– Твой ход.
      Хью оторвался от шахматной доски и поднес к губам бокал, глядя, как Филиппа изучает положение фигур. Они сидели на балконе за изящным раскладным столиком на гнутых ножках. Каждый свой ход девушка обдумывала очень долго (в отличие от Хью, который и в шахматной игре действовал импульсивно) и при этом с детской непосредственностью покусывала нижнюю губу.
      В этот вечер она надела платье из алого шелка. И ткань, и ветреный закат – все бросало на ее лицо отсвет густого румянца, какой бывает на спелом персике. Волосы она заплела в четыре косы, которые потом уложила по две с помощью ярко-желтых лент, лоб украсила золотым обручем, а шею – ожерельем из самоцветов. Когда она склонялась над доской, ожерелье открывало округлости грудей над вырезом корсажа и край кружевной сорочки – дань моде и намек на все, что таилось под платьем.
      Хью намек оценил. Пока Филиппа за ужином флиртовала с хозяином дома, он рисовал ее себе в одной сорочке, призывно смотрящей на него, а не на Олдоса, хотя и знал, что зря тешит себя такими фантазиями. Прошлой ночью, после бешеной скачки верхом, он уснул с решимостью выбросить Филиппу из головы, а проснулся с болью неудовлетворенного желания в паху и проклял себя за то, что не взял ее, как она того хотела. По крайней мере, исцелился бы! А что теперь? После всего, что случилось ночью, он все так же во власти этой девушки, как и прежде! Он начинал подозревать, что теряет голову, потому что думал о ней как о самой удивительной женщине из всех, кого знал. Это не могло довести до добра.
      Всю свою жизнь Хью свято верил, что любовь и даже сильное увлечение – гибель для независимого мужчины. Привязавшись к женщине, он будет подобен стреноженному жеребцу! До сих пор ему удавалось держать чувства в крепкой узде, при этом, не отказывая себе в радостях плоти. Он никогда не ложился в постель с женщиной, которая была ему неприятна, многие из подружек по-настоящему нравились Хью, но не более того. И вот он близко подошел к опасному порогу…
      Со двора раздались стук подков и иноземная речь. Взгляды Филиппы и Хью настороженно встретились, оба они вскочили и перегнулись через перила. В ворота въезжали двое верхом на мулах, за ними следовало несколько тяжело навьюченных лошадей. Один из вновь прибывших, в старомодной одежде, костлявый, наполовину седой, был обвешан дорожными сумками. Его спутник, смуглый брюнет, выглядел куда крепче на вид, но одет был так же скромно. Они говорили на языке, немного знакомом Хью.
      – Один из итальянских диалектов, – сказал он Филиппе. – Точнее не скажу.
      Ответом был удивленный взгляд. Ну конечно, она и не подозревала, что он способен усвоить иноземный язык! Как же ему удавалось объясняться со своими командирами в разных странах?
      По лестнице торопливо простучали каблучки. Это была Глэдис.
      – Хозяин, хозяин! К вам джентльмен из… ах, простите! Не скажете ли, где хозяин?
      – Он куда-то отлучился сразу после ужина, – сказал Хью.
      – Вот незадача! Прибыл Орландо Сторци, которого он так ждал.
      – Ах, Орландо Сторци! – воскликнула Филиппа, хотя Хью это имя ничего не сказало. – Нельзя заставлять его ждать. Пойди и пригласи гостей в дом, Глэдис, а мы поищем Олдоса. Да, и пусть кто-нибудь поставит на конюшню их лошадей.
      Служанка убежала, а Хью решил потребовать у Филиппы объяснений, но она заговорила первая, не дожидаясь вопросов.
      – Это сам Орландо Сторци, – взволнованно сказала девушка, – знаменитый метафизик, автор трактата о двух основных процессах природы – коагуляции и распаде!
      – Надо же! – буркнул Хью, не слушая. – Как, по-твоему, где Олдос?
      – У него разболелась голова. Он должен быть у себя в комнате. Элла недавно понесла ему порошки.
      У двери в хозяйскую спальню они помедлили, прислушиваясь. Изнутри доносились стоны.
      – Боже мой, ему совсем плохо! – прошептала Филиппа не без сочувствия.
      Хью не был в этом уверен. Повинуясь внезапному дьявольскому порыву, он распахнул дверь.
      – Иисусе! – раздался крик дьякона.
