, именно здесь скрывался ответ на вопрос? Какой импульс и что за новые связи принимаются здесь во внимание? Разве неважно, с каким видом структуры либидо пациент заканчивает курс анализа? Восприняв аналитическую концепцию, человек должен отказаться от совершенствования и удовлетвориться тем, что нашел решение, которое соответствует требованиям сред-. него индивида. Пренебрегая как примитивной биологической, так и социологической основой, представляющей собой так называемые «высшие вещи», любая терапия потерпит неудачу. И снова фрейдовская теория либидо, которой пренебрегли, обозначила путь к исследованию. Многие вопросы остались без ответа. Давайте разберем их с метапсихологической точки зрения.
       Топическаяточка зрения не внесла ясности. Более того, такой подход оказался неудачным: для исцеления недостаточно осознать бессознательную мысль. Несколько больше надежд возлагалось на динамическуюточку зрения. Но этот подход тоже оказался недостаточным, несмотря на усилия Ференци и Ранка с их «Развитием психоанализа». Высвобождение аффекта связано с идеей; это действительно почти всегда приносит улучшение, но оно, как правило, бывает только временным. Кроме того, не считая определенных форм истерии, такое высвобождение редко бывает достаточно интенсивным, чтобы привести к желаемому результату. Итак, единственная оставшаяся точка зрения — экономическая: пациент страдает из-за нарушенной экономики либидо; биологические функции его сексуальности отчасти претерпели патологические искажения, отчасти — вытеснены. Нормальна или искажена экономика либидо человека, зависит от структуры его либидо. Другими словами, необходимо выявить фундаментальное различие между либидинальными структурами, которые позволяют существовать нормальной экономике либидо, и теми, которые делают такое существование невозможным. Наша последняя дифференциация «генитального» и «невротического» характера сформулировала это различие.
      Топический и динамический подход было достаточно легко использовать в повседневной практике: здесь мы имели дело с осознанием или с бессознательной идеей или с интенсивностью аффективного прорыва вытесненного. И гораздо менее понятно было, каким способом могла бы найти повседневное применение на практике экономическая точка зрения. Здесь мы имели бы дело с количественным фактором психической жизни, с количеством либидо, которое перекрыто или разряжено. Как же быть с тем, что трудно определить количественно, имея в виду тот факт, что в анализе, с которым мы непосредственно имеем дело, фигурируют только качественные понятия? Прежде всего необходимо выяснить, почему в нашей теории неврозов мы сдерживаем возникновение количественного фактора и почему качественного фактора недостаточно для объяснения психического феномена. Тогда как практика и теоретические рассуждения по поводу аналитической терапии вынуждены были возвращаться к вопросу о количестве, клинический опыт неожиданно пролил свет на эту проблему.
      Практический опыт показал, что во многих случаях, несмотря на экстенсивный и интенсивный анализ, пациент с трудом поддавался лечению. В некоторых же случаях, несмотря на неполное исследование бессознательного, могло наступать стойкое выздоровление. При сравнении двух этих групп обнаружилось, что пациенты, плохо поддававшиеся лечению, или те, у которых через короткое время наступал рецидив прежнего состояния, после анализа были не способны установить нормальную половую жизнь или продолжали жить в сексуальной абстиненции. Другие же, пройдя лишь частичный анализ, вскоре установили удовлетворяющую половую жизнь. Изучение прогноза в типичных случаях показало, что существует некая закономерность: прогноз бывает тем лучше, чем полнее установившееся в детстве и отрочестве примат генитальности, и соответственно хуже, если в детстве к генитальности было прикреплено меньше либидо. В той или иной степени «безнадежными» оказались те случаи, в которых установление генитальности в раннем детстве происходило безуспешно и в которых использование гениталий сопровождалось исключительно ощущенями орального, анального и уретрального эротизма.
       Генитальностьстала очень важным критерием прогноза — пациентов обязательно надо обследовать на предмет генитальности и потенции. Эта проверка выявляет тот факт, что женщин без нарушения вагинальной потенции не бывает вообще и что почти нет мужчин без нарушений эрективной и эякулятивной потенции. Получается, что пациенты, у которых отсутствует нарушение потенции в обычном смысле, то есть небольшое количество эрективно потентных невротиков, делают недействительной важность генитальности при осмыслении экономического фактора терапии.
      В конце концов можно прийти к заключению, что не так уж важно, имеет место эрективная потенция или нет, — по отношению к экономикелибидо это особой роли не играет. Мы имеем дело вот с чем: имеет ли место способность к адекватному сексуальному удовлетворению. В случае женской вагинальной нечувствительности бывает ясно, откуда берет энергию симптом (другими словами, что удерживает застой либидо), т. е. становится понятен специфический исток энергии невроза. Экономическая концепция оргастической импотенции, то есть неспособности разрядить накопленную сексуальную энергию, которая вызывает сексуальное напряжение, появилась только после тщательного исследования эрективной потенции пациентов-мужчин. О кардинальной важности генитальности и об оргастической импотенции в этиологии неврозов я говорил в своей книге «Функция оргазма».