      Тот сидел на краю кровати под громадным деревянным распятием. Сутана его была задрана по пояс, ноги расставлены, и между ними находилась белокурая голова коленопреклоненной Эллы.
      – Я бы не побеспокоил вас, Олдос, – сказал Хью с таким видом, словно ничего особенного не происходило, – но синьор Орландо уже здесь.
      Прикрыв дверь, он взял за локоть ошеломленную Филиппу и повел прочь.
      – Надо же, наш друг как будто вполне оправился от головной боли. Впрочем, пока еще он спустится! Давай встретим его гостей сами.
      Девушка остановилась, высвободилась и глянула на дверь спальни Олдоса.
      – А чем они там… что они… это ведь не может быть то, что я подумала?
      – А что ты подумала? – спросил Хью с невинным видом.
      – Прекрати издеваться! Просто ответь на мой вопрос!
      – Не дурочка, сама разберешься.
      Он снова подхватил Филиппу под локоть. Как раз когда они спустились в холл, Глэдис ввела гостей, но Хью так и не успел их поприветствовать, потому что по лестнице, путаясь в сутане, сбежал раскрасневшийся Олдос.
      – Синьор Орландо! Олдос Юинг к вашим услугам! Прошу прощения, я был занят важным делом…
      – Принимал исповедь у служанки, – вставил Хью. – Ведь для этого она и встала на колени, не правда ли?
      – Филиппа де Пари из Оксфорда, – поспешно представилась девушка. – Я изучала ваш трактат.
      – Вы знакомы с моими трудами? Красавица, увлеченная метафизикой! – Орландо Сторци пожал Филиппе руку и повернулся к своему спутнику. – Англия мне уже по душе, друг мой Истажио!
      – Мне, пожалуй, тоже. – Тот покосился на высокую грудь Глэдис.
      – Вам следует отдохнуть и подкрепиться с дороги, – вступил в разговор уже вполне опомнившийся Олдос. – Эй, несите вино и печенье! Глэдис, отведи слугу синьора на кухню.
      – Истажио не слуга, – возразил синьор Сторци. – Он… как это говорится… он делает бубенчики!
      Хью и Филиппа обменялись озадаченным взглядом. Олдос, похоже, понял не многим больше.
      – Ах, вот как! – сказал он тем не менее. – В таком случае он может присоединиться к нам.
      – Но сначала покажите, где моя лаборатория. – Синьор Сторци потер руки. – Я жду не дождусь распаковать свое снаряжение.
      – Лаборатория?
      – А как у вас называется место для научных опытов?
      – Произошла ошибка! – Олдос нервно рассмеялся. – Сестре следовало выражаться точнее в своих письмах к вам. Завтра рано утром мы отправимся в замок Холторп, и вот как раз там… – Он бросил взгляд на Хью и запнулся. – Словом, ваша лаборатория будет в подвале замка. Там все и распакуете.
      – Все потому, что письма были на французском, в котором я не силен. Прошу простить за недоразумение. – Синьор Сторци сокрушенно развел руками.
      – Если наш разговорный язык для вас труден, можем перейти на латынь, – предложила Филиппа.
      – Благодарю вас, это излишне. Изучение языков укрепляет память. К тому же Истажио не знает латыни.
      – Прошу вас подняться по этой лестнице и пройти в первую дверь направо, а мы подойдем через пару минут, – сказал Олдос гостям, потом повернулся к Хью и Филиппе. – Вы вольны оставаться в этом доме до моего возвращения из Холторпа. Я не намерен там задерживаться надолго.
      Тон его был совсем иным, без следа прежнего радушия. После всего услышанного за последние несколько минут Хью это не удивило. Филиппа выглядела встревоженной – в самом деле, им никак нельзя было упускать возможность проникнуть в Холторп.
      – А не поехать ли нам с вами? – небрежно предложил Хью.
      – В Холторп? Зачем?
      – Сменить обстановку. Я слышал, там премило.
      – Кто-то решил разыграть вас, – хмыкнул Олдос. – Этот замок – унылая старая развалина. Хуже не придумаешь!
      – Я не прочь возобновить знакомство с вашей сестрой.
      – Говорю вам, вы проклянете минуту, когда решили меня сопровождать! К тому же я еду всего на день.