      Это теоретически значимо и для характерологических исследований, поскольку связано с теорией «актуального невроза». Таким образом, вдруг становится ясно, в чем проблема количества: это не может быть ничем иным, кроме как соматической основой, «соматическим ядром невроза», актуальным неврозом (невротическим застоем), который возникает из сдерживаемого либидо. Итак, экономическая проблема невроза так же, как терапия невроза, в большей степени связана со сферой соматики и недоступна, если исключить из концепции либидо соматическое содержание.
      Теперь мы лучше подготовлены к тому, чтобы приступить к обсуждению вопроса: что надо добавить к осознаванию бессознательного для того, чтобы устранить симптом. Осознается только «смысл», смысловое содержание симптома. С точки зрения динамики процесс осознания сам по себе приносит определенное облегчение, поскольку связан с высвобождением эмоций и поскольку снимает необходимость вытеснения какого-то количества материала. Но эти процессы мало что изменяют, пока источникэнергии симптома или невротическая характерная черта остается неизменной; несмотря на осознание смысла симптома, застой либидо продолжает существовать. Правда, давление сдерживаемого либидо можно облегчить путем интенсивной работы, но окончательное освобождение от сексуального напряжения требует генитальногосексуального удовлетворения; прегенитальностьне может обеспечить оргазм. Только установление оргастической потенции будет результатом решающего изменения, если вести рассуждение в экономических терминах. Я однажды сформулировал это так: анализ, исследуя вытесненную сексуальность, создает возможность спонтанной органотерапии(spontaneous organotherapy) неврозов. То есть в заключительном анализе терапевтическим фактором становится переживаемый организмом процесс сексуального метаболизма. Он основан на сексуальном удовлетворении, которое человек получает в процессе генитального оргазма. Устраняя актуальный невроз (невротический застой), то есть соматическое ядро неврозов, мы одновременно устраняем психоневротическую суперструктуру. Изначально при развитии невроза происходит следующий процесс: внешний запрет, который потом становится внутренним, вызывает застой либидо; это, в свою очередь, инвестирует энергию в переживания эдипова периода; застой либидо, продолжая существовать в результате сексуального вытеснения, постоянно обеспечивает энергией психоневроз; возникает порочный круг. Терапия возвращает этот процесс к его началу: работая над психоневрозом, она выводит в сознание материал бессознательного, связанный с запретом и фиксацией, создавая возможность устранения застоя либидо; если работа продвигается успешно, вытеснение и психоневроз становятся ненужными; более того, они становятся невозможными.
      Такова при первом рассмотрении роль соматического ядра неврозов, о котором я говорил в предыдущей книге. Она позволяет придать анализу определенную терапевтическую цель: если пациент хочет улучшить самочувствие и сохранить хорошее состояние, ему необходимо установить удовлетворяющую генитальную сексуальную жизнь. Независимо от того, насколько близко к желаемому во многих случаях остановится человек, динамика застоя либидо отчетливо показывает, что именно в этом состоит реальная цель терапии. Было бы опасно считать, что эффективное сексуальное удовлетворение представляет собой менее строгое терапевтическое требование, чем сублимация, хотя бы потому, что способность сублимировать — все еще не совсем понятный дар, в то время как способность к сексуальному удовлетворению, пусть даже значительно ограниченному социальными факторами, в обычном случае установить можно. Нет сомнений в том, что смещение акцента с сублимации на прямое сексуальное удовлетворение как цель терапии значительно расширяет поле наших терапевтических возможностей. С другой стороны, это смещение сталкивает нас лицом к лицу с социальными затруднениями, которые нельзя недооценивать.
      Нижеследующее обсуждение техник покажет, что этой цели нельзя достичь путем воспитания, «синтеза» или внушения; к ней можно прийти только путем анализа сексуальных запретов или сдерживаний, «наследивших» в характере. Несколько первых замечаний о теории психоаналитической терапии представлено в книге Нанберга «Общий курс неврозов». Он утверждает, что первая терапевтическая задача состоит в оказании «помощи инстинктам, чтобы они могли разрядиться и получить доступ в сознание». Дальше он рассуждает о том, что очень важно, чтобы «между двумя частями личности, между эго и ид, установился мир, то есть чтобы инстинкты не существовали отдельно, вне организации эго и чтобы эго вернуло свою синтезирующую силу». Это хотя и не очень полно, но в основном изложено верно. Но Нанберг придерживался старой концепции, ошибочность которой доказывает практический опыт: при вспоминании происходит разрядка психической энергии, она «исчерпывается». Таким образом, объясняя динамику терапии, он остановился, чуть-чуть не дойдя до осознания вытесненного, не задавшись вопросом, достаточно ли разрядки небольшого количества аффекта в процессе терапии, чтобы разрядить общий объем сдерживаемого либидо и для того, чтобы создать хорошо отрегулированную энергетическую экономику. Столкнувшись с таким затруднением, он мог бы заявить, что вся энергия разряжается в ходе бесчисленных актов осознавания. Однако клинический опыт показывает, что при осознавании разряжается только малая часть аффекта, связанного с вытесненной идеей; другая часть, более существенная, очень быстро перемещается в иную бессознательную активность, или аффект вовсе не разряжается, если, к примеру, он помещается в характерную установку. В этом случае выход в сознание бессознательного материала не сопровождается терапевтическим эффектом. Таким образом, только из процесса осознавания невозможно вывести динамику терапии.