      Хью мысленно послал его в преисподнюю. Однако делать было нечего, и он, пожав плечами, пошел к лестнице. Вместо того чтобы последовать за ним в комнату с балконом, откуда гости, должно быть, созерцали в этот момент Темзу на закате, Олдос ловко увлек Филиппу в кладовую. Хью немедленно, подкрался к двери и замер.
      – Боже, как мне жаль, что так вышло с Эллой! Я обезумел от желания к тебе, потому и…
      – Когда я застала тебя с ней, мне показалось, что в мое сердце вонзили острый нож!
      – Попробуй понять меня, любимая! Каково жить, зная, что каждую ночь ты ложишься в постель с ним, а не со мной! Сегодня, когда твой муж уснет, приходи в мою спальню.
      Руки Хью сами собой сжались в кулаки. Этот гнусный развратник не отказался от своих намерений, невзирая на страх перед ятаганом! Что ж, его можно было понять.
      – Нет! – сказала Филиппа. – Нет, Олдос, хотя я и мечтаю о твоих объятиях.
      – Но почему нет? Раз муж тебя не любит, значит, он не заслуживает твоей верности.
      – Я не могу изменить ему, пока мы под одной крышей.
      «Умница», – подумал Хью с мрачным восхищением.
      – Если бы не постоянное присутствие Хью, я бы не колебалась. Боже, как я жажду твоих губ, как горю желанием оказаться в твоих руках, в твоей власти! Что это была бы за ночь!
      – Тогда поедем в Холторп!
      Итак, ловушка была расставлена, и Олдос благополучно в нее попался. Отчасти Хью сожалел об этом.
      – Да, но… как я объясню это мужу?
      – Скажи ему… скажи, что… – Олдос скрипнул зубами. – Черт, ничего не приходит в голову!
      – Ах, я, кажется, придумала!
      Хью возвел глаза к небесам. Ну, еще бы она не придумала!
      – Хью собирался заехать в гости к сестре, с которой я не слишком дружна. Мы с ним даже слегка повздорили из-за этого. Вот пусть и едет, а я отправлюсь с тобой в Холторп.
      – Чудесно! Просто чудесно!
      – В этом случае можно не так уж спешить назад в Лондон, правда? Недели две-три упоительных ночей вдвоем! Что скажешь?
      – Что я вне себя от счастья! За такое не жаль продать душу дьяволу!
      Хью снова закатил глаза.
      – Я тоже так думаю. Жду не дождусь обнять тебя, моя радость!
      Она была чертовски убедительна в роли соблазняемой жены. «Пожалуй, даже слишком», – подумал Хью. Ему бы следовало радоваться, потому что только так можно было раскрыть заговор, грозивший Англии новой братоубийственной войной, но мысль о том, что Филиппа окажется в постели с этим мерзавцем, вызывала бессильный гнев.
      Приложив титанические усилия, Хью овладел собой. Филиппа ничего ему не должна и уж тем более не обязана хранить верность. Если это поможет ему справиться со страстью к ней, пусть спит с этим ублюдком, сколько хочет. Мысль о том, что она принадлежит другому (и кому!), непременно излечит его от этой непрошеной страсти.
      – Подумать только, – сказал Олдос, – уже завтра ночью мы будем вместе! Я попрошу Клер разместить нас в смежных спальнях.
      – Звучит заманчиво.
      «Звучит отвратительно», – подумал Хью. Впрочем, с чьей стороны взглянуть. Лорд Ричард, без сомнения, одобрит такой поворот событий, тем более что другого пути проникнуть в замок Холторп просто не существует. Он даже закроет глаза на то, что Филиппа отправится туда одна, без телохранителя. А между тем это сделает ее втройне уязвимой, несмотря на пресловутую смекалку.
      – Я хочу, чтобы ты знала: отныне для меня не будет других – только ты. Клянусь!
      – Благодарю, Олдос. Это очень важно для меня.
      Наступила тишина. Неужели целуются? Хью с трудом заставил себя разжать руку на эфесе ятагана и зажмурился, пережидая мучительную паузу.
      – Сэр Хью!
      Открыв глаза, он увидел в двух шагах Глэдис с подносом, который она собиралась отнести наверх.
      – Что тебе?
      – У вас разболелась голова? Тогда пройдите к себе и подождите меня…
      – Нет! – перебил он резко. – Только не это!
 
      – Готово, миледи. – Бетти закрыла вместительный, окованный железом дорожный сундук Филиппы. – Можно хоть сейчас в путь. Надеюсь, вам понравится в Холторпе. Я там не бывала, но говорят, это один из самых старых и самых громадных замков в Англии. Заблудиться там проще простого.
      – Я буду, осторожна, – рассеянно ответила девушка, глядя в ночное небо и думая: «Что я делаю? Я, видно, сошла с ума!»
      – Будете ложиться?
      Филиппа кивнула. Бетти сняла с нее обруч, ожерелье, перстни и подвески, уложила все это в шкатулку и принялась раскалывать причудливую прическу, когда в дверь небрежно постучали. Филиппа услышала голос Хью: «Готова, дорогая?» Обычно он приходил, когда служанка уже удалялась, но в этот вечер пришлось возиться с укладкой вещей, и дело затянулось.
      – Я скажу, что вы еще не готовы, – предложила Бетти.
      – Ты лучше иди, я сама справлюсь.
      За весь день у Филиппы не было шанса переброситься с Хью даже парой слов наедине. А между тем ей было, что сказать ему.
      Когда дверь за служанкой закрылась, воцарилась тишина. Хью был в своем лучшем наряде, с волосами, собранными на шее, что особенно нравилось Филиппе. Выглядел он как-то странно… более сдержанно, чем всегда, даже отчужденно. Это была новая сторона его натуры. Девушка решила, что предпочитает прежнего наглеца этому серьезному, даже чуточку печальному человеку. Чтобы чем-то себя занять, она принялась расплетать косу.
      – Ты не удивился, – наконец начала она, – когда Олдос объявил, что я еду с ним в Холторп.
      – Я подслушал ваш разговор в кладовой.
      Филиппа внутренне содрогнулась при мысли, что он стал свидетелем этой неприятной сцены, слышал все нелепости, которые она говорила Олдосу.
      – Вы целовались? – вдруг спросил Хью.
      Филиппу поразил не столько сам вопрос, сколько болезненно напряженный тон, которым он был задан. Она покачала головой.
      – Он целовал меня.
      Было противно вспоминать жадный рот Олдоса и то, как он впился в ее губы, стараясь проникнуть языком в рот. Ее тогда едва не стошнило! Пришлось оттолкнуть его под предлогом того, что снаружи кто-то есть. В тот миг Филиппа поняла, как ужасно отдать свою невинность тому, кто вызывает только отвращение.
      – Надеюсь, ты знаешь, на что идешь, – произнес Хью сквозь зубы. – В Холторпе ты никак не сможешь выкрутиться без постели.
      – Я понимаю, – кивнула девушка, чувствуя, как ее охватывает страх.
      – Как ты справишься, если что-то пойдет не так? Меня не будет рядом!
      – Я могу сама о себе позаботиться!
      Она постаралась, чтобы это прозвучало как шутка, но Хью не улыбнулся.
      – Будь осторожна.
      «Попроси меня не делать этого! – мысленно взмолилась она. – Скажи, что это убьет тебя!»
      Хью продолжал молча смотреть на нее. Девушка отвернулась к окну, проклиная себя за глупость. Ему все равно, иначе он на коленях умолял бы ее не ездить!
      – Ты уверена, что хочешь этого?
      – Хочу ли я? – переспросила Филиппа. – Да, я безумно хочу лечь в постель с мужчиной, который мне глубоко противен! Я сделаю это, сделаю ради Англии… вот только мне бы не хотелось, чтобы он был первым!
      Она умолкла, едва сдерживая нервную дрожь. В спальне было очень тихо, словно Хью потихоньку ушел, чтобы посмеяться над ней где-нибудь в уголке.
      А потом его руки обняли ее и прижали к груди так, что она слышала глухие удары его сердца.
      – Он не будет первым, Филиппа.

      – Не передумаешь?
      – Ни за что! – заверила Филиппа.
      Хью потянулся к окну и прикрыл ставни. Потом бережно повернул девушку к себе, как будто она могла сломаться в его руках. Филиппа положила голову ему на плечо, вдыхая запах горячей кожи, наслаждаясь силой его рук и всем происходящим. Только он, только Хью Уэксфорд мог быть ее первым мужчиной. «Первым и единственным…» – мелькнула мысль, но это было слишком прекрасно, чтобы сбыться.
      – А ты не пожалеешь? – спросила Филиппа робко.
      – Глупышка! Я этого хотел, чуть ли не с первой нашей встречи!
      – Да, но после того как стало ясно, что я еще девушка…
      – Не верь всему, что говорит мужчина, когда он рассержен, – сказал Хью со смешком.
      Его губы легонько коснулись лба, век, висков, кончика носа. Хью отстранился и приподнял лицо Филиппы за подбородок, чтобы заглянуть ей в глаза.
      – Боишься?
      – Немножко.
      Он склонился к ее губам. Поцелуй был осторожным, ласковым. Филиппа не ожидала такого после всего, что случилось между ними в саду и на конюшне. Казалось, в страсти Хью может быть только необузданным, неукротимым, а на самом деле он готов был держать себя в узде ради нее. Девушка была глубоко тронута.
      – Дай мне щетку, – произнес он тихо. – Я хочу знать, каково это – расчесывать такие чудесные волосы.
      Несколько удивленная, Филиппа молча протянула ему щетку из жесткой свиной щетины. Хью усадил ее на край кровати – на стеганое, расшитое незабудками шелковое покрывало, присел рядом и принялся расплетать косы девушки одну за другой. Потом он взялся за щетку. Прикосновение к волосам подействовало на Филиппу каким-то волшебным образом. Веки ее дремотно опустились, и к моменту, когда Хью отложил щетку, она больше не ощущала ни страхов, ни сомнений, одно лишь восхитительное томление во всем теле.
      Забрав волосы руками, Хью перебросил всю их массу вперед, на грудь девушки и прижался губами к ее шее ниже последних завитков, еще и еще раз. Чувствуя приятное оцепенение, Филиппа наслаждалась этими легкими прикосновениями. Они несли в себе обещание неведомых прежде ощущений, что-то будили в глубине ее существа. Девушка вдруг подумала, что до этого дня она словно испытывала какой-то голод, который, наконец, будет утолен.
      И все же ее сердце екнуло, когда Хью развязал тонкий крученый шнур и вытянул его из петелек. Корсаж платья перестал туго сжимать ребра, девушка впервые с самого утра сумела вдохнуть полной грудью. Когда Хью потянулся к ленте, пропущенной вдоль выреза сорочки, чтобы развязать и ее, она удержала его руку.
      – Можно, я останусь в сорочке?
      Филиппа ждала протестов или насмешек над ее стыдливостью, но Хью в ответ спокойно сказал:
      – Как хочешь. Я могу погасить светильники.
      Такая забота смутила Филиппу.
      – Пожалуй, один можно оставить…
      Вскоре комната погрузилась в полумрак. Хью развязал черную шелковую ленту, позволив своим светлым волосам свободно рассыпаться по плечам, и расстегнул короткую застежку вышитой рубахи. Грудь Хью была покрыта золотистыми волосками. Выждав, пока он займется обувью, Филиппа поспешно сбросила платье и по возможности прикрыла полупрозрачную сорочку прядями волос.
      – Хочешь лечь в постель в туфельках и чулках? – спросил Хью, когда она откинула с постели покрывало.
      – Н-нет.
      – Тогда позволь мне.
      Он присел у ног Филиппы, снял с нее туфельки и просунул руку под сорочку, скользя кончиками пальцев по ноге. Девушка закусила губу, сдерживая дыхание. Судя по его ловким движениям, любовный опыт Хью был богатым. Но размышлять о женщинах из его прошлого в такой момент было по меньшей мере глупо, ведь этой ночью разделить с ним страсть предстояло не им, а ей.
      Филиппа откинулась на подушки, натянула покрывало до талии и убедилась, что волосы укрывают ее, словно плащом, не оставляя для обозрения ни дюйма чересчур тонкой ткани. В свете того, что должно было произойти, тревожиться из-за прозрачной сорочки было нелепо, но никто, даже Ада, ни разу не видел Филиппу обнаженной.
      Присоединившись к ней под покрывалом, Хью начал поглаживать ей шею и руки с таким видом, словно мог заниматься этим часами. Выходило, что совокупление включает в себя множество совершенно необязательных прикосновений. Девушка задалась вопросом, как долго это будет продолжаться, прежде чем Хью ляжет на нее и закончит дело. А вдруг он захочет, чтобы и она его поглаживала? И насколько сильной будет боль от проникновения? Она надеялась, что семяизвержение происходит сразу после этого, потому что если нет, что-то, наверное, потребуется и от нее! Что? Впрочем, это было не единственное, о чем она не имела ни малейшего понятия.